Buch lesen: «In pivo veritas. Цитаты, афоризмы и другие заслуживающие внимания тексты из пражских ресторанов, трактиров и пивных»
ВСЕРОССИЙСКИЙ ЦЕНТР ИЗУЧЕНИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ (ВЦИОМ)
Автор фотографии: И. Флис
Boris GRUSIN
IN PIVO VERITAS
Sentence, aforismy a dalsi pozoruhodw texty z prazskych restauraci, hostincu a pivnic
© Грушин Б. А., 1985
© Merkur, издание на чешском языке, 1985
© Флис И., фотография Б. А. Грушина, 1986
© Шульц И. Н., перевод на русский язык, 2020
© АО «ВЦИОМ», издание на русском языке, оформление, 2020
Illustrations © 2020 Jiri Winter – Neprakta – heirs
Предисловие к чешскому изданию
Несколько слов об авторе.
Борис Андреевич Грушин родился в 1929 году в Москве. В 1952 году окончил философский факультет МГУ имени М. В. Ломоносова.
– В 1957 году защитил кандидатскую диссертацию по теме «О некоторых избранных вопросах логики»1.
– В 1967 году получил степень доктора философских наук, защитив диссертацию «Методология изучения общественного сознания»2.
– В 1970 году был назначен профессором социологии на философском факультете в Москве, в 1981 году вновь начал читать там спецкурсы по социологии, руководил одной из главных лабораторий социологических исследований в СССР3.
– В Советском Союзе, других социалистических странах и на Западе известен как научный авторитет в области современной марксистской социологии.
Автор целого ряда социологических исследований, статей и объемных научных трудов. Среди них «Исповедь поколения» (1962), «Мнение о мире и мир мнений» (1967), «Свободное время. Актуальные проблемы» (1967), «Массовая информация в советском промышленном городе» (монография по материалам исследований 1967–1974 гг., проведенных группой социологов под руководством Грушина).
– Сфера научных интересов – систематические исследования различных форм общественного мнения и массового сознания.
– Знаток и поклонник юмора разных стран.
Последнее хобби Грушина обусловлено его научными интересами: он изучает юмор и как общую социальную категорию, и как отдельный феномен каждого народа. Немаловажную роль играет и характер Бориса. Внешне это серьезный, то и дело раскуривающий трубку ученый, которому, однако, совсем не свойственны чопорность и профессорская рассеянность. О безгранично чувствительной, восприимчивой душе говорит прямой взгляд веселых и ясных глаз, которому с самого начала веришь. Он притягивает, убеждает в высокой пробе и чистоте грушинской натуры, внушает доверие и не обманывает его.
Грушин влюблен в Прагу и знает ее, как не каждый пражанин, здесь родившийся. По-юношески стеснительно и скромно ведет себя в обществе, однако умеет со всей страстью и твердостью защитить свое мнение, если уверен в его правоте. Может вызывающе громко смеяться и в хорошем смысле слова яростно возмущаться, смотреть на мир, жизнь и людей глазами художника. Прекрасно рисует, в ящике его рабочего стола вы точно могли бы найти не одну тетрадь лирических стихов, написанных для души.
Широта, глубина и энциклопедичность познаний ученого замечательны. То, как со знанием дела, профессионализмом и человеческой мудростью он говорит о социологии и философии, может очаровать и погрузить в бездну истории мировой культуры и искусства, литературы и художественного мастерства студентов и читателей. Это мы еще оставили в стороне знания и интерес Грушина ко всему, что касается его родины – советской страны. Слушать его блестящие наблюдения и умозаключения о течениях в кинематографии и драматическом искусстве современности и прошлых лет – тонкое наслаждение для каждого, кто стал его собеседником за бокалом вина или кружкой хорошего пива.
Неожиданно, благодаря истинной любви к Праге, у Грушина получается достучаться до сердца каждого патриотичного горожанина, у которого выступают слезы на глазах, когда его «пражской метрополией» восхищается иностранец. Особенно мило и трогательно, когда это делает советский друг, чьи товарищи 9 мая 1945 года вернули свободную жизнь залитой солнцем, счастливой и ликующей Праге.
