Buch lesen: «200 тысяч маленьких удовольствий»

Тем, кто готов поверить в себя.

© Д. М. Митрофанов, 2016

© Илья Иванов, иллюстрации, 2016

Корректор Ольга Бекасова

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

Свобода дается лишь тому, кто знает,

что это такое. Я не знаю.

Господь Бог

Семен Филиппович ехал в электричке с работы домой. Он безумно устал – устал от всего: от зарплаты, которой всегда не хватало, от неблагодарного начальства, от этих серых бездушных лиц, изо дня в день окружающих его… И даже от судьбы, наделившей его не самой впечатляющей жизнью – унылой и скучной.

Ехать было недолго, поэтому Семен Филиппович никогда не позволял себе спать в вагоне, особенно после того случая, когда он в предновогоднюю ночь, задремав, оказался за сто первым километром. Незабываемая морозная ночь! Мужчина тяжело вздохнул. В его дипломате лежала сегодняшняя газета – уж лучше читать, чем предаваться тягостным воспоминаниям. Приоткрыв дипломат, находящийся у него на коленях, он не глядя запустил внутрь руку. Газета должна была лежать сверху – промахнуться он не мог. Семен Филиппович вздрогнул. То, на что натолкнулась его рука, никак не ассоциировалось с понятием «газета». Одного взгляда, брошенного внутрь дипломата, было достаточно, чтобы убедиться в этом и тут же с силой захлопнуть его. Лоб Семена Филипповича покрылся испариной, сердце бешено колотилось, ему с трудом удавалось сохранять видимое спокойствие. Отдышавшись, он осмотрелся. Похоже, никто из пассажиров не заметил изменений, произошедших с ним, а главное – содержимого дипломата. Или сделали вид, что не заметили? От этой догадки ему сделалось нехорошо. Мужчину лихорадило – каждый из его попутчиков вызывал обоснованные подозрения. С каждой секундой подозреваемых становилось все больше – в вагоне, где ехал Семен Филиппович собралась кодла маньяков, воров, стукачей и убийц, доверять было не кому. Он ошалело вращал глазами, волна адреналина накрыла его. Что же делать?! Бежать сейчас? Догонят. Перейти в другой вагон? Нет, рискованно – скорее всего, порешат в тамбуре. Надо ждать, ждать своей станции, а там будь что будет. Время, время, сволочное время… Машинист, гад, что же так медленно! Мысли бешено скакали по кругу. Секунды вязко сменяли друг друга.

Электричка приближалась к его станции. Показалась платформа. Потный Семен Филиппович, затаив дыхание, сидел не шелохнувшись. Лишь когда двери с шумом распахнулись, он рванул к выходу, прижав дипломат к груди. Бежал не глядя, напролом, бежал к далекой спасительной двери. Выскочив из вагона, прибавил в движении. Оказавшись перед своим домом, он все же замедлил ход. В подъезд зашел ровно, четко чеканя шаг – бабки, сидящие на лавочке, остались довольны.

Дома сегодня царило особое настроение, ознаменованное неожиданным приездом тещи. Как опытный охотник, Семен Филиппович почувствовал это (тещу) еще до того, как зашел в квартиру, энергично втянув сквозь раздутые ноздри воздух:

– Враг не дремлет.

Клавдия Лаврентьевна встречала зятя на пороге и была готова ко всякой неожиданности. Вместо обычных приветствий, коими не изобиловал словарный запас Семена Филипповича, типа «Не сидится же старой манде дома», Клавдия Лаврентьевна услышала непривычное – «Здра». Семен Филиппович скорее по привычке, машинально, нежели специально зацепил ее плечом, проходя мимо. Теща проводила зятя недоуменным взглядом, полным непонимания – она рассчитывала на открытое сражение, войну – немедленно, без страха и сострадания, когда запах пороха становится близким запаху тела. Это хоть как-то развлекло бы старушку. Сначала Клавдия Лаврентьевна даже расстроилась, но потом взяла себя в руки, она хорошо знала потенциальные возможности своего зятя – все еще впереди.

