Buch lesen: «Авоська с Алмазным фондом»
© Донцова Д. А., 2015
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
* * *
Глава 1
Хороший враг лучше плохого родственника…
Я отложил книгу и посмотрел на часы. Почитать еще немного или заварить себе чаю? В семь вечера придет Макс, сейчас пять.
Вообще-то утром я планировал день иначе, и сначала все шло по намеченному расписанию. В полдень я побеседовал с клиентом, рассказал ему о проделанной работе, отдал кое-какие документы и получил гонорар. В районе трех в прекрасном настроении я вернулся домой, принял душ, переоделся, перекусил, а в половине пятого собрался заняться мелкими домашними делами. В частности, поехать в магазин и купить кучу всякой ерунды: туалетную бумагу, салфетки, зубную пасту.
Обычно за такими пустяками ездила моя домработница, но она три недели назад совершенно неожиданно уволилась. Просто позвонила и объявила:
– Иван Павлович, я больше не могу у вас работать.
И бросила трубку.
В первую секунду я растерялся, потом набрал номер прислуги и спросил:
– Вероника, что случилось? Может, я обидел вас чем-то?
– Нет, – ответила она. И захихикала. – Я замуж выхожу за богатого. Больше нет нужды по чужим людям мотаться, полы мыть.
От неожиданности я, забыв о хорошем воспитании, ляпнул:
– Вы? Замуж?
– А что, вы считаете меня старой, никому не нужной калошей? – моментально отреагировала домработница, теперь уже бывшая. – Толстой и некрасивой, не достойной внимания мужчин?
– Конечно, нет, – смутился я. – Не имел в виду ничего подобного.
– Вот сколько мне, по-вашему, лет?
Мне прекрасно известно: если дама задает сей вопрос, упаси вас господь ответить правду, в целях безопасности надо назвать сильно приуменьшенную цифру. Видите отчаянно растолстевшую даму, которая держит за руку внучку-пятиклассницу? Улыбайтесь и говорите: «Я хотел сказать, что вам двадцать пять, но заметил вашу прелестную дочь и понял: вам исполнилось тридцать». Гарантирую, вы станете для тетушки, недавно задувшей на торте пятьдесят восемь свечей, лучшим другом.
Но сообщение Вероники о предстоящем походе в загс настолько меня удивило, что ваш покорный слуга господин Подушкин перестал, как говорится, ловить мышей и в кои-то веки сказал правду:
– Насколько я знаю, вам шестьдесят.
– Да вы что, Иван Павлович? – возмутилась Вероника. – Откуда взяли эту цифру?
Тут, слава богу, я опомнился и прикусил язык. Хотя собрался напомнить собеседнице, что она, нанимаясь ко мне на работу, показала паспорт, в котором была указана дата ее появления на свет.
– Это вашей матери триста лет в обед, – зло продолжала домработница, – а я молода, едва сорокалетие справила. И академик Баринов оценил не только мои изумительные хозяйственные таланты, но и редкую красоту лица вкупе с прекрасной фигурой.
Я опять испытал шок. Семидесятилетнему Игорю Федоровичу, недавно ставшему вдовцом, Веронику в качестве поломойки посоветовал именно я. Вернее, мне позвонила его дочь Софья и затараторила:
– Ванечка, ты же в курсе, я давно живу в Нью-Йорке и много раз звала папу к себе. Но он категорически не желает покидать Москву, отказывается бросить свой институт, студентов‑аспирантов. Прошу, найди ему прислугу, я сама не могу этим заняться.
Немало удивленный ее просьбой, я не понял, почему Сонечка решила позвонить мне. Есть же агентства по подбору персонала! Хотя, может, она перепутала, решив, что у меня бюро по найму горничных, а не частное детективное агентство?
