Buch lesen: «Ибупрофен»

Schriftart:

Когда свет заполнит все

– Ибупрофен.

– С каким вкусом? Есть клубничный и яблочный.

– Самый простой. Вы думаете, кто-то эти таблетки рассасывает?

Фармацевтка не отреагировала на грубость, и Игорь смутился.

– Вас, наверное, заставляют у каждого такое спрашивать, – он протянул в окошко мятую купюру. – Премии лишают, если не предлагаете.

Снова молчание в ответ.

Голова раскалывалась, а ибупрофен нечем было запить. Игорь решил терпеть до дома и не покупать минералку в магазине. Зачем потакать капиталистам в их привычке наживаться на всем? Сначала они продают воду, затем воздух.

Чтобы срезать, Игорь перебрался через дорогу не на светофоре, а там, где частенько перебегали школьники и пассажиры с автобуса. Раньше здесь висела старенькая камера. Она распознавала нарушителей, а затем их по почте штрафовали. Если верить чату антикамерников, на прошлой неделе камеру торжественно разбили анонимные смельчаки.

Нарушая, Игорь на всякий прикрыл лицо ладонью. Вдруг починили.

Когда в поле зрения попала трансформаторная будка, рука машинально потянулась в карман. Пальцы сжали холодные ключи.

В мае здесь Игоря подстерегли два бона с кастетами. Он как раз с ночной смены возвращался. Со спины накинулись, по-шакальи. Подножку подставили, завалили на асфальт. Огреб по затылку, по лопаткам, по почкам. Хоть били и без сноровки, больнички избежал чудом. Из дома напротив заорала тетка, угрожая полицией. Отчаянный вопль отвлек даже от боли. Лежащий Игорь увидел, как уносятся армейские берцы. Прирожденные идиоты: нападают при свидетелях и свидетелей же пугаются.

Вечером того же дня в местной нацистской группе борцуны похвастались, как надавали по щам антифа-активисту. Знают ведь, что на них не заявят. Не по анархии.

От воспоминаний о побоях голова затрещала сильнее.

На лестничной площадке этажом ниже скучал незнакомец. Невысокий, в расстегнутой куртке, он озирал из окна скучнейший двор. Игорь нащупал в кармане ключи и поднялся на третий.

У двери поджидал еще один незнакомец. Рослый, в дорогом плаще и почему-то в шляпе. Так в подъезде никто не одевался.

– Вы Игорь Терехин?

Прозвучало мягко, едва ли не извинительно.

– Допустим.

Позади послышались неторопливые шаги. Игорь отступил на ступеньку и обернулся. Тот, что в расстегнутой куртке, отрезал путь к бегству.

Игорь крепче сжал ключи, стараясь ими не звякать. Его взяли в коробочку.

– Вы антифашист, верно?

– Теперь это запрещено?

– Что вы. Мы всего лишь уточняем.

– А вы – это кто?

– Главное управление по противодействию экстремизму. Я Коваленко Андрей Эдгардович, а это Сернов. Анатолий Сергеевич.

Рослый помахал удостоверением. Тот, что пониже, по-прежнему никак себя не выражал. Центр «Э», значит.

– Поступили сведения, что вас готовятся убить, – продолжил Коваленко. – Источник надежный.

– По-моему, вы ошиблись. Извините, мне пора домой, голова болит.

Игорь попытался проскользнуть мимо Сернова, но тот разгадал маневр и до пульсирующей синевы в глазах выкрутил Игорю руку за спину.

– Пусти его, Толя. Покалечишь.

Сернов освободил Игоря от захвата и пригрозил сквозь зубы:

– Рыпнешься – я тебя по суставам разберу.

Коваленко подобрал ключи и протянул владельцу.

– Игорь, вы почти ударили сотрудника госбезопасности вот этим металлическим предметом.

– Не «почти», а ударил! – поправил Сернов.

– Не ударил, – настоял Коваленко, – но акцентированное движение сделал.

Игоря трясло – не от страха, а от ненависти. К двум уполномоченным, к их дешевому спектаклю.

– Игорь, обстоятельства складываются не в вашу пользу, – сказал Коваленко. – И я сейчас вовсе не о том, что минуту назад вы напали на Анатолия Сергеевича. Вас и правда готовятся убить.

