Buch lesen: «Ледяное проклятие»
Пролог
Смерч из сияющего ослепительно белого света медленно поднимал меня вверх и, раскинув руки в стороны, я полностью отдался его власти. Все мое существо наполнило чувство безмятежного покоя. Пред широко раскрытыми глазами переливался радужный поток из миллиона цветов и оттенков, через тело перекатывались ласковые теплые волны, нежно подталкивая меня все выше и выше.
На плечо опустилась чья-то мягкая рука. Лениво повернув голову, я взглянул в собственное лицо. Беспокойства от появления двойника я не ощутил. Значит, так и должно быть. Приложив правую руку к груди, двойник склонил голову в приветствии и улыбнулся несколько смущенно и словно виновато. Еще раз сжал мое плечо дружеской хваткой и медленно растаял в окружающем нас свете без следа. Но я уже смотрел в другую сторону – наполовину скрытый клочьями светящегося тумана ко мне направлялся широкоплечий незнакомец, закованный в доспехи, с огромным мечом за плечами. Остановившись в шаге от меня, он снял шлем и, сохраняя серьезное выражение лица, коротко поклонился. Выпрямившись, кивнул на прощание, и его и без того полускрытая туманом фигура начала истончаться и таять, словно кусок льда на солнце. И опять я воспринял это, как само собой разумеющееся, и кивнул в ответ. Оба гостя показались мне смутно знакомыми, словно я уже видел их прежде. Сознание лениво всколыхнулось в попытке вспомнить и опять впало в ленивую дрему.
Поддерживающий мое тело поток сгустился и подтолкнул меня вверх, туда, где сияние было особенно ярким и пылало, словно серебряное ласковое солнце. Меня поднесло вплотную, и я уже протянул руку, желая дотронуться до этого великолепия, но не успел. Движение резко остановилось, и я завис в шаге от сердца медленно вращающегося водоворота. В ушах загремел сильный, но не злой, а скорее безразличный голос:
– Его нет в списках.
Ощущение опоры исчезло, и я стремительно понесся вниз, с недоумением глядя на отдаляющее все дальше сияние и переплетение радужных красок. Еще мгновение, и все скрыл густой серый туман, темнеющий с каждой секундой, пока не превратился в непроглядную тьму. Сознание медленно потухло, и я погрузился в холодное оцепенение…
Глава первая
Пробуждение
Сначала я услышал шум ветра. Резкие порывы со свистом проносились надо мной, пронзительно скрипели ветви деревьев, сгибаемые безудержным напором северного ветра.
Затем начали возвращаться остальные чувства – сквозь прикрытые веки пробился скупой луч света, спина ощутила, что лежит на чем-то жестком и ребристом, в ноздри проник густой запах дыма.
Медленно открыв веки, обнаружил, что вижу серое зимнее небо и смотрю на него, словно со дна хрустального колодца. Еще несколько мгновений понадобились сонному разуму, чтобы понять, что это вовсе не колодец, а достаточно тонкий слой льда, покрывающий мое лицо почти полностью. А судя по тому, что я не мог пошевелить конечностями, лед покрывал все тело. Но каких-либо неудобств я не ощущал, равно как и холода. Просто чувство некоторой скованности, словно лежу под толстым тяжелым одеялом и могу откинуть его в любой момент. Досадная помеха, не более.
Но не это занимало сейчас мои мысли. Последним воспоминанием был момент смерти. Моей смерти. Каменный багровый саркофаг, неудержимо скользящий вниз по крутым ступеням, врезавшаяся в бедро цепь, увлекающая меня за собой, черная мертвая вода, неотвратимо смыкающаяся над головой, пузырящийся воздух, вырывающийся из моего распахнутого в беззвучном крике рта…
И какой-то белый светящийся туман, призрачные фигуры закованного в доспехи рыцаря и самого меня, с виноватой улыбкой на губах, чей-то грохочущий голос и стремительное падение в темноту…
Я умер и должен лежать на илистом дне глубоко под водой! Рядышком с утопленным саркофагом, в котором покоится тело Тариса – древнего некроманта из императорского рода Ван Санти.
