Buch lesen: «Безымянные могилы. Исповедь диверсанта. Италия»
«Тот, кто подлинно предан философии,
занят на самом деле только одним –
умиранием и смертью».
Платон
Глава 1
Штаб-квартира Моссад
Тель-Авив, государство Израиль
1962 год
Стены просторного кабинета, куда сквозь тонированные стекла больших окон, проникал мягкий, синеватого оттенка, солнечный свет, наполнились треском входящего телефонного звонка по защищенной линии.
– Слушаю, – ответил Эммануэль Стирис, продолжая бегать глазами по страницам отчета об операции проведенной совместно с сербами в Аргентине.
– Эммануэль?
– Розенблюм? – секунду поколебавшись спросил мужчина, не сомневаясь в том, кому принадлежит сиплый голос.
– Он самый, сынок. Слышал о твоем очередном успехе. Похоже ты не теряешь хватки.
– Ничего от тебя не скроешь, старый ты ищейка, – с улыбкой произнес мужчина, закрыв папку и откинувшись в кресле.
– Работа такая, сам знаешь.
– Не пора ли задуматься об уходе на пенсию?
– И что я буду делать? Разбирать почту, просиживая штаны на диване?
– А разве не этим ты сейчас занимаешься?
– Пошел к черту!
Оба мужчин рассмеялись.
– Как ты поживаешь, Мэнни?
– Искренне радуюсь каждый раз, когда представляется шанс уехать из этой пустыни.
Печальный вздох старика на другом конце провода, заставил мужчину напрячься.
– Боюсь, сынок, что сегодня я должен сообщить тебе о такой возможности.
– Что случилось?
– Джошуа Чолер скончался прошлой ночью у себя в доме.
Взгляд Эммануэля Стириса застыл и перед его внутренним взором стремительным потоком понеслись картины из 44-ого года. Усилием воли выхватив из калейдоскопа событий лицо Джошуа Чолера, он сосредоточился на облике старого друга, припоминая мельчайшие его черты. Черные, гладко зачесанные назад с помощью геля, волосы; очки в круглой оправе, лихо сдвинутые на кончик, исправленного с помощью пластической операции, носа; модные в те года тоненькие усики и неиссякаемые отвага и преданность делу, передать которые могли с трудом даже воспоминания давно ушедших дней.
– Как это произошло?
– Сейчас мы выясняем точные причины, но следы взлома и насильственной смерти отсутствуют.
– Миша, я сейчас же вылетаю.
– Дай мне знать на каком рейсе прибудешь. Я отправлю за тобой машину.
– Непременно. До встречи, друг мой.
Связь оборвалась и Эммануэль Стирис нажал на интеркоме кнопку связи с личным секретарем.
– Эдит, забронируй мне место на ближайшем рейсе до Лондона.
– Сию минуту, господин Стирис, – бодрым голосом отозвалась девушка.
Отключив связь, мужчина сделал глоток холодного кофе, закурил и задумался о том, что ему сообщили.
Чолеру было не больше шестидесяти, а может и того меньше. Разведчики имели общую привычку никогда и никому не сообщать свой точный возраст, но в 44-ом во время их недолгого рандеву в Италии и когда они несколько раз виделись после окончания войны, Эммануэль полагал, что перед ним человек старше него не более, чем на пятнадцать лет. Какие же проблемы со здоровьем могли вызвать столь скоропостижную и непредсказуемую кончину? Будь у Чолера достаточно веские основания полагать, что он находится на грани смерти, он бы непременно отбыл на лечение в Израиль, о чем ему, Эммануэлю, было бы известно. Стало быть, либо это внезапный сердечный приступ, либо хитроумно спланированное и не менее блестяще исполненное убийство. Что бы это ни было, к моменту его прибытия в Лондон, результаты вскрытия будут готовы.
– Эдит, принесите мне медицинскую карту Джошуа Чолера, – попросил мужчина и не дождавшись ответа отключился.
