Они вместе вошли в лифт, и тут же отвернулись к дверям, не глядя друг на друга. Вася, может даже надеялась, что они больше не заговорят, но Виктор нарушил тишину:

– Считаешь меня красавчиком?

– А Вы уточняете мнение всех соседей по этому поводу?

– Нет. С прошлыми жильцами твоей квартиры, я так ни разу и не заговорил. Но если бы выдалась возможность, то обязательно бы спросил.

Вася с интересом покосилась на Виктора. Она не смогла сдержать любопытства и спросила:

– А кто там жил до меня?

– Шесть киргизов.

– Шесть?! – Вася устремила взгляд вдаль, явственно стараясь вообразить как шесть человек умудрились хотя бы поместиться в ее узкую студию, не то что жить там.

Двери лифта раскрылись на первом этаже.

Вася не спешила покидать лифт, она еще оставалось в задумчивой фрустрации, когда Виктор дошел до выхода и задержался, чтобы придержать перед девушкой дверь.

Вася мухой проскочила мимо, едва одаривая Виктора нахмуренным взглядом и тут же юркнула в машину, стоящую у подъезда.

Виктор ничуть не обиделся, он встал у дороги, засунув руки в карманы и скучающе поглядел на машину. Он хотел бы проводить взглядом уезжающую Василису и бросить ей вслед мысль или две о ее странности. Но неожиданно Вася выскочила из машины, извинилась перед водителем и встала рядом с Виктором, снова усиленно стараясь на него не глядеть.

– Не твое такси? – стараясь сдержать улыбку, спросил Виктор.

– Это вообще не такси.

Из Виктора вырвался смешок. Вася в ответ обиженно возмутилась:

– Кто вообще в здравом уме покупает себе белую шкоду?!

И Виктор засмеялся. Он смилостивился и услужливо предложил подвезти Васю, все равно ведь никуда не спешил.

– Нет, – колючкой ощетинилась Вася, – я заказала такси.

И в подтверждение своих слов достала телефон, поглядела, где едет ее водитель. Значок белой машины мерно крутился вокруг своей оси где-то в устье Невы, а внизу приложения значилось ровно 23 минуты до того, как машина прибудет к месту назначения.

– Подвезти? – снова спросил Виктор.

– Нет.

Мужчина развел руками, мол насильно мил не будешь, и направился к подземной парковке. Какой-то интерес внутри него заставил обернутся, чтобы снова посмотреть на Васю и вовремя, в этот момент она буравила спину Виктора грозным взглядом, а стоило ему обернутся – продемонстрировала язык и показательно отвернулась.

"Странная девушка", улыбнулся своим мыслям Виктор и надолго забыл о соседке.

На повестке дня была встреча с партнерами по бизнесу. Раз в год или полгода Виктору приходилось приезжать в магазин мерчендайза, пожимать лапки своим сотрудникам, фотографироваться со случайными посетителями и подписывать пару бумажек. Виктор, как и большинство людей, зарабатывающих своим лицом, быстро понял, что наживаться со своей медийности можно не только напрямую с видеороликов и рекламы, но и косвенно, через продажу кружек, значков, футболок свитшотов, кепок, открыток, наклеек, обложек на паспорт и прочего мусора, стоит только нацепить на него свой логотип. Но такие старички как Виктор, были не в почете у детей, готовых скупить любое яркое месиво от любимого видеоблогера, а для взрослого, платежеспособного и адекватного населения синтетика с наклейкой, не выдерживающей бережной стирки, были глупым вложением средств, поэтому Виктор был вынужден вечно искать средне арифметическое между качеством и дешевизной. Так ему приходилось заморачиваться с поставщиками ткани и дизайном вышивки, чтобы они выглядели прилично, чтобы купить свитшот мог не только отбитый фанат, готовый носить лицо кумира на все пузо, но и обычный человек, не лишенный чувства стиля и меры. В общем, Виктор любил заморачиваться над качеством того, что он делал, а потому, нередко приезжал к коллегам по созданию мерча и придумывал что-нибудь новенькое.