– Кто?

– Неонацистская молодежная группировка. Та самая, которая атаковала вас весной. Припоминаете?

– Вот вы их и останавливайте. Я тут при чем?

Игорь ходил по тонкому льду и заискивать не собирался. Иногда дерзить – лучший способ показать, что не боишься.

– Не все так просто. – Коваленко вздохнул. – По инструкции, мы обязаны обеспечить защиту. А для этого положено ввести вас в курс дела.

– Так вводите.

– Наглеешь, – предупредил Сернов.

– Толя, остынь. Мне кажется, у Игоря есть причины нам не доверять. Ожидаем у подъезда, предлагаем защиту непонятно от чего. Любой бы усомнился.

С этими словами Коваленко повернулся к Игорю.

– Вы ведь завтра на дачу? Вы каждые выходные туда ездите.

– Не только в выходные.

– Но завтра точно поедете?

– Допустим.

– И друзья ваши поедут?

– Откуда мне знать? Захотят – поедут, не захотят – нет.

Последнюю фразу Игорь произнес раздраженно и тут же пожалел об этом. Его нервяк, само собой, не укрылся от федералов.

– Игорь, давайте начистоту, – сказал Коваленко. – Главному управлению по противодействию экстремизму известно, что по выходным вы с друзьями-антифашистами собираетесь на даче. В сарае на той же даче вы храните взрывчатые вещества. Аммонал, если конкретно. Также у нас есть достоверная информация, что вооруженное неонацистское формирование планирует вас с друзьями завтра убить. Точнее, не завтра, а в ночь с субботы на воскресенье.

От упоминания взрывчатки сердце Игоря запрыгало в груди.

– Надеемся на ваше благоразумие и предлагаем съездить в отдел, чтобы…

– Это подстава!

Игорь заозирался вокруг. Глазок на двери бабки, что жила по соседству, был крест-накрест заклеен синим скотчем. Две остальные двери на лестничной площадке также ослепли.

– Игорь, надеемся на ваше благоразумие, – с учтивостью повторил Коваленко. – У вас есть реальный шанс помочь городу одолеть неонацистскую банду. Или отомстить отморозкам за ваше избиение, если такая формулировка больше нравится. Для этого нам надо поехать в отдел, где мы введем вас в курс дела. Заметьте, речь не о задержании или аресте. Никаких обвинений и протоколов. Главное – это обезвредить неонацистскую группировку. Кучка подонков портит имидж города и запугивает мигрантов. Кондуктор из Таджикистана чихнул в автобусе, и ему сломали нос. Продавцу на Колхозном рынке крысу дохлую в ящик с фруктами кинули. Акции эти против таксистов из Средней Азии. Не вам объяснять.

Игорь колебался.

– В противном случае, – сказал Коваленко, – сами понимаете, мы обладаем достаточными сведениями, чтобы привлечь к ответственности вас. Ни один суд не поверит, что вы производили взрывчатку не для теракта в метро, например.

– Или прямо сейчас повезем на оформление, – добавил Сернов. – За то, что ударил сотрудника госбезопасности.

– Для нас поимка нацистов в приоритете. Они давно сидят в печенках. Если окажете содействие, на ваши нарушения готовы на первый раз закрыть глаза.

– Это подстава, – тихо повторил Игорь.

В сарае, в банке из-под солений, у него в самом деле хранилась горсточка аммонала. Чисто ради любопытства накупил продуктов в хозмаге и смешал их в положенных пропорциях: получится – не получится. И не выбросил, дурак.

Федералы с вызовом смотрели на Игоря.

– Разрешим это недоразумение, – пробурчал он. – А то навесите на меня и терроризм, и нападение, и еще черт знает что. Я вам не покладистый мальчик, чтобы мной манипулировать.

* * *

В служебной машине ожидал третий сотрудник. Разглядеть его хорошенько Игорю не позволили, натянув на голову пыльный черный мешок.

Значит, убивать не планируют. Иначе не делали бы тайну из дороги.