Понимая, что сегодня он уже не найдет времени для тщательного изучения рапорта об операции в Аргентине, Эммануэль встал и пройдя к сейфу, встроенному в одно из отделений мини-бара, набрал шифр и отворил дверцу, чтобы отложить доклад до своего возвращения в Израиль. На соседней полке лежало, отредактированное семнадцать лет назад, личное дело Морриса Марголиса. Вернувшись за стол, Эммануэль снова закурил. Раздался символический стук в дверь и в кабинет вошла девушка, исполнявшая обязанности секретаря. Как и все женщины в Израиле, она была военнообязанной и в свое время прошла срочную службу в армии обороны, которая наряду с периодическими тестами на профессиональную пригодность, оставила выгодный отпечаток на ее фигуре. Блузка и юбка чуть выше колена, обтягивали пышущее энергией, молодое мускулистое тело. Едва заметно покачивая бедрами, девушка прошла к столу своего начальника и положила на лакированную поверхность стола папку с личными данными Джошуа Чолера.
– Спасибо, Эдит, – отозвался Эммануэль. – Тебе удалось забронировать мне место на самолет?
– Есть два рейса на выбор: один вылетает через два часа, другой в десять вечера. Какой вы предпочитаете?
Несущественная разница во времени с Великобританией, рассудил Эммануэль, позволит ему выиграть целый вечер в компании старого разведчика и вникнуть в курс дела на месте. В таком случае, необходимо начать сборы прямо сейчас.
– Пожалуй, я потороплюсь, Эдит.
– Все ясно, господин Стирис. Будут указания на время вашего отсутствия?
– Если кто-то сверху пожелает неотлагательно со мной связаться, направляй их в штаб-квартиру в Лондоне.
Рассеяно провожая взглядом рельефные икры своей подчиненной, Эммануэль раскрыл папку на странице с данными ежегодных медицинских обследований. Ни одним из специалистов не было вынесено и мало-мальски тревожных заключений. Незначительная врожденная близорукость, проблемы с потенцией. Эммануэль закрыл папку. Ничего серьезного. Многие из солдат, прошедших через военные действия, возвращались домой импотентами, не обошла эта проблема стороной и тайную агентуру, чьи задачи были сопряжены с колоссальными нервными перегрузками.
Эммануэль поднялся и надел наплечную кобуру. Опустив флажок предохранителя и удостоверившись в наличии патрона в стволе семизарядного Кольта 1911, он вставил его в кобуру и надел пиджак с бесшовной шелковой подкладкой со стороны ношения оружия. Такая подшивка делалась на заказ из соображений беспрепятственного вынимания пистолета, позволяя ему скользить по ткани, не цепляясь за швы и внутренний карман. Осведомившись о номере своего рейса, Эммануэль попрощался с девушкой и покинул здание. А спустя немногим меньше двух часов уже занял свое место в салоне первого класса самолета Пан Американ.
***
Аэропорт Хитроу, Лондон
Боинг 707 самой роскошной авиакомпании в мире совершил посадку в крупнейшем аэропорту Великобритании через пять с половиной часов. Выйдя к парковочной зоне через терминал «здание Европа», Эммануэль, окинул взглядом припаркованные автомобили. Его внимание привлек Бьюик 1956-ого года выпуска, а точнее, прислонившийся к его заднему борту, мужчина в шляпе и двубортном костюме. Едва заметно кивнув, встречающий занял место за рулем автомобиля. Бросив чемодан в багажник и отметив про себя вес его крышки, Эммануэль устроился позади водителя.
– Как прошел полет, сэр?
– Стандартно.
Улучив момент, когда водитель сосредоточится на выезде с запруженной круговой развязки и перестанет поглядывать на своего пассажира в зеркало заднего вида, Эммануэль вытащил из пряжки ремня короткий нож ударного назначения и придавил острие к ключичной мышце первого.
– Даже не думай, олух, – предостерег водителя Эммануэль, когда тот снял одну руку с рулевого колеса. – Раньше, чем ты его достанешь, я проткну твою яремную вену, а следом за ней и сонную артерию. Тебя ведь учили в МИ6, что бывает в таких случаях?
– Нет необходимости делать это, сэр. Мне лишь поручено доставить вас в условленное место.
– Зачем?
– Нам известно о смерти вашего коллеги.
– И? Откуда вы узнали, что я прилечу?
