Buch lesen: «Проклятие Нефритового города»

© Дарий, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Лес откровений

Лучи закатного солнца едва пробивались сквозь густую листву деревьев, отбрасывающих загадочные тени на мраморные скамьи и выложенные плиткой дорожки не так давно излюбленного места прогулок и тайных свиданий жителей Нефритового города. Припозднившиеся прохожие, торопливо семенящие по выщербленным временем каменным плитам, с опаской поглядывали на одинокого мужчину в покрытой пылью одежде, который припал к бутыли с вином и, не обращая внимания на настороженные взгляды, поглощал с явным удовольствием ее содержимое. Убедившись, что бутыль пуста, он с неудовольствием отбросил ее в сторону и, спасаясь от внезапно налетевшего ветерка, плотнее запахнул одежду. Внимательный взгляд мог заметить мелькнувший на секунду меч в ножнах с рукоятью в форме человеческой кисти, висевший в том месте, где положено быть левой руке. По стремительности движений воина было видно, что он давно свыкся с отсутствием конечности и, компенсируя потерю, выработал другие, неизвестные и страшные для противника навыки. Физическое увечье не стало для него фатальным, но каждый раз, бросая взгляд на культю, перед его глазами вставала одна и та же, мучительная картина…

Лязг стали о сталь уже несколько страшных минут полосовал утреннюю тишину. Две фигуры, вращая мечами с огромной скоростью, блокируя и делая обманные движения с последующими контратаками, двигались в водовороте боя со сверхъестественной скоростью и точностью. После очередного обмена ударами, противники отпрянули друг от друга и застыли, переводя дух, с поднятыми мечами, готовые в любую секунду ответить на возможный выпад. Со стороны казалось, будто воины внезапно окаменели, а мир затаил дыхание вместе с ними, ожидая развязки. Выпад. На мгновенье показалось, что клинки и воины сплелись, подобно змеям, в черно-белый клубок, вращающийся с огромной скоростью. Лязг стал напоминать непрерывный скрежет, будто противники, превозмогая мощь друг друга, стремились вдавить свои мечи в тело врага, испытывая небывалое сопротивление. Затем раздался крик с последовавшим глухим стоном. Воин в белом не оглядываясь на скрипящего зубами от дикой боли искалеченного соперника, пошел к дереву, у которого был привязан его конь. Отъезжая от места кровавой драмы, он не слышал, как тот произнес, прежде чем провалиться в спасительное забытье: «Меч станет моей второй рукой…»

Вырванный из плена воспоминаний каплями падающего дождя, мужчина встал со скамьи, осмотрелся и пошел вглубь леса, стремясь как можно скорее попасть в старую хижину, в которой он мог скрыться от непогоды и согреть у очага начинавшую ныть культю. Это ветхое строение являлось его домом вот уже шесть лет, которые он провел в изнурительных тренировках и мучительных снах, в которых раз за разом он видел, как то, что было его рукой, лежит в траве, орошая ее кровью. Лучше бы его убили, чем ввергать в эту муку физической боли и ада в душе, когда живешь гневом, дышишь ненавистью и жаждешь мести. Но боль ушла, гнев умер, ненависть он задушил, исступленно упражняясь с мечом день за днем… Он сам стал мечом. Он победил себя, свое увечье, свой страх, но жажду мести можно утолить, лишь напившись вдосталь. И он ее утолит сполна…

Глава 2. Таверна Одинокого Путника

Шляпы из пальмовых листьев, глубоко надвинутые на глаза двух усталых путников, едва ли спасали от дождя, который лил, не переставая, от самого побережья. Едва волоча ноги и прилагая усилия, чтобы выдернуть их из разочарованно чавкающей грязи, Фэнг Лей и Кианг с упорством волов двигались к едва различимому сквозь пелену дождя далекому огоньку. Как два корабля, застигнутые штормом, они двигались к вожделенной цели, обещавшей им сытный ужин, сухую постель и крепкий сон. А дождь, то затихая, то вновь усиливаясь, хлестал их нещадно, будто испытывая на прочность в конце пути.

