Buch lesen: «S-T-I-K-S. Существование»

© Каменистый А., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Глава 1

– Не, ну ты только посмотри на него. На что это похоже?

– В смысле, мордой? Копия твоей бывшей.

– Слышь, клоун, ты задрал уже. Я серьезно.

– Если серьезно, он похож на жареную котлету.

– Во-во. И он реально не подох. Да он, получается, не просто урод, он, блин, урод бессмертный.

Звуки. Нехорошие звуки. Звуки, от которых хочется съежиться в комок, или даже больше – в крохотную точку, а лучше вообще перестать существовать. Звуки связаны с чем-то невообразимо скверным, но с чем именно – непонятно. Не получается вспомнить.

И даже не хочется вспоминать.

– Давай еще разок его шваркнем? Четко он дымится.

– Да уймись ты уже, хватит с него, давай просто посмотрим, как и что с ним дальше будет. Нормально получилось, башка дымится, а сам живой. По ходу, ослеп, глаза вообще никакие, закатившиеся.

Это не просто звуки, это голос. Два голоса. И он понимает каждое слово, но при этом не видит в них ни малейшего смысла.

Голоса? И кто же это говорит? Надо посмотреть.

– Не, ну ты погляди на его глаза. Да это ж охренеть!

– И чего я там не видел?

– Да ты глянь, зрачки меняются. Ну ты понял? У нашей котлеты зрачковый рефлекс заработал. Похоже, нервы припекло, конвульсивное сокращение пошло. Полный овощ, у него, считай, только легкие и сердце сами пашут, без стимуляции. Но овощ нереально живучий, восемь лет его режут и пилят, на хлопьях и метаноле держат, а он все не подыхает.

– И че, реально восемь лет, вот так, кучей дерьма провалялся?

– Я тебе что, врал когда-нибудь? Сам посмотри в журнале, если буквы еще не забыл.

– Да он и правда бессмертный какой-то. Вот же урод, и глаза у него уродские. Не, давай еще раз шваркнем, он как-то хреново на меня косится.

Голый бетон стен и потолка, местами на нем проступают ржавые разводы. Сыро и сумрачно. Краем зрения задевая пару переговаривающихся фигур, он не может разглядеть подробности. На глаза будто пелена опустилась, она прозрачная лишь частично, почему-то позволяет прекрасно видеть, что располагается впереди, а вот по бокам все размывается.

Надо попробовать повернуть голову. Что-то подсказывает – из этой затеи ничего не выйдет, он даже было ухватился за ниточку, которая могла привести к воспоминанию о прошлом, но тут же ее упустил.

Ему надо вспомнить хоть что-нибудь. Кто он такой? Что это за место? Почему он почти ничего не видит? По какой причине голова раскалывается от нестерпимой боли, волнами накатывающей от пылающего жарким пламенем затылка?

Он не помнил абсолютно ничего, но при этом понимал каждое слово, высказанное людьми, которых тщетно силился разглядеть.

Людьми? А кто такие люди?

Почему голова отказывается поворачиваться? Такое впечатление, будто ее в тиски зажало.

И что такое тиски?

Слишком много разных вопросов. Безответных.

– Да убери ты эту хрень, сказал же – хватит с него.

– Ну разок-то можно? Ты чего как неродной, жалко стало, что ли?

– Сказано тебе – убрал! Живо убрал! Угомонись, пока опять под залет не попали. Да задрал ты меня уже – косяки твои, а вешают на нас. Ты что, всю жизнь собрался в этой заднице проторчать?

– Ты реальную задницу не видел еще, как по мне, здесь почти норма.

– Ну и сиди здесь, если так нравится, но на меня не рассчитывай, я отсюда быстро свалю.

– Что вы здесь делаете? – голос новый, строгий, громкий, уверенный.

– Да ничего, просто Трэша проверяли, – ответили торопливо, лебезя. – Дежурный обход, вот, смотрим, надо все проверить.

– Трэша?

– Ну, в смысле, особь двадцать четыре сто шесть, проект «Веган».

– С каких это пор он стал Трэшем?

– Да мы его так между собой называем, по-простому. Раньше Випом был, он ведь вроде как особо важная персона, сами знаете, откуда к нам попал. Все серьезно. Ну а потом стал Веганом. Ему ведь мясо вообще не давали, даже когда судороги начались и пена из пасти пошла. Но как подрос, Трэш прилипло, он ведь реально трэшевый¹.

