Buch lesen: «Магия госпожи Метелицы»

Донцова, Дарья Аркадьевна. Магия госпожи Метелицы: роман / Дарья Донцова. – Москва: Эксмо, 2015. – 320 с. – (Иронический детектив).

ISBN 978-5-699-77529-3

© Донцова Д.А., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Глава 1

«У женщин есть день рождения, но года рождения нет».

Я оторвалась от планшетника и посмотрела на мальчика, сидящего за столом у окна.

– Что ты сказал, Эдик?

Ребенок подпер кулаком подбородок.

– Я прочитал в инете: «Сегодня певица Раиса Бастрыкина отмечает юбилей, тридцатилетнюю годовщину своего появления на свет. Когда Раиса сорок пять лет назад впервые вышла на сцену, она и предположить не могла…» Я удивился, получается, тетка начала петь задолго до того, как родилась, решил, что в статье ошибка, полез в Википедию, а там прочел: «Раиса Бастрыкина родилась двадцатого декабря, с юных лет пела в ресторане…» Почему они год не указывают? Когда в поисковике рылся, я на уроке сидел, спросил у Нины Максимовны, а она отмахнулась: «Обозов, тебе нужно думать об отметках, а не о глупостях! У актрис и певиц года рождения нет. Но тебя это интересовать не должно. Лучше скажи, когда доклад про семейную жизнь хомяков сдашь?»

Я постаралась сохранить серьезный вид. Семейная жизнь хомяков! Нина Максимовна Федотова, учительница биологии, на редкость стыдлива. Когда ей приходится объяснять детям раздел «Размножение», она нервничает, краснеет, потеет и называет процесс спаривания «семейной жизнью». Если урок проходит в младших классах и речь идет о белках, зайцах и прочих представителях фауны, Федотова еще как-то сохраняет лицо, но рассказать выпускникам про половую жизнь человека Нина Максимовна не способна. Она стоит перед большим плакатом и еле слышно лепечет:

– Ребята! Сегодня вы узнаете о том, откуда берутся дети. Но поскольку вы все бегло читаете, то вот брошюра, изучите ее самостоятельно и законспектируйте. Дома напишете доклад по этой теме, сдадите мне и получите заслуженные пятерки.

Думаете, ученики перешептываются и хихикают? Вовсе нет, Нину Максимовну дети любят, она добрая, не вредная, всегда готова прийти на помощь. Федотову легко разжалобить, нужно лишь заплакать на ее глазах, тогда она сразу начнет утешать ученика, угощать его на редкость противными самодельными конфетами из сухофруктов с какао и приговаривать:

– Ну, ну, успокойся. Почему ты рыдаешь? В четверти выходит тройка? Дружочек, сейчас исправим отметку, напиши-ка мне докладик на любую тему вот из этого списка, и я выставлю тебе твердую четверку.

– И почему у них года рождения нет? – продолжал недоумевать третьеклассник Обозов.

– Эдик, чем ты занимаешься? – спросила я.

– Сто раз пишу слово «нашёл», как вы велели, Виола Лебединовна, – заныл мальчик, – надоело.

– Зато ты хорошо усвоишь, что у этого глагола после буквы «ш» пишется «ё», а не «о», – не сдалась я. – Вот у меня перед глазами твое сочинение, здесь повсюду «нашОл».

– Вот же тупость! – воскликнул Эдик. – Ведь когда говоришь, там «ё» нет. Скоро пятый урок начнется! Шестой у нас инглиш, я должен к нему подготовиться.

– Эдик, быстро сделай задание – и свободен. Не задерживай сам себя, – посоветовала я. – Кстати, пятого урока у вас нет. Вместо него окно.

– Русский мне вообще не нужен будет никогда! – в сердцах воскликнул Эдик. – Мне без разницы, «ё» или «о» надо писать.

– Ты живешь в России, – сказала я, – и обязан хорошо знать родной язык.

– Скоро мы с папой отсюда далеко-далеко уедем! – сообщил Эдик. – Вот глупость ручкой писать! На компьютере удобнее.