Семен Филиппович заперся в туалете, прихватив с собой дипломат. Сидя на унитазе, он нервно поглаживал руками потертую с годами дерматиновую поверхность дипломата, покоящегося у него на коленях, не решаясь открыть его. Сделав несколько глубоких вдохов, Семен Филиппович зажмурился. Щелкнули замки. Дрожащими руками он приподнял крышку и медленно открыл глаза… Это не было галлюцинацией или же миражом, фантазией, не имеющей место в реальном мире. В его дипломате находилось то, о чем он так долго мечтал, – деньги, пачки стодолларовых купюр, аромат которых пьянит, подобно запаху любимой женщины, необыкновенному и всегда желанному. Двадцать пачек – двести тысяч долларов – сразу прикинул Семен Филиппович, перебирая, перекладывая, вновь пересчитывая, упоительно наслаждаясь свалившимся на него богатством. Он не стал ломать голову над тем, как появились деньги в дипломате, нет – сразу поверил в чудо и более не возвращался к этому вопросу. А так как в последнее время он был полностью погружен в свою работу и несколько рассеян по отношению к внешним факторам, потому и не обратил внимания на прибавку в весе дипломата. Так или иначе, но Семен Филиппович уверовал в то, что деньги принадлежат ему, и теперь строил планы, вихрем носившиеся в его голове.

«Надо обрадовать семью. Покажу им сейчас, что у меня есть, то-то удивятся. Праздник устроим – вино, шампанское, икра… Гульнем на всю катушку. А завтра за покупками: всем подарки, квартиру новую, машину, дачу, круизы, санатории…» – думал Семен Филиппович, поймав себя на том, что счастливо улыбается, сидя на унитазе.

За дверью туалета послышалось внимательное дыхание Клавдии Лаврентьевны.

«Ах ты! – вдруг резко обозлился Семен Филиппович. – Вот вам, – показывая кукиш в дверь: – подарки, икорка, шампанское, круизы, машины… Не дождетесь, ничего у меня не получите!»

Сразу вспомнились былые обиды – великое множество: жена его не любила уже давно, впрочем, как и он ее, в бабьем кругу называла его неудачником, козлом, а иногда и импотентом. Это он знал точно. Дети бессовестные, неблагодарные, с абсолютно чуждыми взглядами, моралью и интересами едва ли не презирали его только за то, что он не был вором, а жил по своей совести. Теща – теща падла.

Семен Филиппович для себя все решил. Он захлопнул крышку дипломата и вышел из туалета. Клавдия Лаврентьевна упорхнула секундой раньше.

Он зашел в комнату к детям. Дети вгоняли себя в экстаз, слушая недоношенную музыку, рожденную где-то на окраине прямой кишки. На отца дети не обратили внимания, даже не поприветствовали – значит, деньги у них еще не закончились. Ему, бесконечно их любившему, было очень неприятно видеть такие отстраненные отношения в семье. Эти последние десять лет – годы ужасного позора для всей страны, когда политика, культура, образование, мораль, убеждения и даже еда были навязаны народу бывшими врагами Родины, а ныне «друзьями» с одной лишь целью – максимально ослабить, а лучше уничтожить все, чем когда-то гордилась великая страна. Позиция его детей – результат этих мероприятий. Несмотря на все приложенные усилия, он не смог противостоять машине тотального промывания мозгов, войну за человеческое лицо своих детей он, похоже, проиграл. Семен Филиппович вышел из комнаты, убежденный в правильности своего решения.

– Волки позорные, – очень тихо пробурчал он себе под нос.

– Что ты сказал? – переспросила полуглухая Клавдия Лаврентьевна из самого дальнего угла квартиры.

– Я люблю вас, мама! – с наигранной любовью ответил Семен Филиппович.

– А, тогда понятно, – в свою очередь слукавила Клавдия Лаврентьевна, не отрывая соколиного взгляда совсем ослепших глазниц от дипломата, крепко зажатого в руке зятя.

Употребив по назначению ужин, приготовленный женой, с годами ставший совсем не вкусным, состоящий из макарон первого сорта и сосиски из костной муки, Семен Филиппович заперся на балконе. Мысли о счастливом будущем его успокоили – новая жизнь, не отождествленная ни с кем из присутствующих. Семен Филиппович видел себя совсем другим человеком – солидным, уважаемым, счастливым, здоровым и самое главное – любимым. Молодая, красивая жена родит ему крошку сына, в которого он вложит всю свою душу, шикарная квартира, машина, преуспевающие друзья, работа на высоком посту… Семен Филиппович предавался мечтам. Но сначала все же самое сокровенное – то, чего он ранее не мог себе позволить, считая недостижимым. Да, именно так. Покинув балкон, он был полон решимости – с завтрашнего дня новая жизнь.