– Мы не знали. Мы лишь предполагали, что человек вашего ранга не оставит без внимания подобное происшествие.
– Происшествие?
– Да, сэр. Мы полагаем, что это не обычная смерть.
– Ладно. К кому тебе было поручено отвезти меня?
– Я не знаю этого, сэр.
Эммануэль надавил лезвием на нежную плоть.
– Это правда, сэр. Меня не посвящают в подобные детали.
– Проклятье, никакого уважения. Могли бы прислать за мной кого-то с допуском посерьезнее. Сверни в этот переулок и заглуши двигатель.
Водитель повиновался и достигнув конца темного проулка, остановил машину.
– Правша?
– Да, сэр.
– Левой рукой медленно доставай пистолет и бросай в окно.
Выйдя из машины Эммануэль пнул пистолет, отправив его в ближайший ливневый сток.
– Ключи! А своему начальнику передай, что он может прийти ко мне в отель в любое время.
– В какой именно, сэр? – растерянно спросил молодой человек, потирая шею.
– Ты бы поискал себе другую работу, парень.
Забрав чемодан с вещами и вернувшись на оживленные улицы города, Эммануэль бросил ключи от машины в урну и остановил такси. Проехав несколько кварталов в обратном направлении, он сменил такси и приказал водителю четыре раза повернуть направо. Под неодобрительное ворчание водителя, убедившись в отсутствии слежки, Эммануэль попросил остановить и расплатившись вышел. Войдя в телефонную будку в холле ближайшего отеля, он набрал номер Михаила Розенблюма.
– Алло?
– Миша, пришли за мной к отелю Бонавентура.
– Мэнни? Куда ты запропастился? Мне передали, что ты не дождался нашего человека.
– Потом объясню. Высылай машину.
– Жди на месте.
Выйдя из отеля и спрятавшись в густой тени позади газетного киоска на другой стороне улицы, Эммануэль закурил, не сводя глаз с дороги. Темноту ночного Лондона рассекали десятки автомобильных фар и ослепительное свечение рекламных афиш. Спустя десять минут под яркой иллюминацией вывески отеля, остановился такой же Бьюик, на котором он уехал из аэропорта.
Спешно перебежав дорогу, Эммануэль сел в машину, и та тяжело тронулась с места, нагло вклинившись в поток других автомобилей.
– Добрый вечер, господин Стирис, – приветствовал водитель. – С вами все в порядке?
– Переживать не о чем.
– Почему вы не дождались меня?
– Решил узнать, чего от меня хотят в МИ6.
– Как вы узнали, что это они?
– Стальная пластина в крышке багажника отсутствует.
– И неудивительно. Откуда им знать, что мы пересели на эти модели из-за их крепкой подвески?
– У американцев есть чему поучиться.
– И, пожалуй, сейчас самое время.
– Не думаю. Арабский бойкот долго не продлится. Для этих ленивых ублюдков нефть единственный источник бесперебойного дохода. А если они продолжат и дальше диктовать американцам кому нельзя экспортировать автомобили, то те, в свою очередь, охотно заморозят их активы в банках и на Уолл-стрит. Как только американцы нащупают чувство собственного достоинства, мы начнем ввозить в страну их машины и перестанем предпринимать попытки изобрести велосипед, вместо этого направив все свои силы на военный автопром.
– Так значит, вам доводилось садиться за руль Суситы?
– И за руль Кармели тоже. На эти куски пластмассы невозможно взглянуть без сожаления.
– Вы не находите печальным это обстоятельство?
– Черта с два, парень. Разве похоже, что моя гордость уязвлена? Пока война разрывала на части Советский Союз и Европу, американцы играли во внешнюю политику, отправляя своих солдат в кукольные государства, чтобы те рассказывали местным жителям задушевные байки о стране великих возможностей. А дядя Сэм тем временем подобрал под себя все автомобилестроение в Штатах, чтобы продавать в Европу все, у чего есть мотор. Пока весь остальной мир сражался с нацистами, американцы наживались на нуждах полноценных участников войны. А по ее окончании, вернувшись к гражданскому автопрому, продавали машины вдвое дороже своим же людям.
– Кто-то воевал, а кто-то торговал, не так ли?