Но вместо посмертного покоя я отчетливо ощущаю свое тело, я могу думать, могу ощущать и видеть… Видеть небо с плывущими по нему темными тучами.
«Кажется, дождь собирается… – мелькнула у меня в голове дурацкая мысль. – Может быть, я все же мертв и это рай? Сейчас встану и сразу узрю райские кущи и прекрасных дев, что только и ждут моего пробуждения».
Но в глубине душе я на такой исход событий не надеялся. Это с моим-то везением да в райские кущи? Размечтался…
Поняв, что, праздно лежа на спине, многого не добьюсь, я напряг мышцы и постарался сесть. И мне это удалось. Под легкий звон разлетающихся осколков льда и непонятного хруста я поднял туловище вертикально и уперся руками в снег. Тряхнул головой, ощущая, как с волос и лица ссыпается мелкое ледяное крошево.
Первым, что я увидел, была каменная пирамида, вздымающаяся из воды предо мной. Кромка берега в пяти шагах от моих ног, все еще скрытых под толстым слоем льда и слежавшегося снега. Мрачное ступенчатое строение было как на ладони.
Жертвенный зиккурат Тариса.
Это точно не рай. Скорее всего, я прямиком провалился в ад.
Создатель, где же я так нагрешил-то?
Я с надеждой несколько раз моргнул, но картина в целом не изменилась, за исключением появившейся в поле зрения черной фигуры, частично заслонившей мрачное строение. Со столь знакомым скрипом доспехов фигура наклонилась и внимательно изучила мое лицо сквозь узкие смотровые щели изрядно исцарапанного шлема.
Ниргал собственной персоной.
Из нижних отверстий шлема вырвалось облачко горячего пара, на мгновение показалось, что в лицо плеснули крутым кипятком, и с рыком боли я отпрянул назад. Ниргал тотчас распрямился и приветственно ударил себя стальным кулаком в грудь. Две мощные руки обхватили меня сзади за плечи и одним рывком вздели на ноги. Инстинктивно оглянувшись, я, как и следовало ожидать, узрел еще две массивные фигуры. Вся троица ниргалов в сборе и по своему обыкновению безмолвно ждут моих приказов. Чтоб тебя…
Солнце на секунду показалось из-за края тучи и пустило луч прямо мне в глаза. Прищурившись, я поднес ладонь, чтобы прикрыть их от солнца и оторопело замер – моя рука просвечивала насквозь. Казалось, что она вылеплена из дымчатого хрусталя. Сквозь полупрозрачную кожу отчетливо просматривались линии вен и капилляров, виднелись более темные сухожилия и мышцы. В самой глубине руки различалась кости и суставы пальцев. Переведя застывший взгляд на другую руку, я убедился, что она выглядит точно так же. Неловко действуя прозрачными пальцами, поспешно распахнул смерзшуюся хрустящую куртку и с еще большим ужасом уставился на обнаженную грудь, небрежно перевязанную лентами заиндевевших бинтов, между которых виднелась матовая полупрозрачная кожа. Многочисленные раны бесследно исчезли, оставив после себя едва различимые пятна более светлой кожи. Различив между хрустальных ребер что-то, очень сильно напоминающее слепленное из белоснежного льда сердце, я поспешно запахнул куртку, зябко обхватил себя за плечи руками и отрешенным взглядом уставился в пустоту.
Создатель милостивый и всемогущий…
Я не человек. Я просто смерзшийся кусок снега. Оживший снеговик, небрежно слепленный деревенской ребятней ради забавы.
– Успокойся, Корис, – глухо пробормотал я. – Успокойся и держи себя в руках. Сначала надо разобраться, понять что к чему… ниргалы! Вот ты. – я ткнул пальцев в первого попавшегося истукана. – Как я попал на берег? Как я выбрался из воды?
Воин поднял руку и указал на стоящего рядом собрата.
– Ты меня вытащил? – уточнил я, и ниргал изобразил полупоклон, подтверждая мое предположение.
– Сколько дней я был без сознания?
Ниргалы одновременно выставили перед собой ладони с четырьмя оттопыренными пальцами.