Последние метры до крыльца Таверны Одинокого Путника дались Фэнг Лею и его другу с огромным трудом. Позвонив в небольшой колокольчик рядом с дверью, они принялись приводить себя в порядок, счищая комья грязи с одежды и сапог. Через несколько минут раздался осторожный скрип отодвигаемого запора и на пороге возник взъерошенный старик, который высоко подняв ночной фонарь, с тревогой вгляделся в лица поздних гостей:

– Чем могу быть полезен, благородные господа? – спросил он, опасливо косясь на огромного воина и его торчащий из-за спины меч.

– Нам нужна комната, горячая вода и что-нибудь поесть, – мрачно произнес великан и, бесцеремонно подвинув плечом замешкавшегося от неожиданности старика, проследовал вглубь помещения.

Фенг Лей, виновато посмотрел на растерявшегося от такого напора хозяина:

– Прошу простить моего друга, но мы ужасно измотаны, голодны и нуждаемся в хорошем отдыхе.

– Конечно, конечно, – поспешно проговорил старик и, с неожиданным проворством для его возраста, засеменил вслед за великаном, который довольно урча, уже расположился у теплого очага, грея руки и источая пар от мокрой одежды. Старик тем временем, поднявшись по лестнице на второй этаж, где располагались комнаты для гостей, открыл дверь в маленькую каморку и крикнул жене, чтобы принесла ужин для дорогих господ. Фэнг Лей подошел к небольшому оконцу и, окинув взглядом дворовые постройки, покосившиеся и разбухшие от непрерывно льющихся потоков воды, заметил неясный силуэт, поспешно скрывшийся во тьме пустующего сарая. Видимо, кроме них, у стариков еще есть постояльцы. Из комнаты, где у очага грелся довольно ухмыляющийся Кианг, послышался его одобряющий рев. Войдя в обеденную залу, Фэнг Лей увидел, как огромный воин на глазах у изумленной супруги хозяина, безвкусно и густо нарумяненной женщины с остро торчащей, девичьей грудью, не свойственной ее возрасту, отправляет в рот огромные куски издающей одуряющие запахи рыбы, довольно чавкая и безумно вращая глазами. Видимо, кулинарное мастерство хозяйки было выше всяких похвал. Налив чашку ароматного чая с примесью неизвестных ему трав, он сделал глоток и, с улыбкой следя за жерновами, в которые превратились челюсти Кианга, сказал, обращаясь к хозяйке:

– Нам нужна горячая вода.

Та, с трудом оторвав восхищенный взгляд от самозабвенно жующего Кианга, поклонилась и, несколько неуклюже, пошла отдавать распоряжение мужу, путаясь в платье и вымученно улыбаясь. Фэнг Лей проводил ее взглядом, подмечая, что руки хозяйки, мозолистые, крепкие, без малейших следов маникюра больше подходят для рукояти алебарды, чем для манипуляций с домашней утварью. Через минуту к ним спустился хозяин, и, натужно улыбаясь, сообщил, что фурако уже готова, так как он, не ожидая столь поздних гостей, к моменту их прибытия уже приготовил ее для себя. Что поделать, старые кости требуют тепла… Но, он с радостью готов предоставить ее в распоряжение благородных воинов и для этого проводит их в специальный домик, располагающийся во дворе, рядом с кустами хризантем. Аромат цветов после дождя и горячая вода подарят воином столь желанное отдохновение от ратных трудов, очистив тело и успокоив душу.

Подобревший, сытый и изрядно испивший вина Кианг, встал и, ковыряясь в зубах, с довольной улыбкой подошел к хозяину, положив руку ему на плечо, развернул, и, шутливо подталкивая в спину, сказал, издавая довольное рыкание:

– Старик, если ванна будет столь же превосходна, как съеденная мной рыба, то, пожалуй, я останусь здесь еще на некоторое время. Давай, веди к своей фурако и хризантемам. А мой друг, тем временем, воздаст должное стряпне твоей женушки. Кстати, скажи ей, пусть принесет еще вина.

