Buch lesen: «Право на гнев. Почему в XXI веке воспитание детей и домашние обязанности до сих пор лежат на женщинах»
Посвящается Лив и Тесс
ALL THE RAGE: Mothers, Fathers, and the Myth of Equal Partnership
Издано с разрешения HarperCollins Publishers при содействии Andrew Nurnberg Associates Ltd. c/o Andrew Nurnberg Literary Agency
На русском языке публикуется впервые
Перевод с английского Марии Чомахидзе-Дорониной
Copyright © 2019 by Darcy Lockman. All rights reserved.
Published by arrangement with Harper, an imprint of HarperCollins Publishers
© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. БФ «Нужна помощь», 2022
Отзывы
Локман разбирается, почему гендерное неравенство до сих пор сохраняется в современных семьях. Она вдохновляет женщин открыто выражать свое недовольство плохо распределенными домашними обязанностями. Несмотря на глубину и наукообразность исследования, книга написана доступно и с юмором, благодаря чему понравится широкой аудитории, особенно парам с детьми или тем, кто только собирается стать родителями.
Виктория Нтони, Университет Макэвана, Канада
В своей книге, основанной как на глубоко личном опыте, так и на масштабном социальном исследовании, Локман призывает женщин и мужчин поставить под вопрос аксиому о гендерном равенстве в развитых странах и возобновить разговор о справедливом распределении обязанностей. Книга определенно наводит на размышления! Читая ее, я постоянно ловила себя на том, что киваю и говорю: «Да, все так». Достойное начало давно назревшего разговора.
Дженси Данн, автор книги «Как не возненавидеть мужа после рождения ребенка»
Эта книга – лучший подарок женщине, только прочитать ее сперва должен мужчина. Дарси Локман произвела настоящие раскопки, изучив сотни женских жалоб и природу чувства несправедливости, которое сопровождает всю нашу жизнь, а затем поместила эти данные в новый контекст. Она доказывает, что обсуждать будущее разделение обязанностей в паре нужно задолго до того, как появятся дети. А если вы уже родители, то нет шансов, что вы не узнаете себя на страницах этой книги!
Кимберли Харрингтон, гендерная исследовательница
«Право на гнев» – это, без всяких преувеличений, потрясающая, очень своевременная, нужная – если не сказать необходимая – книга для тех, кто только планирует стать родителем или уже воспитывает детей. Это настоящий манифест современного материнства, которое требует от женщины постоянных жертв; и большое исследование теперешнего отцовства, которое, как оказалось, лишь притворяется вовлеченным, а на деле – остается насквозь патриархальным и основанным на устаревших традициях.
И пусть вас не пугает кажущаяся радикальность этого утверждения: почитайте «Право на гнев», где собрано огромное количество данных социологических исследований, опросов и культурологического анализа родительских практик прошлого и настоящего. При этом написано это все без морализаторства и псевдонаучных далекоидущих выводов, напротив, книга говорит с читателем живым языком, объясняет все на понятных и простых примерах, суммируя под одной обложкой мысли и наблюдения, знакомые очень многим женщинам.
Вы все еще верите в «материнский инстинкт»? Считаете, что женщина рождается с предустановленным умением ухаживать за детьми? Думаете, что способность записать ребенка в кружок, отвезти его к врачу и купить ему новую обувь – это биологически обусловленные сверхспособности женщин? Не знаете, что такое невидимый труд? Почитайте «Право на гнев» – вас ждет много интересных открытий.
Лена Аверьянова, главред изданий для родителей «Нет, это нормально» и Chips Journal
Эта книга важна для нас как для общества, потому что патриархальные нормы по-прежнему сильны и женщины по умолчанию тащат на себе несколько рабочих смен: помимо основной работы это как минимум быт, дети и забота о других родственниках. Это создает грандиозный социальный дисбаланс – и жизнь в «привычных» ценностях и нормах делает так, что он не осознается как несправедливый. Для проекта «Никакого правильно», который стремится расшатать эту дико устойчивую конструкцию, такое высказывание представляет большую ценность. Книга классно написана и отлично переведена – это именно то сочетание доказательной базы и личного опыта многих людей, который мы так пестуем в своем проекте.
