Buch lesen: «Мадлен, богемщики и не только»

© CHPANEL23, 2022

ISBN 978-5-0056-1985-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Наша парижская бабушка

Наша парижская бабушка Нина Васильевна пристально смотрела на себя в зеркало. Затем прищурилась, ухмыльнулась, сверкнув золотыми зубами, и тихо сказала: «Пи*дец тебе, Нина Васильевна!»

Paris. 1996

Я приехала первый раз в Париж с американкой Юлей из Амстердама. Нас встретили два месье. У одного были рубашка, галстук и костюм в цвет глаз. И эта гармония успокоила мой разум.

Мы сразу поехали на смотровую площадку с видом на Эйфелеву башню, а затем в ресторан в красной спортивной машине Alfa Romeo. Засели за деликатесами и через окно наблюдали, как парижане останавливались возле нашей машинки и заглядывали в салон.

Позже за нами гнался полицейский на мотоцикле по Елисейским полям и остановил нас за превышение скорости. Американка выдавила из себя: «Ну сам рус», после чего полицейский сказал нам: «Ну, тогда валите». И даже не взял штраф с нас.

Через несколько дней месье с одинаковым цветом глаз, галстука, рубашки и костюма пригласил меня в ресторан, который с его слов был лучше, чем Maxim’s. Чем? Видимо, кухней. Уж точно, не интерьером.

Официант стоял на большом расстоянии и следил за каждым нашим движением, готовый подойти в любой момент.

Месье сообщил, что устрицы редко нравятся с первого раза. Но мне понравились.

На встречу он примчался на микроавтобусе. Я нашла это очень смешным.

Зал его маленькой квартирки, находящейся в пяти минутах ходьбы от Елисейских полей, был увешан картинами в количестве штук двадцати, на небольшом расстоянии друг от друга: Кончаловский, Малевич, Кандинский и т. д.

Месье пригласил меня осмотреть спальню и пошел вперед по тесному коридорчику. Я схватила картину Кандинского, на цыпочках подбежала к открытому окну и выкинула ее вниз. На улице был шум, и звука падения произведения изобразительного искусства не было слышно в квартире.

Затем прошла в спальню.

Месье лежал на кровати в черных шелковых трусиках свободного кроя и нагло рассматривал меня.

Я спросила, чье фото в рамке стоит на столике?

Он невинно ответил:

– Жена.

– А где она? – поинтересовалась я.

– В Москве.

– А не пора ли и вам, сударь, в Москву?

Приступ отвращения к мужчинам, изменяющим своим женам, накатил на меня.

Я выскочила на улицу.

Кандинского уже кто-то подобрал.

С такси проблем не было…

* Амстердам – деревня. Париж – город.

Мартина. 2009

Сначала я познакомилась с ее прекрасным домом в Париже. Мартина уехала в Гоа.

Из длинного узкого темного коридорчика с низким потолочком и поворотиками мы вынырнули в зал, где был высокий стеклянный потолок в форме пирамиды.

У Мартины было очень уютно.

Хотя в Париже много роскошных интерьеров, для меня ее дом был лучшим. Я обожала ее мансарду на улице Saint Honore с четырьмя кошками, одна из них рыжая, бродящими между растениями и людьми, приходящими и уходящими днем и ночью. Все были нарядные, модные, красивые и заботливые.

Какая-то этника присутствовала в интерьере. Я сразу влюбилась в апартаменты Мартины.

В спальне в открытом шкафу висели ее роскошные платья. Через спальню можно было попасть в ванную комнату, где стояло огромное серебряное блюдо, заполненное помадами в красивых металлических упаковках. Оно меня поразило.

Достаточно громко звучала чудесная музыка. Был полный релакс.

Однажды мы со Стилистом Игорем зашли во двор Мартины в 23:00. Все окна в квартирах были темными. Только в стеклянной пирамиде Мартины горел свет, раздавались громкие голоса и музыка.

– Ты думаешь, полиция не в курсе, что здесь происходит? – спросил Стилист.

– Просто богему не трогают.

Но когда шел дождь, и капли стучали и стекали по стеклу пирамиды, была невыносимая тоска, которая бывает только в Париже.

Мартина была красивая, открытая и милая. Ей было 50.

Раньше она работала ювелиром в Доме Yves Saint Laurent. Ее муж гей, прожив с Мартиной 30 лет, ушел к другой – певице молодой.

Когда я спросила у Мартины, есть ли у нее дети, она захохотала и изобразила руками большой живот беременной женщины, заставив меня разулыбаться.

Я сразу полюбила ее. И она была ко мне благосклонна. Показывала мне свои растения, дом, украшения своей работы. Особенно запомнился изящный рубиновый браслет. Все в ней и в ее доме мне казалось прекрасным.

Однажды я пришла к Мартине в последней футболке из новой мужской коллекции Гальяно. На желтом фоне было нарисовано лицо клоуна с надписью Suicide For Fun? И кто-то был сразу готов купить ее с меня. Стоила она 320 евро.

Позже Мартина хотела приехать ко мне в гости в Москву.

Но однажды утром она поднялась на крышу своего восьмиэтажного дома в одних стрингах и прошла к фасаду здания и спрыгнула вниз.

Из соседнего бутика вынесли белую ткань, чтобы накрыть тело.

Позже в Париже была выставка Дома Yves Saint Laurentс украшениями работы Мартины.

У меня остался первый русский Tatler и итальянский Vogue 2007 с фотографиями Мартины.

Смерть

Смерть. Я не могу на это повлиять.

Чистка кармы. Бриджет. 2007

Бриджет была англичанка, родившаяся в ЮАР. Она жила в большой пятикомнатной квартире в хорошем районе Парижа.

В зале стояли белые кожаные диваны, огромный стеклянный стол и индийские пепельницы метровой высоты.

На стене висел ее прекрасный фотопортрет размером 1,5м х 2м. В молодости она работала моделью.

Лицо ее было красиво, но тело – пугающе худое. Ее ноги были такие же худые, как мои руки, а у меня тонкая кость.

Однажды к Бриджет я пришла в балетках Chanel. В те времена Chanel не делала скидок во время распродаж. Так и стояли балетки за 400 евро. Рядом были балетки Miu Miu с красивыми цветочками с 50%-ной скидкой, и стоили они 200 евро. Я взяла Chanel. Когда Бриджет увидела меня в Chanel, она закричала: «Мадлен что, миллионерша?» Затем попросила снять башмачок, внимательно рассмотрела и сказала, что буду носить долго. И не ошиблась.

Ей было 50. Ее бойфренду Эмо – 30 лет. Он был черный рэп-музыкант с красивым профилем.

Она покупала ему рэперские тряпки с капюшонами.

А он ей врал. Мог стащить мелочь из бумажника на камыш и целоваться в зале со мной, пока она была в другой части квартиры.

Обнаружив пропажу денег из своего кошелька, Бриджет легла под стол в своем кабинете, свернувшись калачиком. Видимо, таким образом она демонстрировала свое негодование. Она считала, что она отрабатывает карму. Ведь в ЮАР угнетали черных.

Она работала на трех работах – стилистом у Готье и где-то там еще. Зарабатывала 8000€ в месяц, но ей не хватало ни на что – дочь, два питбуля – Сью и Моцарт, и Эмо. Бриджет собакам покупала еду в биомагазине, а себя нещадно отравляла допингами.

У Бриджет была астма. Когда я курила у окна, она возмущалась: «Мадлен так много курит!»

А когда ее знакомый приходил с подружкой по имени Асма, всем было смешно, кроме Бриджет.

Бриджет вечно бегала по дому со шваброй.

А когда Мартина вышла с крыши своего восьмиэтажного дома, Бриджет прибежала со шваброй отмывать то, что осталось от Мартины.

Эмо (emotion). Черный рэпер. Плен. Paris. 2007

В Париже на прогулке

мы встретили Эмо. Он был покоцан. Весь в бинтах.

И дальше путь продолжили мы вместе,

совсем не заподозрив,

в какие дебри заведет он нас.

Решили выпить мы пастиса,

затем еще чего-то, и еще.

Решили в гости мы к нему поехать.

В Бонльё.

Это окраина Парижа.

Сначала целовались мы втроем.

Ну, а затем Стилист вдруг начал

крушить все мониторы.

Это звукостудия была.

С Эмо сцепился,

У того вдруг кровь из пальца вверх фонтаном,

И палец на руке повис.

Такой бардак!

Пол, мониторы, лужа крови.

Стилист кричал: «Муа ля фам!»

Эмо схватил свой телефон и стал звонить.

Я думала в police,

Но нет. Друг прибежал его.

И тоже черный.

Высокий, крепкий.

Дверь на улицу закрыли.

И стали мучить нас.

Все говорили по-французски.

Я же не бум-бум.

Хотели, чтобы по-английски говорила я.

Но я трындела всё по-русски,

Не употребляя интернациональных слов,

Что и бесило черных.

Они лишь знали English, French.

Когда я в туалет ходила,

Мне не давали дверь закрыть.

Все потому, что черные боялись,

Что у меня второй есть телефон в сумке Vivienne Westwood,

Ведь первый же они забрали,

Когда сказала я, что я – турист

И позвоню в police.

Затем немного голову Стилиста попинали.

И странно, что они нас там не закопали.

Ведь был подвал,

Где велики старинные стояли.

Пи*дец какой-то! Нереальное кино!

Язык французский. Я не понимаю ничего.

По-русски запрещают говорить.

Агрессия, и продолжают дальше пить.

С приходом утра

Под дверью появился солнца луч.

И я смотрела на него и думала,

что никогда

Отсюда нам не выйти.

Мне было страшно.

И хотелось спать.

И все-таки нам дверь открыли.

И мне не верилось,

Что вышли мы на свет.

А на прощанье черный рэпер

Еще и в губы, бля*ь, меня поцеловал.

Тату на фэйсе красовались —

Кресты и надпись по-французски: «больше шлюх».

Я поняла, друзья – те,

кто не убили.

Так просто, ни за что.

Лондон. Самый старый паб. 2003.

Перед поездкой я предусмотрительно спросила парижан, что взять с собой в Лондон.

– Денег побольше, – ответили те.

Лондон. Утро. Солнце. Дорога. Ни одной машины на шоссе. Я хочу сделать шаг вперед. Но вдруг перед моим носом на расстоянии 10 см с огромной скоростью промчался двухэтажный автобус. Откуда взялся? Нужно было посмотреть направо, а я по привычке посмотрела налево. Самое сложное – отвыкнуть от автоматических движений.

Рыжая ирландка Кэти привела меня в самый старый паб Лондона.

В пабе был приглушенный свет. На невысоких потолках и стенах – балки из темного дерева, а стойка, столы и стулья – из более светлого. На стенах висели большие картины старых мастеров в помпезных рамах.

Кэти работала адвокатом в криминалистике.

– Мне совсем не хочется работать. Но мне нужны деньги, – сказала она.

Кэти говорила по-русски и любила Россию.

В 1990-х она приезжала в Москву снимать документальный фильм о Галине Брежневой. Кэти познакомилась с ней, и та пригласила ее в гости. Кэти позвала с собой русскую алко-подружку Машу Коваленко.

Пили за столиком, инкрустированным золотом, подаренным Индирой Ганди. Галина показывала свои фотографии. Русская подружка Машка Коваленко вечно желала развести всех геев на секс с собой. Это для нее всегда было победой! Но геев вокруг не было, и она принялась сосредоточенно рассматривать фотографии. Ей очень понравилось фото Галины с Фиделем Кастро, и она украла его.

Кэти хотела сфотографировать Галину, но Брежнева резво выхватила фотоаппарат из рук ирландки и выкинула в окно. Девочки быстро выскочили на улицу и долго ползали по сугробам, но так и не нашли его.

Накидавшись элем, Кэти предложила пойти купить камыш. Мне было без разницы куда идти. Мне был интересен город во всех его проявлениях – архитектура, машины, кэбы, двухэтажные автобусы; люди – особенно мены в цилиндрах с тросточками радовали меня.

Мы шли неспеша по Лондону, и, дойдя до камыша, Кэти сказала:

– Извини, Мадлен, камыша нет. Есть кокосы.

Мне было все равно, что там у нее есть, а чего нет. Я в то время сидела на стакане, а чем травили себя окружающие, меня вообще никогда не интересовало.

Вечер незаметно превратился в утро. За окном светало. Где-то по дороге к нам прибился русскоговорящий поляк довольно приятной внешности. Мы с ним сидели на пуфиках на полу в разных частях комнаты. А Кэти стояла над нами в короткой юбке, без трусов и, сверкая пи*дой, орала низким хриплым голосом:

– Это май флэт! – требуя убраться побыстрее вон из хаты.

От этого дерзкого зрелища у меня сразу появились силы быстро встать и покинуть помещение.

На улице было свежо и прохладно. Зима. Безлюдно и спокойно.

В общежитие, где я жила, пускали в любое время суток.

Но там было слишком весело. Малолетки тусили сутки напролет.

Заснуть можно было только предварительно выпив вина, что я и сделала. Так сказать, подготовилась ко сну. Был выходной, мне не нужно было идти на учебу. Я могла спать целый день.

Через несколько дней я встретилась с Гарри, красавцем-англичанином, переводчиком.

– Мне так одиноко в Лондоне, – сказала я.

– Мадлен, так всегда в больших городах, пока не встретишь друзей, – заметил Гарри.

Он тоже любил Россию и говорил по-русски.

В конце 1990-х Гарри жил в Москве и снимал комнату на Покровке у Марьяны Высоцкой, сводной сестры Владимира Семеновича.

Мы любили заходить в гости к Марьяне в огромную коммуналку с бесконечным коридором.

Кто только не снимал комнаты у Марьяны. И скандальный визажист Марга, и красотка-актриса Алисон – Лена Камаева, сыгравшая роль Лены в фильме «Нежный возраст» Соловьева. И девушка, которую любил Пелевин, а она любила другую.

Там я и познакомилась с Гарри.

Он тоже был знаком с Кэти. Я рассказала ему, что мы с ней встречались, и та показала мне самый старый паб в Лондоне. Но Гарри заявил, что это не самый старый паб, и пообещал отвести меня в другой – на самом деле, самый старый.

Гарри уверенно шел размашистой походкой по шоссе с сигналящими машинами, игнорируя рядом с собой тротуар, а я неслась вслед за ним. В атмосферу паба с приглушенным освещением добавляли уюта темное дерево мебели, стойки и балки на стенах и потолке, и небольшие картинки и фотографии, оформленные в паспарту.

Осмотрев зал, Гарри спросил меня:

– Мадлен, кто здесь самые красивые?

И сам ответил:

– Мы.

А вокруг никого не было. Шутка. Вокруг было много народу. И мы действительно были самые красивые.

Когда я собралась в туалет, Гарри сказал, что это самый некрасивый туалет в Лондоне! Когда я зашла в туалет, там стояли живые цветы. В январе!