Старик, прихватив фонарь, кланяясь, открыл перед Киангом дверь и засеменил вслед за ним, боясь столкнуться с пошатывающимся громилой. Когда они вышли из таверны, Фэнг Лей, двинулся вдоль стены в противоположную сторону. Достигнув пристройки, у которой ему почудился силуэт, он загляну в небольшое окно. В маленькой комнатушке, низко склоняясь над столом, сидела женщина, время от времени смахивая платком слезы. Он попробовал слегка нажать на дверь, но она не поддавалась. Тогда ударом ноги он проломил несколько досок и, протянув руку, открыл дверь изнутри. Женщина, поначалу отпрянувшая в испуге к дальней стене комнаты, теперь сидела, закрывшись рукавом бирюзового платья и лишь ее миндалевидные глаза с длинными ресницами, подведенные черной краской, настороженно взирали на нежданного гостя. Он смотрел в них, как завороженный, чувствуя, что погружается все глубже и глубже в эту голубую бездну. Казалось, время остановилось. Но, внезапно, ее взгляд изменился и, увидев ужас в мгновенно расширившихся зрачках, Фэнг Лей, молниеносно выхватил меч из ножен. Резко развернувшись, он нанес удар, известный фехтовальщикам, как «монашеский плащ», на долю секунду опередив старика, который, предвкушая его смерть, с застывшей ухмылкой на лице, разламывался на двое, держа в руке бесполезный уже внушительный кинжал. Кровь из рассеченных артерий брызнула в разные стороны. Кровавые капли попали на лицо девушки и она, вскрикнув, потеряла сознание. Из пристройки, где в фурако беззаботно плескался Кианг, раздался крик боли и звук падающего в воду тела…

Глава 3. Омовение Кианга

Кианг, бесконечно довольный сытным ужином и хорошим сливовым вином, после ухода старика сидел в просторной фурако с закрытыми глазами и, чувствуя, что усталость и нега, накатывая волнами, неизбежно затянут его в дремотный омут, то и дело тряс головой, пытаясь хоть немного сосредоточиться. Обострившееся за годы странствий и сражений чувство опасности не давало ему спокойно расслабиться и раствориться в забытьи. Может быть, усталость последних дней и природная подозрительность берут верх над здравым смыслом?

В дверь постучали, и на пороге возникла хозяйка с подносом, прикрытым куском шелковой ткани. Кианг сделал вид, что спит, откинув голову на край фурако и демонстрируя всем своим видом полную беззащитность. Подобно сжатой пружине, он застыл в ожидании дальнейших действий хозяйки. Та достала из широкого рукава небольшой стилет и стала осторожно красться. По мере приближения ее лицо, и без того отталкивающее, стало приобретать и вовсе демонические черты – оскаленные зубы, яростный огонь в глазах, тяжелое дыхание, как у любовников, предчувствующих сладостный момент соития. Стилет в ее руке дрожал, бросая блики на стены, и именно за ними внимательно следил Кианг, стараясь поддерживать ровное дыхание спящего человека. Увидев, как блик резко взметнулся вверх по стене и на мгновение застыл, готовясь исчезнуть в его теле, он резко вскинул руки и выплеснул пригоршню горячей воды в лицо опешившей от неожиданности старухи, инстинктивно выронившей стилет и отчаянно, с воем, протирающей глаза. Он быстро вылез из бочки и неодобрительно взглянув на бесформенное месиво, в которое превратилось из-за потекшего макияжа лицо старой карги, обхватил ее шею своими ручищами и приставив стилет к уху, слегка надавил, заставив замереть на месте.

– Очень странное проявление гостеприимства, – ровным голосом проговорил Кианг, как бы обращаясь сам к себе. – Прекрасный ужин, превосходное вино – и вдруг нож у моего горла. Чем обязан такому вниманию, госпожа?

Стилет на считанные миллиметры продвинулся вглубь уха, вызвав у старухи непроизвольный вскрик. Кианг опустил руку, державшую шею хозяйки к ее груди и, распахнув одежды, вытащил две достаточно объемные луковицы и отбросил их в сторону.