Целый год Игорь боялся, что его заметут. Никаких злостных преступлений он не совершал, но с точки зрения органов вел образ жизни безрассудный и порочный. Читал с друзьями Бакунина и монографии по истории анархо-синдикализма и низовых движений в России. Общался с осужденными репостниками и отправлял ободряющие письма политзэкам. Участвовал в добровольных субботниках и акциях в защиту животных. Экспериментировал с небесно-голубой ипомеей и мускатным орехом. В тире занимался. Хранил на жестком диске материалы по изготовлению взрывчатки и прочую запрещенку. Химичил – пусть без задних мыслей – аммонал. И до кучи не пил и не курил. Игорь не считался с законом и был идеальным клиентом Центра «Э»: подозрительным, беспардонным и совершенно безвредным.

Теперь же, когда замели, он неожиданно испытал облегчение. Как будто на новый уровень перешел.

Разумеется, он не поверил, что «на первый раз» его простят. Эти не уймутся, пока душу не вытрясут. Ладно еще, если ограничатся резиновым шлангом.

Хотя почему бы не ограничиться? Козыри-то все на руках.

Если только из любви к насилию поиздеваются. Достанут трансформатор, паяльник, введут под кожу молоко…

Игорь с поразительной для себя отстраненностью прокручивал в голове картины пыток. То ли острая головная боль блокировала страх, то ли он перегорел от долгих переживаний.

В кабинете, куда ввели Игоря, мешок сняли. Перед глазами предстала самая заурядная обстановка: стол, офисные стулья, компьютер, шкаф с документами, шкаф для одежды, электрочайник, кулер, календарь с президентом. По интерьеру и не скажешь, кто здесь обретается: служебная крыса или редактор детского журнала. В таких кабинетах можно уморить без пыток – одной лишь скукой.

Третий сотрудник сразу вышел, так что рассмотреть его опять не получилось. Коваленко, фальшиво насвистывая, повесил плащ, включил компьютер и подвинул к Игорю стул, а сам занял кресло за столом. Сернов встал позади Игоря и осклабился:

– Трепещешь, анархист?

Вид Сернова идеально дополнял его манеры. С зачесанными кое-как набок сальными волосами, криво бритый, с герпесом на губе, он напоминал мужланов, которые в метро устраиваются на двух сиденьях. Галантный и голубоглазый Коваленко, в безупречно сидящем костюме и надушенный брутальным парфюмом, выгодно выделялся на фоне напарника. Роли такие, ничего не попишешь.

– Налейте мне воды, – попросил Игорь. – Таблетку запить.

– Цианистый калий? – пошутил Коваленко. Сернов гоготнул.

– Ибупрофен. Голова раскалывается.

– Толя, принеси ему.

Сернов потопал к кулеру и принес воды на донышке пластикового стаканчика. Игорь вытащил из кармана пачку ибупрофена и проглотил две таблетки. Сернова это рассмешило.

– Гляди, Эдгардович, пацан думает, что мы его мордовать собрались. Анальгетиками закидывается!

– Игорь, у меня есть кеторолак. Тоже от боли, но эффективнее. Хотите?

– Нет, спасибо.

И в этом заключаются их методы? Угостить наркотой под видом лекарства, а затем отправить на экспертизу? Так примитивно.

– А я выпью, – Коваленко поднялся из-за стола и двинулся к кулеру. – Мигрень под вечер расшалилась.

Он принял таблетку и вернулся на место.

– Какой ибупрофен предпочитаете, Игорь? Клубничный или яблочный?

– Без ароматизаторов.

– Одобряю. Этим фармакологам только бы денег содрать.

Коваленко поправил и без того подчеркнуто правильно сидящий галстук.

– Итак, Терехин Игорь Александрович, – глаза федерала забегали по монитору. – Две тысячи одиннадцатого года рождения, возраст – двадцать три года. Не женаты, работаете охранником в медицинском центре «Витрум»…

– Может быть, не будем читать биографию? Я же все о себе знаю.

Коваленко щелкнул мышкой и откинулся в кресле.

– Ваша правда. Мы лишь время теряем. Толя, что у нас там?

– В общем, так, дружок, – Сернов похлопал по спинке стула, на котором сидел Игорь, от чего тот вздрогнул. – Завтра тебя придут убивать. Но ты не переживай, потому что мы тебя спасем. Наш оперативник внедрился в банду неонацистов и докладывает нам о каждом их шаге. По плану в ночь на воскресенье, около часа, пять вооруженных фашиков тайно приедут на дачу со злыми намерениями, оставят велосипеды в лесу, выбьют замок и бесшумно замочат сонных анархистов. Затем так же бесшумно свалят. Ваши трупы обнаружат не сразу. Если повезет, через день. Скорее всего, через два-три. А то и через неделю. Печальная картина, да?