– Именно. И теперь на нашей стороне боевой опыт, а на их пятилитровые, оцинкованные автомобили.
Заехав на многоуровневую стоянку, водитель замедлил ход, дождавшись, когда к ним присоединятся два абсолютно идентичных Бюика, каждый с тонированными стеклами и пассажиром на заднем сидении. На выезде все трое разъехались в разные стороны и только один направился в пригород по шоссе М25. Через двадцать минут они свернули на проселочную дорогу и медленно покатили к стоявшему на берегу озера частному владению.
***
– Здравствуй, мальчик мой!
Михаил Розенблюм заключил Эммануэля в крепкие отцовские объятия и расцеловал в обе щеки.
– Тебе уже за сорок, а ты все еще выглядишь, как в тот день перед отправкой на войну.
Старик искренне улыбался, разглядывая своего подопечного. Взяв Эммануэля под руку, он увлек его вглубь своего дома.
– Как ты смотришь на то, чтобы выпить перед ужином? – поинтересовался Розенблюм.
– Пристально.
Старик рассмеялся бородатой еврейской шутке и оба направились в помещение, служившее одновременно библиотекой и переговорной.
– Что будешь пить?
– Шотландский.
– Неплохой выбор. Смотрю, ты перестал заливать в себя все, что горит. Привычки, приобретенные на войне, наконец начали выветриваться из тебя?
– Лишь немногие. Не забудь добавить лед.
– Не так уж ты и утончен.
– Это все жара, Миша. Она не покидает меня даже когда я покидаю ее.
Старик вручил Эммануэлю стакан с янтарной жидкостью и плюхнулся в соседнее кресло.
– Ты не присоединишься ко мне?
– Не сегодня, Мэнни. При такой работе у меня нет возможности соблюсти все традиции погребения моего друга, но отказаться от мяса и выпивки мне никто не помешает в этот день.
Эммануэль медленно кивнул с пониманием относясь к желанию старика оплакать усопшего согласно еврейской традиции. Сам же он был далек от ортодоксальной религии, поэтому мысленно отдав почести Джошуа Чолеру, поднял стакан и выпил в память о нем.
– Это были англичане, верно?
– Естественно. Хотят обсудить смерть Чолера. Вроде бы, у них есть свои соображения на этот счет.
– Или они хотят их опровергнуть с помощью наших.
– Результаты вскрытия готовы?
– Готовы и будут ждать нас завтра в офисе. Я не хотел, чтобы мы в день смерти Джошуа обсуждали состояние его внутренних органов, поэтому отдал медикам распоряжение ждать меня завтра утром в штаб-квартире.
Эммануэль с уважением принял мудрость Михаила Розенблюма и вновь отпил обжигающий горло напиток.
– Обыск в квартире что-нибудь дал?
– Об этом завтра, Мэнни, – с мягким укором произнес старик. – Джошуа в последние месяцы был очень замкнутым. Я бы даже сказал подавленным. Перестал отзываться на приглашение выпить вместе, а ведь прежде мы едва ли не каждые выходные встречались, чтобы вспомнить былое. Если в его смерти и замешана другая сторона, то мне об этом ничего неизвестно.
– Что ж, завтра мы узнаем это наверняка, а пока нет смысла рассуждать на пустом месте.
Эммануэль зажег сигарету и с удовольствием затянулся, выпустив из ноздрей струйки сизого дыма.
– Как тебе мирная жизнь, Мэнни?
– Ты задаешь мне этот вопрос при каждой встрече.
– И каждый раз ты увиливаешь от ответа.
Эммануэль опустошил стакан и посмотрел на старого разведчика, лицо которого было знакомо ему с юных лет.
– Давай-ка лучше поужинаем, Миша. И, пожалуйста, накорми меня чем-нибудь некашерным.
– А как иначе, сынок? Я помню о твоей уверенности в том, что Господь в своей мудрости не станет судить человека по пунктам его меню.