– И что вы с ним такое вытворяли? А? Почему от него горелым несет?

– Так мы это… Ну… обход же…

– Ну-ка, что тут у нас… Да вы совсем рехнулись?! Какой недоделок дал вам наряд на эксперименты с электрошоком?!

– Да все нормально, мы тут часто с ним так делаем, он после только спит крепче. – Ответ оправдывающегося был торопливым, заискивающим, а голос спрашивающего наполнялся негодованием от слова к слову.

– Постоянно?! Да вы что – совсем с головами дружить перестали?!

– Ну так это… Электроды тут так и стояли, вчера ему еженедельный шок делали, снять забыли. Ну и мы как бы по привычке…

– По привычке?! – перебил уже откровенно взбесившийся голос. – Да какой недоделанный дебил надоумил вас, баранов тупоглазых, переставить электроды на затылок?! Вот, полюбуйтесь, посмотрите, что вы с ним сделали! Сюда смотрите, чего рожи отворачиваете?! Да вы не люди, вы ошибки природы. Скажите-ка, что мне теперь с этим делать?! А с вами?! Может, на полевую работу отправить?! У нас как раз некомплект, в понедельник половину группы твари сожрали, а оставшихся планируют сожрать в ближайшее время. Вы очень удачно впишетесь в состав, жаль только, что ненадолго.

– Да ничего не будет, сами знаете, какое оно живучее. Да у него регенерация девяносто восемь баллов, восемь лет тренировался восстанавливаться, он быстро очухается.

– Господи, да с кем я сейчас говорю! Вы что, вообще ничего не соображаете?! Вы сейчас кто?! Вы младшие научные сотрудники или жертвы генетической ошибки?! Да здесь не одна, здесь десятки ошибок по вам прошлись! Слушайте, а почему бы вам не пожениться? А? Ведь получится отличная семейная пара недоумков. Мне бы сейчас машину времени да пару презервативов и слетать к вашим папашам-алкоголикам. Кретины вы беспомощные. Вот вы можете мне назвать хотя бы одно великое научное открытие, сделанное кретинами? Или хоть какое-нибудь, хрен с ним, с величием? Не можете, потому что такого никогда не было и быть не может. Получается, таким, как вы, в науке делать нечего. Все поняли? Так что прямо сейчас готовьтесь к переводу в обслугу, с глаз моих долой.

– Но господин Кант, прошу прощения, но мы ведь не специально. Так получилось.

– Ну да, конечно, этот кусок гнили прогулялся немного и решил поджарить себе затылок, а вы, получается, просто мимо проходили. За кого вы меня держите, а? Да среди нас всего два идиота, и я точно не один из них.

– Никогда такого не было, первый раз. Я сам в шоке, как такое вообще могло получиться. Нормально же всегда все было. Может, ему витаминов не хватает или, там, дефицит кальция, вот и прожгло мешок.

– Если вам, дегенератам, так не терпится кого-нибудь поджарить, надо хотя бы для приличия проверять выставленное напряжение! Вы же оба реостата выкрутили до отказа! Оба! Да вы нас чуть без света не оставили, гниды одноклеточные! Оба в обслугу пойдете тухлятину граблями таскать, если ваш Трэш подохнет! Что вы, вообще, себе позволяете?! О чем вы, извращенцы, думали, когда это делали?! Вот-вот подъедет полковник с новой группой залетчиков, а тут у нас цирк с бесплатными клоунами. И что прикажете им говорить?!

– Ну так это даже лучше. Как увидят, так сразу и дисциплинируются.

– Шутки шутишь? Ну шути-шути… В обслугу. Оба. На швабры и тухлятину. А если полковник что-то скажет, одно его слово, единственное слово, всего одно, и вы на полевые работы уйдете. Не, какие, на хрен, работы. Сразу на филиал. Сразу! Все поняли? И радуйтесь, если дело ограничится филиалом не выше шестого. У нас тут как раз на двенадцатом чудесные новости, он занял первое место в номинации «Жопа всех жоп». У них, говорят, дерьмо разгребать некому. Там вы сами тухлятину жрать научитесь. Быстро научитесь, да. Там вы, уроды, еще и добавку клянчить будете. Марш с глаз моих долой!