– Скромнее нужно быть, – стилет вновь начал свое неспешное движение внутри уха, как оказалось, достаточно молодого человека, испуганно мычавшего и дико озиравшегося по сторонам.

– Итак, кто ты и почему желаешь моей смерти? – спросил Кианг, для верности чуть подвигав стилетом внутри уха парня, взгляд которого молил о пощаде. – Говори, – уже практически прорычал он.

– Мы с отцом актеры из разорившегося бродячего театра. На таверну набрели случайно. Хозяев убили и закопали на заднем дворе, завалив камнями, чтобы собаки не растащили останки.

– А что вы сделали с другими постояльцами?

– Так не было никого! После всех этих жутких находок обескровленных тел, люди обходят эти места стороной. А как радовались старики, увидев нас на пороге…

Неожиданно слезы градом покатились из глаз юноши и, уже не обращая внимания на приставленный к его уху стилет, он зарыдал в голос, вытирая рукавом платья лицо и стирая остатки женского грима. Кианг подумал, что душа этого молокососа все же еще живет в его теле и, морщась от завываний парня, вытащил кончик стилета из его уха. Из открытой двери потянуло сквозняком. Он пошел к скамье, на которой лежала его одежда и вдруг понял, что не задал главный вопрос. Резко повернувшись, Кианг подошел к тихо поскуливающему юноше, рывком поднял его на ноги и, свирепо глядя в глаза, спросил:

– Ты говоришь, что кроме вас с отцом, в Таверне никого не было, верно? – Парень испуганно закивал головой, выражая согласие.

– Тогда, кто готовил эту чудесную рыбу на ужин? Явно не вы, актеришки, всю жизнь слоняющиеся по забегаловкам и кабакам. Кто еще находится в таверне? Говори, иначе на этот раз я засуну стилет в твое ухо по самую рукоять, клянусь Тысячью Адов!

Глядя в яростные глаза Кианга, парень, запинаясь, стал поспешно говорить:

– Ее зовут Мейлин и она само совершенство. Умоляю, не трогайте ее. Это она вам готовила ужин. Бедняжка скрывалась у стариков от притязаний какого-то воина и была им, как дочь. Мы обнаружили ее случайно, уже после того, как задушили хозяев. Она пряталась в пристройке на заднем дворе и видела, как я закапывал тела ее благодетелей. Я услышал крик и, обшарив постройки, нашел ее без чувств. Отец хотел и с ней покончить, но я убедил его не делать этого. Готовить, как вы заметили, мы не умеем и Мейлин просто покорила отца своим искусством. Она была настолько напугана, что согласилась нам помочь. Но, плакала, не переставая. Поэтому отец, когда она заканчивала приготовление, вновь отправлял ее на задний двор и запирал на ключ. Он говорил, что за такую красоту городской Дом Терпимости даст приличную сумму…

– Каков мерзавец, – прорычал Кианг, – тебя и твоего папашу непременно следует отдать Нефритовой Страже. Местный правитель сам отец трех дочерей, и он сурово накажет вас за такое обращение с женщиной.

Отпустив внезапно обмякшего актера, он направился к скамье с одеждой, но в следующий момент уже уклонялся от бешеной атаки юноши, который орудовал невесть откуда взявшимся кинжалом с немалым искусством, целясь ему в лицо и живот. Уклоняясь от мелькающего лезвия, Кианг подбил атакующую руку и резко развернул нападавшего, оказавшись за его спиной. Рука с зажатым в ней клинком стала приближаться к животу парня, который, чувствуя, как сталь входит в его плоть, издал жуткий крик. Кианг подхватил падающее тело и забросил его в остывающую фурако.

Со стороны дверей раздался шум и, резко обернувшись, Кианг увидел слегка запыхавшегося Фэнг Лея с мечом в руке и бесчувственным телом девушки на левом плече. Фэнг Лей, осмотрев царящий вокруг хаос и увидев мертвое тело в фурако, осторожно опустил тело девушки на скамью и с облегченной улыбкой произнес, глядя на обнаженного друга:

– Оденься, дама вот-вот очнется, и я не хочу, чтобы она вновь лишилась чувств от вида твоих богатырских пропорций.