– Если ты с родителями отправишься за границу, там придется заниматься английским! – заметила я. – И вдруг все ноутбуки в мире сломаются, а ты не знаешь, как писать от руки?

– В той стране по-английски не болтают, – продолжал глупый спор Обозов, – там говорят… не знаю, на каком… папа еще не объяснил, куда мы подадимся. Это секрет от всех.

Я заметила телефон, который лежал перед пареньком на парте.

– Эдик! Ты забыл, что на уроки нельзя приносить мобильные, айпады и другие гаджеты?

– Но вы меня дополнительно оставили, – возразил ученик. – Это не считается уроком!

– Ты же знаешь, что гаджеты прячут перед началом учебного дня, – сказала я, – не надо нарушать правила.

– Ну зачем я тут сижу? – надулся Эдик.

– Лучший способ запомнить трудное слово, это написать его сто раз, – менторски заявила я.

– Ну, Виола Лебединовна, – застонал грамотей, – отпустите.

– Отложи телефон, не ройся в Интернете, перестань болтать, быстро выполни упражнение – и ты свободен, – не сдалась я. – Мне тоже хочется пойти попить чаю.

Наверное, следовало в очередной раз напомнить Эдику, что мое отчество «Ленинидовна», но какой от этого толк? В колледже даже некоторые учителя не могут запомнить имени нового педагога по русскому языку и литературе. Как я, писательница Виола Тараканова, оказалась в роли учительницы? В эту авантюру меня втянул Иван Николаевич Зарецкий, новый владелец издательства «Элефант», выпускающего книги Арины Виоловой. Если кто не знает, это мой псевдоним. Зарецкий богатый и невероятно активный человек, он мой страстный фанат, кроме того, я нравлюсь издателю как женщина. Нет, нет, нас не связывают близкие отношения, Зарецкий несколько раз предлагал мне стать его женой, но слышал от меня в ответ:

– Иван Николаевич, я считаю вас прекрасным отзывчивым человеком. Давайте останемся друзьями.

Было бы логично закончить эту фразу словами: «Думаю, мне лучше перейти в другое издательство». Но я не могу этого сказать. Почему? Купив «Элефант», Зарецкий получил оптом и всех писателей, которые подписали договоры с Гариком, прежним его владельцем. А я, неразумная, как бабочка, в свое время подмахнула, не глядя, контракт, по которому обязывалась приносить рукописи только в «Элефант» в течение десяти лет.

Отказавшись в первый раз стать госпожой Зарецкой, я испугалась. А ну как обиженный владелец издательства решит отомстить и перестанет выпускать мои книги? Что мне тогда делать? Но Иван Николаевич оказался интеллигентным человеком, он сделал вид, будто и не было разговора о моем замужестве. Более того, Зарецкий собрался превратить меня в самого популярного автора России и взялся за дело со всем присущим ему пылом. Он начал широкомасштабное продвижение моих детективов, и я распрощалась с тихой размеренной жизнью. Мне начали звонить журналисты всех мастей, посыпались предложения выступать в телепрограммах. Я тратила много времени, объясняя редакторам, почему не хочу участвовать в ток-шоу, посвященном спасению популяции сороконожек, живущих в навозных кучах пингвинов ЮАР, и по какой причине отказалась от приглашения в радиопрограмму, где будут обсуждать, имеет ли право певица Иванова спать с мужем балерины Петровой. Я честно говорила:

– Извините, ни с поп-исполнительницей, ни с танцовщицей я не знакома, а сороконожек боюсь до беспамятства, если они вымрут, я от горя рыдать не стану.

Но редакторы не отставали, я нервничала, не сдала вовремя рукопись, и в конце концов Зарецкий сказал:

– Виола, дорогая, вам нужен пресс-секретарь, он будет отказывать малозначимым СМИ, договариваться с нужными людьми. Не царское это дело самой общаться с журналистами и редакторами телепрограмм. Не волнуйтесь, я подыщу подходящего человека, а пока его нет, сам временно буду исполнять обязанности вашего помощника.