Но Соня сама все разъяснила:
– Ванюша, я пыталась прибегнуть к услугам специально обученных людей, мне предлагали разные варианты. Но потенциальная прислуга, войдя в прихожую отца, мигом подсчитывала, сколько стоит шестикомнатная квартира, из окон которой виден Кремль, оценивала мебель, картины, узнавала, что папе принадлежит коммерческий вуз, а также о наличии у него недвижимости в Лондоне и тут же пускалась во все тяжкие – мини-юбки, кофты с вырезом до колен… Мне продолжать?
– Не надо, – усмехнулся я.
А Софья грустно добавила:
– Папа не привык жить один, к тому же обожает женщин. Может, ты не в курсе, но они с мамой четыре раза разводились из-за того, что он заводил любовниц. Потом отец опять делал мамуле предложение, следовала очередная их свадьба… В общем, бразильский сериал! Папе сейчас семьдесят, но у него хорошее здоровье и менталитет юнца, а посему он до сих пор очаровывается дамами. Боюсь, как бы он не стал легкой добычей для какой-нибудь зубастой жадной красотки. Будь другом, найди ему в домработницы тетку, которая не вызовет естественного мужского желания. Чем старше и страшнее она окажется, тем лучше. Но совсем уж развалину тоже предлагать не надо, квартиру необходимо содержать в чистоте.
Именно в тот момент, когда Соня произнесла последнюю фразу, в мою комнату вошла Вероника и отрапортовала:
– Я все сделала. До среды.
Я посмотрел вслед своей прислуге и сообразил: вот он, нужный академику Баринову вариант. Нике шестьдесят, в ней около ста кило веса, на голове у нее невообразимо рыжие волосы, которые по мере отрастания, похоже, отгрызает ее кошка – сомнительно, что даже безрукий и слепой парикмахер способен сделать столь странную стрижку. Макияж она не наносит, парфюм не употребляет, представить ее в соблазнительном черном или красном кружевном белье немыслимо. Руки домработницы не знают маникюра. Ее голые ступни я, слава богу, не видел, но думаю, они не в лучшем состоянии. Из одежды Вероника предпочитает платья-балахоны унылых цветов, поверх которых, занимаясь уборкой, она набрасывает синий сатиновый халат с черными пуговицами. И где только такой раздобыла? Во времена моего детства в подобном щеголяла школьная уборщица или, как тогда говорили, техничка. Но в отличие от нее Вероника не пьет, не курит, не ворует, я смело даю ей деньги на покупки и всегда получаю сдачу и чек. Домработница аккуратна, никогда не опаздывает, хорошо гладит-стирает-пылесосит, не болтлива, не перемещает книги в моей комнате. Правда, она на редкость противно готовит, даже отварная картошка превращается у нее в категорически несъедобное блюдо. Но ведь не существует людей без недостатков? Сейчас легко можно поужинать в кафе или купить еду в супермаркете. Вероника приходит ко мне два раза в неделю и, наверное, не откажется от лишнего заработка…
Короче, я с легкой душой дал Софье номер ее телефона. Ника начала ходить к Баринову, несколько раз благодарила меня за хвалебную рекомендацию. И что получилось? Как мне теперь объясняться с Соней?..
Я встал, чтобы взять ключи от машины, и тут раздался звонок в дверь. Часы показывали четверть шестого – для Макса рано. Весьма удивленный, я поспешил в прихожую, увидел на экране домофона мужчину в очках в золотой оправе, решил, что он просто ошибся квартирой, и спокойно произнес:
– Добрый день. Вы к кому?
– Госпожа Адилье с визитом к господину Подушкину, – голосом глашатая, читающего на площади королевский указ о повышении налогов, возвестил незнакомец.
Я опешил.
– Что, простите?
Говоривший неожиданно пропал, перед моим взором появилась лохматая рыже-белая собачья морда, из ее пасти вдруг понеслось сопрано Николетты:
– Хватит идиотничать, Вава, немедленно открой!
