Buch lesen: «Хроники Бальдра. Творение рук человеческих»

Schriftart:

ISBN 978-5-4496-3872-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

– Артур, совет директоров вынес решение о переносе исследовательского полигона на отдаленную планету.
– А я здесь при чем?
– Как это при чем? Ты у нас начальник отдела терраформирования – найди им подходящий булыжник в космосе! Да побыстрее – всю плешь уже проели своим нытьем. Что они, что экологи – встал им наш полигон поперек горла… Зато теперь хоть самим соваться к опытным образцам не придется, и места станет побольше.

– И тогда, дитя, Бледные создали нашу планету. Бальдр! Паря в бескрайней пустоте Кархайма, они усилием воли возвели все эти скалы и леса, поля и плоскогорья, а потом заселили плодородные края существами по собственному подобию. Нами, юный Верманд, людьми! Наш род был первым, кто покорил дикий мир Бальдра, но Бледные оставались недовольны их недостойными слугами – слишком малочисленны мы были, слишком медленно выполняли божественные приказы! Тогда Бледные вдохнули жизнь в непокорных цвергов – и горы, сгибаясь под ударами кирок и молотов, склонились перед ними. Дикие альвы и свирепые осинники наполнили леса, и Бальдр постиг гармонию, постиг баланс… Священная обязанность людей, Верманд, выполнять все приказы Бледных, высшего космического суда, надзирающего над нами всеми. Храмы высятся в их честь, возведенные нашими руками, не знающими отдыха; молитвы возносятся к небесным высотам, достигая ушей создателей. И колдуны, посланники богов, идут во все концы Бальдра, неся святую волю Бледных. Нет призвания важнее! Только избранным доверяют боги волшебные «пульты», только мы, колдуны, имеем право и могущество использовать их.

– И ты все-все можешь, дядя Сверр? – спросил я, восхищенно всматриваясь в длинную черную бороду с проседью цвета льда.

Волшебник рассмеялся и погладил меня по голове. Подумав немного, он ближе придвинул свечку, чтобы я все мог разглядеть как следует; мягко Сверр Тучегон вложил в мои ладони то, что колдуны называли пультами. Странная штука, вроде бы выкованная из металла, но невыносимо ярко светящаяся всеми цветами радуги; по светлому кругу на нем то и дело пробегали неизвестные мне руны.

– Это слова Бледных, язык богов, голос самого Кархайма, – вдохновенно произнес мой дядя, – и мы должны чтить желания небожителей и выполнять их беспрекословно.

– Я тоже стану колдуном, когда вырасту?

Старик улыбнулся и забрал пульты.

– Кто знает, малыш. Кто знает… Когда тебе исполнится двадцать два года и два месяца, ты будешь держать ответ перед Оракулом. Тогда и решится твоя судьба.

– А кто такой этот Оракул?

– Не «кто», дитя, а «что». Это окно в мир Бледных, которое они оставили нам в дар. Через него боги смотрят на претендентов, решая, достоин ли ты нести их волю. А теперь, Верманд, беги к отцу. Уже поздно, конунг скоро тебя хватится и накажет за непослушание.

Я побежал прочь, к замку, оставив позади хижину Сверра. А колдун еще долго сидел в глубокой задумчивости, поглаживая бороду и глядя мне вслед.

Глава первая

– Не опасно ли предоставлять дикарям достижения земной науки? Мы же их недавно туда поместили, они неотесанные варвары!
– Нам так или иначе нужны люди на Бальдре, чтобы можно было контролировать ситуацию прямо с Земли, а устанавливать там лаборатории или посылать персонал слишком накладно. Мы выбрали из местных наиболее смышленых, выдали урезанные версии пультов локальной передачи материи… Метод прошел все испытания – благодаря культивированной религии наши указы выполняются беспрекословно и точно в срок. Эксперименты с ДНК динозавров уже запустили, проект «Цверг» пока под наблюдением.

– Вот так, сынок! А ну, не зевай!

Конунг взмахнул мечом, и я ловко уклонился. Еще один выпад, снова и снова – все мимо! Летний день был прекрасен – такой теплой погоды не помнили даже старожилы королевства. Щебетание птиц, ласковое, даже чересчур приятное касание лучей обеих звезд… Неподалеку раздавался смех матери, наблюдавшей за тренировкой мужа и любимого сына.

– Верманд, задай ему! – смех мамы лился трелью, она оперлась на каменную ограду тренировочного поля; золотистые волосы, забранные в косу, казалось, искрили на солнце.

– Мал он еще, – тяжело дыша, ответил конунг, верховный правитель Стохетхейма – и, по совместительству, мой отец.

