Buch lesen: «Лайто: Покорение «Башни Греха»»

Пролог

Сидя на выжженной земле, как всегда слегка обжигающей тело, я смотрел высоко наверх – туда, где, по рассказам старожилов, раньше находилось бескрайнее “синее небо”. Сейчас, в отблесках огня, там виднелось лишь что-то темное, похожее на массивный камень, или, лучше сказать, огромную каменную плиту, что устилала всё небо. Мне нравилось смотреть на игру теней и света, падающих на каменное небо, каменные стены и каменистую обожжённую землю. Это был свет от нерукотворного огня, горевшего вокруг нашего небольшого городка, а иногда и в нём самом. Воздух был спертый, дышать было тяжело, в желудке как обычно ничего нет. Иногда, в приступах дикого голода, можно было поесть земли, сухой и горячей, от которой лучше не становилось, но даже ради того, чтобы просто обмануть тело на несколько секунд и забыть про голод… Для многих этого эффекта было вполне достаточно, хотя говорить о каком-то настоящем удовлетворении, конечно, не стоит. Впрочем, никто от такого не умирал, поэтому страдания не заканчивались. Умереть здесь было сложно. Раны, увечья, голод, даже отрубленные конечности или голова – ничто не лишало жизни. После обычного сна или потери сознания все физические дефекты исчезали, человек снова становился “целым”, однако боль “повреждения” не проходила никогда. Поэтому люди старались не получать никаких ранений и травм, т.к. после этого фантомная боль оставалась с ними навсегда. Однако, иногда в городе вспыхивали огни, обладающие особым, таким желанным для многих, свойством. Они сжигали человека полностью, не оставляя и следа, кроме горстки пепла. И эта горстка пепла уже никогда не становилась человеком. Для многих это было очень заманчиво, но поймать такой неожиданный огонь было почти невозможно. Можно было подумать, что огонь этот издевается над всеми, маня людей обрести долгожданный покой, постоянно ускользая от них. Он вспыхивал и гас за несколько секунд, часто появляясь именно возле какого-то определенного человека, как будто бы специально забирая его с собой, забывая обо всех других. Однако, можно ли считать этот огонь спасением? Правда ли то, что он обеспечивал людям свободу от мук? Никто на это не мог дать ответа, но отчаявшиеся люди, постоянно испытывавшие боль и страдания, видели в нём лишь спасение. Многие, пытаясь предугадать очередное появление такого огня, его местоположение и время, в итоге сбрендили, став еще более сумасшедшими чем раньше. Еще ни один человек не смог поймать данный огонь намеренно. Лично мне перспектива “сгореть и исчезнуть” никогда не нравилась. Да и разве можно исчезнуть? Это кажется каким-то нереальным. Хотя иногда я их понимаю. Постоянные боли в теле, особенно фантомная боль сломанной правой ноги, что преследует меня с самого детства, постоянно толкают меня к поиску “избавления”, к моменту, когда боль исчезнет. Но возможно ли это вообще? Это правда, что иногда, глубоко задумавшись, забываешься, и как будто бы ничего не болит, но эти моменты так редки и мимолетны, что даже не стоят упоминания. Уже довольно долго наблюдая за игрой огоньков, я слегка размялся, и пошел назад в сторону города с своего излюбленного каменного холма, чутка прихрамывая на правую ногу.

Глава 1. Решимость

По рассказам старожилов, раньше мы жили на “поверхности”. Они рассказывали нам о таких явлениях как солнечный свет, ветер, вода, и особенно много говорили про всеобъемлющее “синее небо”. Часто с большой грустью и сожалением о том, что так мало уделяли времени и уважения окружающему их богатству.

Говорят, что однажды началась война с демонами, люди её проиграли, были прокляты и низвергнуты прямо сюда, где мы и находимся по сей день. Да, целый наш город провалился под землю. Основание под городом, единая каменная плита, крутанулась на 360 градусов, и город, стоявший на краю этой плиты, просто свалился вниз. Это было чудом, если можно так назвать то, что никто не умер во время этого масштабного падения. Ведь смерть была бы для многих долгожданным избавлением от предстоящих мук.

С тех пор прошло 30 лет. По словам горожан, мне было около 14-ти лет. У меня не было имени, так как родившая меня мать была сожжена, тем самым странным, неожиданно вспыхивающим огнем, сразу после родов, и никто не знал, как она хотела меня назвать. Никто, даже мой родной старший брат. Ну, ему было тогда всего лишь 3 года, и хотя он мог говорить какие-то слова и некоторые предложения, секрета моего имени ему, по всей видимости, было знать не дано.