– Почему бы тогда вам не поехать вместо меня и не накрыть их? – поинтересовался Игорь.

– С утра возле дачи будет тереться их наблюдатель, – объяснил Коваленко. – Если он что-то заподозрит, план свернут.

– То есть я у вас в качестве приманки?

– Кончай валять дурака! – рявкнул над ухом Сернов. – Эдгардович, мудила нарывается. Разреши ему прописать для профилактики?

Коваленко поморщился и помотал головой. Он всем видом демонстрировал, что, несмотря на сговорчивость и ласку, терпение его на исходе.

– Игорь, давайте определимся. Вас пытаются убить за политические убеждения, а мы обеспечиваем вам защиту. Нравится или нет, вы не в том положении, чтобы диктовать условия.

Федерал включил видео и развернул монитор к Игорю. На нем Игорь с надвинутым на лоб капюшоном расплачивался в хозмаге за аммиачную селитру и алюминиевую пудру. Суетился, как подросток, покупающий кондомы. Забыл сдачу на кассе, вернулся.

Звук отсутствовал, зато тайм-код фиксировал дату и время с точностью до секунды.

Черт возьми, как его вычислили, как? Он ведь пользовался наличкой! Следили?

– Конечно, вы можете придумать, что покупали удобрения и средство для покраски металлических поверхностей, – произнес Коваленко. – Но по невероятному совпадению из тех же ингредиентов террористы готовят взрывчатку.

– Эдгардович, у него на даче и детонаторы нашли. И бутылки с «Молотовым».

– Да-да, припоминаю. Кажется, только не с «Молотовым», а с напалмом. Жуткая вещь.

– Точно, с напалмом!

Игорь с трудом сдержался, чтобы не заорать на федералов и потребовать их умолкнуть. Они, очевидно, получали удовольствие от игры.

– Мне надо позвонить, – медленно и четко, дабы не сбиться на крик, проговорил Игорь. – Матери или отцу.

– Что вы им скажете? Папа, мама, я участвую в спецоперации на даче, не беспокойтесь за меня – так, что ли?

– Я скажу, что у меня все хорошо и не надо за меня волноваться.

Коваленко помотал головой.

– Исключено. Наша общая задача – минимизировать риск.

– Обычный звонок. Без конкретики.

– Игорь, кончайте клоунаду. Известно, что вы живете один и с родителями почти не общаетесь. Не прячьтесь за их спинами. Когда вы закупались материалами для бомбы, вы вряд ли ставили в известность мать или отца.

Игорь на секунду опустил голову и сцепил руки на затылке.

– Позвонить вам все же придется, – продолжил Коваленко. – Вы должны связаться с вашими товарищами и убедиться, что они завтра приедут. Безусловно, сделать это осторожно, не упоминая операцию.

– Никто не приедет.

– Если вы не выйдете с ними на связь, то не приедут. Неонацисты заподозрят подвох и все отменят.

– Мне все равно. Звонить я не стану.

– Когда вы лет так на шестнадцать присядете, все равно уже не будет. В колонии пожалеете о своем выборе. Особенно в колонии строгого режима.

– Никого я втягивать не стану!

Он решил для себя, что уж в этом вопросе и миллиметра не уступит. И так он сидит тут и обсуждает совместную операцию с Центром «Э», в результате которой федералов наградят премиями и медалями, а его самого – сто пудов – сольют. Заложить друзей? А какое дно ему предложат пробить в следующий раз? Подбросить наркотики? Стучать в колонии?

– У меня уже руки чешутся, – отозвался Сернов.

– Так почешите, я тут при чем?

Через плечо как будто ток пропустили.

Игорь испугался, что пальцы, засаженные под ключицу, проткнут его насквозь, а кость вырвут с мясом. Второй рукой Сернов надавил на голову, как на арбуз, который проверяют на спелость. Игорь изо всех сил сжал зубы, лишь бы не застонать. На миг ему показалось, что шея не сдюжит и переломится.

Когда Сернов ослабил хватку, Игорь посмотрел на Коваленко. Его взгляд выражал скучающее равнодушие.