Глава 2
Неизгладимая привычка просыпаться без будильника, из-за разницы во времени, подняла Эммануэля с кровати в пять часов утра. За окном было еще темно. Окончательно проснувшись совершив привычный утренний моцион, Эммануэль принял холодный душ и встав перед зеркалом, внимательно посмотрел на свое отражение. Внушительных размеров мышцы, стальными шариками перекатывались под бронзовой кожей. Отточенная годами тяжелейших тренировок на службе, великолепная физическая форма выгодно сочеталась с гладкой кожей лица. Никому бы и в голову не пришло дать ему больше тридцати шести лет. Лишь горькие морщинки в уголках глаз да уродливо зарубцевавшиеся шрамы на теле свидетельствовали о его тяжелом прошлом.
Одевшись, Эммануэль спустился на первый этаж и принялся готовить кофе и шарить в холодильнике, с удовольствием передвигаясь по сверкающей первозданной чистотой, просторной кухне, обустроенной по последнему слову техники.
– Вижу помощь тебе не требуется.
Зевая и потягиваясь Михаил Розенблюм в пижамном костюме вошел в кухню, принюхиваясь к ароматам горячей пищи.
– Доброе утро, Миша. Тебе не мешало бы расчесать эти лохмы. Спросонья ты похож на Бен Гуриона.
– Знаешь, Мэнни, однажды и твоя роскошная шевелюра поредеет.
– Очень надеюсь, что не доживу до этого дня. Тебе налить кофе?
– Я уже несколько лет как отказываю себе в этом удовольствии.
– Тогда может чаю?
– Заканчивай свой завтрак. Я сам справлюсь.
– У тебя ведь найдется для меня оружие? – спросил Эммануэль, намазывая яблочный джем на хлебный тост.
– А разве ты с собой не привез?
– Есть кое-что, но из него не постреляешь.
– Ты все не расстанешься с этим ножом?
– И с другими тоже, но лишь этот я мог пронести незаметно на борт самолета.
– Кольт тебя устроит?
– Более чем, – ухмыльнувшись ответил Эммануэль.
***
Припарковав небесно-голубой Форд Консул на подземной стоянке аудиторской фирмы, под личиной которой скрывалась штаб-квартира Моссад, выборочно предоставлявшая скудные разведданные Великобритании в качестве откупных за разрешение вести свою деятельность на территории их страны, Эммануэль Стирис и Михаил Розенблюм на лифте поднялись на шестой этаж. Просторные коридоры изобиловали кабинетами. Таблички на дверях отсутствовали. В приемной откуда вела дверь в кабинет Розенблюма, за столом сидела девушка лет тридцати. Темно-каштановые волосы собраны в тугой хвост. Никаких следов моды на современные прически. Едва завидев своего начальника, она подобралась, оторвавшись от изучения лежащих перед ней бумаг.
– Доброе утро, господин Розенблюм, господин… – девушка запнулась, не зная имени гостя.
– Стирис.
На мгновение девушка задумалась, а затем ее глаза в восхищении округлились.
– Рада знакомству, господин Стирис.
Вскочив с места, девушка отдала честь. Улыбаясь одними глазами, Эммануэль не поскупился на взаимный жест.
– Похоже юная особа наслышана о твоих подвигах, – лукаво подзадорил Розенблюм.
– Разные слухи ходят, – смущенно пролепетала девушка.
– Не верьте тому, что слышали обо мне. В действительности я намного страшнее.
Сняв пальто, Эммануэль повесил его на напольную вешалку.
– Мэнни, не пугай Адину. А ты, будь добра, пригласи в мой кабинет ответственных за проведение вчерашних мероприятий и приготовь для всех кофе. Один холодный.
– Вам очень к лицу ваше имя, Адина.
Лицо девушки, чье имя на иврите означает «нежная», залилось краской, и она проводила взглядом скульптурно сложенную под рубашкой спину.
– Ну, что скажешь?
– Хороша, тут и думать нечего.
– Мэнни, я о моем кабинете.
Сняв шляпу, Розенблюм повесил пальто в платяной шкаф и развел руками, призывая осмотреться по сторонам. Убранство помещения, служившего личным офисом, было старательно оформлено в домашнем стиле. На тумбе стоял небольшой телевизор с рогатой антенной, вдоль стены мягкий диван с бархатной обивкой кремового цвета, имелись даже холодильник и кресло с выдвижной подставкой для ног, а на секциях раздвижных жалюзи, вялое британское солнце размыто обрамляло силуэты цветов в горшках, оккупировавших подоконник.