Сегодня Виктор приехал дабы оставить свою подпись тут и там, ведь недавно закончился их контракт с рекламщиками быстрого поиска авиа…

– Чего такой хмурый, Викуся, – растянувшись самодовольно по столу спросил бухгалтер магазина, – у тебя чистыми выходит больше двух лямов, я думал, ты радоваться будешь, в обе щеки меня целовать, хвалить, что я у тебя такой молодец.

– Ты молодец, – согласно кивнул Виктор. Но бухгалтер остался глядеть на него с веселым прищуром, явно ожидая другого ответа.

– Это никто не спорит, а грустишь-то ты чего?

– Я не грущу, я думаю куда мне эти деньги деть.

Вопрос был хорошим. Для комфортной жизни в месяц Виктору было достаточно ста двадцати тысяч и на еду, и на бензин, и на подписки сервисов, и на рестораны, кино, развлечения, и на прочие мелкие расходы. Остальные деньги приходилось куда-то девать. По-началу Виктор вкладывался в работу, покупая новое оборудование вроде камеры и света, затем стал откладывать на квартиру, но при покупке второй и третьей недвижимости и сдачи их в аренду, денег стало появляться все больше, а идей, куда эти деньги девать – все меньше. Вкладываться в акции и облигации Виктор не любил, не располагал достаточными знаниями и средствами для этого, а держать деньги в банке под процентами не позволяли мысли, что накопления обесцениваются быстрее, чем капают проценты. В общем, как только в руки Виктору попадали лишние деньги, он тут же начинал мучиться мыслями, куда эти средства деть, чтобы они не прогорели.

Глядя на бухгалтера, Виктор думал, что хорошо было бы открыть еще какой-нибудь бизнес: кафе или магазин. Но самому копаться во всех трудностях Виктор не имел желания, а вкладываться в бизнес знакомого или друга – возможности. Все знакомые были либо ненадежными, как это и подобает повесам-знаменитостям, либо связаны с кальянами, проституцией и алкоголем, в чем Виктор точно не хотел пачкать свою репутацию.

– Жену тебе надо завести, Витя, и не было бы вопросов куда деньги девать, – засмеялся бухгалтер.

Виктор тут же представил, как купил бы на эти два миллиона кольцо вчерашней девушке с сайта знакомств. Потом он представил, как легко бы купил своей странной соседке машину за два миллиона в ту секунду, как она очень нуждалась в такси. А потом он представил, как предложил бы бедной девушке из клининга два миллиона на карманные расходы, а потом бы предложил женится и обеспечивать ее. И да, что-то внутри самодовольно встрепенулось: было нечто приятное в том, чтобы радовать и удивлять женщин своими деньгами. Но все же радость от того, чтобы тратиться на гипотетическую женщину не перекрывали в Викторе нежелания терять эти деньги попусту.

– Вот эти вот когти, пряди, лапти, реснички, бровки, ламинирование, шугаринг, отбеливание, наращивание и, считай, не было никаких денег, – сардонически усмехнулся бухгалтер.

– Ты же сам на пилинг ходишь.

– Эй, ты говорил это не по-бабски…

Строить глазки и карьеру

Днем, пока еще было солнце, я записала остатки несчастного видео об антиутопиях, а ближе к вечеру съездила на свою последнюю надежду – собеседование в книжном издательстве из трех счастливых букв.

Я легко могу понять отказ, поэтому ласковое "мы сообщим Вам", я сразу услышала как "мы сообщим Вам об отказе в ближайшее время".

Возвращаться в квартиру не хотелось, так что доехав до дома на метро, я принялась прогуливаться по округе.

Мне нужно было отдохнуть от писательства. Следовало сосредоточиться на видеоблоге, а еще лучше погрузится в реальную работу. Но голова сама, не переставая, работала, подкидывала новые идеи для романов.

Я снова сидела на детской площадке поздним вечером, в окружении темноты и прохлады. Ненарочно, в голове всплывали образы: вот маленькая девочка, светлая и неиспорченная, а вот злой, жестокий и мрачный мир, что ее окружает.

Я почувствовала, как отключилась от реальности, сидя на качели, мои пальцы озябли и отказывались разгибаться, нос покалывало от холода, спина затекла. А я все глядела на небо и представляла перебранку героев.