Мой брат был отличным человеком, заботливым, сильным, не такой как остальные горожане, подвергшиеся проклятию греха, сделавших их более подверженными людским страстям и страданиям. Почему был? Потому что он ушел. И скоро я отправлюсь туда же…

Размышляя обо всем этом, я дошел до деревянного небольшого домика, в котором меня ждала бабуля Рахиль, одна из немногих, кто всё еще сохранил здравый ум у нас в городке. Она решила присматривать за нами с братом, когда скончалась мать. Тут, в месте, которое горожане начали звать Подмирье, нам не требовалось, как раньше, поддерживать жизнь, или, точнее сказать, функциональность тела. Поэтому все что делала бабуля – это следила за нами, как-то воспитывала в силу своих возможностей, и рассказывала кучу историй о жизни до “падения”.

В то время она была в расцвете сил, сильной женщиной, капитаном рыцарей. Некоторые даже звали её “Святой клинок”, за благородство и самоотверженное служение народу. По её рассказам, она и её авангард рыцарей были последней силой, что противостояла демонам, но и они не выстояли. Как по мне это всё преувеличение и сказки стариков! Разве могла быть бабуля Рахиль настолько сильна? Поверить в это даже труднее, чем в то, что есть какое-то там “синее небо”! Хотя, кажется, в глубине души я чувствовал, что она не врет. Но мало ли во что начинают верить люди с годами, особенно после всех пережитых бед, дабы найти временное спасение-пристанище хоть где-то, пускай даже в своей собственной голове, в своём собственном воображении?

– Бабулька, это я! Накрывай на стол! Пора пировать! – ворвавшись в дверь старой избы старой женщины, громко заявил я, улыбаясь и ухмыляясь.

– Эх, баламут, снова шутить изволишь! – медленно расплываясь в улыбке, в которой проскакивали и признаки скрываемой боли, ответила Рахиль.

– Ну а что же еще остается? Без юмора нынче совсем трудно, ты ведь сама меня так учила! – подытожил я.

Я прилег на пол, смотрел в потолок и думал о грядущем…

– Эх, быстро время летит, сынка. Вот завтра уже и тебе пора отчаливать! Надеюсь, ты готов!

– Да. Я знаю… – c неподдельным волнением, нотками неуверенности и одновременно с решимостью, ответил я.

Дело в том, что был некий Путь, который, скорее всего, представлял большую опасность. Недалеко от деревни находилась широченная башня, чья вершина входила в земную твердь, недалеко от каменной плиты, что служила раньше основанием для города. Рядом с башней была большая табличка с текстом:

 
Башня Греха
Осмелившийся войти уже никогда не выйдет тем же путём. Ему будет уготовано вечное скитание и забвение.
 

Этой таблички хватало, чтобы отпугнуть от башни большинство людей. Но эта башня ведь наверняка должна была вести на поверхность! Некоторые смельчаки входили в эту башню, но никто не вернулся. Что с ними там произошло? Никто не знал. Мой брат как раз решил войти в эту башню, и ушел 3 года назад. Тогда я решил, что тоже хочу пойти в башню, и рвался пойти вместе с ним, но Рахиль и Райто, то есть бабуля и брат, запретили мне, сказав, что еще не время, и видя моё упорство пообещали мне, безымянному, что наступит время, и они будут готовы отпустить меня, дать сделать самостоятельный шаг на этом Пути. Когда брат уже ушел, я договорился с Рахиль, что этой датой будет как раз завтрашний день. День, когда моему брату было примерно столько же, сколько и мне сейчас.

– О, сынок, у меня для тебя кое-что есть! – сказала бабуля Рахиль, возвратив меня из омута воспоминаний, и начала копаться в своём сундуке.

– Бабуль, что у тебя там такое может быть? Мне не нужны твои старые вещи! – пошутил я.

– Тсс! Это не просто старая вещь! Это предмет, напоминавший мне о моей прежней рыцарской жизни! Я долго хранила его, не желая расстаться, но с твоим уходом мне уже не за что будет цепляться и так, останется только предаться забвению и позабыть все на свете, дабы не мучить себя воспоминаниями о лучших временах, о моих дорогих товарищах, с которыми уже никогда не встретиться вновь. Это включает и вас с братом… и его (добавила она полушепотом). Поэтому я передам тебе моё последнее сокровище! – заявила бабуля, протягивая мне пыльный меч в ножнах.