* * *

Лебедка со звоном наматывала цепь, заставляя решетку подниматься вертикально. Трэш, продолжая пытаться что-то рассмотреть через уже слегка прояснившуюся пелену, понял, что его тело меняет положение. Вот-вот ноги окажутся под потолком, а макушка уставится вниз.

В голову, само собой, прилила вся кровь, и это плохо, это усилило боль в затылке до такой степени, что Трэш не выдержал и застонал. Но из груди вместо стона вырвалось нечто другое: утробное хрипловатое урчание, звук омерзительный и неожиданно гулкий, будто из пустой бочки раздавался.

Что-то не так. Это откровенно чужой голос. Его глотка не способна извергать подобное. Не может такого быть.

Хотя откуда ему знать? Точно неизвестно, лишь какие-то неуловимые отголоски воспоминаний мелькают. Не исключено, что это как раз вполне естественно.

Память о себе так и не возвратилась, поэтому предполагать можно что угодно.

Послышался новый звук – в тело ударила тугая ледяная струя, делавшая все, к чему прикасалась, мокрым и холодным. На голову обрушились потоки воды, Трэш начал жадно захватывать ее непослушными, еле-еле шевелящимися губами, пытаясь погасить огонь, так и не затухший на затылке. Но ничего не получалось, мышцы отказывались подчиняться.

Холод неожиданно усилил боль, Трэш снова и снова начал исторгать омерзительное урчание. Терпеть такие издевательства невозможно, от невыносимой муки захотелось вцепиться зубами в цепи, управляющие решеткой.

Но как это сделать, если хотя бы чуть-чуть сдвинуться с места не получается. Да у него даже губы и язык каменные, будто чужие.

Однако имеется в происходящем несомненный плюс – после того как вода прошлась по глазам, зрение значительно улучшилось, и Трэш наконец сумел разглядеть фигуру человека со шлангом. Безобразно толстый, давно небрит, щетина засаленная и растет невзрачными клочками. От воды тело защищено замусоленным фартуком и высокими резиновыми сапогами. Со стороны грузной фигуры несет вонью не дружащего с гигиеной тела, залежалым мясом и…

И страхом. Оказывается, у страха тоже есть запах, и Трэшу он откуда-то знаком.

Голова закреплена во все тех же тисках, ее не развернуть ни на миллиметр. Но и без этого понятно, что тело надежно приковано к решетке, ни ногой, ни рукой не пошевелить, даже мышцы в конечностях отказываются сокращаться. Положение болезненное и до крайности неудобное, поэтому улучшившееся зрение не помогает разглядеть подробности места, где Трэша истязают холодной водой и ржавыми цепями. Все те же бетонные стены со всех обозримых сторон, двустворчатые широченные двери, скорее даже – ворота гаража для грузовиков, запыленные светильники в две линии на потолке, причем горят далеко не все. Непонятно, что за место и где оно расположено. С равным успехом это может оказаться подсобным помещением какой-то фабрики или секретным бункером, укрытым на глубине в десятки метров.

Очень хотелось попросить вернуть тело в прежнее – горизонтальное положение. Но из головы почему-то вылетело все, что касается связной речи. Нет, Трэш прекрасно понимает значения слов, но вот как их произносить – понятия не имеет.

Обе дверные створки распахнулись, на пороге появилось несколько фигур. Две в белых халатах, грязных и мятых, одна в чистом и забавно выглаженном – до тщательно выверенных, острейших стрелок по бокам, и четыре человека во всем зеленом и пятнистом, увешанном металлом. Последние одинаково рослые и широкоплечие, головы скрываются под прозрачными масками, оснащенными массивными фильтрами.

Первый из зеленой четверки недовольным и чуть измененным тонкой пластиковой преградой голосом произнес:

– Почему здесь так сыро? Вы что, решили заняться разведением плесени?

Надо же, оказывается, неудобная с виду маска почти не мешает ему разговаривать.

Человек в чистейшем белом халате указал на неряшливую парочку:

– Прошу прощения, это наши Чип и Дейл опять отличились. Решили посмотреть, что получится, если приложить подопытному электроды к затылку. Естественно, не поставив никого в известность и даже не представляя, чем напряжение отличается от силы тока. Жаль, что перед этим на себе не испытали, мир стал бы немного чище.