Маленькая девочка, которую непременно бы звали Маруся, потому что Мария слишком очевидно. И взрослый импозантный мужчина, который помогал бы Марусе найти денег и спасти бабушку от коллекторов. Я бы не стала так сразу называть этого мужчину Сатаной или Лукавым. Я бы начала повесть с того, что девочка оказалась в беде и отчаянии, просит помощи у высших сил, но на зов ее приходит только необычный дядя. Самый красивый и могущественный ангел – падший Люцифер. Мужчина с идеальной осанкой, в дорогом костюме, с черными волосами и с проседью на висках. Он бы говорил исключительно вежливо и грамотно, всегда был учтив и саркастичен. Мне бы хотелось играть на контрастах, чтобы Сатана очень хотел убить девочку, но обязан был бы во всем ей помогать, сопровождать и спасать, повязанный контрактом. Он бы желал искусить ее, поиздеваться, замучить реальным миром, но должен был забрать ее душу еще чистой и непорочной.

Они бы вместе, спасаясь бегством от бандитов в кожанках и с кастетами, путешествовали бы по городу. Вот на очередной опасности они бы ринулись к трамваю, и, бедная Маруся, чуть бы не попала под рельсы. А Сатана, хитрый черт, и не стал бы ее спасать. А зачем? Чем быстрее умрет, тем быстрее ее душа достанется геенне огненной. Зато в тесном переулке Сатана бы девочку от насильников спасал – ибо негоже растлевать детский ум и тело, а-я-яй.

Что-то внутри меня теплело от мысли о двойственности самых злых сил на свете: чтобы чопорный мужчина в слишком шикарном костюме издевался, измывался, подтрунивал и шутил, но все же заботился.

Мне тут же пришло в голову как описать постсоветский сеттинг панелек их города, как в хрущевках ковры висят на стене и мальчишки в адидасе на скемейке под домом семечки лузгают. У меня даже руки зачесались обрисовать первые пару глав.

Но я четко решила для себя – не писать. Надо отдохнуть от сочинительства. В загашнике еще томились дюжина ностальгирующих рассказов из детства, нацарапай я еще с десяток забавных случаев – можно было бы попробовать сборником в издательство снести. А еще я уже больше года вынашиваю идею "Кормушки" – рассказа про птичек. Вот мол, построили кормушку детишки из пятого "В", и сначала бы воробьи да синички бы брали семечек, ровно столько, чтобы наесться. Потом бы пришли голуби, устраивать рекет. Следом конечно же галки и чайки стали бы взымать налог для починки кормушки, с тех кто ею пользуется, пока бы не развалили страну. Ну, в общем, эта идея пока что была в разработке…

Мне казалось, что я и так создала уже достаточно произведений, чтобы наконец-то стало понятно – получается у меня писать или нет. Десять книг – опубликованных, но не изданных, написанных, но не читаемых – достаточное количество, чтобы осознать, стоит ли вообще дальше стараться. Бабушка вампирша была десятой по счету полноценной, дописанной книгой, которую я создала, уже будучи в состоянии написать хоть что-то дельное.

Предыдущие девять я выстрадала, вымучила, считая себя чуть ли не Мартином Иденом, вот мол, сейчас вы меня не принимаете, сейчас не считаетесь с моим творчеством, но придет время, и я стану самым популярным, богатым и знаменитым автором…

Конечно, такими мыслями я переболела еще лет в шестнадцать. Теперь осталось только переболеть призрачной идеей зарабатывать на жизнь писательством.

Я увидела как возвращается домой сосед Вавилов. Мне было неловко даже смотреть на него: такой уверенный в себе, успешный, богатый, знаменитый. Я привалилась головой к цепи качелей, пока рассматривала его и понимала, что есть вещи, с которыми надо просто смириться. Например, смириться, что чтобы стать безумно популярным видеоблогером, надо обладать достаточным везением, связями и попасть в волну успеха, которая существовала лет восемь назад. Или, например, смириться, что есть люди из разных миров. И если уж ты родился в семье простого рабочего, то внезапно знаменитым артистом не станешь. Я с грустью проследила, как сосед скрылся за домофонной дверью, и как вместе с ним меня покинули последние детские мечты о невероятном успехе и удушающей славе. Достав телефон, я написала папе короткое и простое "позвонишь за меня?".