– Огромное спасибо, – обрадовалась я.

И что получилось? Иван Николаевич не сумел найти грамотного специалиста, которому мог с легким сердцем меня доверить. Он стал сам заниматься моим расписанием, сделался моей чрезвычайно заботливой нянюшкой, администратором, решающим, на какие съемки мне можно ехать, будильником, никогда не забывающим вовремя разбудить ленивую писательницу, стилистом, подсказывающим, что лучше надеть на то или иное мероприятие, психологом, ежедневно восклицающим: «Виола, дорогая, вы гениальны», – диетологом, следящим за моим питанием…

Сегодняшнее утро началось со звонка Зарецкого.

– Дорогая, – заботливо произнес он, – на улице сильно похолодало, не надевайте коротенькую курточку, лучше накиньте новую шубку и непременно угги.

– А… – начала я.

Но Зарецкий не дал мне высказаться.

– Виола, милая, не спорьте. Знаю, вы не любите сапожки из овчины, но они идеальны для московского декабря.

Иван Николаевич на секунду умолк, и мне удалось вставить слово:

– Непременно надену австралийские валенки, а вот шуба останется в шкафу.

– Чем она вам не нравится? – изумился издатель. – Натуральный мех, сшита на заказ. Знаю вашу щепетильность в отношении дорогих подарков, но манто не мой презент! Это честно заработанная вами награда за победу в соревновании.

Я промолчала. Одно время Зарецкий пытался украсить меня кольцами, ожерельями, приобрел мне агрессивный внедорожник, но я всегда вежливо отказывалась от подарков, и в конце концов Иван Николаевич понял: максимум, что я приму из его рук, это коробку конфет и букет, ну ладно, еще могу взять плюшевого зайчика. Поэтому роскошную шубу издатель всучить мне не пытался, он схитрил. В сентябре на международной книжной ярмарке издательство «Элефант» объявило конкурс «Кумир». Всем посетителям предлагалось написать на бумажке имя своего любимого автора и бросить ее в здоровенный пластиковый ящик. В последний день конкурса урну вскрыли, там оказалась тьма листков с моим именем. Скажу честно, было очень приятно получить диплом победительницы, к которому прилагалась шикарная шуба. Правда, я не ношу мех, но не отказываться же от приза? Вот только радость длилась недолго. На следующий день я приехала в издательство и увидела, как Анастасия, секретарь Зарецкого, запихивает в мешок гору бумажек.

– Чем ты занимаешься? – спросила я.

– Ох уж эти девчонки из пиар-отдела, – сердито ответила Настя, – зачем-то приволокли сюда листки, которые народ для голосования использовал, теперь надо их выбросить и…

Договорить она не успела, прозвенел звонок, и помощница, забыв обо всем, помчалась в кабинет начальника. Я решила помочь Анастасии, начала укладывать цидульки в пластиковый мешок и увидела: подавляющее большинство бюллетеней заполнено одним хорошо знакомым мне почерком. Победа Арины Виоловой была подстроена Иваном. Я обомлела, потом чуть не заплакала, ну и дура я, на самом деле поверила, что стала любимицей читателей. В расстроенных чувствах я уехала домой, и лишь тогда мне в голову пришла мысль: а почему шуба, приготовленная для победителя конкурса, оказалась женской? Среди писателей много мужчин. И по какой причине она идеально мне подошла? Прекрасно знаю дам, которые пишут книги для «Элефанта», я среди них самая миниатюрная.

– Так чем плохо манто? – повторил свой вопрос Зарецкий.

– Оно замечательное, – покривила я душой. – Но может ли его себе позволить скромная учительница? Чтобы не проиграть в шоу, мне лучше надеть пуховик.

Вы опять ничего не понимаете? О каком шоу я веду речь?