– И что же вышло из… из их смелого эксперимента?

– Первым делом подопытный обделался, поэтому пришлось его мыть, отсюда и сырость. Но главная проблема не в этом. Полковник Зелот, вы только полюбуйтесь на его затылок. Это надо видеть.

Все группа обошла решетку и там остановилась, разглядывая Трэша со спины.

Несколько секунд царила тишина, в которой отчетливо можно было расслышать, как падают капли из поникшего шланга и противно жужжит жирная муха, залетевшая в плафон самого дальнего светильника.

Затем полковник с отстраненным интересом проговорил:

– Не понимаю, почему существо до сих пор не подохло. Даже удар тонким ножом в эту мерзость в большинстве случаев убивает их мгновенно, а тут такое…

– Очевидно, повреждения не настолько серьезные.

– Омар, я вижу, что в затылочном мешке выжгло дыру калибром в полтора дюйма, и не могу даже представить, какое напряжение приложили к электродам, чтобы получился такой результат.

– Не столь уж и много требуется, ткани паразита уязвимы против электричества. Это касается, в том числе, и оболочки спорового мешка.

– Я здесь не первый день и знаю, что твари с такими повреждениями всегда мертвые, а их мешки выпотрошены дочиста местным отребьем. Собственно, отсюда и дырки, как-то ведь надо добираться до ценной сердцевины. Может, в этом все дело? Кто-то из ваших людей загорелся желанием легко разбогатеть?

– У нас даже уборщики знают, что мешок у этой особи пустой. И также знают, как их накажут, если они надумают потрошить подопытных.

– Вот и хорошо, что знают. Доктор Омар, будьте добры, оставьте нас ненадолго. И заберите всех своих сотрудников.

Звуки шагов. Уходят три человека. Трэш не понимал, откуда узнал их количество, но сомнений в точности подсчетов не было. А вот и подтверждение – в поле зрения появились фигуры в белых халатах, направляющиеся к дверям. Получается, остались зеленые в масках.

Тот, которого называли полковником Зелотом, выждал долгую паузу и, оставаясь за спиной, в непросматриваемой зоне, раздраженно произнес:

– У меня язык судорогой сводит, когда называю доктором этого шарлатана и садиста.

Послышались неискренние смешки, после чего полковник рявкнул:

– И что здесь такого веселого?!

– Ничего, господин полковник! – четко гаркнули в три голоса.

– Вот видите, слаженно ответили. Получается, умеете вести себя как спаянное подразделение, а не скопище моральных инвалидов, если захотите. Если говорить так, как есть, придется признать, что Омар имеет право называться доктором, он действительно имеет отношение к медицине. В не таком уж далеком прошлом – знаменитый человек. Разумеется, я говорю о том, что было до того, как он оказался не в том месте и не в то время. Здесь, как видите, его статус печален, что неудивительно, когда связываешься с такими отбросами. И, кстати, капрал Финч, скажите мне, что вы видите перед собой?

– Я вижу перед собой цель, господин полковник!

– Мальчик, а из тебя ведь и правда может получиться толковый солдат, а не кусок мяса, который этот мирок прожует и не станет выплевывать. Да, верно, перед тобой и правда цель. Скованная по верхним и нижним конечностям, с перебитыми нервными путями, со штырем в спинном мозгу и насквозь пропитанная парализующим ядом. К тому же оно уже не первый год загибается от особой местной лихорадки, связанной с долгим пребыванием в одном месте, но почему-то так и не загнулось. Более того, оно выглядит, как вы видите, опасным. Однако восемь лет назад все было иначе. Думаю, вам известна печальная история, когда солдат не сумел стать полноценной частицей нашего подразделения. История короткая, смерть здесь не оставляет шансов для тех, кто так ошибается. Посмотрите на эту цель и вспомните все, что слышали об этой истории. Не смотрите на меня взглядами девственниц из борделя, я ведь прекрасно знаю, о чем вы шепчетесь по углам. И, кстати, поаккуратнее с темами для шепота, ведь услышать могу не только я. Вы мои солдаты, я ваш командир, все, что происходит в подразделении, никогда не уходит за пределы подразделения или уходит такими путями, которые вам не понравятся. Посмотрите как следует на эту особь. Это не жизнь, это существование, и началось оно с того, что умники, вроде доктора Омара, определили нового подопытного в проект «Веган». Это означало, что они полностью игнорировали пищевые пристрастия подопытных и их физиологию. Кормили своих уродов сырым картофелем, консервированными бобами и слегка разваренными крупами, всякий намек на мясо, рыбу и молочные продукты исключался. Если верить записям этих шарлатанов, всего через проект прошло почти восемьдесят особей, из них больше месяца прожила лишь одна. Вот она, перед вами. Восемь лет, уже целых восемь лет эта тварь жрет кашу без масла и соли, давится гнилым картофелем, который перед этим даже не чистят, а по большим праздникам дают попробовать бобы. Сама природа этих тварей требует мясного питания, но его не было. Все прочие быстро передохли от тоски, но в ее случае этот гребаный мир почему-то решил, что она так просто не отделается. Несмотря на такую кормежку, особь не просто не подохла, она еще и продолжала развиваться. Возможно, сказывалась нестандартность исходной ситуации. Росла она, на таком питании, не настолько быстро, как происходит в природе, но это тоже вызвало опасения, с этим надо было что-то делать. Рядовой Риччи, что бы ты сделал в такой ситуации на месте этих идиотов?