– Уютно. Словно и не уезжал из твоей резиденции.
– Я и не ждал, что ты оценишь. После стольких лет на службе, часть из которых я провел с немцами, я научился ценить возможность спокойно подумать в располагающей обстановке. А у тебя в кабинете по-прежнему стол да кресло?
– Мини-бар прибавился, – с напускной важностью ответил Эммануэль, устраиваясь на диване.
– Которым ты не пользуешься в рабочие часы.
– Он напоминает мне о том, чего я был лишен в годы войны.
– Как и твой секретарь.
– Кто бы говорил.
– А, я слишком стар для этого. С меня вполне хватит послевоенных лет, когда страх спустить штаны не перед той женщиной отпустил наконец.
В дверь постучали и войдя первой, девушка пригласила в кабинет двух мужчин. Согбенного старика лет семидесяти, с ясным взглядом карих глаз и молодого, вышколенного оперативника, дрожавшего от нетерпения поскорее отчитаться о проделанной работе. Скользнув глазами по Эммануэлю, удобно расположившемуся на дальнем конце дивана, девушка пружинистой походкой удалилась за дверь.
– Господа, прошу располагайтесь.
Моментально сменив тон разговора на деловой, Михаил Розенблюм неопределенно махнул рукой, предлагая коллегам на выбор любое место. Пожилой специалист судебно-медицинской экспертизы занял стул с высокой спинкой напротив своего начальника, оперативник скромно разместился на краю дивана, то и дело бросая косые взгляды на Эммануэля.
– Доктор Абслер, прошу вас.
Доктор прочистил горло и скрипучим голосом начал отчитываться.
– К сожалению, наши худшие подозрения подтвердились. Вскрытие показало, что причиной смерти стало отравление веществом под названием кантаридин. Передозировка этого препарата повлекла за собой ярко-выраженную гиперемию, это многократно увеличенное кровоснабжение различных тканей организма, в следствие чего, стенки сосудов не выдержали, что закономерно привело к обильному кровоизлиянию в полость тела.
– Вы уверены в своих выводах, доктор?
– Более чем. И дабы развеять ваши сомнения добавлю, что остатки вещества были найдены в углублениях между складками слизистой оболочки желудка. Сильнейшая интоксикация была вызвана колоссальным количеством яда, приведшим к смерти прежде, чем был завершен липидный обмен. Подтверждает сей неопровержимый факт еще и наличие диффузного поражения почек и печени.
– Следы насилия были обнаружены?
– Ни малейших признаков применения к умершему физической силы.
Эммануэль посмотрел в лицо своего друга. В его выражении в равной степени читалось, как ошеломление, так и недоверие к услышанному.
Дверь отворилась. Секретарь вернулась, неся в руках поднос с четырьмя чашками кофе, три из которых дымились. Обойдя всех присутствующих, она наклонилась и протянула холодный напиток Эммануэлю. Тот подмигнул ей в знак благодарности. Ответив тенью улыбки, девушка вышла.
– Доктор Абслер, вы назвали кантаридин препаратом. Значит ли это, что его можно свободно приобрести в аптеке? – спросил Эммануэль, сосредоточенно вертя в руках чашку.
– И да, и нет. Видите ли, кантаридин выделяют из гемолимфы испанской золотой мухи. Более широко известное ее название – шпанская мушка. Уже сотни лет пищеварительный секрет этого насекомого применяется в целях повышения мужской силы. Но являясь в сущности смертельно опасным ядом, в случае неосторожного применения, концентрат этот отпускается фармацевтами строго при предъявлении предписания уполномоченного специалиста. Смею заверить вас, господа, что картина смерти красноречиво говорит об умышленном принятии препарата. Открытым остается лишь вопрос – зачем?
Эммануэль сделал глоток крепкого кофе и задумался, припоминая клиническую карту Джошуа Чолера.
– Скажите, доктор, – медленно проговорил он, – половые органы покойника были обследованы?
Старик всем телом повернулся, с интересом взглянув на задавшего вопрос.