Глава 2

Некоторое время назад телеканал «Семейный TV» предложил мне поучаствовать в развлекательной программе «Чужой среди своих». Суть проекта проста. Несколько знаменитостей переодеваются и под видом обычных людей устраиваются на работу в непафосное место. Они должны слиться с общей массой, чтобы коллеги не узнали в них звезд. А вот эти самые коллеги должны вычислить засланного казачка. Программа «Чужой среди своих» рассчитана на девяносто дней. Та звезда, которая окажется неразоблаченной, победит. Сотрудники, вычислившие знаменитость, приглашаются в эфир и рассказывают, как они поняли, что в их офисе работает певец, писатель или артист.

Мне эта идея показалась донельзя глупой, но Иван Николаевич воодушевился.

– Виола, дорогая, вот увидите, программа окажется на вершине рейтинга, вы одержите победу, станете мегапопулярной.

Я принялась отказываться от участия в шоу.

– Не люблю соревнований, всегда оказываюсь на последнем месте.

Зарецкий был настойчив и в конце концов победил.

В конце ноября шесть участников шоу собрались в телестудии. На мой взгляд, назвать их звездами было никак нельзя. Певица Кикки, актер Никита, тележурналист Светлана, спортсмен Роман, диджей Олег и я. Своих соперников я никогда ранее не видела, а они ничего не слышали обо мне. Нас выстроили перед черной урной, и ведущий Федор предложил нам по очереди вытаскивать из нее бумажки, на которых указаны наши новые профессии.

– Там много чего лежит, – ухмылялся Федор, – я умру со смеху, если Кикки вытащит жребий «слесарь» или «водитель «КамАЗа».

Вот тут я испугалась, но отступать уже было поздно. Диджей должен был стать дворником, певица – поваром, актер – продавцом обуви, девушка из телевизора – горничной в дешевом отеле, гимнаст – диспетчером на автобазе, а я – учительницей русского языка и литературы. В первый момент я обрадовалась, но потом поняла, что меня разоблачат в один момент. Я не помню никаких грамматических правил, не умею общаться с детьми и даже не представляю, что читают современные школьники.

Но первой через день после старта проекта из него вылетела певица. Кикки совсем не умела готовить и сразу насторожила шеф-повара, который в студии рассказал дивную историю:

– Сначала я велел новой помощнице проверить готовность картошки, она спросила: «А как это сделать?»

Зрители и ведущий расхохотались, а шеф продолжил:

– Я решил, что она прикалывается, прикидывается дурой, сказал: «Потычь в клубни вилкой». Спустя полчаса спросил: «Яйца для салата готовы? Вкрутую сварила?» А новенькая взяла вилку, постучала ею по скорлупе и ответила: «Нет, еще твердые, не прокалываются». Вот тут до меня доперло: идиотка-то из шоу.

Тележурналистка продержалась неделю, на восьмой день она треснула подносом по голове постояльца отеля, который, получив вместо заказанного в номер кофе минералку без газа, велел ей исправить ошибку. Гимнаст и диджей тоже выбыли из игры. Основными претендентами на победу стали артист Никита и я. Меня почему-то до сих пор не вычислили, хотя педагог из меня, как из мартышки балерина. И разумное, доброе, вечное я сею под своим настоящим именем. Любой человек, вбивший в поисковик «Виола Ленинидовна Тараканова», мигом увидит, что я автор детективных романов Арина Виолова. У меня не самая благозвучная фамилия, не очень распространенное имя, а уж об отчестве я вообще промолчу. Но никто из сотрудников школы пока ничего не заподозрил. Я попала в частную гимназию, где педагогам велено не травмировать ребят строгими требованиями, не нагружать их, не нервировать, не поощрять дух соревнования.

– Давайте сохраним детям детство, – постоянно повторяет директриса, она же владелица заведения, Полина Владимировна Хатунова, – у нас упор на здоровый образ жизни, на духовное развитие.