Мария Карнович-Валуа, Ксения Красильникова, подкаст «Никакого правильно»
Введение
Проблема без названия
Замужем, с детьми
Я несправедлива к мужу?
На дворе весна 2016 года, пасмурная суббота накануне Дня матери. Вот уже десять дней хлещет дождь. Пять из них я провела в Мичигане со своими детьми, без их отца, в гостях у родителей. Мне нравится возить дочерей в Детройт, но справляться с Лив и Тесс одной крайне утомительно – ведь кроме меня некому раздавать однообразно-скучные указания, без которых не обходится жизнь ни одного маленького ребенка. Они начинаются, как только малыши просыпаются, и не прекращаются до поздней ночи, когда их нежно-бархатистые, словно лепестки, веки не отяжелеют настолько, чтобы сломить их сопротивление. Сходи на горшок. Почисти зубы. Надень носки. Надень обувь. Не бей сестру. Уберись в подвале. Сними обувь. Надень обувь. Не бей сестру. Сними обувь.
Когда мы вернулись в Нью-Йорк, я придумала, какой подарок хочу получить на День матери: свободное время! Я попросила Джорджа взять наших девочек – им тогда было шесть и три – и навестить его маму в доме престарелых в Пенсильвании, с ночевкой. Рут будет в восторге. Джордж будет рад провести целый день с матерью. А дети поедят мороженого, наиграются в развлекательном центре и поплавают в закрытом бассейне гостиницы. Всем счастье.
Утром в день поездки, перед тем как пойти в спортзал, Джордж задержался на пороге и, подбирая слова с той особой осторожностью, какая свойственна женатому человеку, сказал мне: «Я сам соберу детские вещи, но, если ты думаешь, что я могу что-то забыть, не могла бы ты положить это на кровать?»
Если вы мать или отец или среди ваших знакомых есть матери и отцы, вас вряд ли удивит, что Джордж никогда не собирал детские вещи в поездку. На протяжении шести с половиной лет – с тех пор как мы стали родителями – чемоданы, сумки и прочие вещи всегда собирала я. И муж знал – потому что я не раз доводила это до его сведения и написала об этом целую книгу: с меня хватит. Судя по соцопросам, мы с ним идеально укладываемся в общепринятую норму поведения по крайней мере по двум аспектам. Родительство далось нам нелегко и, безусловно, повлияло на наши отношения. Камнем преткновения стало разделение обязанностей – пороховая бочка, готовая взорваться в любой момент.
Свой ответ я сформулировала так же тщательно, как и мой муж вопрос. Мне хотелось быть доброй, но при этом прекратить нести ответственность за каждую мелочь в доме и поддерживать эту чудовищную систему, которую мы соорудили, – систему, согласно которой именно я должна решать все проблемы. Я спросила его: «Что именно ты боишься забыть?»
Он задумался. «Купальники», – ответил он наконец.
«Ну вот видишь, ты вспомнил», – сказала я, будто невозмутимая мама-барсучиха из книжек про Фрэнсис1 (обожаю ее!). Он кивнул и направился к двери.
Я была довольна нашим разговором. Я постояла за себя, я проявила чувство юмора, и Джордж не забудет купальники (в которых девочки радостно лягут спать, потому что он наверняка забудет пижамы). Но неугомонный бес у меня в голове – тот, чей голос стал мне родным за многие годы разговоров об обязанностях женщин и их месте в семье, – не давал мне покоя: ты к нему несправедлива. Он ведь их увозит, как ты и хотела. Что тебе стоит собрать пару вещей? Они едут всего на одну ночь. Это займет не больше тридцати секунд. Что в этом страшного?! Я беру iPad, несколько игрушек и кладу их в сумку – подношение моему внутреннему бесу и моему мужу, к которому я больше всего на свете хочу быть справедливой.