На утро от отца пришло лаконичное "В час. Илья Владимирович" и адрес производства. Совсем рядом от дома, даже до метро идти не придется, полчаса пешком или пятнадцать минут на автобусе. Это похоже на сказочную небылицу. Невозможно жить в столице, пускай и северной, и иметь работу в шаговой доступности. Это по определению невозможно. Но я посчитала, что это хороший знак.

Взяла свое резюме, пару дипломов, паспорт, трудовую, оделась по-презентабельнее и выглянула в глазок входной двери. Столкнуться в очередной раз с мистером совершенство не было никакого желания. Снаружи чисто.

Я без проблем прогулялась до назначенного места и совершенно потерялась. Вокруг был обычный Петербург, с его желтыми нарядными домами, увитыми белыми сахарными узорами. Вот вдалеке виднеются два моста через Черную речку, вот сквер, укрывающий деревьями чей-то нахальный бюст, вот чванливое здание с золотой табличкой университета. И где здесь вообще может быть производство? Я сверилась с картами в телефоне. Метка красовалась где-то во дворе. А как в него попасть? Загадка.

Теперь понятно что имели в виду тетушки, когда говорили, что в Петербурге тяжело найти работу. Вход в нее – невозможно.

– Чего крутишься? Вон твой Вуз, – из будки у шлагбаума высунулся дядька с обветренным загорелым лицом, он ткнул пальцем в ехидную крепость знаний.

– Я ищу Владимира Ильича, на работу устраиваться, – пугливо оглядываясь на университет, отозвалась я.

– Так ты к нам что ли? – рассмеялся дяденька. И я кивнула.

Красное кирпичное основательное здание завода было великолепным в своей красоте и могуществе, я легко могла бы представить как здесь в эпоху индустриализации искали лучшей жизни оборванцы в плоских кепках и коричневых жилетках.

Меня завели в темную комнату, которую все умники нашего века окрестили бы лофт-пространством, с высокими потолками, с кирпичными стенами, со стальными прутьями перекладин и лестниц.

– Второй этаж, направо, – приказали мне.

И, делать нечего, я поплелась наверх.

Вокруг гудели машины, станки; среди высоких механизмов то и дело мелькали люди, чтобы снова забуриться в детали. Кто-то кричал, но различить среди возгласов слова было невозможно, где-то стучали об железо, где-то визжали шлифовальные диски.

– Владимир Ильич? – я сунула нос в первый попавшийся кабинет.

– От! Я те говорю, тут никто не верит в развал СССР! – крикнула весело дородная тетка в рабочем комбинезоне.

– Илья я. Илья Владимирович. Ну, не стой, заходи, – устало отозвался моложавый мужчина, что беседовал с рабочей.

Мысленно одарив себя оплеоухой, я вошла в кабинет и протянула Владимиру Ильичу стопку своих документов. Тот как ни в чем не бывало, принял их, не глядя, положил на стол и уставился на меня.

И тут я впервые ощутила, что нужно что-то сказать:

– Здравствуйте, я Вася, – и я протянула ему ладонь для рукопожатия. Услышав в ответ удивленный смешок, я тут же отвесила себе вторую пощечину, но руки не отняла. Решила, раз позориться – так до конца. И Владимир Ильич без обиняков легко пожал мне руку.

– Ну, Вася, рассказывай, что умеешь.

Я готовилась к этому вопросу. Хотела бы сказать, что сдала ОГЭ по русскому языку на сто процентов, что выиграла областную олимпиаду по русскому языку, что знаю отличие фразеологизма от идиомы, что такое аллитерация, и как определить фокализацию в тексте. Но это определенно не то, что хотел услышать Владимир Ильич.

– Я окончила ПТУ по специальности станочник широкого профиля, работала у отца на производстве больше шести лет.

– На чем стояла?

– Да на всем. И на шлифовке, и на фрезеровке, и…

– Тебе сколько лет-то?