Подойдя к девушке, он слегка побил ее по щекам и, набрав в ковш воды, обмакнул в нем пальцы и побрызгал на лицо незнакомке. Она застонала, но в себя не пришла. Кианг, приведший себя в порядок, подошел к скамье и с интересом вглядываясь в изящные черты лица девушки, произнес:

– Ну, здравствуй, Мейлин, – с удовлетворением отметив удивленный взгляд своего друга.

Со стороны улицы раскатисто прогремел гром и кроны деревьев зашумели под порывами внезапно налетевшего ветра.

Глава 4. Мейлин

Дверь жалобно заскрипела петлями и резко распахнувшись, впустила в помещение поток сырого, холодного воздуха. Кианг, поежившись, взял с небольшого столика, чудом не опрокинутым в пылу борьбы с несостоявшимся убийцей, бутыль вина и, сделав изрядный глоток, передал ее Фэнг Лею. Тот покачал головой и присев на скамью, спросил:

– Откуда ты знаешь ее имя?

Кианг подошел к остывшему фурако и, глядя на коченеющее тело, сказал:

– Малец рассказал перед смертью. Они убили стариков-хозяев и под их видом хотели поживиться за счет невинных постояльцев. А Мейлин нашли случайно. Она скрывалась в таверне от какого-то резвого ухажера и согласилась им помочь из-за страха за свою жизнь. Готовит она действительно чудесно…

При воспоминании об ужине, у него громко заурчало в животе. Он с надеждой посмотрел на безмятежное лицо красавицы, но она все еще находилась глубоком обмороке. Вздохнув, он продолжил:

– Ее ждала незавидная участь «продавщицы весны» местного Дома Терпимости. Так захотел папаша этого юнца. Кстати, нужно бы найти мерзавца. Я горю желанием отправить старого прохиндея на встречу с сыном.

Фэнг Лей встал и, подойдя к двери, задумчиво посмотрел на всполохи молний:

– Я с самого начала понял, что мы в таверне не единственные гости. Когда вы со стариком ушли, я проследовал на задний двор к пристройке, запертой на ключ. Именно там я и нашел плачущую Мейлин. Старик напал на меня, и я убил его на глазах несчастной. Так что, прости, что не позволил это сделать тебе лично.

Кианг проворчал под нос какое-то ругательство и спросил:

– Что теперь будем делать?

Капли дождя барабанной дробью застучали по крыше.

– Отнеси девушку в дом. Дождемся, пока она придет в себя и спросим, чем можем ей помочь.

Кианг согласно кивнул и, словно пушинку, подхватил девушку на руки, быстро пересек двор и скрылся в дверном проеме таверны. Фэнг Лей подошел к плавающему в фурако телу актера и внимательно всмотрелся в черты лица, на котором уже не было ни единого следа грима. При жизни юноша был действительно несколько женственен, но одного взгляда на его крепкие мускулы было достаточно, чтобы понять, насколько опасный боец смотрит в потолок пустыми, безжизненными глазами. Женские роли в бродячих театрах традиционно исполняют мужчины. И часто на сцене можно видеть представителей целых династий, которые оттачивают свое мастерство, передавая его от отца к сыну. Фэнг Лей вдруг с грустью подумал, что они с Киангом этой ночью прервали одну из них навсегда. В спектакле жизни они сыграли свои последние роли, но уходят со сцены не под овации благодарной публики, а в мешках для бродяг, в которых их завтра могильщик закопает за кладбищенской стеной. Лицедеев не хоронят на Священной земле, ибо на тех, кто носит маски при жизни, Боги закрывают глаза после смерти.