– Четыре дня? – на всякий случай уточнил я, боясь, что с тем же успехом мог проваляться в ледяной кровати и четыре месяца. Или четыре года… вот славно-то будет.
Мои страхи оказались напрасны – ниргалы безмолвным ответом показали, что без сознания я оставался лишь четыре дня. Уже радует.
– Ладно. – кивнул я, глядя на укрытую попоной лошадь, пригревшуюся рядом с пылающим костром. К счастью, костер располагался от меня не менее чем в десяти шагах, и я не чувствовал его невыносимого жара.
– Что-нибудь происходило за эти четыре дня? Необычное, странное, необъяснимое? Ну, например, что-то вроде злобно ругающегося мокрого скелета, вышедшего из озерных вод, с торчащим кинжалом между ребер?
Ниргалы жестами показали, что за четверо суток ничего необычного не происходило. И попробуй угадай, что именно они принимают за «необычное», а что считают рядовым случаем. Они столь же эмоциональны, как каменный утес. Проклятье. Эти односложные жесты начали меня утомлять. Почему, когда мне требуется неуемная говорливость Лени, рядом со мной оказываются немые ниргалы?
Лени и Тикса… два верных друга, которых я отослал обратно к Подкове. Они еще в пути, и, возможно, даже не добрались до реки Асдоры. Сменных лошадей у них нет, поэтому сильно торопиться и загонять животных до полусмерти они не будут. В любом случае у них много дней форы, и мне не удастся их нагнать, тем более следовало учитывать пеших ниргалов и глубокий снег, в котором они будут вязнуть. И не только ниргалы будут двигаться на своих двоих – глубоко сомневаюсь, что я смогу приблизиться к пыхающей жаром лошади ближе, чем на три шага. Лед любит холод и гибнет от тепла.
Опять же, стоит ли мне идти следом за Лени и гномом?
Даже если я их догоню, что дальше? Я больше не человек, а очередной больной выверт Диких Земель и наполняющей их магии. Вообще не представляю, почему я еще жив – если это можно назвать жизнью… Хотя и не ощущаю близкой смерти, как это было меньше недели назад. Никаких болевых ощущений, раны закрылись, полная подвижность всех конечностей, ясное мышление. Ничто не свидетельствовало о скорой кончине.
За эту мысль я зацепился и развил ее дальше. Я не знаю, что со мной случилось. Возможно, это магия, возможно – странная болезнь, вызванная проникновением ледяных прутьев-щупалец в мое тело. Но ведь я могу постараться разобраться в этой загадке! Все что требуется – вернуться к ловушке и внимательно осмотреться. Может, и сумею что понять. Решено!
Вернусь по нашим следам до той злополучной лощины с ледяными деревьями. Этим же путем должны пойти и Тикса с Лени. После того как меня серьезно покалечило ледяными ветками, я двигался напрямик, и не составит труда вернуться тем же путем. Почти до самой реки, затем мимо островного поселения, возглавляемого водным магом. Вот дальше начнутся трудности – мы изрядно петляли, отклонялись в сторону, чтобы изучить приметные места, проверить россыпи камней и склоны холмов на наличие железной руды или угля. Точный маршрут указан на карте, которую я отдал Лени. Вместе со своей книгой заметок. Значит, после реки придется двигаться наугад, придерживаясь направления по звездам и памяти…
Приняв решение, я развернулся к ниргалам и распорядился:
– Собирайтесь. Выступаем! На лошади поедет кто-либо из вас – я буду двигаться пешим.
Судя по тому, как меня ошпарило горячим дыханием ниргала, теплобоязнь дошла до предела. К лошади мне не подойти.
Ниргалы двинулись к костру, рядом с которым лежали седельные сумки, а я озадаченно уставился на аккуратный ряд продолговатых сугробов, расположенных чуть поодаль от берега. Слишком правильный и ровный ряд, чтобы быть творением природы. Заинтересовавшись, я направился к сугробам, заодно проверяя, насколько устойчиво держусь на ногах. Как выяснилось опытным путем – ноги держали меня более чем удовлетворительно и легко сгибались в коленях и щиколотках. И это странно – непереносимость тепла, холодное и почти прозрачное тело – все указывало на то, что я превратился в ледяную глыбу. Но ведь лед не гнется! Само словосочетание «гибкий лед» казалось бредом сумасшедшего. Но именно это определение намертво застряло в голове, и я никак не мог переключиться на другие мысли.
