Buch lesen: «Базар гоблинов», Seite 4
Лауру прошиб холодный пот; она побледнела и покачнулась, застыв на месте. Сама того не заметив, она выпустила руку Лиззи.
– Лаура? – позвала ее сестра. Увидев, что та побледнела как полотно, Лиззи опустила ведро на землю и с беспокойством обхватила лицо девушки холодными ладонями. – Лаура, тебе нехорошо?
– Ты видишь их? – едва шевеля бескровными губами, прошептала младшая сестра. – Видишь их базар?
Лиззи сомкнула губы.
– Лучше бы не видела! – презрительно отрезала она. – Уши вянут от их премерзкого вопля. Да в чем же дело, милая? Они тебе докучают?
Лицо Лауры исказилось в страдальческой гримасе. Она уронила бидон и страшно зарыдала, упав в руки сестры. Тело ее сотрясали громкие, мучительные всхлипы, от которых у Лиззи замирало сердце.
Обхватив сестру, она опустилась вместе с ней на колени. Ледяная лужа воды из бидона замочила кромки их платьев и впиталась в черную землю.
– Их нет… – рыдала Лаура, вцепившись в плечо Лиззи, а та, ничего не понимая, поглаживала сестру по золотой головке. – Их нет, их нет…
Лаура увядала на глазах, и Лиззи ничего не могла с этим поделать. Роскошные волосы младшей из сестер поблекли и порыжели, приобретя странный оттенок размокших осенних листьев. Она перестала ходить за птицей, перестала мести пол, перестала ходить за водой – словом, перестала делать все, что раньше составляло ее скромную, но счастливую и размеренную жизнь.
С того злополучного вечера Лаура взяла за привычку сидеть у окна и часами, не открываясь, глядеть с каменистого пригорка вниз. Там, под сенью деревьев у пыльной деревенской дороги, по вечерам все так же распевали гоблины, зазывая гостей на свой базар. Вот только Лаура их больше не слышала их воплей, сколько бы не напрягала свой слух, отточенный молчанием и отчаянием.
Она оживилась лишь однажды. Как-то, разбирая постель и встряхивая одеяла, Лиззи обнаружила грецкий орех. Упавшая скорлупка глухо стукнулась о пол и покатилась в угол комнаты.
Лаура отвела взгляд от окна и несколько мгновений тупо глядела на орех, а затем вскочила со стула, покачнувшись на затекших ногах. Лиззи с недоумением и робкой, неуверенной радостью наблюдала, как ее младшая сестра, пошатываясь от слабости, идет на задний двор. Опустившись на колени посреди возделанной грядки, Лаура голыми руками выкопала в земле лунку и опустила в нее скорлупку. В горку земли на месте закопанного ореха девушка вонзила палочку и присела на деревянное ограждение грядки, будто это простое действие отняло у нее последние силы.
Лиззи надеялась, что сестра придет в чувство, но ей стало только хуже. Лаура проводила безрадостные, бесконечно тянущиеся дни то сидя у окна, то во дворе у южной стены дома, неотрывно глядя в одну точку. Но песни гоблинов так и не донеслись до ее слуха, а орех так и не взошел.
Вместе с волей к жизни Лаура потеряла и аппетит, и сон: ее кожа серела и туже стягивала узкие запястья, пока от дивной юной красы не осталось одно лишь воспоминание. Волосы она теперь не распускала по плечам, а собирала в узел на затылке, и пару раз даже тянулась за ножницами, но сестра останавливала ее слабую, податливую руку.
Вечерами Лиззи, беззвучно плача, обнимала и ласково гладила по голове безразличную ко всему Лауру. Плакала Лиззи и во сне, и у ручья, и на могиле Дженни. Глаза Лауры оставались сухи.
Лиззи видела, что сестре невыносимо было жить, но позволить ей умереть она не могла.
Казалось, что базар гоблинов с каждым вечером становится все ближе к их дому. Лаура и не подозревала, что их отвратительные песни становятся все громче и пронзительнее, а запах фруктов – все сильнее и слаще. Гоблины будто потешались над Лиззи, соблазняя ее тем, чем погубили ее сестру.
В один августовский день Лаура не смогла подняться с постели, и Лиззи поняла, что дни сестры были сочтены.
Она знала, как может спасти ее, только вот цена была непомерно высока.
Когда на деревню опустились сумерки, Лиззи поднялась с кровати, продолжая держать в руке ладошку Лауры. Ее пальцы с аккуратными ноготками стали напоминать куриные лапы – иссушенные, легкие, будто кости были полыми.
– Я за водой, – тихо сказала она Лауре и опустила ее руку на покрывало. Сестра закрыла глаза и молча отвернулась к стене.
Лиззи оделась, дрожащими пальцами застегивая на груди накидку. Она оставила бидон на кухне, опустила в карман серебряную монетку и выскользнула из дома.
Спуск к базару она преодолела быстро: ей непривычно было идти налегке, не нагруженной хворостом, водой или плодовыми корзинами. Лиззи не знала, куда ей деть вдруг освободившиеся руки, и сунула их в карманы, нащупывая монету.