– Звонить я не буду!

Во второй раз Сернов подключил ноготь, который впился в основание шеи и, раздирая кожу, пополз к сонной артерии. Чтобы пересилить страх и боль, Игорь, как его учили, сосредоточился на них.

Ему точно лезвие вонзили в шею и теперь вели вверх с мясницким садизмом. Тупое и ржавое лезвие. Он во власти упырей, которых ничто не сдерживает. Если будет их воля, он в минуту кровью истечет. Они брезгливо отвернутся, вызовут младший состав, потребуют избавиться от хлама и вымыть пол…

Отпустил Сернов так же резко, как и начал.

– Что дальше? Убьете меня, да?

Коваленко извлек из ящика стола целлофановый пакет. Мятый, с налипшими внутри крошками.

– Пошуршите им, – прохрипел Игорь. – И паяльник притащите до кучи. Вдруг я мало испугался.

– Чего мне вас пугать? Вы и без того вон как разволновались.

Коваленко расправил пакет, дунул в него и протянул Сернову.

– Почему вы такие тупые! – закричал Игорь. – Да по моему голосу друзья сразу просекут, что дело нечисто. Они кинутся меня искать, позвонят правозащитникам, поднимут все контакты!

Коваленко кивнул. Сернов выдернул стул из-под Игоря, и тот рухнул спиной на пол. Стол скакнул перед глазами, позвоночник превратился в раскаленный столб. Не дав Игорю сориентироваться, Сернов развернул его на живот и уперся чугунным коленом в поясницу, переместив на это колено чуть ли не всю свою массу. Через секунду к горлу подступила тошнота от запаха бюджетной слойки на маргарине, навалившегося на Игоря со всех сторон. Чтобы его не вырвало, он задержал дыхание.

Он еще не начал задыхаться в тот момент, когда пакет сняли.

Коваленко склонился над Игорем и с любопытством смотрел на него.

– В ваших словах есть разумное зерно, – произнес федерал. – Ваш голос не излучает уверенности. Эта встревоженность может передаться и товарищам.

«Ваших», «ваш» – до чего паскудно звучала эта выпяченная учтивость.

Сернов рывком поднял Игоря с пола и опустил на стул.

– Сейчас мы введем вас в курс дела и дадим инструкции, – продолжил Коваленко. – Не знаю, верите вы в Бога или нет, но на вашем месте я бы молился, чтобы банда не отказалась от плана.

* * *

Игорю вновь напялили на голову черный мешок и высадили на пустыре где-то на краю города.

Домой поехал на беспилотном такси. Не один, в сопровождении Сернова. Щипало исцарапанную шею. Ушибленный копчик ныл. Зато голова, как ни парадоксально, болеть перестала.

На одном из светофоров автомобиль остановился возле застекленной остановки. Краешек фонарного света выхватывал послание «A. C. A. B.», выведенное черной краской на мутном стекле. Игорь с радостью пожал бы руку стрит-а́ртисту. Отличный лозунг. Даже странно, что до сих пор никто из анарходвижа так сына не назвал. Асаб – классное имя.

Предполагалось, что утром Игорь, как и задумывал, двинется на дачу на рейсовом автобусе. Один оперативник приглядит за ним в маршрутке, второй встретит на даче.

Кто именно встретит? Обо всем узнаешь в свое время. Очень информативно, спасибо.

Главное – не винить себя за аммонал. Кто-то безнаказанно грузовиками ворует деньги и калечит судьбы, кого-то сажают за невинный комментарий в сети. Весь вопрос в том, попадешь ты на карандаш или нет. Если ты независим и инициативен, попадешь непременно, хоть святым будь. И тогда из тебя вылепят и террориста, и наркодилера, и врага народа. Вот за независимость себя и ругай.

Когда беспилотник довез пассажиров до дома, Сернов поднялся с Игорем и вошел вслед за ним в квартиру. Как и уславливались.

– Тебя к батарее наручниками приковать?

– Обойдусь.

– Тогда ложись спать. А я послежу, чтобы ты глупостей не натворил.

Сернов для острастки похлопал по кобуре у себя на поясе. Очевидно, федерал и сам боялся. Вот сбежит Игорь, позвонит кому-нибудь или оставит записку, тогда и Сернова примутся месить. Перестраховывался он как последняя крыса, надо заметить. Ну и черт с ним.