Гибкий лед… где-то я уже слышал об этом или даже видел…
Добравшись до интересующих меня сугробов, я наклонился и ладонью смел нанесенный снег. И едва не отпрянул в сторону – замерзшими глазами на меня таращился мертвый шурд. Так…
Перейдя к следующему сугробу, я уже более решительно разметал снег в стороны и увидел еще одного гоблина. Этот красовался перерезанным горлом от уха до уха. Оглядевшись по сторонам, убедился, что идущих ровным рядом холмиков никак не меньше двух десятков, может, чуть больше.
Уже увиденные мною тела целы – если не считать нанесенных оружием ран – никаких видимых следов разложения, нет отметок от звериных зубов. Погибли совсем недавно и, несомненно, это работа ниргалов. Когда четыре дня назад я стоял на этом берегу и готовился к переправе к пирамиде Тариса, никаких трупов здесь не наблюдалось.
Хмыкнув, я ворчливо буркнул:
– За четыре дня ничего необычного не происходило. Ну да… всего-то пара десятков шурдов наведалась в гости. Мелочь какая, не стоит упоминания.
Пройдясь между снежных холмов, я небрежно раскопал еще пару сугробов и убедился, что в каждом скрывается мертвый шурд. Омерзительные перекошенные судорогой рожи, плешивые головы с жалкими прядями уцелевших волос, гнилые зубы, искривленные руки и кривые шеи. Обычные темные гоблины. Искореженные черной магией детища Тариса, пережившие своего создателя. Непонятно одно – что они тут потеряли?
Человеческих поселений здесь нет – во всяком случае, я твердо помнил, что на карте не было подобных отметок. Окрестности не располагают к охоте, озеро выглядит мертвым, и не похоже, чтобы в нем водилась рыба. Во всяком случае, во время своего невольного погружения, я никакой живности не заметил. Однако шурды все же решили навестить это место.
Пока размышлял, руки машинально слепили снежок и перебрасывали его из ладони в ладонь. На очередном броске я не ощутил шлепка снежного кома о ладонь и с легким недоумением уставился вниз. Снежок бесследно исчез. Для верности оглядевшись по сторонам, я не смог обнаружить ни самого снежка, ни места его падения. Вокруг нетронутый следами снег. Озадаченно почесав затылок, я огляделся еще раз и закончил с тем же результатом – снежок испарился. Решив, что он просто рассыпался в снежную пыль, я плюнул на глупую затею и вернулся мыслями к погибшим шурдам. Какого Темного они здесь потеряли?
Первым делом свистом подозвал одного из ниргала – заодно подивившись необычно высокому и переливчатому звуку, вылетевшему из моего рта. Пока ниргал добирался, я окончательно раскопал снег вокруг одного из шурдов и, небрежно слепив снежок, возобновил броски – хотел проверить, насколько хорошо меня слушаются прозрачные ладони и пальцы. Будет весьма печально, если во время возможного боя я обнаружу, что не в состоянии удержать меч.
Подошедший ниргал по своему обыкновению застыл в двух шагах от меня, дожидаясь указаний. Ткнув пальцем в откопанного из-под снега шурда, я коротко спросил:
– Ваша работа?
Дождавшись утвердительного наклона, я задал следующий вопрос:
– Они все пришли одновременно? Все сразу?
Еще один согласный наклон.
– Когда это было?
Ниргал показал три пальца.
Три дня назад…
Спустя день после того, как я погрузился в беспамятство и оказался погребен в глубоком сугробе.
Я хотел спросить, зачем именно сюда наведывались гоблины, но вовремя спохватился – в лучшем случае я бы дождался от ниргала лишь ничего не объясняющих скупых жестов. Да и сомневаюсь, что ниргалы стали тратить время на то, чтобы понять цель шурдов. Мои охранники простые как топор: увидел врага – убивай смело.