Ученики тут воспитанные, ни одного хама-грубияна мне не попалось, все вежливо здороваются, на уроках сидят тихо. Если ребятам делается скучно, они просто засыпают. Школьное расписание не перегружено, занятия пять раз в неделю, и даже у выпускников больше шести уроков в день не бывает. После окончания учебного процесса многие плавают в бассейне, занимаются йогой, ушу, айкидо, есть и традиционные кружки: вязание, кулинария, шитье мягких игрушек, работает самодеятельный театр. Школьная столовая намного лучше той, что в издательстве «Элефант», еда очень вкусная, разнообразная и полезная. Шоколадных батончиков, чипсов, энергетических напитков, конфет-жвачек вы в буфете не найдете. Но я бы в такое заведение своего ребенка не отдала. Почему?

Уж не знаю, чем руководствовалась Полина Владимировна, формируя коллектив, но, похоже, фундаментальные знания предмета и владение навыками детской педагогики не являются сильными сторонами местных преподавателей. Хатунова подобрала тетушек, похожих на добрых нянечек. Не так давно, проходя мимо открытой двери кабинета математики, я услышала голос завуча Карелии Алексеевны Линьковой:

– Катюшенька, не плачь, золотце.

– Да-а-а, – всхлипнула девочка, – у меня по контрольной два-а-а!

– Заинька, не расстраивайся, – принялась утешать ее Карелия, – двоечка поставлена карандашом. Смотри, опля! Ее уже нет. Клеточка в журнале чистая. Садись, кисонька, за парту, вот тебе задание, решай спокойно, если не получится, я помогу. Мы с тобой живенько исправим плохую отметку.

Катя перестала рыдать, девочка была очень довольна, но получила ли она знания? Хотя большинство выпускников школы поступает в коммерческие вузы, а там, похоже, профессура исповедует те же правила, что и Хатунова, не желая травмировать психику студентов, ставит им незаслуженные «хорошо» и «отлично». Стоит ли удивляться, что у нас теперь встречаются врачи, не способные отличить глаз от ноги, психологи, никогда не читавшие Фрейда, Юнга, Адлера, журналисты, произносящие: «Наш гость приехал с Воронежу». Прекрасно, когда ученику в школе комфортно, но гимназия или вуз не СПА-центр, а место, где следует усердно учиться, а не расслабляться.

– Виола Лебединовна, – заныл Эдуард, – у меня уже рука отсохла!

– Сколько раз ты написал глагол? – спросила я.

– Семь! – ответил грамотей. – Осталось девяносто три.

– Ладно, – сжалилась я, – еще тринадцать, и можешь быть свободен.

– Ура!!! – завопил Обозов.

Дверь кабинета открылась, появилась Нина Максимовна.

– Простите, Виола Лабиринтовна, что помешала, выйдите на минуточку.

Я молча выполнила ее просьбу, Федотова схватила меня за руку.

– Никак не могу Полину Владимировну разбудить. Может, у вас получится?

– Директор спит в своем кабинете? – удивилась я. – Подождите секундочку.

Я приоткрыла дверь в класс и сказала Эдику:

– Отойду ненадолго, если выполнишь задание, а я не вернусь, можешь взять на моем столе свой дневник и уйти.

– Иес! – заликовал Обозов. – Супер! Спасибо, Виола Лебединовна.

Федотова схватила меня за руку и потащила по коридору.

– Вы не похожи на сплетницу, поэтому доверю вам тайну. Вчера Полина ходила к косметологу, колола средство от морщин. Только никому не говорите об этом. Сегодня она мне сказала: «Что-то с самого утра глаза открыть не могу, обычно легко пробуждаюсь, а сейчас веки слипаются». Я ей посоветовала зеленого чая выпить, в нем содержится больше кофеина, чем в арабике. Лена, секретарь Хатуновой, гриппом заболела, утром позвонила, сказала, что температура высокая. Поэтому Полина сама шкаф в приемной открыла, хотела чашку взять, а там! Бардак! Ложки рассыпаны, набора чашек нет, остались одна кружка, разрисованная собачками, пара тарелок, чайник для заварки, все разномастное, заварник в цветах, печенье раскрошено… Я увидела, какое лицо у директрисы стало, и предложила: «Полина Владимировна, давайте я живенько порядок наведу и вам сенчу заварю». А она схватила телефон и Елене позвонила!