Игорь прямо в верхней одежде забрался в постель и натянул одеяло до подбородка. В конце концов, не привезли же его домой, чтобы во сне горло перерезать. Можно, конечно, целую ночь ворочаться с боку на бок, терзаться, жалеть себя. И кому от этого лучше? Точно не ему.

Победой будет заснуть. Назло Сернову и гнилой системе. Пускай посторожат сон анархиста.

С этими сладкими мыслями Игорь отрубился.

* * *

До автобусной остановки Сернов шел поодаль и наблюдал.

И в маршрутку тоже сел. Развалился на переднем сиденье рядом с бабкой и проехал весь путь со скрещенными на груди руками. Как будто обнимал себя и никак не желал отпускать.

Участок с латаным-перелатаным домиком, доставшийся Игорю по наследству от умершей бабушки, располагался на отшибе дачного поселка. Слева за высоким забором из профнастила пряталась от чужих взоров состоятельная семейка. Из-за забора то и дело доносились восторженный детский визг и веселая, но ранящая слух музыка. Отец семейства иногда выходил за забор в шлепанцах и закатанных штанах, чтобы покурить и похвастаться рельефным торсом. А в покосившейся хибаре через тропинку проводил выходные жалкого вида мужичок, худосочный и полуглухой. Он постоянно жаловался на кротов и без малейшего успеха ставил на них ловушки. Этих соседей Игорь мысленно прозвал Мажор и Минор. Позади, сразу за бабушкиным (Игорь так и не привык считать его своим) участком, размещалась дача милых старичков, которые наведывались на нее от случая к случаю и практически ничего не сажали. Земля справа пустовала, а за ней начинался осинник.

И правда, нападай не хочу.

Шагая от остановки к бабушкиному участку, Игорь вообразил, как в перелеске ошивается бон с биноклем. Самого же бона пасут пять-шесть вооруженных федералов из Центра «Э».

Сернов сначала отстал, а затем исчез из виду. Понимал же, что Игорь никуда не метнется.

Игорь меж тем гадал, как с ним свяжется новый оперативник. Постучит в дверь и вразвалочку зайдет в дом? Прикинется незваным гостем? И нацикам, если они действительно следят, это не покажется подозрительным? Боны – безмозглые, слов нет, но они же не слепые.

Ответ отыскался быстро. В узеньких сенях Игорь заметил чужие берцы и кожаную куртку на крючке. Через секунду перед глазами предстал здоровяк в бронежилете и с приметной кобурой на поясе. Незнакомец поднес к лицу надкушенное яблоко. С дерева сорвал.

– Не ждал? Здравствуй, преступничек.

Прозвучало с издевкой.

– Ну что, заколотилось сердечко? Меня Кирилл Евгеньевич зовут.

Заколотилось, да как.

Игорь задержал дыхание. Раз. Два. Три. Теперь легче.

– И что сказали соседи, когда вы вламывались в мой дом?

– Что значит «вламывался»? Оцени, какая аккуратная работа.

Замок, надо признать, в самом деле вскрыли чисто.

– И вообще я ночью сюда проник. Даже выспаться успел.

Кирилл (на Евгеньевича он не тянул) сообщил, что именно он вчера подвозил Игоря до отделения. Игорь пожал плечами и прошествовал сначала на кухню, а после и в тесную спаленку. Рухнул на скрипучий диванчик.

После завтрака Сернов велел оставить телефон дома, так что Игорь оказался изолированным под одной крышей вместе с насмешливым оперативником. Без друзей, без семьи, без связи, зато с доказательством своей вины перед системой. Аммонал тянул лет на пять по самым скромным подсчетам.

Чтобы не раскиснуть, Игорь представил, что Кирилл – дальний родственник, который заявился без приглашения. Кто-то вроде троюродного дяди с сомнительной репутацией. Миндальничать с ним незачем, откровенничать также.

Дом, кстати, непрошеному гостю покидать нельзя.

А Игорю можно.

Он наскоро облачился в дачные джинсы и футболку, взял с полки садовые перчатки и, сунув в карман связку ключей, вышел к своему конвоиру.

– Вы голодны?