Но какие-то сведения я все же получил – темные гоблины прибыли сюда одновременно. Прибыли одни, без сопровождения сгархов и пауков. Хотя…
– Гоблинов сопровождали сгархи? Огромные пепельно-серые или черные звери?
Ответ отрицательный…
– Костяные пауки?
Ниргал три раза ткнул пальцем в расположенные с краю сугробы, до которых я еще не добрался. Значит, три паука все же было. Но опять ничего не понятно.
Шурдов слишком много для обычного разведывательного патруля и слишком мало для полноценного боевого отряда. Сами по себе гоблины вояки аховые, без поддержки нежити и сгархов они пустое место. А три паука это не серьезно. Больше похоже на то, что слепленную из человеческих костей нежить взяли с собой на всякий случай – так отправляющие в лес грибники берут с собой пару дворовых собак. Тоже на всякий случай. Вроде опасности и нет, лес давно исхожен вдоль и поперек, но вдруг на пути попадется оголодавший волк…
Поняв, что больше не выужу из ниргала ничего полезного, я вернулся к изучению застывшего трупа и сразу наткнулся на странность. На запястьях и щиколотках шурда отчетливые следы от веревки, глубоко врезавшейся в тело. И явно шурд был связан при жизни, а после потери оной веревку сняли за ненадобностью. Из ран я обнаружил лишь странное отверстие на шее, больше всего похожее на след арбалетного болта.
Ничего не поняв, я вновь повернулся к ниргалу, ткнул пальцем в труп и спросил:
– Это вы его связали?
Закованный в металл воин с легким скрипом доспехов в очередной раз наклонился, отвечая утвердительно. А я еще больше запутался. Ниргалы не брали пленных – разве что по прямому приказу хозяина. Но ведь сам хозяин – то есть я – в это время мирно спал в сугробе и не мог отдавать приказы.
– А потом он вам надоел, и вы его пристрелили, да? – неуверенно предположил я, окончательно потеряв путеводную нить логики.
Ответив отрицательно, ниргал ткнул пальцем в мертвого шурда, достал из-за пояса металлическую трубку, жестом показал, как втыкает ее в шею гоблина, затем издал хлюпающий сосущий звук, хорошо мне знакомый – с таким вот неприятным хлюпаньем мои железные телохранители высасывали из фляг омерзительную серую кашу.
– А? – опешил я, обессилено плюхаясь в снег. – Вы что, сожрали его, что ли? Высосали кровь через трубку?
Ниргал согласно закивал, едва сгибая окутанную кольчугой и пластинами брони шею.
– А каша? – слабым голосом поинтересовался я.
Воин развел руками, показывая, что каша закончилась. Сорвал с пояса флягу и протянул мне вместе с трубкой. Поняв, что именно содержится во фляге, я сдавленно закашлялся и едва выдавил:
– Нет, спасибо – я пока сыт. Кровавым питьем потом побалуюсь как-нибудь. Ну вы, блин, даете… вампиры доморощенные. Ты иди к остальным, и готовьтесь к отбытию. Покушайте там чего-нибудь на дорожку…
Вернув флягу с трубкой на пояс, ниргал зашагал обратно к костру, а я ошеломленно встряхнул головой и вернулся к изучению обескровленного трупа. Вернее, к изучению его странного одеяния.
Обычное облачение гоблинов состояло из перепоясывающего талию широкого кожаного пояса с многочисленными петлями и карманами. Зимой они одевались в шкуры, обматывая их вокруг ног и рук. Тело прикрывали меховые безрукавки. Серая мрачная одежда из плохо выделанных звериных шкур без малейших претензий на красоту. Защищала бы от холода – и ладно будет.
Сейчас же можно предположить, что, не иначе, шурды направлялись на праздничную ярмарку или свадьбу и по этому случаю оделись в самое лучшее из того, что смогли найти в своих сундуках. На шеях намотаны тонкие веревки, унизанные разноцветными камнями, разнообразными монетками и позеленевшими от старости медными побрякушками. Меховые одежды оторочены по краям яркими птичьими перьями. Да и сама одежда отличалась удивительной чистотой – ни грязных пятен, ни прорех. Как есть праздничный костюм, что бережно хранится и надевается только в очень особых случаях.