Я потряс головой. Иван Павлович, голубчик, может, тебе не стоило пить зеленый чай, привезенный Максом из Голландии? Вероятно, в него подмешали некий разрешенный в этой стране ингредиент и теперь у меня глюки?
– Вава! – заорала псина. – Выйди из тьмы, очнись! Выпади из Древнего Египта или Рима, отшвырни том Сократа, вернись к действительности! Вот всегда так: когда я умираю в нечеловеческих условиях, от тебя не дождаться помощи…
Вздрогнув, я нажал на кнопку, открывающую дверь парадного. Конечно, я обязан радоваться встрече с маменькой, непочтение к родителям – смертный грех, но я никак не ожидал, что Николетта приедет сегодня. Что за мужчина вместе с ней? Мне почудилась собачья морда на экране домофона или я реально ее видел?
Распахнув дверь на лестницу, я отступил на шаг. На площадке вздымалась гора чемоданов, около нее, склонив голову, стоял все тот же человек в очках. Без тени улыбки на лице он произнес:
– Добрый день, господин Подушкин. Куда прикажете поместить багаж госпожи Адилье?
– Багаж госпожи Адилье? – переспросил я, ощущая, как начинает холодеть спина. – А зачем мама привезла столько баулов?
Двери лифта раскрылись, из кабины выпорхнула, как всегда, идеально причесанная, умело накрашенная и модно-дорого одетая Николетта с привычными словами:
– Вава, прекрати задавать глупые вопросы! Подвинься!
Я посторонился.
Маменька вихрем влетела в мою квартиру, пронеслась по коридорам, встала посреди гостиной и заорала:
– Борис, сюда! Пусть люди немедленно передвинут мебель. Уродский диван вон! Вава, как тебя угораздило купить это чудовище, утыканное стразами? Это кухаркина красота, блеск и мрак куртизанок…
– Блеск и нищета куртизанок, – машинально поправил я, – именно так Оноре де Бальзак назвал свой роман.
Маменька попыталась поднять брови, но обколотый ботоксом лоб помешал ее маневру.
– Вава, не умничай! При чем тут книги? Я говорю о софе! Она отвратительна, помпезно ужасна. Глаза сводит судорогой при взгляде на этого монстра.
Я открыл рот, но тут же догадался его захлопнуть. Иван Павлович, тебе еще рано отправляться к праотцам, а если напомнить Николетте, что сей жуткий диван – ее собственный подарок сыну, то ты рискуешь не дожить до встречи с Максом, Воронов найдет в гостиной твой хладный труп. В некоторых ситуациях лучше молчать и светски улыбаться. Но вам-то я скажу правду: когда некоторое время назад я увидел, какое ложе преподнесла мне матушка, не знал, как реагировать. В последний раз она баловала любимое чадо презентом лет эдак… Хм, не помню, давно сие было, вроде я ходил тогда в третий класс. С чего это Николетта спустя не один десяток лет решила осчастливить своего взрослого сына красным диваном, густо утыканным осколками бутылочного стекла? Простите, но мне совсем не хочется подробно вспоминать ту историю1.
– Удалите китч во двор и разрубите топором, – завершила свое выступление Николетта.
– Будет выполнено, – почтительно ответил Борис.
– Кровать поставить у стены, – распорядилась маменька, – распаковать все, разложить, купить шкаф… Неужели тебе непонятно, как действовать? Почему я горло надрываю?
– Не извольте беспокоиться. Разрешите вам кофе заварить? – осведомился Борис.
– Ступай, – милостиво согласилась Николетта.
– Гав, гав, гав, – раздалось из коридора, и в гостиную влетела рыже-белая дворняга размером с карликового пуделя, которая тут же напрудила лужу на паркете.
Глава 2
Не знаю, что поразило меня больше: присутствие пса в доме или его наряд. На собачонке были лаковые ярко-голубые ботинки, синий свитер в полоску с белым воротником (кажется, такой называют матроской), шею украшал кожаный ошейник с золотыми клепками и бубенчиком, который издавал противное треньканье.