– Любопытно, что вы спросили. Могу я узнать вашу фамилию?
– Стирис.
Глаза оперативника округлились. Резко повернувшись к Эммануэлю, он едва не выронил свою чашку.
– Не припоминаю вас в наших рядах, – покопавшись в памяти произнес доктор.
– Просто мы с вами из разных цехов, доктор.
– Ну, что ж, похвальная осведомленность о функциях человеческого тела, господин Стирис. Отвечая на ваш вопрос – да, я исследовал половые органы и не обнаружил микроразрывов мягких тканей.
– Благодарю, доктор. Полагаю, на этом мы можем вас отпустить, – видя растерянность своего друга, произнес Эммануэль.
– Ваша очередь, молодой человек, – добавил он, приглашая оперативника сделать доклад, когда дверь за доктором закрылась.
– Господин Розенблюм, – вскочив с дивана, начал рапортовать парень, – согласно вашему распоряжению, я единолично провел осмотр квартиры покойного и руководил выносом тела, чтобы ни одна деталь интерьера не была сдвинута со своего места.
– Очень хорошо. Что вам удалось выяснить?
– На самом деле, очень немногое. Но и эти крохи информации говорят о том, что версия доктора Абслера о намеренном приеме яда, имеет обоснованное право на жизнь, хотя и не без некоторых поправок.
Молодой офицер разведки так возбужденно чеканил свою речь, что запыхался.
– Присядьте, Трайберг, – Розенблюм указал на стул, где сидел доктор, – и прекратите волноваться.
Эммануэль достал сигарету из пачки и закурил, сделав вид, что не заметил укоризненного взгляда друга, не желавшего, чтоб его святилище пропахло табаком.
– Джошуа Чолер был найден мертвым у себя на диване в гостиной. На нем был свежевыстиранный костюм, рядом лежали пальто и шляпа. Кроме того, он был гладко выбрит и от него исходил аромат туалетной воды. Он явно намеревался покинуть квартиру.
– Некоторые люди совершают подобные приготовления намереваясь отправить себя на тот свет, чтобы избавить свое окружение от хлопот с подготовкой покойника к похоронам, – заметил Эммануэль.
– Господин Стирис, вы забываете о специфике назначения препарата, использованного покойным. Я думаю Джошуа Чолер собирался на свидание.
– А вы забываете о том, с какой легкостью может приобрести смертельный яд человек, с диагностированной импотенцией. И проблема эта, учитывая прошлое Чолера, не может являться решающим фактором в установлении его мотивов.
Трайберг осекся, задумавшись над словами более опытного коллеги.
– Что еще вы обнаружили? – вмешался Розенблюм.
– Пустой флакон от препарата в урне. Боюсь это все. Никаких следов взлома и постороннего присутствия.
В кабинете повисла тишина. Ни одному из знавших лично Джошуа Чолера мужчин, не хотелось верить в то, что он наложил на себя руки. Над каждым из них непомерным грузом нависало прошлое, продолжая отбрасывать мрачные тени и в годы мирного существования, но даже это чудовище не было способно затмить триумф жизни, к которому они пришли благодаря совместным усилиям. Эммануэль не мог поверить, что его друг, способствовавший спасению стольких невинных жизней в Италии и Хорватии, опустил руки и сдался. Сделав затяжку и глубоко вдохнув сигаретный дым, Эммануэль посмотрел на юного разведчика. На ум ему пришла спасительная мысль.
– Прямая кишка опорожнилась?
– Простите?
– Брюки покойника были чистыми или нет?
– Нет, – растерянно ответил парень.
– В котором часу состоятся похороны?
– Похороны завтра! В три часа дня, – ответил Розенблюм.
– Отлично. Значит у нас полно времени. Поехали, Миша. Отвези меня в его дом. Это не самоубийство.
Эммануэль встал с дивана и призывно взглянул на своего друга.
Сообразив какое умозаключение движет его другом, Розенблюм встал и направился к шкафу за верхней одеждой.
– Господин, Стирис, – подорвался парень, – поясните, что вы имеете в виду?
– Человек столь педантично подошедший к организации собственной смерти, не забудет предварительно промыть прямую кишку.