Нина Максимовна закатила глаза.

– Не один год знаю Хатунову, она очень сдержанный человек, голос крайне редко повышает, а тут прямо заорала: «Где наши чашки?» И видно, случайно на громкую связь трубку включила, поэтому я ответ девицы услышала: «Ой, ой, Полина Владимировна, мне очень плохо еще вчера стало, знобило сильно, руки тряслись. Понесла посудку мыть вечером, уронила поднос! Извините, простите! У вас в шкафчике кружечка есть хорошенькая, с собачками-кошечками, пользуйтесь ею. Я скоро поправлюсь и за свой счет сервиз в школу куплю. Только не сердитесь, не виновата я, от гриппа слабость у меня возникла!» «Ты уволена!» – объявила Полина. Я прямо ахнула! Ну и ну! Хотя это правильно. Давно лентяйку пора вон гнать. Я предложила Хатуновой: «Посидите, заварю вам чаек». А она: «Это не ваша работа, сама чайник поставлю. Надеюсь, после пары чашек зеленого чая в себя приду, успокоюсь, и голова болеть перестанет».

Федотова толкнула дверь, мы миновали приемную и очутились в просторном кабинете, где в центре стоял огромный старинный письменный стол. На столешнице, смахивающей на взлетную полосу, справа высились стопки книг, рядом стояло фото покойных родителей Хатуновой, лежали какие-то бумаги и зеркальце. Слева я увидела чашку с изображением котят и щенят, в ней на самом дне осталась жидкость бледно-зеленого цвета, тут же громоздился пузатый заварочный чайник, разрисованный розами, рядом находилась открытая коробочка пастилы с несколькими пустыми ячейками. Белые крошки на тарелке с цветочным орнаментом говорили о том, что Хатунова лакомилась пастилой. Я перевела взгляд на владелицу гимназии, которая сидела в монументальном кожаном кресле с высокой спинкой. Полина Владимировна невысока ростом, весит она чуть больше пуделя, но всегда ходит с идеально прямой спиной, на каблуках, поэтому не кажется крошечной. Сейчас же она съежилась, голова свесилась на грудь.

– Уж я трясла ее, трясла, – запричитала Федотова, – а Полина никак не очнется.

Я наклонилась над директрисой и поняла: она не дышит. В первую секунду я хотела отпрыгнуть в сторону и закричать: «Помогите!» – но живо взяла себя в руки.

– Может, ей водичкой в лицо брызнуть? – суетилась Нина.

– Не стоит, – пробормотала я, отходя от покойницы.

Взгляд упал на часы, сейчас идет четвертый урок, педагоги в классах, ученики под их присмотром, никто по коридорам не бегает.

– Хорошо, что у вас занятия закончились, – частила Нина, – остальные на уроках, я прямо растерялась: куда бежать? А потом вспомнила, что вы говорили: «Сразу домой не пойду, позанимаюсь с Обозовым». Эдик милый мальчик, но учение ему никак не дается. Вы с ботоксом когда-нибудь дело имели? Не знаете, случайно, инъекция может женщину в глубокий сон погрузить? Хатунова словно в наркозе, а мне надо, чтобы она подписала открыточку для физрука, той пятьдесят исполнилось.

– Нина Максимовна, поздравление может подождать, – пробормотала я, оттесняя Федотову к двери, – я сейчас вызову своего приятеля, он сомнолог.

– Кто? – заморгала училка.

– Специалист по сну, – объяснила я, – он Полиной Владимировной займется.

– Оооо! А мне консультацию даст? – обрадовалась Федотова. – Правда, с деньгами у меня не густо, ипотеку выплачиваю и еще…

Я вытолкнула болтунью в приемную и спросила:

– Можете принести воды?

– Конечно, – засуетилась Нина, – из-под крана или из кулера?

– Из крана, – уточнила я, быстро сообразив, что до туалета Федотовой за одну минуту не добежать.

– Лечу! – заявила Нина Максимовна.

Не успела дверь за ней захлопнуться, как я схватила со стола зеркало, поднесла его к носу Полины и потом, выйдя в приемную, набрала номер Зарецкого.