– Двадцать три.

– С семнадцати у отца работала?

– Скорее с одиннадцати, просто периодами.

– Периодами. Ну, иди, работай, – Владимир Ильич махнул рукой, более незаинтересованный во мне.

– Снимай куртку-то, – обратилась ко мне работница, – а то смотри на нее, оделась как на парад. Пойдем, я тебе на смену дам что-нибудь.

Я не знала, что она имела в виду под словом "смена": то ли замена моей неподходящей одежды, то ли поиск мне дела на весь рабочий день. Оба варианты выбивали землю из-под ног.

Приходя впервые на собеседование, я ожидала беседы с начальством, обменом каверзных вопросов, вежливых кивков, натянутых улыбок и обещаний перезвонить. А тут меня с корабля на бал уже танцует эта тучная дама, ведет из основного здания во внутренний колодец всего завода. А оттуда в самые обычные коробки цехов. Хоть что-то знакомое: скудное, обычное, простое, такое родное.

– На тебе, фуфайку, одевай.

"Одевай"… Я усилием воли заставила себя промолчать – не ехидничать и не уточнять: во что одевать фуфайку? Молча облачилась в дутую грязную куртку.

– О, погляди-ка! Утонула там? – женщина одернула на мне одежду, закатала слишком длинные рукава, отогнула ворот, и спросила, – нормально?

Я неловко кивнула.

– Я Лена. Но все зовут меня Фиксик.

– Фиксик? Потому что Вы хорошо чините?

– Нет. Потому что у меня "ты-дыщ", – Лена резко сняла с руки рабочую перчатку, обнажая культю без мизинца и безымянного пальца. Она игриво помахала в приветствии обрубками фаланг и громогласно рассмеялась, наслаждаясь моим растерянным видом.

– Ясно, – только и выдавила я. И Лена повела меня через цех, через длинные и толстые канаты проводов, через баки с металлической стружкой и поддоны с нагромождением деталей. Мы пришли прямиком к шлифовальному станку.

Он был грязного зеленого цвета с облупившейся краской, и выглядел как любой другой шлифовальный станок – магнитный стол и нависающий над ним шлифовальный круг. Лена выудила сбоку от станка гайку размером с человеческую голову, водрузила с легкостью на стол. И я расторопно включила станок, примостила круг.

Машина загудела, задрожала, шлифовальный круг опустился на гайку, закрутился, пуская снопы искр, и плавно прошелся вдоль металла.

У станка, слева, лежала железная щетка. Я посмеялась, мне показалось, будто все станочники-шлифовальщики клали свои щетки слева. На папиной работе, каждый человек по инерции тянулся за щеткой налево. И я потянулась также, и, самое смешное – нашла, что искала.

Я, чтобы занять руки, стала счищать со стола машины кашу из металлической пыли и жидкости.

Помню, как папа рассказывал, будто шлифовальный станок – исключительно женский инструмент. Он говорил, что на рабочем месте важно поддерживать чистоту и что только женщины могут ухаживать за механизмами как следует. Я на него тогда смертельно обиделась. Как он мог думать, будто женщины рождены с навыками уборки, как мог вменять мне чувство, будто я по факту пола обязана быть чистоплотной? В общем, мой юношеский максимализм, тогда еще не знающий термина феминизма, но активно следовавший его принципам, начал бойкот. Я отказалась от уборки, мытья и стирки на целую неделю. Я выбрала вонять и быть говнимой, то есть гонимой, только чтобы доказать отцу, что чистоплотность человека не зависит от пола. Надо ли говорить, что отец этого не понял? Точнее сказать, он даже не понял за что я на него взъелась, если так посмотреть, то со взгляда отца, его дочь просто в один момент перестала чистить зубы, принимать душ, стирать вещи и убираться. Он тогда усиленно делал вид, что ничего не изменилось, непременно целовал меня в грязный лоб перед уходом на работу и по возвращении. Ел из немытых тарелок. Сам стирал свои футболки и носки. Это была бы забавная история, припомни я, чем она закончилась. Я принялась выдумывать смешную, а то и поучительную притчу к такому событию, уже вознамерившись создать из нее рассказ в свой сборник ностальгического детства, когда из размышлений меня грубо выдернула Лена:

– Эх, ты! Бракодел. Чего задумалась, еще бы немного – резьбу бы испортила, – женщина грубо ударила по красной кнопке станка и позволила мне вглядеться в сверкающую плоскость гайки. До резьбы было еще пара миллиметров.