В коридоре было пусто – видимо, все собрались у телевизора. Семен Филиппович огляделся – вроде бы чисто, но запах тещи присутствовал незримо близко. Зазор между нижней частью закрытой двери зала и полом, через который должен сочиться свет ламп, был подозрительно затемнен. Пришлось встать на колени, чтобы узнать причину. Вроде ожидаемо, но тещин глаз…, в который уперся взор Семена Филипповича, как-то даже напугал. Он резко отпрянул от двери и вскочил на ноги. По всем неписанным канонам теперь ему необходимо было моментально отреагировать для восстановления статус-кво. Попытался ткнуть ногой в дверную щель – попытка не пытка – не удалось. Клавдия Лаврентьевна удовлетворенно вздохнула – ну вот, вроде как началось, все чинно, благородно, по-родственному. Теперь и она может начать военные действия: попытка дать в глаз «с ноги» – такое не каждый день случается.

Семен Филиппович уже полчаса ходил из угла в угол, ломая голову – куда бы запрятать дипломат с деньгами так, чтобы жена не обратила на него внимания и ни одна сука (теща) не нашла его. Самым недоступным местом для суки невысокого роста оказалась книжная полка, верхний ее ряд. Даже со стулом он едва дотянулся до нее.

Оставив дипломат на верхней полке, Семен Филиппович завалился спать и неожиданно быстро заснул. Проснулся он среди ночи от шума падающих книг, полки и некоего тела. На грохот сбежалась вся семья, даже соседские дети. Дипломат – вот что больше всего волновало Семена Филипповича. Он лежал на полу обособленно, недалеко от кучи книг, из которой торчала чья-то морщинистая рука – рука Клавдии Лаврентьевны. Ее-то и не хватало среди окружающего семейства, сонно щурящегося от света лампы, до конца не разобравшегося, что же все-таки произошло. И лишь она знала все.

Дипломат в руке зятя, конечно, не мог заинтересовать столь почтенную женщину, как она… Дождавшись, когда все заснут, Клавдия Лаврентьевна со стулом в руках оказалась перед полкой. До дипломата она, само собой, дотянуться не сумела. И тогда воздушная Клавдия Лаврентьевна решила достичь цели, используя полки как ступеньки. Книжная полка рухнула мгновенно, не выдержав такую тушку, сорвав крепления с потолка. И хотя при падении Клавдия Лаврентьевна сгруппировалась, избежать участи быть погребенной под книгами ей не удалось.

Рука медленно зашевелилась, убив зародившуюся надежду в душе Семена Филипповича. Просканировав окружающую обстановку, рука засекла цель и, подрагивая, двинулась к дипломату. Но не дремал Семен Филиппович. В тот момент, когда руке оставалось преодолеть каких-то несколько сантиметров, он точно и уверенно наступил на нее, потом забрал дипломат и покинул комнату.

Скорая, как назло, приехала быстро. С вывихом руки и сотрясением головы Клавдию Лаврентьевну отвезли в одну из самых дальних больниц (не без вмешательства Семена Филипповича) для оказания первой помощи.

Семен Филиппович, положив под подушку дипломат, сладко заснул и увидел сон в высшей степени эротический – с двумя мулатками, бассейном, виллой, которую он наяву видел в каком-то глянцевом журнале, а главное – деньги, деньги, кругом деньги: они росли на деревьях, валялись на полу, плавали в бассейне…

День первый

Семен Филиппович проснулся довольным, когда сон подошел к своему логическому завершению – чего еще можно ожидать от двух жгучих мулаток.

– Вещий, – сказал торжественно он и услышал доносящееся с кухни чавканье. Мулатки ушли в сторону.

Клавдия Лаврентьевна не переставала поражать взыскательную публику своими новыми достижениями. Сполна получив первую медицинскую помощь, она, не дожидаясь рассвета и начала движения общественного транспорта, кряхтя, на ослабших ногах, помолясь, поковыляла домой, преодолев пятнадцать километров за час сорок. И сейчас, тщательно пережевывая, доедала заблаговременно приготовленный завтрак Семена Филипповича.

– Это ж надо, не померла, – сделал вид, что удивился Семен Филиппович.