Представив почти два десятка роскошно разодетых шурдов – по их меркам, конечно – я окончательно уверился, что это была церемониальная процессия. И не требовалось долго ломать голову, чтобы понять, куда именно они направлялись. Достаточно взглянуть на озеро, из чьих темных вод вздымалась мрачная пирамида-усыпальница Тариса.
Гоблины шли к своему создателю – может, просто помолиться, а может, в очередной раз попытаться открыть Ильсеру. Вероятней всего – получить от своего божества наставления и дальнейшие инструкции. Вот и ответ, откуда у темных шурдов такие внушительные познания в некромантии и боевой тактике. Отсюда и скелеты гоблинов, что я видел рядом с Ильсерой – кто-то из шурдов рискнул приблизиться слишком близко и мгновенно поплатился жизнью. Или осознанно пошел на смерть, дабы попытаться вызволить своего ненаглядного Повелителя из каменной усыпальницы, поставив на кон собственную жизнь. Ведь наверняка такие попытки были до тех пор, пока заключенный в Ильсере некромант не понял их полную бессмысленность.
Бросив последний взгляд на мертвого гоблина, я поднялся на ноги и, обращаясь к трупу, произнес:
– Вам еще повезло, что так легко отделались – пришлось бы нырять, чтобы увидеться со своим божком, а водичка далеко не летняя.
Представив изумленные лица гоблинов, обнаружь они исчезновение драгоценного каменного саркофага, я фыркнул и отвернулся от обескровленного трупа. Направился уже к ожидающим ниргалам, когда осознал, что мои руки опять пусты – уже второй снежок бесследно испарился. И на это раз я уверен, что не мог выронить его – снежок был прочно зажат у меня в ладони. Медленно и тщательно осмотрев их, я убедился, что глаза меня не обманывают. Снежка нет и в помине.
Сохраняя арктическое спокойствие, я нагнулся, зачерпнул две солидные пригоршни снега и принялся лепить сразу два снежка. Снег послушно сминался, сминался и… кончился. Мои ладони опять были пусты. Не осталось ни единой снежинки. И вот здесь меня озарило. Да так сильно, что я вновь плюхнулся в снег и слепо уставился в никуда.
Я вспомнил, где я уже видел «гибкий лед». И не только это…
…на моих глазах дрожащее марево колыхнулось и оттуда показалось что-то больше всего смахивающее на две когтистые лапы из мутного стекла. Лапы одновременно опустились в нанесенный у забора сугроб, зачерпнули по полной пригоршне снега и вновь исчезли в мареве…
…из состояния покоя тварь мгновенно перешла к действиям – одним быстрым движением она вытянула конечности вперед. На кончиках пальцев заискрились голубые вспышки, от которых исходило легкое потрескивание. Потрескивание перешло в гул, вспышки на пальцах слились в сплошную пляшущую дугу. Ладони твари ярко полыхнули пронзительно синим светом, раздался тяжелый сдвоенный удар…
Ледяной голем, встреченный нами в мертвом поселении Ван Ферсис! Парящая над землей тварь, словно вырезанная из цельного куска грязно-серого льда!
Вот где я видел подобное – оживший лед, когтистые прозрачные лапы, уминающие снег в ладонях и превращающие его в смертоносные ледяные стержни, с легкостью пробивающие кожаные доспехи и человеческое тело насквозь.
Но все же помимо сходства были и различия – хотя бы потому, что у меня все еще имелись ноги, которыми я прочно стоял на земле, тогда как убитая нами тварь парила в воздухе. Да и руки у меня выглядят именно руками, а не страшными когтистыми лапами. В общем, толком ничего не понятно, и это еще один повод навестить ту самую лощинку с ледяными деревьями.