– Умерла? – вскрикнул Иван Николаевич. – Виола, вы уверены?

– Она не дышит, пульс на шее не бьется, выглядит мертвой, – объяснила я, – ничего в кабинете я не трогала, Федотову временно услала. Надо звонить в полицию.

– Нет! – отрезал Зарецкий. – Только не сейчас! Вы еще не знаете, но сегодня актер Никита, работавший в отделе обуви, выбыл из шоу, у него во время новогодних распродаж сдали нервы, начал в покупателей туфли швырять и орать на них. Виола, вам надо выстоять до конца! А полицейские приедут, начнут копать, и вас разоблачат.

Я рассердилась.

– Предлагаете оставить труп Полины в кабинете до тех пор, пока не истечет время, отведенное для дурацкого представления?

– Это не получится, – протянул Зарецкий, – я решу проблему, дайте секундочку. Ну, конечно! Виола, дорогая, вы же знаете моего приятеля Андрея Платонова?

Знаю ли я Андрюшу? С другом Зарецкого я познакомилась на дне рождения Ивана Николаевича, а потом, когда снимала дачу в Павлинове и попала в неприятную историю, обратилась к нему за помощью. С тех пор у нас сложились дружеские отношения, вчера мы с ним обедали в кафе.

– Сядьте, выдохните, сейчас примчится Андрей, – пообещал издатель и отсоединился.

Не прошло и минуты, как позвонил Платонов:

– Что у тебя?

– Труп, – вздохнула я, – директриса гимназии скончалась.

– Так и знал, что идея участвовать в шоу добром не закончится, – пробурчал Андрей. – Встань у двери и никого не пускай внутрь. Не переживай, я все улажу.

– Кто умер? – взвизгнул за спиной женский голос.

Я обернулась и увидела Нину Максимовну с пластиковым стаканчиком в руках.

– Кто умер? – повторила она, роняя стакан. – Полина?

Мысленно ругая себя за то, что забыла про отправленную в туалет Федотову, и бормоча:

– У Хатуновой, похоже, инфаркт, – я попыталась вытеснить учительницу биологии в коридор.

– Скончалась! – взвизгнула Нина. – Ужас! Горе! Беда!

– Тише, не кричите, – попросила я, вытолкнув ее, наконец, в коридор.

Федотова зарыдала, по ее лицу потекла тушь с ресниц.

– Что случилось? – спросила библиотекарь Вера Борисовна Соева, спускаясь по лестнице.

Я понизила голос до шепота.

– Полина Владимировна умерла в своем кабинете. Наверное, это инфаркт, Нине Максимовне плохо, я отведу ее в учительскую и вернусь. Кабинет Хатуновой открыт, нельзя, чтобы туда случайно заглянул какой-нибудь ученик. Можете посторожить у двери? Я прибегу через минуту, полиция уже едет.

Произнеся эту тираду, я тут же пожалела о сказанном. Сейчас Соева, как и Федотова, зарыдает, ударится в истерику. Вилка, где твоя голова? Вон же на стене кнопка вызова охраны! Нужно было нажать на нее.

– Нет проблем, – неожиданно спокойно ответила Вера и исчезла за дверями приемной.

Я поразилась самообладанию библиотекарши, ткнула в красную кнопку, утащила Федотову в туалет и помогла ей умыться.

Когда мы с учительницей биологии вернулись в коридор, я увидела парня в черной форме, который входил в вестибюль.

– Охрану вызывали? – спросил он.

– Да, да, – закивала я, держа дрожащую Федотову под руку, – идите срочно в кабинет директора, отпустите Веру Борисовну и дождитесь там появления полиции, она уже в пути.

* * *

Когда Андрей появился в приемной, я кинулась к нему со словами:

– Как хорошо, что ты так быстро приехал.

Платонов не успел ничего ответить, из-за его спины показался Иван Николаевич, который мигом спросил:

– Вы на «ты»?