– Пока нет, – сказал Кирилл. – А что?

Вместо ответа Игорь вытащил из тумбочки банку сгущенки и бросил оперативнику. Тот рефлекторно поймал.

– Открывалка в навесном шкафу. Хлеб с собой не привез.

– А ты куда?

– В огород.

– Так у тебя же ничего не растет.

– Что мне надо, растет.

На ходу надевая перчатки, Игорь направился к сараю.

Замок на двери как будто не трогали. Внутри тоже никаких намеков на проникновение. Инвентарь, сваленный в угол два года назад, потихоньку себе ржавел, с потолка свисали пучки сушеной полыни и мяты, а заветная банка из-под солений все так же покоилась за ящиком с инструментами. Точно и не наведывался никто. Поневоле заподозришь кого-то из своих.

На дачу к Игорю приезжали три друга.

Дима трудился инструктором в тире и водил их в лесные походы. Именно Дима скинул Игорю крутейшую методичку по выживанию от нижегородского полярника, а также научил разжигать костер, строить шалаш и мастерить удочку из подручных материалов. Игорь воспринимал Диму как старшего брата. Если уж он предатель, то остается лишь выколоть себе глаза, которые все проморгали.

Но Дима не предатель.

Юра так же, как и Игорь, нигде обстоятельно не работал, подвизаясь то в охране, то на стройке. Он знал массу циничных субкультурных анекдотов и был химиком-самоучкой. Не будь Игорь непримиримым атеистом, он бы утверждал, что Юра – химик от Бога, закопавший свой талант. Хотя Юра досконально разбирался во взрывчатке, зажигательных смесях и токсинах, обычную готовку ценил куда выше экспериментов с опасными веществами. Вкуснее всего у него получалась жареная картошка с грибами.

Практикующий децентрализацию Макс треть времени проводил в сети, а еще треть – за изучением мировой истории и теорий анархизма и марксизма. Любой неловкий момент или конфликтное затруднение Макс мог разрешить байкой про Дурутти или отсылкой к Ноаму Хомскому. Если верить Максу, ему предлагали контракты в корпорациях, но он предпочел остаться в памяти выгоревшим фрилансером, а не успешным специалистом в «Гугле» или Газпроме.

Игорь даже думать не хотел, что кто-то из них скорефанился с Центром «Э».

В конце концов, федералы способны калечить чужие судьбы и не наследив.

Игорь спрятал банку с аммоналом в пластиковую лейку и вместе с ней вышел из сарая.

Путь на помойку лежал мимо овражка, заросшего колючим кустарником. Если кто-нибудь при исполнении перегородит дорогу и потребует открутить крышку лейки, Игорь спалится самым глупым образом.

С другой стороны, и в сарае не оставишь.

Кирилл, по-видимому, соблюдавший конспирацию, за Игорем не увязался.

Коваленко что-то затирал о теракте в метро. Идиот, анархисты никогда рабочий люд не убивают. Это поклеп на антифа: сравнивать их с Брейвиком. Если ты не федерал, не бон, не продажный чиновник, не бесчестный деляга, если наркоту не подкидываешь и пытками показания не выбиваешь, анархистов тебе боятся нечего. В противном случае – извини. Ты сам выбрал темную сторону.

Без всяких препятствий Игорь добрался до овражка. Не снимая перчаток, извлек банку и высыпал серо-серебристый порошок в кусты внизу. Как будто прах из урны развеял.

Игорь планировал разбить пустую банку, но нашелся вариант интереснее. У мусорного контейнера стояла бутылка с недопитым энергетиком голубого цвета. Игорь с наслаждением прополоскал банку энергетиком и выплеснул в траву.

Используй подручные средства и рассчитывай на лучшее. Так учил Дима.

Жаль, Юры рядом нет. Он бы в красках расписал, что произойдет с остатками аммиачной селитры и алюминиевой пудры в ванне из голубой отравы.

Господа эксперты, ваш выход. Посмотрим, что вы там накопаете на деньги налогоплательщиков. Есть мнение, что ничего.

Повоюем еще.

* * *

Игорь нарвал крапивы и ополоснул ее из шланга.

– Где шлялся? – спросил Кирилл, едва Игорь переступил порог.

– Мусор выкинул.

– Не борзей. С этой минуты все действия согласовываешь со мной.