Я этого не ожидала
В 2003 году, когда мне было тридцать, моя подруга Таня родила первенца. Она была на несколько лет старше, и – поскольку речь идет о Нью-Йорке, городе с высоким средним возрастом рождения первого ребенка – стала первой из моих местных знакомых, у кого родился ребенок. А еще через несколько месяцев стала первой из моих знакомых мамой, которая вышла на полный рабочий день. И первой, с кем я потеряла связь из-за ее плотного графика. Каждые полтора месяца мы пытались встретиться, и нам это ни разу не удалось. Наконец Таня позвонила и сказала – так, будто это само собой разумеется, – что она больше не сможет приезжать на совместные ужины, потому что ее муж неспособен посидеть с малышом и одного вечера. Работа Джона заключалась в том числе в налаживании дружеских связей с клиентами, и я знала, что вечерами Таня часто остается с сыном одна. «Если ты можешь, почему он не может?» – спросила я. Она запнулась, прежде чем ответить: «Он не захочет». Я спросила почему. В общем, разговор не получился. Меня удивило и возмутило, что она позволяет мужу выходить сухим из воды и отказываться от ответственности. Работали они оба. Почему же дома они не были равноправными партнерами? Разумного объяснения этому просто не находилось.
А конец этой истории до ужаса банален. Достаточно сказать, что шесть лет спустя я и мой муж сами стали родителями. И мы были счастливы – все тщательно спланировали и исполнили без сучка без задоринки. Но уже вскоре после рождения нашей первой дочери я вспомнила, в какое тяжелое положение попала Таня, – теперь точно в таком же положении оказалась я сама. И не только я, а большинство работающих матерей на нашей зеленой окраине Квинса, где в семьях, как правило, работают оба родителя. Как и я, женщины, с которыми я познакомилась, когда возила детей в детский сад и на детскую площадку, работали на полную ставку и, как я, сразу после родов взяли на себя основной груз домашних забот, о которых раньше и не задумывались. Я замечала это не только среди знакомых, но и среди своих пациенток (поскольку я психотерапевт). В своем офисе между Челси и Мидтауном2 я наблюдала, как это начинается еще с беременности. На сроке в двадцать восемь недель, в удобной офисной одежде, какая-нибудь клиентка отмечает с некоторым удивлением и зарождающимся раздражением: «Джейсон очень хочет выбрать самую лучшую коляску для нашего малыша, но он почему-то считает, что поисками должна заниматься я». Я сидела, прикусив язык, потому что моя первая реакция на эти слова была недоброй и чересчур циничной. В голове крутилось: «Вот так это и начинается».
Вот как это началось у меня. Первый раз я поругалась с мужем из-за общих родительских обязанностей, когда нашей дочери Лив еще и месяца не исполнилось. Я была в так называемом декрете – восемь неоплачиваемых недель отпуска из клиники, где я проходила практику в докторантуре. Джордж, с которым я познакомилась в аспирантуре, работал психологом в полицейском управлении Нью-Йорка – штатная должность с хорошим соцпакетом и графиком с девяти до пяти. Я наслаждалась декретом примерно так же, как любой человек, который пытается подстроиться под график сна новорожденного, да еще когда молоко в груди застаивается. Поскольку днем времени у меня не было, я проходила тренировочные онлайн-тесты, готовясь к экзаменам на лицензию психолога, пока Лив спала. А еще несколько раз, когда стояла чудесная осенняя погода, мы с ней встретились с друзьями, которые в свой обеденный перерыв устроили небольшой пикник в Брайант-парке. Моему мужу все это казалось настоящим гедонизмом. Он тоже уставал – просиживал в крошечном офисе без окон, где проводил собеседования с кандидатами в полицейские по семь с половиной часов в день.
Почти каждый вечер после работы Джордж привык ходить в спортзал, и через несколько недель после рождения нашей дочери захотел возобновить эту привычку. С его точки зрения, это была совершенно невинная просьба – хотя тогда (впрочем, с тех пор ничего не изменилось) я придерживалась иного мнения. Он подолгу сидел в офисе и хотел заниматься спортом. Я тоже подолгу сидела дома с нашим новорожденным ребенком и хотела хоть какой-то передышки. Теперь я плохо помню, почему было так тяжело сидеть всего с одним ребенком (спросите любую маму двоих детей, и она наверняка скажет то же самое), но нервы у меня точно были ни к черту: первые несколько месяцев каждый вечер, с четырех до семи, Лив ревела без умолку. Это называется «ведьмовской час». Поищите в Google, и вы найдете массу веб-сайтов, советующих мамам, как справиться с этим каждодневным кошмаром. Эти веб-сайты уверяют женщин: «Помните, вы не сделали ничего плохого, вы не ужасная мать, и то, что сейчас происходит, абсолютно нормально». Если Джордж ехал после работы прямо домой, он приезжал в 17:45, а если заезжал в спортзал, то не раньше 19:00.