– Не выкать же человеку, с которым вместе работали, – удивился Андрей и повернулся ко мне. – Ты после вчерашнего обеда нормально себя чувствуешь?

– Да, – кивнула я, – но я слопала только овощи на пару, от них беды не будет.

– А у меня жуткая изжога, – пожаловался приятель, – зря креветки заказал.

На лице Зарецкого появилось выражение удивления, но быстро исчезло.

– Виола, дорогая, вам надо отдохнуть, Андрей без вас справится, потом расскажете ему, что видели. Можете уйти, или еще есть уроки?

– Нет, я закончила занятия, но надо зайти в кабинет русского языка, там осталась моя сумка. Заодно проверю, выполнил ли Обозов задание, – ответила я, ощущая, как дрожат ноги.

Со мной так всегда, в трудную минуту я собираюсь, действую разумно, и кое-кто думает, что я малоэмоциональный, даже черствый человек. Не так давно ко мне в квартиру ворвалась соседка по лестничной клетке Оля Терехина. Она рыдала во весь голос, и я с трудом поняла, что ее муж занимался мелким ремонтом и упал со стремянки. Я пошла к Терехиным, увидела, что у ее супруга сломаны обе ноги, вспомнила про пробки, решила, что «Скорая» доберется не меньше, чем через два часа, и начала действовать: нашла крепких парней, которые отнесли несчастного в мою машину, отвезла его в больницу, где работает мой приятель-травматолог, позаботилась об отдельной палате. И все это под аккомпанемент неутихающих стенаний Ольги:

– Сереженька умирает, как же я одна ипотеку выплачу.

Толку от Терехиной никакого не было, мне приходилось отвлекаться от Сергея, успокаивать ее. В конце концов сосед был прооперирован, уложен в кровать, а я вернулась домой еле живая от усталости. Через два дня, стоя у лифта, я случайно услышала громкий голос Ольги, доносившийся из-за запертой двери ее квартиры.

– Да, Тараканова помогла, думаешь, надо ей конфет купить? Ну ладно, раз ты так считаешь. А вот здесь ошибаешься, она не переживала, не нервничала, просто какой-то робот! Ни разу ни Сергея, ни меня не пожалела, я-то вся извелась от страха за мужа. Виоле же по барабану наши страдания, на удивление равнодушная баба.

В первый момент я испытала желание позвонить к Терехиной и сказать: «Я не автомат. Просто, в отличие от тебя, понимаю, что впадать в истерику, когда кому-то плохо, преступно. В такой момент надо сконцентрироваться, наступить на горло своим эмоциям и думать, как помочь человеку. У меня после того, как вернулась домой, долго тряслись ноги, пришлось выпить литр чая с вареньем, чтобы успокоиться. Я нервничала не меньше тебя, просто не позволила эмоциям взять верх над разумом». Вот и сейчас, не желая, чтобы в школе началась паника и дети узнали о смерти директрисы, я не вылетела из кабинета Хатуновой с воплем: «Умерла! Помогите». Нет, я позвонила кому надо, а теперь у меня дрожит все тело.

– Я с вами, – быстро произнес Зарецкий.

Когда мы вошли в класс, там было пусто. Я приблизилась к столу и увидела листок бумаги, на котором корявым почерком было нацарапано «нашел, нашел, нашел» и так девятнадцать раз. И тут у Эдика терпение иссякло, и мальчик удрал.

– Хорошо хоть столько сделал, – пробормотала я, – может, чуть грамотнее станет.

Иван Николаевич засмеялся.

– Виола, дорогая, обратите внимание на доску. Вам там послание.

Я оторвалась от работы Обозова и прочитала сделанную мелом надпись: «ВЕола ЛИбидинАвна я напЕсал задание про глагол нашёл. Я нашОл на вашем столе свой дневник. Эдик».

– Похоже, грамотею нужно выучить ваше имя, отчество и глагол «написать», – развеселился Иван Николаевич. – Поколение, воспитанное в эпоху сенсорных гаджетов не любит читать, отсюда и проблема. Одевайтесь и едем в «Элефант».