Вспомнив о еще одной особенности своего злосчастного тела, я суетливо развязал тесемки штанов и поспешно спустил их до колен. Благо холода я не чувствовал. Осмотреть левое бедро я не успел – из складок спущенных штанов вывалился темный игольчатый шар и беззвучно утонул в глубоком снеге.
Моя рука метнулась следом и практически сразу наткнулась на округлый предмет, утыканный мелкими острыми шипами. Сомкнув пальцы, я вытащил шар наружу и поднес к глазам. Магическая сфера. Матовый непрозрачный шар с множеством торчащих иголок. По одному из округлых боков сферы змеилась длинная извилистая трещина с разошедшимися в стороны краями. Вот так… Захлестнувшая мое бедро цепь от саркофага успела натворить дел, пока тащила меня по ведущим в воду крутым ступеням.
Переведя взгляд на бедро, я увидел на бело-серой коже рубец с плотно сомкнутыми краями. Для верности ощупав ногу пальцами, убедился, что нет и намека на рану. Сплошная ледяная плоть, едва заметно прогибающаяся под моим нажимом. Пока я был без сознания, мой перестраивающийся организм сам избавился от чужеродной сферы, буквально вытолкнув ее наружу. Другого объяснения я не находил. А главное – сфера мертва. Переключив восприятие на магический взор, я убедился в этом полностью. Ни малейшего всполоха энергии.
Оглядевшись по сторонам, я нашел взглядом небольшой радужный смерчик, радостно пляшущий рядом с поваленным стволом дерева – хотел удостовериться, что вижу энергетические потоки и не лишился этого дара после того, как превратился в кусок льда. Поддерживающая наложенные на меня заклинания сфера опустела, и, значит, печать Арзалиса разрушена. Из трех сосуществовавших в одном теле душ две должны были покинуть это пристанище. И судя по сну-воспоминанию, где я парил в сияющем тумане, они так и поступили, отправившись прямиком на суд Создателя или еще куда. А моя собственная душа по какой-то причине решила остаться в насквозь промороженном теле полновластным владельцем.
Покатав на ладони мертвый кусок стекла, я небрежным движением отбросил треснувший шар в сторону и подтянул штаны. Неспешно завязал тесемки, подхватил с земли пригоршню снега и, машинально комкая его в ладони, решительно зашагал к ниргалам, чувствуя, как мои ледяные губы расползаются в неудержимой улыбке. Первой улыбке за очень долгое время…
Я мог видеть магические потоки мироздания. А из этого следовал очень простой вывод – я живой. Пусть внешне я похож на восставшего из вечной мерзлоты мертвяка, но я все же был жив.
Мертвые не могут видеть магической энергии. Это привилегия живых. В глубине моей замерзшей души было темное сомнение на этот счет, но усилием воли я погасил его, предпочтя верить, что во мне еще теплится искорка жизни…
Не останавливаясь, я прошел мимо ниргалов и молча зашагал дальше, задавая достаточно быстрый темп передвижения. Черное озеро осталось за спиной, и я ни разу не оглянулся на ступенчатую пирамиду.
Ни к чему.
Этот отрезок жизни остался в прошлом, а я всегда предпочитал смотреть в будущее.
Пусть оно выглядело мрачным и туманным, подобно покрытому гнилостными испарениями болоту… Но все же это было будущее. А болото не может быть бесконечным. Во всяком случае я на это очень надеялся.
Отступление первое
– Отец Флатис наш спор бессмыслен! И, судя по необдуманным словам, тебя обуяла гордыня и спесь! Не тебе решать, как именно иерархи Церкви поступят с заблудшей душой лорда Ван Ферсис! Не тебе!
– Он должен быть казнен! На его руках смерть сотен безвинных людей! Некромант! Вы представляете себе весь размах его деяний?! Представляете?! Иерархи слепы и глухи, если не могут осознать ту опасность, что несет это порождение Темного пока остается в живых! Ему место не в темнице, а в очистительном костре! – седовласый старик с пылающим взором почти кричал, стоя перед широким дубовым столом, за которым в ряд чинно восседали пятеро священников, облаченных в пышные церковные одеяния.