Когда я обратилась к мужу, он далеко не сразу сумел поставить себя на мое место. Джордж считал, что мне наплевать на его потребность «выпустить пар». Он ошибался: просто моя забота о нем не была настолько всеобъемлющей, чтобы жертвовать собственными нуждами ради преданного служения ему. Несколько дней прошли во взаимной враждебности, и наконец мы сумели договориться, что он будет ездить в спортзал до работы. Его уступка решила эту супружескую проблему, но породила обиды. Несмотря на то, что мы пришли к решению, учитывавшему интересы обеих сторон, Джордж все равно был уверен, что я неправа – а также беспомощна (очевидно же!), капризна и высокомерна. По моему мнению, наше совместное и тщательно взвешенное решение создать семью ограничивало его свободу так же, как и мою. Он же считал (по крайней мере, так можно было судить по его поведению), что все эти ограничения его касаться не должны. Мы прожили вместе шесть лет, и я научилась понимать его по одним лишь взглядам – до рождения Лив в них читалась любовь, или юмор, или желание побыть одному. А когда родилась наша дочь, появился новый взгляд: «Почему моя жена стала такой требовательной? Какого черта она от меня хочет?» Я приняла это близко к сердцу и тяжело переживала. Я сомневалась: может, мне надо просто свыкнуться со своей ролью основного родителя и не создавать лишних проблем? Ведь нельзя сказать, что мой муж вообще не помогает.
Годы шли, а я продолжала ловить на себе этот новый взгляд моего мужа – то сносила его молча, то злилась вслух, – и вот у нас родился второй ребенок. Нельзя сказать, что мои просьбы о помощи не выполнялись – но нерегулярно и только после ссор и настоятельных напоминаний. При этом каждый раз он будто подчеркивал негласное правило: потребности наших детей – моя обязанность. «Мое недовольство» стало темой наших совместных сессий у психотерапевта, и Джордж прекрасно понимал, какой удар под дых он мне наносит каждый раз, когда говорит о моем гневе так, будто это сыпь у меня на спине, которая появилась совершенно неожиданно и не имеет никакого отношения к нему. Опираясь на собственный опыт, наш добродушный психотерапевт пришел к следующему выводу: «Как я вижу, ваша реальная жизнь пока не отражает ваших более-менее прогрессивных идеалов». Почему никто не говорил такого раньше?
Хотя вообще-то говорила Таня, шесть лет назад, но я считала ее исключением из правил. Со времен моего детства гендерная динамика сильно изменилась – по крайней мере, такое впечатление у меня сложилось, прежде чем я стала мамой. Но оказалось, что мы с Джорджем до сих пор придерживаемся устаревших домашних сценариев. Когда Лив исполнился год, я поняла, что историями о поразительной способности мужа отказываться от домашних обязанностей – и даже не знать об их существовании – могла бы поделиться каждая знакомая мне мать. Маленькие дети, одетые не по сезону, не подписанные вовремя школьные разрешения, постоянное отсутствие нужных вещей в сумке («Ты не забыла подгузники?» – спрашивал меня Джордж каждый раз, когда мы садились в машину, и в голосе его слышалось обвинение). Мужчины негласно, но вполне внятно высказывали свою позицию. «Это не наша работа».
Мужья, которых я знала, включая моего собственного, активно общались со своими детьми – ничто в их поведении не напоминало ретростереотип мужчин, которые редко покидают свой кабинет и отказываются мыть маленькую грязную попу. Но стоило им превзойти в отцовстве Дона Дрейпера3, как эти мужчины с чувством выполненного долга отправлялись на диван со своими смартфонами. У всех нас – и мужчин и женщин – крепко засело в голове воспоминание о совсем недавнем прошлом, когда в домашних делах от отцов не ждали практически ничего. Так почему же мы, матери, так злились и не осыпали аплодисментами и лепестками роз каждое участие наших партнеров в домашних делах?