Но я не стала спорить или оправдываться. Себе дороже. Проглотив все обвинения, я перевернула гайку, закрепила ее и продолжила шлифовку. На сей раз, я осталась внимательна и сама вовремя остановила процесс.

– Так и надо, – будто похвалила Лена. Она переложила гайку на полупустой поддон. И я, не теряя времени, схватила новую необработанную тяжеленную заготовку, с грохотом уронила на стол, закрепила в тисках, наладила круг.

Лена кивнула и оставила меня за работой.

***

Существуют мужчины, которые ходят в спортивный зал, чтобы покрасоваться, есть те, кто помешался на своем внешнем виде и ходят туда исключительно чтобы превратить свое тело в комок мышц, а есть такие как Виктор, кто ходит туда для здоровья. Была бы его воля, все упражнения и нагрузки делал бы дома, но покупать ради этого бассейн и инструктора было за гранью адекватности. Так что Виктор ходил в спортивный зал два раза в неделю, чтобы улучшить осанку, подтянуть мерно сползающий в трусы живот и побарахтаться в теплой хлорке бассейна. У Виктора было красивое стройное тело, но это была скорее заслуга высокого роста, чем усиленных тренировок. Единственное, что отличало худощавого Витю от плюгавых подростков – это развитая от плаванья спина и поддутые мышцы. Виктор хорошо смотрелся в строгом пальто или классических брюках, так что он не считал нужным набирать форму или подкачиваться. Да и лень, если честно, было.

Возвращаясь в очередной раз с приятной тренировки, Виктор обнаружил на лестничной клетке соседку Василису. Девушка сидела на полу, привалившись спиной к двери своей квартиры. Она была погружена в книгу.

Василиса, как и любой читающий человек, обладала книжными заначками в каждом рюкзаке или сумке. Прочитанные наполовину или вовсе непочатые книженции в мягких обложках всегда имелись у нее в избытке. Вот и в своей демисезонной курточке Вася припасла повесть автора с нечитаемой фамилией.

– Сидишь? – удивился Виктор.

– Сижу, – не отрываясь от книги, отозвалась Вася.

– Тебя обидели стулья в квартире и ты им мстишь?

Вася на мгновение подняла глаза от чтива, чтобы одарить соседа взглядом "очень смешно". И, дабы поскорее закончить их неловкий диалог, Вася пояснила:

– Я захлопнула дверь и ключи остались внутри.

– Нужна помощь?

– У вас есть ключи от моей квартиры?

– Это было бы странно.

– Согласна.

– У кого-то еще есть ключи от твоей квартиры?

– У хозяйки. Она, наверное, уже написала, когда сможет приехать, но мой телефон сел.

– Ясно.

Вася вернулась к книге.

Она сидела как маленький ребенок, вытянув ноги перед собой. Виктор редко видел, чтобы кто-то сознательно находился в такой неудобной позе, так еще и на холодном полу. А картину нерадивого щенка в Васе завершал неопрятный вид, испачканная одежда, разводы грязи на лбу и щеках, черные лунки вокруг ногтей, будто она только что вернулась из драки в грязи с детсадовцами.

Но странный характер и неприлежный вид нивелировала симпатичная внешность девушки. Так что Виктор сжалился и открыл настежь дверь своей квартиры, сказал спокойно:

– Заходи.

Джентльменский жест доброй воли Вася не оценила, даже не поднимая взгляда, она спросила:

– Вы думаете, что Ваша компания и беседа интереснее признанного французского классика?

– А что, у французского писателя есть горячий чай и зарядка?

Вася задумалась, ответила чуть погодя:

– Аргумент.

– Тайп Си подойдет? – Виктор оставил дверь открытой, позволяя девушке войти, а сам на ходу принялся раздеваться, шерудить чайником и стучать ящиками, – у дивана провод, можешь поставить свой телефон, – не глядя махнул он рукой.