– Сэр, я бы выпустил пулю в штуковину на затылке.

– Они поступили оригинальнее – отрезали лапы. И передние, и задние. Как вы понимаете, это временная мера, твари Стикса подобны ящерицам, все утраченное у них со временем отрастает. Ампутацию проводили снова и снова, год за годом, что привело к непредвиденным последствиям – у подопытного скорость регенерации возросла, и он начал восстанавливаться быстрее других. Но это еще не все, вы, должно быть, слышали фразу: «Колосс на глиняных ногах» – и, если не спали на тренингах, знаете, что наиболее защищенные места зараженных – это голова и верхняя часть туловища по центру. Но твари способны к адаптации в зависимости от внешних факторов, чем и объясняется индивидуальность высших форм. Вот и эта тоже начала адаптироваться. Броня на конечностях становилась все крепче и крепче, а сами конечности с каждым разом восстанавливались все быстрее и быстрее, побив все рекорды. Обратите внимание, сейчас они кажутся чуть уменьшенными, непропорциональными. Это потому, что еще не достигли нормальных размеров. Вы видите последнюю стадию регенерации, еще неделя, и особь будет выглядеть нормальной. Взгляните сюда, видите свежий надрез? Вчера по моей просьбе один из сотрудников этого бедлама целый час работал, чтобы пропилить щель. Он сточил абразивный диск, но не углубился в костяной покров даже на сантиметр. Каково? А все потому, что восемь лет непрекращающихся ампутаций сделали свое дело. Занятный эффект, мы о нем не знали. Если попробовать то же самое проделать через неделю, диск оставит еле заметную царапину, потому что в полноценном состоянии бронирование достигает максимальных значений. А теперь взгляните сюда, на шейную пластину. Вы видите схожие повреждения, они проделаны тем же инструментом, но на работу ушло не больше десяти минут. Это следствие того, что здесь никогда не было ампутаций, организм не пытался укрепить свои постоянно подвергающиеся повреждениям части, броня осталась стандартной для особи, добравшейся до этой стадии. Возможно, даже хлипче, растительная диета – это вам не бифштексами давиться, в целом подопытные гораздо слабее своих «сверстников». Именно это я и имел в виду, когда говорил о «Колоссе на глиняных ногах». У нас получилась обратная ситуация – глина пошла на туловище, а конечности сделали из легированной стали. Такие пластины не всякая автоматическая пушка пробьет и не всяким снарядом. Я, разумеется, говорю о полноценном состоянии, а не о нынешнем.

– Вот бы мне такие пластины в бронежилет.

– Рядовой Риччи, кто тебе позволил разевать пасть?!

– Виноват, сэр! Само собой вырвалось! Мыслил вслух! Думал над повышением своей боеспособности!

– А думать тебе кто разрешал? Сынок, для того чтобы думать, сам Бог придумал офицеров. Не надо это делать, ничего хорошего не надумаешь. Ты понял?

– Так точно, сэр!