Что касается этих вполне достойных мужчин, они прекрасно понимали, что участвуют в домашних делах гораздо больше, чем когда-то их отцы. Но это только мешало им прислушаться к вполне разумным возражениям жен о том, что этого «больше» недостаточно. Я стала худшим врагом самой себе: сомневалась в своем праве просить о помощи, чувствуя вину каждый раз, когда злюсь. Как правило, выбор был прост – либо поругаться с мужем, либо просто взять и сделать все самой, что бы это ни было. Ситуация удручающая. Все женщины, которых я знала, высказывали свое разочарование друг другу, чтобы хоть как-то облегчить боль. «Он хотя бы помогает», – говорили эти женщины, стыдясь своего недовольства и защищая благие намерения партнеров. А тот факт, что никто в истории человечества еще ни разу не говорил фразу «Она хотя бы помогает», нам и в голову не приходил. Мать, как предписывает ее пол, может разделить с партнером радости родительства, но никак не его неизбежное бремя: не забыть подгузники, купить подарки, спланировать обед и ужин, найти детский сад, раздать одежду, которая уже мала. Можете сколько угодно считать такой порядок дел аморальным, но поменять его никто не в силах.
В первые годы после рождения ребенка требуется немало времени, чтобы осознать те или иные проблемы. Сейчас я уже не помню, когда именно раздражение превратилось в глубочайший разлад, в какой момент то, что мой муж преспокойно начинал есть сам, пока я нарезала еду для нашей малышки, стало вызывать у меня приступы печали. Меня убивали даже мелочи.
Мы оба обожали Лив. Но только я постоянно обновляла в голове подробный список всего, что необходимо для ее жизни. Одна. Неужели мое желание выносить и выкормить нашего ребенка привело к негласному договору о том, что удовлетворение всех ее нужд – моя обязанность? Я приняла это как данность. Если бы я не нашла няню, а потом детский сад, неужели это сделал бы Джордж?
Как только я нашла детский сад, я взяла на себя новую обязанность – каждый воскресный вечер собирать сумку Лив на неделю и оставлять эту сумку в садике в понедельник утром (я возила дочь по понедельникам), с чистой простыней для тихого часа. Лишь когда на понедельник выпадал праздник, я вспоминала о том, что Джордж, который возил Лив в садик по вторникам, даже не знает о существовании специальной сумки, с ее свежим постельным бельем и сменной одеждой. В такие недели, если воспитательница забывала об этом напоминать, Лив спала на голом матрасе, потому что ее отец не привез вещи. То же самое повторилось с нашей второй дочерью три года спустя. Для детей это, разумеется, не конец света. Но я страдала. Я чувствовала себя человеком второго сорта в собственном доме. Я старалась донести свои чувства Джорджу, но он слышал только критику, мне не удавалось до него достучаться. Сумка? Какая еще сумка?
Никто из нас этого не ожидал
В свете общего прогресса, когда для женщин многое изменилось в социальной сфере, вполне простительно, что мы не предвидели, насколько мало изменится наша личная жизнь. Вот в такой запутанной ситуации мы с Джорджем стали родителями – смутно предполагая, что мы будем все делать вместе, и не имея ни малейшего понятия о том, с чем нам предстоит бороться и каких усилий потребует достижение цели. И я стала читать о нашей проблеме.
По рекомендации подруги я выбрала книгу «Вторая смена» – подробный рассказ социолога Арли Хохшильд о том, как распределяли свои рабочие и домашние обязанности гетеросексуальные пары 1970-х и 1980-х годов. Вечно измотанные мамочки из ее исследований были мне настолько близки, что эта книга стала первым научным исследованием, над которым я рыдала (уже после рождения нашей второй дочери Тесс – к тому времени я уже выбилась из сил, стараясь навести в нашей жизни хоть какой-то порядок). В течение тридцати лет Хохшильд наблюдала за жизнью нескольких семей, анализируя поведение мужчин и женщин, стремящихся как-то распределить домашние обязанности. То, что многие из этих пар в итоге развелись, показывает, какую цену приходится платить за иллюзию гармонии.