– Это что? – изумился я. – Вернее, кто? Откуда он взялся? Может, с лестницы забежал? Но в подъезде ни у кого собак нет.
Маменька схватила вертлявую шавку и принялась осыпать ее поцелуями.
– Зайчик, котик, ангелочек мой. Вава, это Иоганн Вольфганг… э… э… Борис!
– Гёте, – машинально завершил я, – так звали великого немецкого поэта.
– Кличка пса Людвиг Ван Иоганн Вольфганг Цезарь Брут Ницше, – уточнил Борис.
Собака залаяла.
– Ути, мой лапочка! – умилилась Николетта.
Я опешил. Людвиг Ван Иоганн? Ничего себе сочетание… Так и тянет сказать – Людвиг Ван Бетховен. А к Иоганну Вольфгангу хочется добавить фамилию Гёте. Цезарь – это скорее всего Гай Юлий, древнеримский государственный деятель, полководец. Марк Юлий Брут прославился как убийца Цезаря. При его упоминании сразу напрашивается вопрос: «И ты, Брут?» Фридрих Ницше – немецкий философ. Кто догадался соединить все эти имена в кличке пса?
Дворняжка вывернулась из наманикюренных пальцев маменьки и унеслась в коридор.
– Брутик! – закричала Николетта. – Иоганчик, сюда, вернись! Борис, как его позвать?
– Людвиг Ван Иоганн Вольфганг Цезарь Брут Ницше! – громко провозгласил тот.
Кудлатый комок тут же примчался в гостиную и сел на паркет.
– Песик отзывается только на полное имя, – пожаловалась Николетта. – А оно такое длинное!
Борис кашлянул.
– Мальчик у вас только вчера появился. Ничего, непременно привыкнет к короткому имени.
Лишь сейчас до моего сознания с большим опозданием дошло.
– Николетта, ты завела пса?
Маменька вздернула подбородок.
– Вава, это не собака!
– А кто? – изумился я. – На кошку он не похож, на хомячка тоже.
– Брутик Цезик – африканский ледовый розовокустый скандинавский гончий, – объявила Николетта.
Я потряс головой. Найдите хоть каплю логики в названии породы? Правда, в Африке есть ледники, они расположены в Уганде и Танзании, но если пес родом оттуда, то при чем здесь кусты роз и Скандинавия?
– На сегодняшний день эта порода является самой дорогой и самой редкой в мире, – подал голос Борис, – цена на подросшего щенка начинается с десяти тысяч евро.
– Ни у Коки, ни у Зюки, ни у Люки раритетного животного нет, – зачирикала маменька, – у них простецкие йорки, каких в Москве миллионы. А у меня уникум! Вчера его получила.
Понятно, Николетте, как всегда, захотелось вызвать у заклятых подружек приступ зависти и разлития черной желчи. Готов спорить на что угодно: она уже оповестила «девочек» о своем приобретении, а Кока, Зюка, Люка и все остальные с утра кинулись за этими Вольфгангами Брутами. Так, с собакой ситуация прояснилась. Но зачем матушка прибыла ко мне в компании с сотней чемоданов?
На столе запищал мобильный, я взял трубку, увидел на экране имя «Владимир» и ответил:
– Слушаю.
– Она у тебя? – забыв поздороваться, спросил отчим. – Говори так, чтобы Летти не поняла, с кем ты беседуешь.
– Рад вас слышать, Петр, – начал я. – Если вкратце изложите суть вопроса… Извините, минуточку…
Я посмотрел на Николетту.
– Прости, это клиент, я вынужден тебя на время покинуть. Соблюдение строгой конфиденциальности – фундамент моего бизнеса.
– Хочешь сказать, что работа, за которую ты получаешь рваную копейку, для тебя важнее моих огромных проблем? – немедленно разозлилась незваная гостья.
Я сделал вид, что не слышал ее заявления, и вышел в коридор.