Вот только Вася не спешила переступать порог чужой квартиры, она стеснялась и мялась войти. Виктору подумалось, что он общается с вампиром, и снова пригласил:

– Проходи.

– А вдруг Вы серийный убийца.

Короткий смешок.

– Я не убийца.

– Ага! Вы избежали слова "серийный". Может это уловка, и Вы сказали "я не убийца", потому что серийный убийца.

– Я не серийный убийца.

– А вдруг вы маньяк-убийца.

– Я вообще никакой не убийца.

– Нет, теперь придется проговорить все виды убийц.

– Я не маньяк-убийца. Какие еще есть?

– Не знаю. Массовый? Убийца по вызову?

– Как женщина по вызову?

– Ну, типа киллер.

– Я не киллер. И не массовый убийца. Что-то еще?

– Нет.

– Тогда садись и пей чай.

Вася нехотя вошла в квартиру, медленно затворила за собой дверь. И осталась стоять на пороге. Ей совершенно не хотелось разуваться. Одна только мысль, снять с себя ботинки, в которых она бегала весь рабочий день, и распространить по квартире запах потных ног, была сродни мучению.

Виктор поставил на стол две чашки, сел сам и приглашающе кивнул Васе сесть напротив.

– Что? – не понимал мужчина.

– Может я у Вас телефон оставлю заряжаться, а сама снаружи подожду?

Виктор пожал неопределенно плечами, встал, подошел к Василисе.

Она испуганно и неловко вжалась в дверь спиной, взглянула на него снизу вверх, нахмурилась.

– Телефон? – Виктор протянул руку, чтобы взять устройство Васи.

– А! Да, – она тут же зарылась в карманы, выуживая двумя руками гаджет. Протянула Виктору и едва кивнула, вроде как благодаря за услугу. Она уже схватилась за ручку двери, как Виктор окликнул:

– Чашку возьми, или предлагаешь мне из двух сразу пить?

– Да я не… – Вася стало было отнекиваться, но осеклась. Ей не хотелось отказываться от горячего.

Виктор, заметил ее нервозность неопределенность, поставил телефон на зарядку и вернулся, чтобы проследить глазами взгляд Васи.

– Не хочешь чай?

– Ну, я не против.

– Возьми, чашку потом вернешь.

– Вы не могли бы мне ее подать, чтобы я не снимала обуви?

Виктор постарался удержать губы от злорадной улыбки. Он услужливо отступил в сторону и сказал самым сладким голосом, на который способен:

– Возьми сама.

"Ах ты гнида!", – подумала Вася. Она еще немного постояла, теряясь в размышлениях, и, кивнув себе, сделала шаг с коврика прямо в сапогах.

С Виктора слетело все расположение духа, он вмиг похолодел, прикрыл глаза и вздохнул тяжело.

Вася тут же отступила обратно.

– Просто сядь за стол, – спокойно сказал Виктор. И Вася послушно юркнула на стул.

И уже в полнейшем молчании они принялись за чаепитие. Виктор держал свою чашку одними пальцами за край и поглядывал на Васю исподлобья. Сама же Вася обнимала чашку обеими руками, пила быстро, шумно глотая, и бестолково оглядывала убранство квартиры.

Ее смущали и удивляли квадратные метры викторовых хором. Как на одной лестничной клетке может умещаться кладовка вместо квартиры и двухкомнатные просторы?

Квартира Виктора была светлая, просторная, залитая светом из широких окон. Мебель простая, невычурная, без деталей. Украшений или не было вовсе или все они были геометричными и однотонными коробками техники. Во всем антураже сквозила дороговизна, сдержанность и педантичность хозяина.

Вася оглядела квартиру глазами писателя, ей тут же захотелось сделать Виктора героем своей новенькой новеллы, с синими занавесками, говорящими фамилиями и многозначительными описаниями, которые бы раскрывали скучность героя, не говоря это напрямую.

– Тебе не жарко? – вдруг спросил Виктор, – не хочешь снять пуховик?

– А вдруг вы насильник?

– Я понял, не начинай.