Плотно закрыв дверь, за которой свою посмертную ванну принимал убитый Киангом незадачливый актер, Фэнг Лей быстрыми шагами пересек двор, свернул за угол и, пройдя вдоль стены таверны, вновь очутился около каморки, которая была домом и одновременно местом заточения Мейлин. В лицо ударил запах внутренностей, вывалившихся из рассеченного надвое тела старика. Поморщившись, перевязал шейным платком лицо и зажег ночной фонарь, стоявший на импровизированном туалетном столике, заполненном различными благовонными маслами, стеклянными пузырьками с мазями, румянами и тому подобными загадочными субстанциями, которые, являясь тайным оружием женщин, делают сопротивление их чарам порой бесполезным и бессмысленным. Выдвинув нижние шкафчики, он обнаружил кипу надушенных носовых платков, халатов, нижнее белье из нежнейшего шелка, небольшую нефритовую коробочку в форме черепахи и практически невесомый, идеально подходящий для маленькой изящной женской ручки стилет. Пылкого повесу, решившего было взять приступом девушку, ожидал бы душ из холодной стали. Найдя походную сумку, украшенную изображениями резвящихся собак фу, он аккуратно, стараясь ничего не помять, принялся складывать в нее вещи девушки. Покончив со сборами, он накрыл обезображенное тело старика покрывалом с кровати Мейлин, взял сумку с ее вещами и стремительным шагом направился в таверну. В мертвых глазах старого актера на мгновение отразилась вспышка молнии и погасла, как символ мимолетности человеческого бытия.

В таверне Кианг в гордом одиночестве поглощал найденные на кухне остатки рыбного ужина, запивая вином и поглядывая искоса на пришедшую в себя Мейлин, которая, сжавшись в комок на небольшом диване, с ужасом смотрела на незнакомого воина. Увидев Фэнг Лея, превратившим ее тюремщика в подобие сиамских близнецов, ей вновь стало дурно. Кианг встал из-за стола, прихватив с собой чашу с вином и, не подходя к девушке близко, предложил:

– Выпей немного. Ты вся дрожишь.

Мейлин, скорее подчиняясь его желанию, чем жажде, схватила чашу обеими руками и мгновенно осушила ее. Забрав чашу, он вернулся к столу. Переведя дух, она закашлялась, но, видимо алкоголь быстро ударил в голову, потому что взгляд ее сделался более расплывчатым, она непроизвольно улыбнулась и ткнув пальцем в сторону Фэнг Лея, сказала:

– Вы… Вас я уже видела. А кто этот воин?

Фенг Лей, улыбнувшись, ответил:

– Его зовут Кианг, госпожа, и вы не должны бояться его.

– Я боюсь не его, – робко сказала Мейлин, – То, что творит Ваш меч, поистине ужасно.

– Иногда, чтобы спасти хорошего человека, приходится убивать плохого, – сказал Фэнг Лей, передавая ей сумку с ее вещами, – я постарался забрать из комнаты все, что могло принадлежать Вам.

Девушка, настороженно взяв сумку, спросила:

– Где я могу переодеться?

– Выбирайте любую комнату.

– Хорошо, мой господин, но Вы не назвали себя. Могу я узнать имя моего спасителя?

– Меня зовут Фэнг Лей, и я вновь заверяю Вас, что вы в полной безопасности.

– Фэнг Лей, – задумчиво проговорила девушка, – где-то я слышала это имя… Нет… Не помню… А меня зовут…

Мейлин, мы знаем, – промычал с набитым ртом Кианг и, проглотив очередной кусок рыбы, опорожнил чашу вина и озорно подмигнул ей. – Ты божественно готовишь.

Он явно был навеселе. Мейлин, хмурясь от такой бесцеремонности, развернулась и, быстро поднявшись по лестнице, исчезла за одной из дверей на втором этаже. Фэнг Лей увидел восхищенный взгляд Кианга, которым он сопровождал зарумянившуюся от гнева и от того еще более прелестную Мейлин, пока она поднималась по лестнице, и сказал:

– Мейлин, судя по ее манерам, явно аристократка, волею судьбы заброшенная в эту глушь. Нам следует выяснить, что вынудило ее скрываться в этом неподобающем месте и помочь ей в возвращении домой, если она того захочет. Мы проводим ее в город, а затем, отправимся на встречу с Джинг Гуо.