– Можешь говорить? – осведомился муж Николетты.
– Теперь да, – заверил я.
– Нужен совет, – зашептал отчим.
Я опять испытал безмерное удивление. Сейчас поясню отчего.
Моя мать долго жила вдовой. Охотников на ее руку находилось немало, но Николетта не спешила в загс. Я наивно полагал, что маменька, став вдовой, наконец-то оценила по достоинству моего отца, прозаика Подушкина, поняла, с каким человеком свела ее судьба, и теперь испытывает стыд за истерики и скандалы, которые ему устраивала, за бесконечное требование денег…
Но потом я совершенно случайно услышал беседу Николетты с Зюкой. Последняя спросила:
– Почему ты отказала Олегу Бурмистрову? Он хороший журналист, стабильно зарабатывает. Чем не партия?
Маменька фыркнула:
– Дорогая! Я вдова писателя, чьи книги бабы расхватывают с дракой, свободно хожу в Дом литераторов, получаю приглашения на премьеры, мне, как жене покойного Павла Подушкина, Литфонд дает бесплатные путевки и в Коктебель, и в Пицунду, и в Дом творчества в Переделкине. Ко всем праздникам присылают продуктовые заказы первой категории с икрой и сервелатом. Мой статус в обществе высок. И что будет, если в моем паспорте появится штамп о браке с Бурмистровым? Я перестану быть элитой общества, превращусь в супругу заштатного, мало кому известного корреспондента пятого сорта, лишусь всех привилегий, буду жить в нищете. Зюка, дорогая, Дом литераторов на Дом журналиста не меняют!
Тогда я понял: маменька при всей ее взбалмошности дама весьма расчетливая, если она и вступит в новый барк, то только с очень богатым человеком. И точно, так и произошло!
Второй раз Николетта пошла под венец не так давно. Ее счастливый избранник Владимир Иванович – бизнесмен, заработавший миллиардное состояние. Матушка моя понравилась ему с первого взгляда. Девяносто мужчин из ста не переваривают капризных истеричных баб, которым постоянно требуются большие средства на ерунду, но отчим оказался из тех десяти представителей сильного пола, которым нравится исполнять дома роль раба и подкаблучника. Владимир Иванович умиляется прихотям жены, ее умению разжечь на пустом месте скандал, восхищается внешностью супруги, и его не смущает, что она старше.
Владимир – выходец из бедной семьи, благополучия достиг исключительно за счет собственного ума и трудолюбия. Стыдно признаться, но я так и не понял, чем он занимается. Кажется, какими-то трубами-станками-гайками. Мой отчим – типичный технарь, его жизнь проходит на заводах и фабриках, поэтому он наивно считает Николетту представительницей высшего светского общества и счастлив, как ребенок, когда маменька, стоя с ним рядом в гостиной, встречает приятелей, явившихся на ее очередное суаре. Похоже, Владимир Иванович, несмотря на все его деньги, ум и талант бизнесмена, в этот момент чувствует себя свинопасом, которого полюбила принцесса. И ничего, что сиятельная особа вредна, капризна, скандальна, суетна, тщеславна, любит приврать, пять раз меняла паспорт, чтобы стать моложе… Это все ерунда, главное – она ПРИНЦЕССА. Мог ли сын родителей-алкоголиков, бывший подсобный рабочий, не прочитавший ни одной книги, мечтать о том, что станет своим в высшем свете?
В общем, горшок нашел крышку. Николетта жаждала денег и их получила. А Владимир Иванович мечтал о суровой госпоже в ранге королевы тусовок и обрел ее. На их свадьбе я был счастлив, как малыш, получивший железную дорогу. Меня согревала мысль, что отныне я перестану быть единственным объектом воспитательных акций госпожи Адилье, она начнет обстругивать второго мужа.