Они снова притихли. Вася, слишком быстро выпив чай, больше не могла греть пальцы об остывшую чашку. Тогда она едва заметно укуталась в куртку, пряча ладони в карманах.

– Замерзла?

– Ну…

– Вот почему нельзя сидеть на холодном, – сетуя, выдохнул Виктор. Он встал, заворчал, беря с дивана плед, нахмурился задумчиво, – вот так всегда, пока не узнают, что такое цистит, даже не думают о здоровье. А если бы почки застудила?

– Да я не то! – возмутилась нечленораздельно Вася, и постаралась оправдаться, – у меня ноги вообще-то замерзли!

– Ноги. Давай таз горячей воды налью?

– Не надо.

– Точно? Или просто выгибаешься? Мне не сложно, я уже встал.

– Ну… Тогда да. Пожалуйста.

Мужчина с самым спокойным видом направился в ванну. Послышался стук пластиковых контейнеров, журчание воды. Как будто Виктор каждый божий день ухаживает за продрогшими незнакомцами.

Стоило наполненному тазику опуститься у ног Василисы, как она смущенно попросила:

– Отойдите.

– Почему?

– Как только я сниму сапоги, активизируется древнее химическое оружие, от него будет резать в носу, брови и ресницы скукожатся и скрючаться, а глаза иссохнут в изюм.

Виктор постарался сохранить в лице серьезность, поджал губы, кивнул, и послушно отошел, держа руки обезоруженными у головы.

– Где ты так изгваздалась?

– На работе! Где? Много было предположений, где можно испачкаться?

– Мало ли, вдруг на тебя напали. Хотя тут скорее, ты на кого-то напала.

– Тогда бы я сидела в участке.

– И что у тебя за работа? Грязевые драки в купальниках?

– Если бы такая работа на самом деле существовала, то мне бы уже сильно за нее задолжали.

– Так что за работа?

Вася подперла щеку рукой, недовольно уставилась в стол.

Не тупил – не мужик

Мой импровизированный неожиданный рабочий день окончился к пяти часам. Я поднялась в кабинет Владимира Ильича, рассчитывая обсудить дела.

Меня мучали вполне справедливые вопросы. Как они умудрились поставить меня на станок, прежде чем подписать трудовой договор, всякие там согласия, ознакомления, условия? Как они припахали меня к работе, на которую я даже еще не согласилась?

– Владимир Ильич?

– Тьфу ты. Ну, ладно. Заходи, чего стоишь?

– Мои документы, – я указала на стопку бумаг, покоящихся на столе начальника. Тот даже не взглянул в их сторону.

– Что с ними?

– Я хочу их забрать.

– Передумала работать?

Я захлебнулась воздухом от возмущения.

– Нет! Я просто хочу забрать свой паспорт.

– Пусть полежат, я тебя еще не оформил.

– Но ведь это…

– Тебе они срочно нужны что ли?

– Нет. Но это мои документы. Я хочу их забрать. Если вам нужно – сделайте ксерокопию, я разрешаю.

Владимир Ильич хохотнул. Его позабавило, как я со своего барского плеча позволила ему выполнить его же работу.

– Ну, хорошо, – сжалился он, – посиди пока.

Но сесть было категорически некуда, кроме рабочего кресла Владимира Ильича, так что я осталась стоять. Поглядев вокруг, я постаралась собрать мысли в кучу, и задать новый неловкий вопрос:

– Когда можно будет прочитать трудовой договор?

– Вот кончится твой испытательный срок, не сбежишь, дам тебе твой договор, – слово "договор" Владимир Ильич говорил с ударением на первый слог. Меня передернуло, будто от скрежета ногтей по школьной доске. Я с исключительно правильным ударением произнесла:

– Договор также заключается и на период испытательного срока.

– Ну, а кем я тебя оформлю? Разнорабочим? Так ты у меня и будешь получать двадцать семь в месяц. А если фрезеровщиком – так все семьдесят.

Мои глаза загорелись. Семьдесят тысяч. Это всего-то четыре месяца работы. Ну, если забыть про траты на еду, аренду и транспорт. Четыре месяца и я издам первый тираж своей книги.