Мечом, по всей видимости, не пользовались давно. Хотя ножны сами были пыльными, клинок меча был чист и почти в идеальном состоянии. Было даже удивительно, как он так хорошо сохранился. Видимо, не зря мечи хранят в ножнах!

Бабуля смотрела на приемного сына, разглядывающего клинок. Несколько слезинок скатилось по её щекам. Она осознавала, что смотрит на самое дорогое, что было в её жизни. И оба этих предмета, тела, или сущности, уйдут в путешествие, далеко-далеко, туда, куда не достать её взору.

По-старчески прокашлявшись, бабуля заявила:

– Ладно, сынка, пойду-ка прилягу я. Ты только помни, что оружие служит не для нападения, а для защиты! Не становись убийцей, но будь рыцарем!

От всего этого я задумался. Этот меч, последнее бабушкино сокровище, которое она отдала мне, застало меня врасплох. Почему она не отдала его брату? Почему решила рассказать о мече именно сейчас? Мы ведь могли использовать его в повседневных нуждах, или же она мне могла дать его раньше, чтобы я выучил пару приемчиков. Хотя физически я был более-менее в тонусе, обращаться с мечом мне до селе не доводилось.

С этими мыслями я задремал, а когда открыл глаза, бабуля все еще спала. Я решил, что не стоит её будить, никогда не любил сентиментальные прощания, и тревожить бабулю лишний раз совсем не хотелось.

– Спасибо, – негромко проговорил я. – Мне пора отправляться в путь.

С этими словами я аккуратно открыл дверь избы, вышел за порог, закрыл её, как будто закрыл себе дорогу назад, и сделал шаг вперед. Шаг, с которого начинается любое приключение, испытание, или же просто начало нового дня. Мне очень хотелось увидеть то самое всеобъемлющее “синее небо” вместо далеко простирающегося каменного потолка, на который я смотрел сколько себя помню, представляя пейзажи поверхности из рассказов пожилых горожан.

Дойдя до башни, я обернулся. В последний раз посмотрел на город, слегка освещенный тусклыми огнями. Наверное, этот вид, полюбившийся мне с трудом, я не увижу больше никогда. С этими мыслями я отворил дверь башни, откуда сразу подул леденящий душу порыв ветра, и всё мое тело затряслось. Страх, в какой-то необузданной форме, прошел через меня за мгновение, оставив после себя неприятное ощущение и слабость в теле. Сильнее сжав ножны меча и поколебавшись лишь пару секунд, я зашел в башню, в манящую и одновременно пугающую неизвестность, и дверь за мною закрылась сама.

Глава 2. Лень

Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, я решил осмотреться. Но ничего не увидел. Кругом было темно. Так темно, как не было никогда ранее. И это пугало. И вместе с тем абсолютная тишина, небольшое эхо любого моего движения указывали на то, что в этой кромешной тьме нет более никого, кроме меня. Следовательно, опасаться какого-то нападения или потенциальной засады не стоит, по крайней мере шанс этого был низок. Постепенно глаза адаптировались, и я смог разглядеть какую-то еле-еле светлую точку. Судя по звукам эха, отражающихся от боковых стен, а далее убедившись и тактильно, я осознал, что нахожусь в каком-то коридоре. Скорее всего светлая точка – это выход из него. Больше ничего не оставалось, кроме как идти на свет этой точки, надеясь, что она будет все ярче и ближе. И я пошел.

В какой-то момент времени я настолько забылся, машинально шагая в сторону точки, что не мог ни вспомнить, ни предположить, как долго я уже иду. Усталость в теле почти не накапливалась, но и бежать, по каким-то причинам, я был не в состоянии. Дышать было на удивление легко, при этом в воздухе чувствовалось что-то странное, новое, но приятное. Как будто воздух стал более весомый, насыщенный, но такой же безвкусный. Скорее всего это была влага, то есть насыщенный водой воздух, которой в Подмирье почти не было из-за высоких температур и каменистой местности. Так же у нас там не было никаких источников воды, поэтому вечная жажда для нас была чем-то естественным.

Вдыхая и упиваясь этой потенциальной “влагой”, бесконечно идя к свету, я начал пьянеть, мои ноги начали шататься, голову вело из стороны в сторону. Но относительно скоро тело привыкло, воздух уже не казался таким желанным и интересным, поэтому моё дыхание выровнялось, стало таким же как прежде; и точка света стала уже ярким прямоугольником, за которым меня ждала просторная комната.