У меня с Владимиром полное взаимопонимание. Мне же не десять лет, чтобы ревновать маменьку к постороннему дяде, наоборот, я ему бесконечно признателен. Мы с ним мило беседуем при встречах, обмениваемся дежурными бутылками на праздники, но доверительных отношений нет и в помине. Уж слишком мы разные люди. И вдруг сейчас звонок Владимира с просьбой дать ему совет…
– Жена на меня обиделась, – говорил тем временем мой отчим, – оставила записку: «Прощай навсегда, уехала жить к Ваве, некогда твоя Летта». Одежды в гардеробной нет, этого… Франца Иосифа… Наполеона Кутузова… пса придурочного… тоже.
Меня охватил ужас.
– Николетта написала: «Уехала жить к Ваве»?
– Да-да, – подтвердил Владимир Иванович. Умолк на секунду, потом закричал: – Ее у тебя нет? Необходимо срочно начать поиски! Летти пропадет! Одна на улице, во враждебном мире, в огромном мегаполисе, кишащем преступниками…
Я перевел дух.
– Не беспокойтесь, матушка в моей гостиной.
– Фу… – выдохнул Владимир. – Ура!
А я, прислонившись к стене, подумал: «В жизни всегда так: для одного война – горе, для другого – радость. Отчим сейчас обрадовался, а я впал в уныние, потому что сообразил, по какой причине маменька принялась хозяйничать в моей гостиной – она решила поселиться со мной под одной крышей. Перед иконой какого святого мне надо спешно бить земные поклоны, чтобы беда улетела прочь?»
– Как она, Ваня? – не отставал отчим. – Вся в слезах?
– Николетта? – осторожно уточнил я. – Вроде нет, вполне бодра, вовсю командует Борисом.
– Кем? – прошептал Владимир Иванович.
– Незнакомым мне мужчиной, они вместе приехали, – разъяснил я.
Из трубки донесся странный звук, потом полетели гудки.
Я сделал несколько глубоких вдохов, и тут трубка снова затрезвонила. На сей раз меня искал Макс.
– Не будешь против, если я пораньше подгребу? – спросил он.
– Нет проблем, – ответил я. – Но давай пообщаемся в агентстве, домой не заходи.
– Ладно, как скажешь, – согласился Макс. – Что-то случилось?
– Небольшая закавыка, – пробормотал я. – Николетта приехала ко мне навеки поселиться, у них с Владимиром Ивановичем ссора случилась. Подробности я пока не выяснил.
– Не знаю, что и сказать, – вздохнул Макс. – Главное, не нервничай, все будет в порядке, зимой надо верить в приход весны. Через десять минут я в твоем офисе.
Я вернулся в гостиную, увидел там снующих людей в синих комбинезонах, отыскал глазами маменьку и предупредил:
– Ухожу на работу, клиент ждет.
– Если тебе нравится служить за копейки, делай что хочешь, – милостиво разрешила она. – Сейчас пришлю тебе список.
– Список чего? – не понял я.
– Покупок, – уточнила Николетта. – Я забыла кое-что очень нужное, необходимое, без чего жить нельзя. Изволь приобрести.
– Если это лекарства, то потребуется рецепт, – смиренно предупредил я.
Маменька сложила руки на груди.
– Вава! Я что, по-твоему, старуха, которой нужны таблетки?
Вместо того чтобы резонно возразить: «Есть множество молодых людей и даже детей, которым прописаны лекарства», я смалодушничал:
– Конечно, нет! Я имел в виду витамины для укрепления здоровья.
– Значит, все так плохо, что мне нужно употреблять БАДы? – возмутилась маменька. – Выгляжу уродиной, на двадцать лет старше своего тридцатилетнего возраста?
И тут, на мое счастье, в комнату влетел Людвиг Ван Как Его Там Дальше. Матушка схватила пса и начала яростно его целовать. Я попятился к двери и, чувствуя себя шведским королем Карлом Двенадцатым, бегущим из-под Полтавы, позорно отступил на лестничную клетку.