– Нет, – бодренько ответила пожилая женщина, – я еще некоторых переживу.

– Ну, это вряд ли, – как можно более убедительно произнес Семен Филиппович, подумывая о том, что все же будет немного жаль денег, потраченных на киллера, хотя чего только не сделаешь для хорошего человека. От этой мысли у него побежали мурашки по спине, а внутри потеплело, как от ста граммов коньяка – теща мертвая, в гробу, вся в черном, молчит и не шевелится. Эх, хорошо!

Мужчина даже не расстроился, что остался без завтрака. Наскоро собравшись, взяв дипломат и кухонный нож для обороны, отправился на работу.

Работа для Семена Филипповича была чем-то вроде наказания, он ее не любил. Мысль о том, что у него в дипломате лежит целое состояние, а он продолжает работать за ничтожную зарплату, возымела свое действие. Правда, он не стал со скандалом увольняться, бить морду начальнику или зажимать в углу секретаршу, нет, это он делал на прежних местах. Сейчас он просто накатал заявление «о предоставлении отпуска за свой счет» и был таков, получив целую неделю в свое распоряжение.

Семен Филиппович сидел на скамейке в сквере. Мимо проходили молодые мамы с колясками, школьники с туго набитыми портфелями, пожилые пары, придерживающие по-стариковски друг друга за локти, но все так же нежно, как сорок лет назад, студенты и служащие, вечно решающие на ходу хитросплетенные проблемы, и просто прохожие, которых судьба занесла сегодняшним днем в этот сквер. Каждый из них владел своим миром, был наделен своей судьбой, имел прошлое и будущее, радости и печали, надежды, мечты, привычки, друзей, интересы и каждый для чего-то жил. Семен Филиппович вдруг поразился – насколько все же глубок и многогранен этот непростой мир, включающий в себя миллиарды других, своих, непохожих; как все явления закономерны и в равной степени необъяснимы; насколько тонка грань между чуждым и нелепым; прозрачна граница между добром и злом.

– А ведь как прекрасно жить. Вот так вот просто – жить. Вкушать каждое мгновенье, наслаждаться каждым вздохом. Да… – произнес вслух Семен Филиппович. – Особенно когда у тебя двести штук зелени в кармане. Это новые горизонты, новая степень свободы.

На душе стало светло. Хорошо так, уютно.

– Так, – он решительно поднялся со скамьи, – беру от жизни все. Расфасовав деньги по четырем пакетам и запрятав их в надежных местах (есть такие места у каждого мужика), Семен Филиппович, с двумя купюрами в кармане, предвкушая сладостные моменты, шел навстречу приключениям, которые, безо всякого сомнения, имели место в ближайшем будущем.

На минуту забежал домой – нужно было отмазаться перед родней – «на рыбалку еду, с ночевкой, может, на несколько дней». Клавдия Лаврентьевна недоверчиво повернула глазом вдоль оси хрусталика: «Утоп бы, падлюка», – подумала она. Хотела смолчать – не удалось, язык у Клавдии Лаврентьевны всегда на стреме:

– Знаю я ваши рыбалки, сама не раз была. Нажретесь как свиньи и давай стыдобу творить. Срам. И как вам не совестно. Паскуды вы едакие, козлы неугомонные, сволочи прохиндейские. – Чем старше женщина, тем шире ее познания о мужчинах и тем каскаднее ее выражения. – Слышь, дочка, не пущай его на рыбалку, пусть лучше по дому, по хозяйству что починит. Я-то вон уж сколь лет не езжу и ничего – жива-живешенька.

Семена Филипповича перекосило.

– Что так, мама, не ездиете-то? Птичка сдохла? Аль силы не те? Эх курвы, я вам покажу еще, не пущай, – завелся в тон теще Семен Филиппович.

– Чего это он? – напугалась жена. – Сроду таким не был.

Семен Филиппович почувствовал нарастающую в нем внутреннюю силу, превосходство над бабьим стадом.

– Все. Поехал я. А это, – бросив пустой (без купюр) дипломат на стол – хранить как зеницу ока. Я его, мама, на ключ запер.

– Как енто на ключ? – искренне удивилась теща.