– Одумайтесь! Вы переходите границу дозволенного! Хула на святые столпы церкви нашей! Ересь! Налагаю на тебя епитимью! Покаяние в подземной келье за закрытой дверью на воде и хлебе, доколе за думами и молитвами смиренными не раскаешься ты в грехах своих и словах хулительных! Братья-монахи! Препроводите отца Флатиса к месту его покаяния!
Двое широкоплечих монаха ступили вперед и встали по обе стороны от худощавого священника.
– И не советую противиться решению совета! – добавил сидящий в центре священник, поправляя висящий на богато украшенном поясе золотой ключ. – Наказание могло быть гораздо строже, но Церковь всегда милостива к заблудшим душам! Покайся смиренно, и через месяц мы вновь соберемся здесь, чтобы услышать исповедь раскаявшегося в грехах своих!
Вскинув голову, отец Флатис обвел медленным взглядом священников из ордена Привратников, скорбно качнул седой головой, резко развернулся и широким шагом направился к дверям, в сопровождении неотступно следующих за ним монахов.
* * *
Небольшая таверна на окраине пограничного городка была наполнена чадным дымом и запахом пригоревшего мяса. Десяток грубо сколоченных столов, тяжелые лавки, голые стены с потемневшей от времени штукатуркой и торчащими кое-где клочьями пакли – этим исчерпывалась обстановка сомнительного заведения. Несмотря на это и на более чем скудную и отвратную еду, таверна пустовала лишь в том случае, если получившие нахлобучку озлобленные стражники проводили внеочередной рейд по злачным местам и ночным улицам, вылавливая мелких воров, грабителей и шулеров. Вот тогда хозяин таверны мог смело закрывать двери и отправляться прямиком в постель – какая уж тут работа, когда львиная часть посетителей сидит за решеткой, а остальные прячутся по темным углам, боясь высунуть нос наружу. Чистое разоренье…
Но в этот вечер в таверне не повернуться. За каждым столом по десятку человек, а взопревшие кухонные девки сбились с ног, стараясь успеть ко всем сразу, да еще и не опрокинуть тяжелые подносы с мисками супа из потрохов и кружками с пивом и дешевым вином. Припозднившиеся на праздник жизни посетители вынуждены были стоять на ногах или искать свободный краешек лавки. Некоторые смельчаки решительно опускались на грязную солому, устилающую пол, и, подобрав под себя ноги, чтобы никто по ним не прошелся тяжелыми сапогами, умащивали тарелку с похлебкой прямо на колени.
Изредка изрядно охмелевшие и, следственно, осмелевшие мужчины бросали неприязненные взгляды в дальний угол трактира на уставленный тарелками и бутылками стол, за которым вольготно расположилось всего три человека, неспешно отхлебывающих вино из начищенных медных кубков и отрезающих куски от запеченного целиком молочного поросенка. Если остальным приходилось тесниться по пять человек на одной лавке и долго дожидаться заказа, то чужаки расположились с полным удобством, и им достаточно было небрежно щелкнуть пальцами, чтобы хозяин таверны Толстый Пит бросал все дела и галопом самолично мчался узнать пожелания необычных гостей. Самолично! Такого внимания от Толстого Пита не удостаивался и начальник стражи, порой заглядывающий на огонек!
Но даже самые отчаянные из собравшегося здесь сброда не отваживались выразить свое недовольство вслух. Уж очень странным был произошедший вчера случай с Морти Каторжником. Странным, и страшным.
Изрядно принявший на грудь вина Морти воспылал праведным гневом к такой вопиющей несправедливости и с почти нечленораздельным воплем: «Да я скорее себе глаза выколю и язык отсеку, чем буду смотреть на этих вонючих дрефов и молчать! Мы здесь хозяева, нам и сидеть на лучшем месте у очага! Нам и пиво лакать из медных кубков!» выхватил солидных размеров нож и нетвердым шагом направился по направлению к чужакам. Это как раз-таки было в обыкновении вещей и никого не удивило. Пьяная драка и поножовщина… подумаешь! В таверне у Пита такое каждый день случается, и все остальные посетители затаили дыхание, готовясь насладиться предстоящим зрелищем.