И у пафоса есть разные уровни, связанные с традициями и ценностями человеческого и общественного прогресса. Он может находить отражение в важных понятиях и оценках, отвечающих неопровержимым истинам прошлого и настоящего, но может присутствовать и в прозе повседневной жизни, которую, как нам кажется, мы давно изучили, но на самом деле некоторые ее стороны скрыты и до сих пор неизвестны нам. В конце концов, из-за бурного развития Праги они начинают исчезать из памяти, пропадать из пражского колорита.
Борис Грушин позволяет нам заглянуть в эту пражскую память, пролистать ее, когда нам нужно сохранять оптимизм или когда мы уже мрачны и хотим поднять себе настроение. Поэтому нам особенно приятно, что эту возможность дал нам ученый, который до сегодняшнего дня сохранил студенческую бесшабашность и не отказался от черт своей предыдущей профессии – репортера и журналиста советской «Комсомолки», чьи обычные обязанности заключаются в том, чтобы быть правдивым и находчивым, удивлять и делать открытия, иногда отчасти сенсационные.
Эти особенности были присущи обоим «пражским периодам» Грушина, если говорить о месте, форме и смысле его деятельности. Он работал в здании бывшей пражской архиепископской семинарии, где до сих пор сохранились обстановка, семинарская столовая, залы библиотеки и бывшая молельня, служившая одновременно и лекционным залом. Здесь уже 25 лет трудится интернациональный коллектив из всех стран мира, издающий международное марксистское периодическое издание «Вопросы мира и социализма»4. Грушин возглавлял отделение социологических исследований и культуры5. Он исполнял свои рабочие обязанности с редкостным вдохновением, демонстрируя широкую эрудицию.
Ученый не забыл и об одной из своих научных тем – свободном времени, которому посвятил монографию6. При высокой трудовой загруженности он понял, что это не только теоретическая, но и чисто практическая проблема, и отдых – не потерянное время, а период для плавного восстановления и подъема творческих сил.
Грушин размышлял, посвятить ли блуждания по Праге продолжению того, что делал в свое время Больцано7, чью работу ученый досконально изучил и уважал. Запечатлеть ли формы современных пражских башен или начать что-то оригинальное, возможно, более эксцентричное. Выбор пал на второй вариант – так и возникла книга «In pivo veritas», которую сегодня мы представляем читателю. Грушинская оригинальность заключается в самой трактовке идеи: он сумел избежать ловушки, содержащейся в смысле этого присловья, который, возможно, он не знал или из вежливости не хотел знать. Пивная приземленная философия конделиковского типа8, разные варианты которой известны и сегодня, могла бы стать предметом сатирической насмешки в отношении разных отталкивающих мещанских черт.
Ученый не поддался соблазну следовать за известным средневековым выражением In vino veritas, изучая пражские или моравские винные погреба. Хотя традиции винных текстов известны во всем мире – повсюду распивают и чествуют вина. Зато тексты пражских пивных уникальны: они относятся не только к распитию пива, а отражают жизнь как таковую и реагируют на злобу дня. Грушина заинтересовало, что эти остроумные высказывания и фразы имеют интересную языковую форму, выражают своего рода народную и национальную философию и взгляд на мир. Грушин прав, когда говорит, что эти тексты могут многое рассказать о жителях города (мы, пражане, сами этого уже не замечаем). В них собрана народная мудрость, передаваемая из поколения в поколение, афоризмы об отношении к жизни, о любви к родине, о заботах и радостях. Эти тексты – образец чешского народного юмора, резкого, но в то же время и доброго пражского сердца. Так Грушин понимает и документирует измененное изречение In pivo veritas.
Впервые Борис Грушин пребывал в Праге в начале 60-х годов, второй раз – во второй половине 70-х. Мы верим, что в Прагу он вернется и в третий раз, чтобы собрать всё, что не успел, и исполнить свое обещание: подвергнуть социологическому анализу, который может быть бесспорно интересным, оригинальным и поучительным, всю сумму, как говорят социологи, эмпирического материала, обогащенного и другими типическими «прагенсиа»9. Пожелаем, чтобы автор исполнил это обещание!
Книга, которую мы держим в руках, – глубокая, оригинальная и привлекательная новинка в обширном собрании публикаций о Праге. Она будет очень интересна не только пражанам, но и гостям столицы из других областей республики, а также заграничным туристам.