Комната оказалась намного светлее туннеля, по которому я шёл, этот свет ослепил меня и пришлось подождать несколько секунд, перед тем как я смог как следует её разглядеть. Свет в комнате был ровным, не было привычной пляшущей игры света-тени, которую я привык наблюдать в своей повседневности. И не было понятно, откуда светит, или лучше сказать, что именно является источником света. Он просто был везде, все объекты были подсвечены чем-то необъяснимым. Комната была довольно просторная: в одной части стоял стол, укрытый белоснежной скатертью, в другой части было кресло с камином, где можно было посидеть, правда камин не горел и вроде как был нерабочий. На столе стояли две тарелки с чем-то мягким и съедобным. Там и там было по одной хлебной лепешки.

Только когда я был совсем мал, очень редко, в какие-то особенные дни, нам выпадала радость поесть что-нибудь съедобное, что еще осталось с тех далеких времен. Обычно это были какие-то черствые сухари или хлебные лепешки, чудом сохранившиеся и не съеденные до сих пор, хотя в отсутствии влаги они так и так не могли испортится, только стали твердыми как камни. Мы разбивали эти каменные лепешки обычными камнями, превращая всё это в подобие пудры, и уже тогда могли отведать “изыски” прошлой эпохи. Мне и брату нравилась такая еда, хотя другой мы и не знали: это было явно лучше поедания земли, хотя мы её толком и не ели. Сама бабуля Рахиль не принимала в этом участие, а лишь поглядывала на нас с улыбкой, радуясь нашим эмоциям и новому опыту от поедания хлебной пудры. И хотя мы предлагали ей отведать кушанье вместе с нами – она вежливо отказывалась, говоря, что вдоволь наелась за то время, что жила на поверхности.

Обнаружив эти лепешки, и сразу вспомнив, на что они похожи, недолго думая, я решил их попробовать. Удивившись мягкости и новизне вкуса, я не спеша, уделяя внимание каждому кусочку, начал её поглощать. Эта лепешка оказалась соленой. Неожиданно, как только я доел её полностью, на тарелке появилась еще одна лепешка. Момент её появления я не заметил, она просто снова была там, и попала в моё поле зрения. Я решил попробовать лепешку на другой тарелке, и удивился её вкусу тоже. Она была сладкой. Доев и её тоже, снова, как по волшебству, на тарелке, где раньше лежала сладкая лепешка, опять оказалась лепешка. И она тоже была сладкой. В итоге съев 4 лепешки: 2 соленые и 2 сладкие – я насытился. А на тарелках снова лежали лепешки, как будто они там были всегда. Это удивляло меня, и одновременно казалось странным, ведь ранее я такого не видывал, хотя если вспомнить про неожиданно вспыхивающие огни в Подмирье, то это не впервые, когда у меня на глазах что-то появляется из ниоткуда.

В боковой стене виднелась дверь, которую я не сразу приметил, так как она была такой же белой, как вся комната. Я мог посидеть на кресле возле камина, но желание двигаться вперед и не задерживаться надолго было сильнее, и я пошел дальше, открывая белоснежную дверь.

В следующей комнате было что-то, что показалось мне еще более невероятным, чем бесконечные хлебные лепешки, появляющиеся на тарелках. Тут была широкая круглая яма, прямо по середине комнаты. С потолка падал мощный поток воды, похожий на водопад в каком-нибудь лесу, который я видел в тех немногих книжках, что уцелели после падения города. Поток воды бился о поверхность воды в яме, разбрызгиваясь во все стороны на мелкие частицы, порождая подобие тумана, и огромную влагу в воздухе. Здесь было на удивление тепло и уютно. Недолго думая, сняв с себя одежду, я решил броситься в этот поток и утолить им сухость во рту и желудке после съеденных мною лепешек.

Это было просто удивительно. Никогда бы не подумал, что в этой башне есть такие места. Как жаль, что бабуля Рахиль этого не увидит… ей бы точно понравилось здесь.

С этими мыслями, совсем расслабившись, погруженным по шею в воду, я наблюдал за искусственным водопадом, и со временем от всей этой влаги, теплоты, сытости – меня начало пошатывать, клонить в сон. Побыв в таком состоянии некоторое время, и, в общем-то вспомнив о своей изначальной цели, с некоторым усилием воли, я в итоге вылез из ямы, оделся и пошел дальше. Впереди меня ждала очередная дверь, и – очередная комната.