– Сынок, твоя идея так себе, эти пластины хороши лишь на живой особи. Стоит только ей испустить дух, и они сразу начинают пробиваться ржавыми гвоздями. Да, кость, или что там у них вместо нее, прочна, но не настолько. При жизни ее укрепляет что-то, чему ни наши, ни здешние умники не нашли понятного объяснения. Что-то вроде местного колдовства, в этом проклятом месте хватает самой разной чертовщины. Ладно, вернемся к нашей особи. Восемь лет диеты, от которой ее временами рвет кровью и слизистой желудка, регулярные ампутации и инъекции яда. А вот здесь и здесь вы видите клинья, они пробили тело до спинного мозга. Их периодически вращают в ранах, повреждая отдел спинного мозга, который отвечает в основном за контроль над конечностями. Особь не может даже пальцем пошевелить, она парализована, у нее недержание сфинктеров и не опускаются веки. Она даже моргать не в состоянии, поэтому глаза постоянно пересыхают. Сомневаюсь, что она способна различать что-то, кроме яркого света. Полная беспомощность, растительное существование, но при этом тварь все чувствует. Неспособна почесаться, не может соринку из глаза вытащить или хотя бы губы облизать, ее даже кормить приходится через зонд, иначе пища в желудок не попадет. И говоря о чувствах, я подразумеваю в том числе и боль. Боли ей достается на семерых, здешние шарлатаны неистощимы на грязные выдумки. Они сверлят суставы, заливают кислоту в пропилы на броне, делают ампутации, как механическими пилами, так и газовыми резаками. Вот, полюбуйтесь, они даже до спорового мешка добрались, видите дыру?

– Сэр, они вытащили содержимое? Но почему тогда тварь жива?

– Ничего они не вытащили. От бобов, или от непрекращающихся мучений, или по другой причине, но за все восемь лет здесь не выросло ничего. Загляните в дыру, внутри все ссохлось, споровых тел нет и не было, это регулярно проверяли при помощи рентгеновского аппарата. Настоящее чудо, одно из редких открытий, которые сумели сделать местные шарлатаны, ведь раньше считалось, что при таких размерах пустых тварей не бывает. Так что наша особь – во всех отношениях уникальная. Я думаю, что все дело в причиненных ей страданиях. Восемь лет пыток и растительного существования – приличный срок, чтобы доконать любого. Взгляните на его глаза, они сухие, они ссохлись, как подвяленный мандарин, но при этом уголки у них всегда мокрые. Понимаете почему? Да потому, что особь постоянно плачет. Вы только подумайте – восемь лет непрерывного плача, оно день и ночь оплакивает себя. Посмотрите как следует на это и подумайте, что вы предпочитаете – стать полноценной частью моего подразделения или выбрать участь, кошмарнее которой не смогли придумать все наши голливудские писаки, занимающиеся дешевыми сценариями и комиксами. Как следует подумайте.

– Тут и думать нечего, сэр!

– Капрал Финч, в таком случае мне нужен четкий и однозначный ответ – кто это сделал. Мне известно, что как минимум одному из вас известна правда. Речь не идет о соучастии, пока что я могу говорить лишь о том, что вы прикрываете человека, который опасно навредил нашему подразделению. Но учтите, что ваше молчание может все усугубить. Итак, назовите мне его.

– Это Мэнсон, сэр… – ответили неохотно, приглушенно.

– Рядовой Риччи, похвально, что ты не стал его укрывать. И на будущее всем троим хочу сказать – говорите сразу, когда я вас спрашиваю. Именно я, с другими можете юлить, если это не идет во вред подразделению. Мне уже столько раз приходилось возить таких, как вы, взглянуть на это вечно хнычущее убожество, что я давно сбился со счета. Мне не меньше, чем вам, неприятно это зрелище. Запомните – много раз смотреть на тварь могу лишь я, а вы второй раз ее не увидите, потому что второго раза не будет. Вы или часть моего подразделения, или нет. Надеюсь, все осознали, что второй вариант неприемлем. Или остались вопросы?

– Никак нет, сэр!

– В таком случае марш к машине. И позовите Омара, хочу сказать ему пару слов.

– Но, сэр…

– В чем дело, Финч?

– Надеюсь, вы не задержитесь? Ресурс фильтров, сэр.