– Мне торчать дома, что ли? Подозрения навлекать, как вы любите выражаться?

– Все. Согласовываешь. Со мной. Ясно?

– Ясно.

– Повтори.

– Все действия согласовываю с вами.

К сгущенке оперативник не притронулся. Пока Игорь кипятил воду и резал крапиву, картофель, лук, Кирилл сидел в углу и безотрывно наблюдал. Точно сканером по спине водил или лазерным прицелом. Перед тем как жарить лук, Игорь не вынес тишины и обратился к федералу:

– Чем будут вооружены боны?

– Без понятия.

– У вас крот среди них, нет?

– Не крот, а внедренный сотрудник.

– Вдруг они с молотками заявятся? Или с гвоздометами? Чем мне тогда защищаться? Вот этим? – Игорь потряс над ухом лопаткой для сковороды.

Боны, и раньше не представлявшие собой оплот здравомыслия, в последние годы утратили последние признаки рассудка. Переиграв в экшены, они закупались в строймаркетах пистолетами для забивки гвоздей и воображали себя героями альтернативной реальности. Зимой видео, где ростовская фашня начинила гвоздями связанного щенка, разошлось по сети, а весной, вдоволь натренировавшись, таким же способом расправилась с анархистом Кузьмичевым. Обездвиженному двадцатилетнему парню из Ейска всадили под кожу шесть десятков кассетных гвоздей.

Вместо разъяснений Кирилл все так же пялился на Игоря. Присыпанный специями лук шипел в масле.

– Может, вы почитаете пока? – не выдержал Игорь. – У меня от бабушки литературные журналы остались.

– Я не люблю читать.

– А вы попробуйте. – Игорь выключил огонь под сковородой и принес из спальни журнал. – Стихи там классные.

Кирилл для вида полистал и захлопнул.

– У меня на сериалы-то времени не хватает.

– Что ж, у вас уважительная причина не интересоваться искусством, – сказал Игорь. – Вы стране служите.

Кирилл не повелся и не возразил.

За обедом он поинтересовался:

– Фашизм – это понятно. А почему вы, анархисты, против любых правых выступаете? Против умеренных националистов? Против тех, кто за здоровье русской нации, за традиционные ценности?

Игорь отложил ложку.

– Традиционные ценности – это как?

– Классическая семья, верность своему супругу, трезвый образ жизни – это не пустой звук. Почтение к старшим опять же. Преданность родине.

– Сильная держава с царем-батюшкой во главе, крестик на шее, щепотка Гитлера, – перебил Игорь федерала. – Между прочим, анархисты долбежку в очко тоже за доблесть не считают. И в большинстве своем не курят и не пьют. Так что пусть правые на нас не гонят.

– И все же почему вас корежит умеренная правая идея?

– Начнем с того, что правые, умеренные ли, нет, поголовно тупые, садисты и лжецы. Но это не главное. Важнее, что правые не только другим лгут, но и себе. Они верят в идеальное прошлое, когда все русские жили в мире и согласии. Когда царь заботился о народе, а народ чтил царя. Когда муж оберегал жену, а жена была крепким тылом для мужа. Дети вырастали похожими на родителей и передавали своим детям мудрость веков и поколений. Повсюду царило добро и благочестие, и каждый занимался своим делом. Правые верят в это прошлое и мечтают его вернуть. А такого прошлого никогда не существовало.

Игорь вновь принялся за суп. Тот безнадежно остыл.

– Почему вы против государства? – Кирилл не унимался.

– А вы разве за?

– То есть?

– Я-то думал, что раз вы так дискредитируете государство своими зверствами, то уж точно его ненавидите.

Остроумно получилось. У федерала аж челюсть отвисла. На миг, не более, но как же классно это выглядело.

– И все-таки почему? Против государства, против власти?

Игорь снова отложил ложку. Все равно кусок в горло не лез.

– Я, безусловно, ценю и уважаю власть во всех ее проявлениях, – торжественно произнес Игорь. – Только вообразите, что бы мы делали без развитого института чиновничества. Без справедливой правовой системы, что единственная держит нас в рамках дисциплины. Без полиции, которая нас бережет. Для настоящего гражданина нет и не может быть иного пути, кроме как уважение власти и безграничное ей доверие и подчинение.