Павел Аурсперг10
Запоздалое признание в любви
Вместо введения
Эта книга имеет свою собственную, не слишком длинную, но многолетнюю историю. Ее замысел родился в середине 1964 года – в тот период, когда автор, переходя от журналистики к социологии, жил в Чехословакии. Работа была завершена в начале 1981 года. Путь, начатый дождливым вечером в скромной пивной «За ветрем» на Жижкове, подошел к концу только через 17 лет. Замысел, который принес автору столько радости (когда удавалось найти и записать особенно яркие изречения шутников из пивных или открыть новые волшебные уголки Праги), но вместе с тем и столько забот (когда казалось, что все усилия не увенчаются успехом), наконец-то получил конкретное воплощение…
Но позвольте мне рассказать обо всем по порядку.
Когда весной 1962 года я приехал в Прагу, со мной случилось то же, что и со многими другими гостями обаятельной «матери городов»11: с самого первого мгновения меня восхитила ее необыкновенная красота. Восхитила и поработила однажды и навсегда!
Я знал, что у меня много времени – недели и месяцы, чтобы не торопясь, спокойно, без какой-либо спешки знакомиться с бесчисленными достопримечательностями стобашенной Праги, с ее топографией, архитектурой и памятниками истории, с новыми веяниями и разными сторонами жизни пражан. Несмотря на это, я поддался порыву – пусть говорят, что хотят, но любовь с первого взгляда существует, – и с головой окунулся в изучение предмета моей страсти. Как неугомонный турист, которого судьба неожиданно одарила несколькими минутами знакомства с «объектом», поворачивающимся удивительными сторонами, каждый вечер и каждый выходной я без устали гулял по улицам Малой Страны, забирался на башни Старого города и нырял в Нусельскую долину, заглядывал во все дворцы и храмы, галереи и пивные, сады и кладбища, музеи и маленькие дворики, которые встречались мне на пути.
Естественно, я как книголюб не мог обойтись без соответствующей литературы: различных толстых и тонких путеводителей, информационных и исторических справочников, которые создавали прочный фундамент для впечатлений, помогали мне углублять и классифицировать свои познания. Однако главным источником информации оставались незабываемые многочасовые прогулки по городу от одной улочки к другой, от одного дома к другому. Мне повезло – я сам, своими глазами, видел знаменитые достопримечательности, окутанные легендами древности чехословацкой столицы, и оказавшиеся в их тени или скрывающиеся на окраинах не менее очаровательные уголки Праги, которые экскурсоводы и туристы незаслуженно предали забвению. Я впитывал в себя яркие и приглушенные краски города, неповторимые черты его атмосферы, весь пражский колорит. Страстному желанию быть в постоянном контакте с Прагой я в течение года посвящал почти все свое свободное время, невзирая на отдых, товарищеские обязательства, встречи и нормальный сон.
И потом, как известно и как это происходит в каждой любви, мое отношение к городу приобрело новую форму и вступило в новый этап – мне захотелось каким-то способом выразить свои чувства, высказать их вслух, воплотить их в делах.
Великий русский поэт Леонид Мартынов в своем романтическом «Подсолнухе» (1932) очень точно описывает подобное состояние влюбленного:
И я – хотя совсем не живописец —
Вдруг ощутил стремленье рисовать.
Именно это случилось и со мной. И не в переносном, а от первой до последней буквы буквальном смысле слова. В моей пражской жизни был целый период, когда я, несмотря на то, что никогда раньше не пробовал рисовать, проводил все дивные субботы и воскресенья на улицах Целетна и Нерудова и в стиле стародавних архитектурных картинок «одной линией» изображал дом за домом, дворец за дворцом, сохраняя все существенные детали. Затем начались литературные эксперименты эпистолярного жанра в виде посланий друзьям в «Комсомольскую правду» с рассказами о Праге. Не миновала меня и эра собирательства, начиная от банальных пивных подставок под кружку из пражских пивных и заканчивая ни много ни мало пражскими городскими башнями. Нет, башни я собирать не мог, но мне очень хотелось повторить труд Бернарда Больцано, созданный им более 150 лет назад, и составить новый перечень пражских башен и шпилей в виде фотоальбома. В конце концов, хотелось провести какое-нибудь исследование о костелах, монастырях и капеллах на территории города, и главное не о тех действующих и широко известных, а скорее (и в первую очередь) о заброшенных, полуразвалившихся и как будто всеми забытых строениях.
