Zitate aus dem Buch «SACRÉ BLEU. Комедия д’искусства»
Если кто-то подумает, что он пишет стога или собор, Моне сочтет его вполне тупоумным. "Я пишу мгновения. Неповторимые, уникальные мгновения света", - скажет он.
Откуда вам знать, когда вы думаете синий - когда говорите синий, - что говорите вы про тот же синий, что и все прочие?
Иногда очень трудно примирить таланты человека с особенностями его личности.
... Я — ничто без материалов, мастерства, воображения, чувств. Все это вкладываешь ты — и вкладывала Кармен. Ты добываешь красоту. А я… я всего лишь дух. Я без художника — ничто.
… мне следует пересмотреть все мои взгляды. Наука и разум — надувательство, Век Просвещения — коварная уловка, всю дорогу нас водили за нос лишь магия и ритуалы. Если все это правда, можно ли вообще доверять Декарту? Откуда нам знать, существуем ли мы сами, живы ли мы вообще?
Вот истинный demimonde, Люсьен, и секрет его в том, что он не обязательно темен и безнадежен. Иногда он просто ничто. Его не отягощают ни возможности, ни сожаления. Быть ничем — еще не худшее, друг мой.
Любите их всех, — произнес он. — Вот в чем секрет, молодой человек. Любите их всех. — Художник разжал хватку и повел плечами. — И тогда, если даже картины ваши окажутся говном, вы же их все равно любили.
Вот тут она и дерябнула юного Люсьена по башке багетом. Хрусткая, но нежная корочка обернулась вокруг головы мальчика, согнулась, но не сломалась — признак того, что печь была правильной температуры, влаги тоже ровно столько, сколько нужно. Хлеб по древнему методу проверки Лессаров идеален. Люсьен долгое время считал, что так принято у всех французских булочников; только в юности ему объяснили, что в других пекарнях отнюдь не держат испытательного мальчика, которого каждое утро лупят по голове свежим хлебом.
Дверь распахнулась, и Люсьен, отскочив к перилам, чуть не рухнул в салон этажом ниже.
— Bonjour! — произнес граф Анри Мари Раймон де Тулуз-Лотрек-Монфа, совершенно голый.
— Ты и трахаешься в pince-nez? — осведомился Люсьен. Оптический прибор действительно сидел у Анри на носу, приходившемуся Люсьену на уровень грудины.
— Я — художник, месье. Неужто вы хотите, чтобы я упустил миг вдохновенья из-за собственного скверного зрения?
Видите, Дега, не были б мудаком — получили бы роль со словами.