– Фильтры – это моя забота. Противогазы – моя забота. Транспорт – моя забота. Вытаскивать ваши шкуры из всех задниц этого говенного мира – тоже моя забота. У меня тысячи забот, а у вас всего одна – беспрекословно выполнять мои приказы. Я ваш командир, вы мои солдаты. Как видите – все просто. Что-то неясно?!

– Никак нет, сэр!

– Марш в машину! И не забудьте позвать этого садиста.

Уши вновь уловили звуки удаляющихся шагов трех человек, причем это были другие люди. Трэш по-прежнему не понимал, каким образом он это определяет, но нет ни тени сомнений – он действительно умеет различать без помощи зрения. Как-то научился, несмотря на сверлящую голову боль.

Или всегда умел?

Неизвестно.

Скрип закрывающейся двери, тишина, если не считать шума дыхания оставшегося человека. Тот так и стоит за спиной, его не видно, зато слышно прекрасно, и нос улавливает запах. Неприятный запах, что-то чужеродное, щекочущее ноздри, не имеющее отношения к живому.

Или даже губительное для всего живого.

– Ну что, Нэш, наверное, не думал, что так все закончится?

Что? Какой такой Нэш, это ведь не его имя. Человек задал вопрос? Но как ответить, если из непослушной глотки не вырывается ничего, кроме нечленораздельных звуков?

Но Трэш попытался, он попробовал спросить:

– Что со мной?

Увы, вместо слов получилась все та же смесь урчания с клокотанием. Омерзительные звуки, информации в них ноль.

– Да, Нэш, жизнь – жестокая штука. Особенно она нехороша, если ты оказался в месте, где тебе совершенно нечего делать. Но ты не переживай, скоро все закончится. Я тебе не Сатана, и это не ад, хотя некоторые со мной не согласятся. Каков бы ни был твой проступок, наказание за него не должно длиться вечно, иначе в нем нет смысла. Я отпущу тебя, Нэш, потерпи немного, скоро все закончится.

Скрип двери, торопливые шаги человека. Не трое – один пришел, тот самый – в чистом белом халате.

– Господин полковник, вы меня звали?

– Да, доктор Омар. У меня к вам пара вопросов по поводу этой особи.

– Что-то не так?

– Ваш интендант жаловался, что на нее в последнее время уходит много продуктов.

– Да, так и есть. Но расход можно сократить, если отказаться от ампутаций. Тогда не придется затрачивать ресурсы на обширное восстановление, оно слишком истощает подопытного. Если вы дадите согласие, мы введем в позвоночник постоянный зонд и будем периодически разрушать двигательные центры высокочастотными импульсами. Технология отработана на других особях, сбои случаются редко, и их обычно можно контролировать. Это не отразится на болевом пороге, он будет ощущать все по-прежнему, как вы и заказывали.

– В этом нет нужды. Просто уничтожьте его.

– Простите?.. Но, господин полковник, не относитесь к этому всерьез, у нас нет недостатка в продовольствии, нам не сложно заготавливать его, сколько угодно.

– Доктор Омар, даже если бы у вас возникли проблемы со снабжением, это были бы исключительно ваши проблемы, а не мои. Мне не жаль ваших бобов и крупы, я отдаю этот приказ по другой причине. Все дело в том, что ваш подопечный стал другим, он серьезно изменился и больше не может выполнять свою задачу.

– Задачу?

– Вот именно, у него была задача, и он перестал с ней справляться. Он стал слишком большим. Слишком. В таком виде он пугает моих солдат, а их должны пугать последствия нарушений моих приказов, а не твари Стикса. Он мне больше не нужен, так что заканчивайте, достаточно с него. И подумайте насчет адекватной замены.

– Не совсем вас понимаю.

– Мне нужен кто-то страшный и жалкий одновременно, а не эта гора брони с глазами грустного маньяка.

– Я вас понял, мы попробуем что-нибудь подобрать.

– Вот и отлично, я на вас надеюсь. А что там за проблемы со стерильностью флакон-контейнеров?

– Об этом лучше поговорить на месте. И еще желательно позвать Краба, он заведует этим хозяйством.

– Ну так зовите и ведите, у меня не так много времени осталось.

– Это вас почти не задержит. Но я должен уточнить, каким способом?

– О чем вы?

– Ну… о подопытном. Каким способом нам это сделать?

– Он теперь целиком ваш. Как хотите, так и поступайте, не мне вас учить заниматься вивисекцией.