***
Спустя час Консул был припаркован на забитой автомобилями стоянке супермаркета, соседствующего с небольшим кварталом, застроенным частными домами. Одноэтажные кирпичные строения, под коричневой черепицей, огороженные тщательно ухоженными цветочными клумбами и низкими металлическими заборами, были спешно возведены в послевоенные годы. Не зная точного адреса, один дом запросто можно было перепутать с другим. Отперев дверь, Розенблюм пропустил Эммануэля вперед и тот сразу же достал из-за пояса кольт, выставив его перед собой по направлению взгляда.
– Мэнни, будет тебе, за домом наблюдают со вчерашнего утра!
– Вы бы раньше об этом подумали.
– Ты прекрасно знаешь, что мы не ведем слежку за своими агентами, если у них нет оснований сомневаться в собственной безопасности.
Не обращая внимания на старческое ворчание, Эммануэль, осторожно ступая, обошел весь дом и только убедившись, что они одни, сунул пистолет обратно за пояс.
– Теперь спокоен? – раздраженно поглядывая на коллегу буркнул Розенблюм.
– Миша, я до сих пор жив лишь благодаря тому, что всегда держал палец на спусковом крючке, поэтому прекрати ворчать и пойдем со мной.
Став посреди гостиной, Эммануэль начал медленно переводить глаза с одного предмета обстановки на другой. Присматриваясь и оценивая целесообразность расположения каждого из них, он постепенно, совершал оборот вокруг своей оси.
– Что, черт возьми, ты делаешь?
– Ты ведь уже бывал здесь, не так ли?
– Конечно, и не раз.
– Значит тебе будет проще.
– Что мне будет проще?
– Оценить обстановку и найти несоответствия с привычным положением вещей.
– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь!
– Я хочу, чтобы ты очень внимательно прошелся взглядом по всем предметам в доме и указал мне на те, что находятся не на своих местах.
– Но зачем?
– Проклятье, просто сделай это, Миша! Потом все объясню.
Спустя два часа мужчины вернулись в автомобиль и направились к шоссе М25.
– Что-нибудь бросилось тебе в глаза?
– Мэнни, я право не знаю, что и сказать. Я до сих пор не могу взять в толк, чего ты от меня хочешь.
– А ведь когда-то, ты был одним из тех, кто учил меня диверсионным работам.
– Не совсем так. Я учил тебя приемам оказания психологического давления на противника.
– Вот именно, Миша. До тебя еще не дошло, что у меня на уме?
Хмурое лицо Розенблюма в миг прояснилось.
– Подавление воли и психический дисбаланс! Бог мой! Как же я сразу не догадался? Штази!
– Наконец-то…
– Давай вернемся? Я еще раз все осмотрю.
– Нет необходимости. Довольно того, что я увидел.
– Почему ты сразу не поделился своими подозрениями?
– Потому-что в такие моменты решающее значение имеет непредвзятое мышление. Знай ты заранее, смотрел бы на вещи субъективно.
– Ты не перестаешь удивлять меня, сынок, – с нежностью в голосе произнес Розенблюм.
– У меня были хорошие учителя.
– Не утруждайся. Твоя лесть застревает у меня в ушах. На этот раз я оказался совершенно бесполезен.
– Посмотрим каким буду я в твои года. Если, конечно, доживу до них.
– Заткнись, парень! Лучше расскажи мне, что обнаружил.
– В гостиной картина перекошена, а телевизионный кабель вытащен из разъема и валяется рядом с телевизором. В спальне аккуратно подпилена ножка кровати, на простыни рассыпано нечто похожее на соль, а будильник заведен на девять. Мыло лежит на бортике ванной, а в мыльнице вода. В уборной не смыта моча. Дверца холодильника в кухне и вовсе была приоткрыта.
– Господи! Как ты подмечаешь подобные детали?
– Справедливости ради, я и сам довольно щепетилен в быту, поэтому было не так уж и трудно. Разумно предположить, что многое могло ускользнуть и от моего внимания.
– Достаточно того, что ты мне озвучил. Все это, мягко говоря, очень не похоже на Джошуа.
– Особенно писать в унитаз после смерти, не правда ли?