Больше всего меня поразило открытие профессора Хохшильд, о котором она пишет во введении к книге: оказалось, что в 1980-х годах ее студентки из Университета Беркли «не надеялись найти мужчину, готового разделить с ними домашние заботы» [1]. В 1990-х я и мои однокурсницы из Университета Мичигана прогнозировали прямо противоположное будущее: ну конечно же, наши мужья будут делить с нами домашние обязанности! Очевидно, что на пороге нового века наши ожидания были оптимистичнее, чем у выборки Хохшильд. И лишь оглядываясь назад, мы видим, что они практически не реализовались.
Я начала читать по этой теме и обнаружила, что материала предостаточно. В конце 2015 года Newsweek опубликовал опрос, в котором приняли участие двести пар из штата Огайо, под названием «Мужчины делают половину дел по дому – до появления первого ребенка» [2]. Опрос показал, что в парах с двумя работающими партнерами каждый партнер до рождения детей уделял домашним обязанностям по 15 часов в неделю. Как только появлялись дети, женщины добавляли к этому 22 часа ухода за ребенком, а мужчины только 14, причем мужчины при этом урезали время на домашние дела на 5 часов (а женщины так и тянули свои 15 часов).
Молодые отцы, выросшие в более позднем эгалитарном обществе4, вели себя не лучше [3]. «Мужчины-миллениалы оказались совсем не такими отцами, как они надеялись», – написала The New York Times в июле 2015 года, цитируя социологическое исследование Калифорнийского университета. Оно продемонстрировало, что мужчины в возрасте 18–30 лет на словах демонстрируют более современное отношение к гендерным ролям в браке, чем старшее поколение, но «им тяжело реализовать его в собственных семьях».
Опрос Исследовательского центра Пью в том же году показал: мужчины считают, что выполняют не меньше работы по дому, чем женщины, но их жены придерживаются иного мнения [4]. 64 % матерей утверждают, что заботятся о потребностях детей гораздо больше, чем их мужья. 41 % отцов и 31 % матерей считают, что домашние обязанности в их семье делятся поровну. Опрос журнала The Economist в 2017 году, охвативший родителей из восьми западных стран, показал схожие результаты (46 % отцов и 32 % матерей считают, что домашние обязанности у них делятся поровну) [5]. Выводы многочисленных наблюдений в социологических публикациях можно резюмировать статьей, опубликованной в Journal of Marriage and Family: «В силу потенциальной выгоды равного разделения домашнего труда, а также стремительного роста числа работающих женщин и активной популяризации идеалов равноправия в браке, многие… прогнозировали, что разделение домашних обязанностей станет более гендерно нейтральным. Однако опросы… не подтверждают это предположение. Исследователи так и не смогли ответить на важный вопрос: “Почему мужчины не делают больше?”» [6].
Именно этот вопрос мучил матерей, с которыми я познакомилась, – причем даже тех, чьи мужья называли себя профеминистами и предполагали, что их идеология автоматически отразится на образе жизни. Как правило, этого не происходило. Моя подруга Лиза, в ярости на то, что ее муж вечно отсутствует и не принимает участия ни в каких домашних делах, порезала себе руку, нарезая овощи, – после чего руку пришлось перевязать и отложить длинный список домашних дел на несколько недель. Моя подруга Бэт отказывалась рожать второго ребенка, потому что ее муж не мог пообещать, что на этот раз будет активнее заботиться о детях (второго они все равно родили; по ее словам, на этот раз она по крайней мере знала, во что ввязывается. Говоря об этом, она тяжело вздыхала и пожимала плечами). Моя подруга Сара, чтобы добиться от мужа равного участия после рождения второго сына, разработала целый план, согласно которому никто из них не должен оставаться один с мальчиками. Ради этого обоим супругам пришлось изменить график работы и пожертвовать всеми выходами в свет. Нуждаясь в помощи мужа по утрам перед работой, моя пациентка Андреа составила расписание в Google-календаре, в котором был установлен будильник для ее мужа на всю неделю; а в те многочисленные дни, когда он все равно не просыпался вовремя, ей приходилось готовить обед на всю семью, пока ее полуодетый малыш висел у нее на юбке. Другие женщины, которых я знала, справлялись как могли, пока не выбивались из сил, и тогда скандалили с отцами своих детей – и все равно почти ничего не менялось. В конечном итоге все их усилия были напрасны. Так уж сложилось… Причем никто из участников драмы не знал почему и не мог направить свою жизнь по более сбалансированному и справедливому пути.