В этой комнате не было ничего особенного. Она была полностью пуста. Только пол серебристого цвета выделялся на фоне остальной комнаты. Как только я сделал шаг в эту комнату, моя нога ушла в пол выше колена. Ощущение, что я потерял бдительность и попал в ловушку, резко нахлынуло на меня. Я уже было взялся за рукоять меча, чтобы его вытащить, но остановился. Так как остановился в этот момент не только я, но и моё погружение в пол. Этот неловкий миг длился несколько секунд, после чего я решил надавить на ногу сильнее. Она слегка ушла ниже, но потом вернулась на бывшую высоту. Пол был податливым и упругим одновременно, очень похожим на желе, хоть я и не знал, что это такое. Немного успокоившись, я решил сделать несколько шагов. Таким образом, проваливаясь с каждым шагом, но не уходя на самое дно (как будто я шел по снежным сугробам из рассказов бабули), я дошел до центра комнаты. Окончательно успокоившись и поняв принцип его устройства, просто лёг на спину. Баланс между весом моего тела, площадью, с которой я давил на пол, и его упругостью – был практически идеален… если не идеален. Потому что я не чувствовал тела, точнее, я совсем не чувствовал пола. Как будто лежал не на чем-то твердом, а на самом что ни на есть воздухе.

Странное новое ощущение сытости после лепешек, утоление жажды водой, принятие теплой ванны – всё это резко расслабило что-то в теле. Вечный голод, стремление куда-то попасть и что-то изменить – притихли. Как будто их можно было так легко притупить! Это меня поразило, и показалось очень странным, почти невероятным, а может быть – невероятным вовсе. И после всего этого я оказался лежащим на полу без ощущения собственного веса. Не успел я этого осознать, как заснул глубоким сном.

Проснувшись через какое-то время, я почувствовал себя слегка отдохнувшим, но при этом в теле появились некоторые ощущения неудобства. Как будто переспал. Или как будто ворочался во время сна. Или может слишком мягкий пол был просто непривычен моему телу… Немного придя в себя, начал вставать, и это не сразу мне удалось. Пол как будто не хотел меня отпускать, и препятствовал каждому моему шагу, а тело не особо слушалось и ощущалось скованным. Почти запыхавшись, скорее эмоционально, чем физически, я добрался до следующей двери. Кажется, что уже ничего меня не может удивить после виденных странностей. Хотя нет, может.

И снова новая комната. В предвкушении чего-то хорошего, как было с предыдущими комнатами, я решил осмотреть и эту. Впрочем, других путей все равно не было. В этой комнате, четвертой по счету, было большое сухое дерево, торчащее из земли, находящейся в овальном отверстии в полу, площадью примерно треть всей комнаты. Подойдя к дереву, потрогав его, я почувствовал, что оно еще живо, но, скорее всего, не долго ему осталось. Воздух в этой комнате отличался от предыдущих – он был сух, как будто я был в Подмирье. Кроме дерева и земли, из которой оно росло, вокруг не было ничего более. Эта комната оказалась самой простой, если можно так выразится, ведь дерево и земля для меня были в новинку. Я присел под деревом, потрогал землю рукой, и странное чувство накатило на меня: как будто что-то родное, что-то из далекого прошлого. Это чувство было очень слабое, поэтому оно быстро затерялось среди моих мыслей, и я решил пойти дальше.

На этот раз вместо двери оказались настоящие врата, широкие и массивные. Они не были никак заперты (на ключ, замок или как-то еще). Ручки врат, в виде больших свинячьих голов, что держали во ртах массивные металлические кольца, были в несколько раз больше моих ладоней. Зачем-то оглянувшись назад, подождав пару мгновений, я ухватился за кольца, и с силой начал тянуть их. Как только врата чутка поддались, они сами открылись, отодвинув меня назад. Резкий, еще более леденящий порыв ветра, чем при входе в башню, окатил меня с головы до ног. И снова, снова меня начало шатать. От какого-то странного, нового для меня ощущения, какого-то внутреннего конфликта, мои ноги подкосились, и я упал на колени. Держась за голову, я ощущал и слышал душераздирающие крики, как будто они были везде и нигде одновременно. Среди всего этого словесного хаоса, я смог отчетливо расслышать только одно слово, повторяющееся снова и снова: