Buch lesen: «Cудьба и долг», Seite 9

Шаньи был прожжённым волком, и не поддался этому удару.

– Ну, я жду…

Александр встал, протянул Шарлю руку, и произнёс только одно слово:

– Клянусь!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ВЕСЁЛЫЙ ПАРИЖ

Де Бриан, в сопровождении Педро, целыми днями гулял по Парижу, наслаждаясь этим городом, изучая его кварталы и улочки, кабаки и игорные притоны, театры и другие места развлечений, на которые был так щедр этот город. Но первым делом они осмотрел пустырь позади Люксембургского дворца, где 2 октября, у него должна была состояться дуэль с де Тревилем.

Педро, раннее бывал в Париже, хотя его знакомство с городом ограничивалось злачными кварталами, типа Птит-Полонь¹⁸, теперь с интересом осматривал особняки вельмож, дворцы знати, дома буржуа и простых горожан.

«В Париж, в Париж!» – эти слова, словно набатом, били в сердца многих, жаждавших славы, успеха, богатства, а порой и просто искавших сносного существования. Для них Париж, был землёй обетованной.

В Париже есть Сорбонна и другие учебные заведения. Если ты образован и удачлив, то можно поступить в секретари к какому-нибудь вельможе, а тогда – только не зевай. Если у тебя бойкое перо, можно найти себе покровителя и сочинять памфлеты или сатирические стихи на заказ. Если ты хорошо владеешь шпагой, то можешь здесь, в Париже, выгодно продать свою шпагу, твёрдую руку, а порой и жизнь. Красивые и не очень девушки и женщины, могли устроиться служанками, прачками, поварихами, но чаще всего, становились содержанками.

Молодые, дерзкие и талантливые обедневшие дворяне и буржуа, приходившие в Париж пешком и без гроша в кармане, рассчитывали только на случайную встречу с земляком, уже пустившем здесь корни. У всех на устах была судьба провинциалов – де Люиня и Ришелье, которые смогли добиться высшей власти.

Одним из доступных развлечений Парижа, был театр. Любимцами публики были итальянские актёры комедии дель арте и театр бродячего актёра Табарена, который совместно со своим собратом, бродячим лекарем-шарлатаном Мондором, устраивал представления на ярмарках, на площади Дофина и на Новом мосту. Их фарсы, пантомимы и сатирические диалоги, быстро снискали им известность и собирали толпы зрителей.

Также в Париже было множество игорных притонов, и азартным играм предавались все сословия. В таких заведениях играли в кости, в карты, реже в кегли, иногда в них практиковали игру в рулетку.

Ну и наряду с театром и игорными домами, в Париже были «весёлые дома» и кабаки, на любой вкус и кошелёк. Проституток самого низкого пошиба называли «девицами с Нового моста»: именно там они находили клиентов и порой здесь же, под мостом, и обслуживали. Публичные дома назывались также «лавками чести», в том смысле, что здесь торговали честью. Ну а таверны, где можно было выпить и поесть, и питейные дома, играли большую роль в жизни Парижа. В них, намного чаще, чем в каком-либо салоне, за сочинением стихов и беседе о литературе и театре, собиралась, чтобы хорошо посидеть и попить вина, французская интеллектуальная элита. И по человеку можно было судить по тому, какое заведение он посещает.

На улице Старой Голубятни находилось кабаре «Зелёный лис». На острове Нотр-Дам – «Рекрутирующий сержант», одна из самых знаменитых и приличных таверен Парижа. В квартале Мааре славились кабаки «Белый шарф» и «Рай в Мааре». Громкой славой пользовалось кабаре «Сосновая шишка» на улице Жюиври, неподалёку от собора Парижской Богоматери. Для элитной и денежной публики, была открыта кондитерская «Серебряная Башня».

Ещё одна мысль занимала де Бриана – по неписанному кодексу дуэлей, на поединок с де Тревилем, он должен был прийти с секундантом. Но для этого дела он ещё не нашёл подходящего человека. Он не хотел привлекать Шаньи. Во-первых потому, что ему хватило выволочки за желание отомстить, и не известно как Шарль, воспринял бы известие о его предстоящем поединке. Во-вторых, он не хотел подводить его под неприятности. Он наслушался о том, как сейчас власти преследуют дуэлянтов. А у графа Шаньи, было определённое положение в обществе, и де Бриан не хотел, чтобы Шарль рисковал всем ради него. Он испытывал к этому жестокому, суровому и к себе и к другим человеку, чувство дружеской привязанности и братской любви. Ему было даже немного жаль Шарля, хотя в этом чувстве он боялся признаться даже самому себе.

Жалость его появилась после одного разговора с графом. Тогда Шаньи, неожиданно завёл разговор:

– Александр, ты конечно уже понимаешь, что в Париже тебе не стоит рассчитывать, что милости и благоденствие посыпятся на тебя словно из рога изобилия. Также не стоит рассчитывать и на благосклонный приём при дворе и в особняках знати, у тебя нет больших денег, знатных титулов, влиятельного покровителя и других, столь «ценимых» там качеств. Честное имя, верная и твёрдая рука, отважное сердце, благородная душа, для этих людей ничего не значат. Да, иногда они ценят таких людей. Такие люди для них нужны тогда, когда под угрозой оказывается их честь, жизнь, либо им надо провернуть какое-либо дельце. Тогда, эти короли и королевы, герцоги, маркизы и графы, замечают нас, привлекают к себе, облагодетельствуют, льстят, ну а после выполнения порученного, ты опять никто и никому не нужен.

Приехав в Париж, я столкнулся с этим. Но тогда у меня хоть было уже дело, порученное мне. А когда я примелькался в Париже, когда обо мне и о моей деятельности, при дворе поползли слухи, я пытался с этим бороться, пытался кому- то что-то доказать, убил на дуэли пару-тройку особенно языкатых, но тогда, все остальные попросту отвернулись от меня и закрыли двери своих домов. Одни из немногих, кто не стал избегать меня, были твои родители. Я всегда был желанным гостем в их доме. За это, я всегда буду благодарен им.

Когда в Париже узнают, что ты приехал со мной, к тебе станут относиться настороженно и брезгливо. Постарайся не обращать на это внимание. Если конечно сможешь. И послушай моего совета. Для того, чтобы заявить о себе и прославить своё имя, иди в армию. Война, и не одна, не замедлит последовать. Уж я то, это знаю. На войне, ты сможешь отличиться, конечно, если Господь будет благосклонен к тебе и убережёт тебя. И тогда, все эти сплетники и интриганы Парижа, закроют свои рты. Я не желаю тебе своей Судьбы, и молю Бога, чтобы он уберёг тебя от того, через что пришлось пройти мне.

Нет, ты не подумай, я не о чём не сожалею… Но всё-таки…

После этого разговора, де Бриан понял, что Шарль одинокий человек и очень от этого страдает.

Александр уже успел познакомиться с несколькими дворянами. Но ни один из них не казался ему подходящим человеком, который в трудную минуту прикроет его спину. Он уже подумывал, а не найти ли ему известного на весь Париж бретёра Франсуа де Монморанси-Бутвиля, познакомится с ним, и попросить стать его секундантом. Уж тот то, точно не откажется скрестить шпаги с кем либо, любя драться, только ради самой драки. Весь Париж говорил о том, как он в этом году, убил на поединке маркиза де Порте. Пока Александр раздумывал.

В один из серых сентябрьских дней, когда небо над Парижем было затянуто низко висящими свинцовыми облаками, проливавшими на город сильнейший ливень, Александр и Педро зашли чтобы поесть, выпить, обсушиться и переждать ненастье в «Рекрутирующего сержанта».

Пройдя огромную кухню, где в вулканических размеров очага жарились телячьи языки, окорока, большие куски говядины и баранины, и другая снедь, они попали в большой зал, где вдоль стен стояли столы, на которых плотными рядами выстроились бутылки, винные кувшины и тарелки, опустошаемые посетителями с пугающей быстротой. Заняв места поближе к камину, для чего весёлой кампании каких-то буржуа пришлось освободить им стол, проигнорировав их недоброжелательные взгляды, де Бриан и Педро сделали заказ мигом подбежавшей к ним прислужнице, и стали ждать, рассматривая посетителей.

Середину зала занимали танцующие, которые отплясывали котильон под истошные вопли скрипок, дудок и кларнетов. Другие клиенты таверны – возчики, мастеровые, гвардейцы, буржуа, а также знатные дамы, наряженные служанками, которым нравилось кокетничать с мускулистыми рабочими и красавцами-военными, ели, пили, шутили и смеялись, громко разговаривали, флиртовали, щипали женщин за округлые ягодицы и груди. В зале то и раздавались возгласы, крики, громкий смех и брань.

Когда прислуга принесла их заказ и стала уставлять стол блюдами с мясом и пирогами, тарелками и кружками, а также бутылками с вином, внимание Александра привлёк громкий вздох сожаления, раздавшийся из-за соседнего стола. Присмотревшись, в полумраке помещения, он разглядел вздыхающего. Это был дворянин, комплекцией не уступающий Педро, такой же высокий и по всей видимости сильный. Одет он был в поношенный и залатанный колет, расстегнутый на груди, из-под которого выглядывала не первой свежести рубашка, с грязно-чёрным воротником и обтрёпанными рукавами. Простой берет, лежавший на столе, украшенный общипанными перьями, простая кожаная перевязь и длинная рапира, дополняла наряд. В его глазах, когда он провожал взглядом прислугу, которая проходила мимо него, неся еду на стол де Бриану, плескался целый океан зависти.

Когда Педро раскупорил бутылку вина и наполнил кружки, ещё один вздох, долетел до слуха Александра. Повинуясь какому-то порыву, он перевёл взгляд на этого дворянина и обратился к нему:

– Сударь, не будете ли вы столь любезны, и не окажете ли мне честь, разделить со мною эту скромную трапезу.

Лицо дворянина вытянулось от удивления, оно выражало гордость и голод, но было столь распологающе-простодушно, что Александр улыбнулся, подтверждая своё приглашение. Было что-то в этом человеке такое, что нравилось ему. А то, что он без гроша в кармане и не может позволить себе даже скромный обед, ни о чём не говорило. Гордость не позволяла ему попрошайничать, но красноречивые вздохи говорили сами за себя. Голод оказался сильнее. И дворянин с готовностью пересел за стол к де Бриану. Педро наполнил ещё одну кружку, протянул её этому здоровяку.

Незнакомец единым махом осушил кружку и посмотрел на Бриана.

– Благодарю вас, сударь. Вы очень любезны. Позвольте представиться – Шарль де Фонтене.

– Рад с вами познакомиться. Барон Александр де Бриан.

– О, барон…

И Фонтене окинул взглядом не броскую, скромную одежду де Бриана, задержав свой взгляд на родовом перстне.

– Нет, вы не думайте. От моего баронства осталась лишь череда предков, баронский герб и титул. Мой родовой замок заложен, но у меня пока есть немного денег и я хочу разделить этот обед с вами, сударь.

Говоря так, Александр не кривил душой. Денег оставленных ему отцом и полученных от Зоргэса, осталось не много. И он пока отклонял предложения Шаньи располагать его кошельком, как своим собственным. Александр не отчаивался, он был молод, полон оптимизма и жизнерадостен, и верил в то, что всё образуется само собой. Он не заглядывал далеко в будущее, живя, да как и большинство молодых людей, сегодняшним днём, в будущем видя себя прославленным полководцем, знатным и богатым, окружённым почётом и уважением.

– Благодарю вас, барон. Вы благородны. Видите ли, так получилось, что я остался без денег, полностью проигрался, к чёртям собачьим. Я в Париже всего неделю, приехал из своего полка, из-под Ла-Рошели, чтобы уладить кое-какие семейные дела.

– Да, я всё понимаю. И теперь предлагаю нам не мешкать, и быстро уничтожить этих кур, паштеты, сыры и другое, пока они ещё окончательно не остыли.

И они с жадностью проголодавшихся молодых людей, которые никогда не жаловались на отсутствие аппетита, набросились на еду и вино. К концу вечера они перешли на «ты», и де Фонтене выразил согласие задержаться в Париже и стать его секундантом на дуэли с Тревилем.

Весь конец сентября, надеясь что Тревиль человек чести, а он таким и показался, и думая, что он уже в Париже, де Бриан потратил на поиски герцогини Марии де Шеврез, полагая, что раз она покинула Париж вместе с де Тревилем, то и вместе с ним она могла и вернуться.

Совместно с де Фонтене они побывали возле дома на улице Сен-Тома-дю-Лувр, купленного для своей жены покойным Люинем. Расспросив прислугу и понаблюдав за домом, они пришли к выводу, что герцогини нет. Также безрезультатно закончилось посещение замка Дампьер в Шеврезе, близь Парижа, принадлежавшего герцогу де Шеврез. И, несмотря на все уговоры и просьбы, в Лувр их не пустили швейцарские гвардейцы.

Де Бриану всё больше импонировало добродушие Фонтене. А пофехтовав с ним, он убедился, что он не плохой фехтовальщик, правда, больше полагающийся на физическую силу, чем на мастерство.

Фонтене рассказал де Бриану немного о себе. Он был опытным солдатом, пойдя в армию ещё в четырнадцать лет, и успев повоевать в начале двадцатых годов с гугенотами.

Незаметно, несмотря на то, что Фонтене был на восемь лет старше Бриана, лидером в их дуэте стал Александр. Шарль де Фонтене всецело полагался на его ум и проницательность.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ДУЭЛЬ

«Франция – родина дуэлей, – писал граф Иоганн Церклас фон Тилли, фельдмаршал Священной Римской империи. – Я объездил большую часть Европы, побывал в Новом Свете, жил среди военных и придворных, и никогда и нигде больше не встречал такой роковой обидчивости, печальной наклонности считать себя оскорблённым и желания отомстить за оскорбление, по большей части химерическое… Установился предрассудок о том, что нет ничего благороднее и величественнее отваги такого рода, её блеск затмит собою всё, и бесчестный человек, который хорошо дерётся, не такой уж и бесчестный».

На дуэлях дрались не только дворяне, дрались все – от профессиональных солдат-простолюдинов и студентов университетов, до вельмож и титулованных особ. Участие в поединке считали хорошим тоном, данью моде, для молодых дворян он стал своего рода экстремальным и опасным развлечением, способом обратить на себя внимание.

Но времена, когда дуэль играла роль судебного поединка, то есть средства наказать зло или отстоять свою правоту, постепенно отходили в прошлое. К началу XVII века, такой самосуд уже преследовался и властями, и церковью, хотя дворяне, были твёрдо убеждены, что «честь человека со шпагой можно защитить только шпагой».

С 1598 по 1608 год, несмотря на суровые законы, на дуэлях погибло восемь тысяч дворян, то есть больше, чем за все годы Религиозных войн, сотрясавших Францию с 1562 по 1598 года. В среднем за год погибало на дуэлях 220 дворян.

В первые годы правления Людовика XIII, дуэли были столь обыденным делом, что при встрече утром, люди спрашивали друг друга: «Кто вчера дрался?», а после обеда: «Не знаете, кто дрался сегодня утром?».

Во время Генеральных штатов 1614 года, делегаты от Парижа, по большей части магистраты и чиновники, в своём наказе потребовали строгих и неумолимых мер против дуэлей. И королева – регентша и юный Людовик XIII их в этом поддержали.

Король, вообще занял непримиримую позицию к поединкам. Франция постоянно вела войны то с внешним, то с внутренним врагами, и убивать друг друга почём зря, вместо того, чтобы отдать свою жизнь за короля, он считал просто предательством.

В 1613, 1617, 1623 годах, королевская власть пробовала бороться с поединками, издавая декларации и эдикты о том, что оскорблённые дворяне вместо дуэли обязаны в течение месяца подать жалобу в суд маршалов. Эдикт от 1624 года, предоставил парижскому парламенту юридическое основание для осуждения дуэлянтов на смерть заочно.

Но угрозы, выраженные в декларациях и эдиктах, помогали мало. Никто не верил, что власть и в самом деле пойдёт на крайние меры. В обществе поединки не встречали безусловного осуждения, считая бесстрашие, главным качеством мужчин. При этом, с рыцарским поведением на дуэлях было давно покончено, и чётких дуэльных правил не существовало. Например, знаменитый дуэлянт Франсуа де Монморанси-Бутвиль, успевший к двадцати пяти годам сразиться на двадцати поединках, однажды предложил своему противнику снять шпоры, и когда тот, последовав его совету наклонился, проткнул его шпагой.

Анри де Талейран де Перигор, граф де Шале, был оскорблён куплетами задевавшими честь его жены. Встретив на Новом мосту своего обидчика – графа де Понжибо, предположительно одного из авторов этих куплетов, – Шале вызвал его, и не откладывая дела, не дав противнику даже обнажить шпагу, тут же убил.

Поединок уже не вёлся до первой крови, а до тех пор, пока сражающиеся могли держать в руках шпагу. Любые приёмы и удары были дозволены, даже ношение защитного нагрудника или неожиданно выхваченный пистолет. Щадить противника не считалось хорошим тоном, допускалось убийство упавшего и обезоруженного. Мало кто проявлял благородство и позволял противнику поднять выбитое оружие, подняться после падения или получить помощь при ранении.

Отъявленные бретёры затевали драку по любому поводу, а если им не удавалось спровоцировать противника, напрашивались к кому-нибудь в секунданты – лишь бы получить возможность подраться. Секунданты не следили за соблюдением правил поединка, которых попросту не было, а дрались сами. Пригласить человека в секунданты, считалось дружеским жестом, проявлением доверия.

Барон Луи де Клермон де Амбуаз де Бюсси, знаменитый поэт того времени, дрался на дуэли, поспорив о форме узора на шторе. Монморанси-Бутвиль, мог вызвать человека на поединок, просто чтобы проверить его храбрость, а однажды вызвал своего соперника на поединок за то, что некая прекрасная дама назвала того более ловким, чем он. Каждое утро, в большом зале его дома, собирались бретёры. Для них уже были заготовлены хлеб и вино на столах, после чего они приступали к упражнениям в фехтовании. Возглавлял это общество Ахилл д'Этамп де Балансе, преданный слуга кардинала Ришелье.

Как писал всё тот-же Луи де Бюсси, повод для дуэли мог быть самым незначительным – «уместиться на лапке мухи». Дуэли, продиктованные соперничеством в любви, чаще всего являлись заурядной местью отвергнутого претендента. Вызов мог получит и счастливчик, удостоенный должности, награды, большей части наследства или имущества. Дрались из-за места в церкви, на балу или королевском приёме, поспорив, чья охотничья собака лучше, чьи земли плодороднее. Повод и мотив не различались. Честь дамы, например, полагалось отстаивать в любом случае, какой бы шлюхой она не была.

Враждебные намерения, расцениваемые как вызов, демонстрировали рукой, во время разговора положенной на эфес шпаги или рукоять кинжала, жестом, имитирующим извлечение шпаги из ножен, резким движением в сторону собеседника, приближением вплотную, лицом к лицу.

Аналогичную роль играли и манипуляции с предметами одежды: поворот шляпы назад, наматывание плаща на левую руку и тому подобное.

В лице кардинала, король встретил горячего союзника в отношении дуэлей. В семействе Ришелье произошла личная трагедия – его старший брат Анри де Ришелье, в июне 1619 года был убит на дуэли капитаном гвардейцев королевы-матери Шарлем де Лозьером де Темином. Новорожденный сын маркиза Анри де Ришелье, скончался через месяц после своего рождения и гибели отца, его жена умерла при родах, и прямой род Ришелье по мужской линии пресёкся. Но несмотря на это, кардинал советовал королю, соизмерять наказание с виною, и не карать всех дуэлянтов смертью, а ограничиться лишением должностей, жалованья и пенсий дарованных короной, и лишь в случае смерти одного из участников поединка, отдавать второго под суд.

Немало способствовало поединкам и повальное пристрастие с малых лет французов к вину. Ведь чаще всего, шпагу обнажали в кабаке, после попойки, когда разгорячённая добрым анжуйским вином кровь, просто бурлила в жилах.

2 октября, ровно без четверти четыре, так как прийти раньше было признаком дурного тона, а опоздание приравнивалось к поражению, Бриан и Фонтене вышли на пустырь возле монастыря кармелиток Дешо, неподалёку от Люксембургского дворца. Одновременно с ними, здесь же появился и де Тревиль, в сопровождении молодого дворянина. Оба они были одеты в голубые плащи королевских мушкетёров, с большим серебряным крестом на груди и спине.

Педро, который до последнего не был посвящён в планы относительно дуэли Александра, с тревогой и беспокойством осматривал мушкетёров. Его и слугу Фонтене, разбитного бургундца Гийома, оставили на окраине пустыря. То же велели своим слугам и мушкетёры.

Подойдя, Тревиль и Бриан, поприветствовали друг друга поклоном головы.

– Рад вас видеть господин барон.

– Я тоже, очень рад вас видеть, господин де Тревиль.

Сторонний наблюдатель, глядя на эти молодые, улыбающиеся, добродушные лица, решил бы, что встретились старые, добрые друзья. И что вот сейчас, они кинуться друг другу в объятия и пойдут праздновать встречу в один из кабачков. Сейчас, никто не мог бы и подумать, что через минуту, они будут стремиться убить друг друга.

– Позвольте представить вам моего друга – королевский мушкетёр Жак де Террид.

И де Террид, молодой мушкетёр, может быть года на три или на четыре старше де Бриана, учтиво поклонился.

– Шарль де Фонтене, солдат Пикардского полка, мой друг.

– Прежде чем мы начнём, господин барон, позвольте задать вам один вопрос?

– Да, пожалуйста, спрашивайте?

– Вы меня конечно простите, но, сколько вам лет?

Де Тревиля, этого опытного и храброго солдата, многократно отличившегося в сражениях и на поединках, представленного королю и обласканного им, тревожила молодость де Бриана. Он, Жан Арман дю Пейре, происходивший из рода разбогатевших буржуа, из поколения в поколение занимавшихся ремеслом каменщика и торговлей, будучи дворянином только по матери, урождённой Марте д'Арамиц, да владея, в родном Беарне, поместьем Труавиль, купленном отцом в 1607 году, что позволило им причислить себя к благородному дворянскому сословию, так как в Беарне, титул дворянина приравнен к земле, очень дорожил своей репутацией. Если он убьёт барона, то весь Париж будет говорить, что храбрый Тревиль убил мальчишку. Ну и если произойдёт невероятное, и де Бриан победит, то опять же, все будут говорить, что над отважным Тревилем, одержал верх ребёнок.

– Я понимаю, что вас тревожит Тревиль, – проявив интуицию и усмехаясь, сказал Александр. – Можете быть спокойны, мне уже достаточно лет, чтобы скрестить с вами шпагу. Я уже давно не ребёнок и видел смерть врага, могу вас заверить. А теперь, может хватит болтать, а?

– Да, вы правы, господин барон, – де Тревиль и де Террид отступили на шаг, скинули плащи и колеты, и обнажили свои шпаги. Бриан и Фонтене последовали их примеру. Все четверо были вооружены рапирами и дагами, причём у Фонтене, была хитрая немецкая трёхлезвийная дага.

С первых мгновений поединка, Александр понял, что Тревиль опытный и умелый фехтовальщик. Но у него было преимущество, данное ему противником. Тревиль, явно недооценивал его, и старался даже щадить, считая его всё-таки зарвавшимся мальчишкой. Де Бриан, пока старался не разубеждать Тревиля, а медленно отступал, уклоняясь и отбивая все его удары. Помня, о чём ему не раз говорил Шаньи, что главный его враг в поединке – отсутствие хладнокровия, Бриан не теряя головы, старался не раскрывать перед противником своих умений. Даже наоборот, делал вид, что он неуклюже владеет шпагой, что он начал уставать и стал бояться де Тревиля.

Тревиль с лёгкой усмешкой на губах, теснил де Бриана. Поначалу недоумение, вызванное тем, что барон ловко избежал его выпадов, сменилось пренебрежением к противнику. Ха, мальчишка, который наверное у своего учителя нахватался основ фехтования, но не имеющий опыта, силы и выдержки. Тревиль играючи отбил пару его выпадов. «Пора заканчивать, пора преподать этому мальчишке, урок». Тревиль решил, что не будет его убивать, а просто обезоружит и принудит к сдаче. Тогда, его репутация, уж точно не пострадает.

Краем глаза де Бриан видел, как проходит поединок у Фонтене и Террида. Шарль, легко раненный в руку, но не обращающий ни малейшего внимания на свою рану, благодаря своей огромной физической силе, заставлял Террида отступать, окружив его каскадом ударов, уколов и выпадов, нанося, по большей мере, какие то яростные рубящие удары, что заставляло мушкетёра держаться от него на большом расстоянии. Наконец, один из ударов Фонтене достиг цели. Он глубоко разрубил бедро де Террида, а следующим ударом выбил рапиру у него из рук и приставил острие своей рапиры к горлу мушкетёра.

– Признаёте ли вы себя побеждённым, Жак де Террид?

Скрипя зубами от боли и от гнева, Террид простонал:

– Да, тысяча чертей. Вы же видите, что я не могу продолжать поединок. Прошу вас, помогите.

Фонтене отсалютовав Терриду своей рапирой и отошёл, когда подбежавшие слуги начали оказывать ему помощь.

Тревиль, находящийся спиной к Терриду и Фонтене, не видел, что его друг потерпел поражение, и продолжал теснить де Бриана, выжидая момент, когда он допустит ошибку и даст ему возможность осуществить свой план. Но барон, ловко уклонялся от всех выпадов де Тревиля, а затем, неожиданно для мушкетёра, перешёл в стремительную атаку. Тревиль попытался его сдержать, но был вынужден отступить на пару шагов, чтобы передохнуть. Но Александр, не дал ему этой возможности. Каким-то скользяще-плавающим движением, он сократил расстояние между ними, и провёл удар «дритто скуалембратто» – косой удар в правую ключицу, и продолжая атаку, резкий выпад дагой под мышку противнику. Обливаясь кровью, Тревиль зашатался, колени его подкосились, и он упал. Он попытался подняться, но снова упал. Тогда он с трудом, приподнял голову. Его глаза были открыты и смотрели на де Бриана.

– Вы переиграли меня, господин барон – хрипя, но достаточно громко, произнёс де Тревиль.

– Согласен. Но и вы допустили ошибку, недооценив соперника. Благодарю вас, господин де Тревиль, я удовлетворён. Вы хороший боец, и должен вам сказать, что по праву считаетесь одним из лучших фехтовальщиков Франции. Я оставляю вам вашу шпагу. Вы потерпели поражение Тревиль, но не были побеждены.

– Спасибо вам, за ваше благородство, барон де Бриан… Я… ценю… Расстанемся…если и не друзьями, то и… не врагами…Я… – Тревиль хотел сказать что-то ещё, но силы оставили его и он потерял сознание.

Подбежавший Педро осмотрев де Бриана и убедившись, что на нём нет ни царапины, занялся раной Тревиля, отогнав его слугу, бестолковая суета которого, только мешала.

Перевязав раны мушкетёров, слуги наскоро соорудили носилки и отнесли их в монастырь, поручив раненных заботам кармелиток.