Семен Филиппович заперся в туалете – единственный уголок в квартире, где ему никто не докучал, помимо смрадного дыхания, прорывающегося из-за двери сквозь щели. Присел на дорожку, и в путь – распахнул, что есть силы дверь туалета в надежде зацепить тещу. Задумка не прошла, как обычно, – Клавдия Лаврентьевна увернулась, для нее это семечки. Но все равно проверка бдительности не помешает, когда-нибудь настанет тот чудесный момент, когда она зазевается, и момент этот где-то рядом, чувствовал Семен Филиппович.

Проходя мимо книжной полки, он остановился. На глаза попался томик Байрона. Писатель-романтик, писатель-поэт, многие мужчины именно ему отдают предпочтение. Воспользовавшись своим одиночеством, связанным с занятостью тещи исследованием всех щелей туалета, Семен Филиппович не удержался и сунул в книгу одну из купюр. «На вечер и сотни хватит», – подумал он.

– Вот теперь все. Поехали, судьба-судьбинушка! – воскликнул Семен Филиппович c удилищем в руках, захлопывая за собой входную дверь.

Первые проблемы начались с обменными пунктами валют – все они, гады, решили нажиться на Семене Филипповиче, давая невыгодный курс. После длительных поисков Семен Филиппович все же нашел пункт, где он выигрывал с каждого бакса по две копейки относительно ранее увиденных обменников. Сэкономив два рубля, он пошел в магазин тратить деньги. Гулять так гулять.

Куда идти с покупками, он уже знал – к своему приятелю, у которого как раз жена с детьми уехала на неделю к родственникам, пожрать на халяву. Купив бутылку водки, не самую дешевую, сельдь иваси, батон хлеба, салат из квашеной капусты, Семен Филиппович решил, что все, хватит, надо быть поумеренней с расходами, так и глазом не успеешь моргнуть – останешься без копейки.

«Пять долларов, – прикинул он. – Густовато, густовато…»

Совдеповское мещанство все больше и больше проявляло себя в незатейливом мозгу Семена Филипповича, захватывая на своем пути и без того скудные до удовольствий ячейки памяти.

Федор встретил гостя в хорошем настроении. Три дня полной свободы, отрешенности от семейных проблем действовали на него благоприятно – каждый вечер пьянка, каждое утро – бодун и сказочная похмелуха. Как-то сразу в Семене Филипповиче проснулась какая-то липкая зависть: «Ну кто он, этот Федя? Да никто – живет на гроши, урод моральный и вообще… Сидит тут, рассказывает, как вчера они жахнули, хохочет через слово. И жена у него красивая, и дети нормальные – везет же козлу. Ну ничего, мы еще посмотрим, чья возьмет. Увидим». Про деньги, свалившиеся чудом в его руки, Семен Филиппович, само собой, решил не рассказывать. Пока Федор вспоминал очередную случившуюся с ним историю, Семен Филиппович готовил речь, речь злую и обидную. Все то, что накопилось у него на душе, он хотел выплеснуть на Федора. Он ждал, пока закончится бутылка водки, и тогда он начнет издалека – вот, мол, Федя, жрешь ты сейчас, пьешь, хохочешь как конь, не задумываясь, на чьи деньги тебе такой праздник обломился. Понимаешь – халява. А кто платит? Семен Филиппович… В общем, в таком роде.

Ну что такое одна бутылка на двух мужиков? Водка действительно заканчивалась быстро, конечно же, хотелось еще. И Федор, заметив это, как-то без задней мысли, предложил сходить еще за пузырем, что у него есть заначка как раз по такому случаю. Семен Филиппович тупо смотрел захмелевшими глазами на почти пустую бутылку и молчал. Ему было ужасно стыдно – за свои мысли, за эту заготовленную дурацкую речь, за то, что он хотел из-за своей проклятой зависти обидеть хорошего человека. Ведь Федор ему как брат, для него не то что пузыря – для него вообще ничего не жалко.

– Слушай Федор, братан. Ты уж извини меня, но сегодня у меня праздник, мне дали премию – сто баксов. Сегодня угощаю я. Пойдем в магазин.

На этот раз деньги тратились легче. С двумя бутылками водки, закуской, пивом и вином они возвратились домой.

После второй выпитой бутылки Семен Филиппович совсем разоткровенничался и чуть было не рассказал о деньгах. «Надо себя контролировать», – подумал он. Вдруг вспомнились мулатки, и ужасно захотелось женского тепла…