Одним словом, мне хотелось отблагодарить Прагу за щедро раздаваемую радость и хотя бы частично вернуть ей свой «долг». Однако все мои старания, к сожалению, не увенчались успехом и не принесли желаемого удовлетворения. При написании писем-рассказов мне не хватало адекватных поэтических выражений. Создание фотоальбома, как оказалось, было неисполнимой задачей из-за непреодолимых сложностей технического характера. Очень много шпилей и башен было можно сфотографировать только с самых высоких этажей соседних зданий, где, как правило, находились разные организации, или того сложнее— частные квартиры. Что касается изучения церковных архитектурных сооружений, эта идея потерпела крах ввиду недостаточного знания чешского языка, истории и культуры чешского народа.
И именно тогда – как я уже упоминал, началось все в мае 1964 года, – мне в голову внезапно пришла поистине счастливая мысль собрать и сделать доступной широкой читательской аудитории самые интересные тексты пражских пивных: все эти пестрые высказывания, афоризмы и анекдоты, надписи под фресками и карикатурами, цитаты из песен и исторических хроник, которые украшают пространство над барами и стены в ресторанных залах.
Впрочем, выражение «внезапно пришла» в этом случае не совсем уместно, потому что идея перенести пражский пивной фольклор в книжную жизнь мало-помалу зрела в моем сознании долгое время. Я приближался к ней по двум причинам.
Во-первых, она проистекала из моего общего интереса к аналогичным текстам, которых в городе было очень много, и которые всегда удивляли меня своей неожиданностью, содержанием, формой, источником, социальным значением и самим местом «публикации».
Не было дано человеку
над человеком такое право,
чтобы из-за него натура человеческая терпела насилие
и была уничтожена,
но для того, чтобы
была им усовершенствована.
Я. А. Коменский
Здание школы на Виноградах на улице Слезска, 21
Старочешская искренность – самый милый гость из всех.
Жилой дом в Стршешовицах, На застршелу, 35
В книге большая часть примечаний сделана переводчиком. Примечания автора и редактора завершаются указанием авторской принадлежности. (Примеч. ред.)
Определенную фактологическую неточность приведенных П. Ауспергом данных можно объяснить тем, что предисловие к изданию он писал спустя несколько лет после отъезда Б. А. Грушина из Праги, полагаясь на собственную память и, вероятно, не имея возможности уточнить сведения. (Примеч. ред.)
Борис Грушин вспоминал о Павле Аурсперге в интервью Ивану Толстому в передаче «Поверх барьеров»: «Главный человек, который мне помог, работал он у нас ответственным секретарем в международном коммунистическом журнале „Проблемы мира и социализма", был Павел Аурсперг, в котором я нашел просто огромной силы сподвижника. Он бегал везде, доказывал, что человек это умеет, он знает, он социолог-профессионал, он может это все сделать на научной и серьезной основе, и так далее, и так далее». Цит. по: Открывая Грушина / ред. – сост. М. Е. Аникина, В. М. Хруль. М.: Факультет журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова, 2010. С. 394.
Художник Иржи Винтер-Непракта в мемуарах «Tucna Linka Cernou Tusi» («Жирная линия черной тушью») рассказывает о влиянии Аурсперга на подготовку книги: «Я получил цитаты для иллюстрирования, но дата [сдачи работ. – Примеч. ред.] не была точно установлена, и я постоянно откладывал. Потом мне пришло вежливое письмо от товарища Аурсперга, авторитетного члена ЦК КПЧ, который занимался международными отношениями (письмо я сохранил, потому что у него была очень красивая подпись). Он писал, что для них Грушин важен, потому что это известный ученый, который сердечно относится к чехословацкому народу, и что это могла бы быть прекрасная книга, и он упрашивает меня как можно быстрее закончить работу. Просьба значимого функционера меня подстегнула, я изготовил 50 рисунков ко всему, что можно было проиллюстрировать, книга получилась неплохой и всем понравилась». Цит. по: Winter-Neprakta J., Kopecky J. Tucna Linka Cernou Tusi. Prague: Epocha, 2012. C. 196.
Der kostenlose Auszug ist beendet.