Мне – четырнадцать лет по исчислению Бальдра, а ему – уже сорок пять. Все мои старшие братья предпочли в свое время пути меценатов, дипломатов и градоправителей; некоторые, несмотря на относительно юный возраст, занимали почетные резные стулья в совете ярлов. Поэтому отцу ничего не оставалось, кроме как упражняться во владении мечом со мной, младшим сыном, любимчиком всего Стохетхейма. Уже в детстве я доходил отцу ростом до плеча, что удивляло даже высоченных начальников дружин – сверстники были как минимум на голову ниже.

Поднырнув под удар отца, я сделал выпад, и деревянный клинок едва не уперся конунгу в грудь. Отец отпрянул, но явно замешкался – не ожидал от сына такой прыти. Удивленно выдохнув, он снова пошел в атаку.

Бальдр. Мой дом, родная планета, колыбель человечества – убаюканный богами рай, чудо природы. Расселившись повсюду, люди гордо несли свои знамена, но ярче и прекрасней всех был флаг Стохетхейма – бордовое полотнище с перекрещенными мечом и охотничьим рогом. Края флага расшиты золотом – имена конунгов навсегда украсили его. Достойнейшие из достойных, правители крупнейшего города планеты вели людей в будущее, балансируя между миром и войной, черпая мудрость из Оракула – великого артефакта Бледных. Именно сюда, в Стохетхейм, прибыли в незапамятные времена посланники небес и бескрайнего Кархайма, чтобы одарить человечество магией великой мощи. Но за силу нужно платить – колдуны, те, что получили магические пульты, заключили нерушимый договор. Слово Бледного – закон, бога гневить нельзя. Если колдун посмеет ослушаться, то лишится магической силы и пультов, а Оракул для него замолчит навеки. Кланов, человеческих деревень и городов на Бальдре возникло великое множество, но сердцем мира всегда оставался Стохетхейм – каждый год к моему дому, дворцу конунга, приходили сотни паломников со всего света, чтобы хотя бы издалека посмотреть на Оракула и познать суть бытия. Даже цверги, бывало, посылали делегации с богатыми дарами, чтобы получить аудиенцию у Бледных.

Мы сошлись вплотную, скрестив деревянные мечи так, что они натужно заскрипели. Резко уведя клинок отца в сторону, я что было сил толкнул его плечом в грудь. Ухнув, конунг отступил на шаг. Я, светясь от счастья и едва сдерживаемого смеха, приставил острие к шее отца.

– Ха-ха! Проиграл! Проиграл!

Отец засмеялся и отвел пальцем грозное оружие подальше. Добродушно похлопав меня по плечу, он смахнул пот со лба:

– Молодец, сынок. Сегодня ты превзошел сам себя, и меня в придачу.

– А ты не поддавался?

– Честное слово конунга, – все еще улыбаясь, отец положил руку на сердце, – беги к маме, расскажи о триумфе. Вон, как она смеется…

Я, издав победный вопль, кинулся в объятия матери. Старший брат конунга, мудрейший из колдунов, Сверр Тучегон, подошел ближе, появившись будто из ниоткуда. Кивнув головой, он как-то по-вороньи посмотрел на брата, правителя Ингварра Благородного.

– Мой племянник растет не по годам… В четырнадцать лет победить конунга дано не каждому.

– Тренировки идут ему на пользу, – мягко улыбаясь, ответил Ингварр, – у мальчишки талант к ратному делу. Ему стоило родиться в семье начальника дружины. Королевский лоск – не для него.

– Я, как верховный колдун, обязан докладывать об успехах членов королевской семьи нашим богам. У Верманда огромный потенциал – он развит, любознателен и просто жаждет новых знаний. Я не имею права давать ему обращаться с пультами или учить заклинаниям, но он просит все настойчивее. Ты уверен в своем решении, Ингварр? Я иду против космических сил, скрывая его от Бледных, да простит меня Кархайм за эти слова…

Отец внезапно посуровел и глаза блеснули сталью:

– Мы уже много раз это обсуждали, Сверр. Я знаю, что мы – посланники богов, и не мешаю колдунам делать свое дело. Но иногда то, о чем нас просят…

– Молчи, ибо страшна кара Бледных, – шикнул Сверр, встопорщив бороду.

– Просто держи моего сына подальше от волшебных фолиантов и пультов. Едва Бледные узнают о нем, как сразу станут прочить в колдуны, а я не хочу ему такой судьбы. Он не заслужил.

Тучегон смотрел вдаль, туда, откуда на прелестный день надвигались темные дождевые облака. Порой проседь в его бороде блестела так, что казалось, будто на лице колдуна повисли сосульки.

– Ладно, – нагнувшись, Сверр подобрал деревянный меч, который я радостно бросил в пыль после победы, и отдал брату, – скажу, что юный Верманд питает страсть исключительно к ремеслу воителя. Это не будет ни ложью, ни правдой.

– Спасибо, Сверр.

– Благодари небеса за благосклонность.

Сверр зашептал слова на чужом языке, от которых по спине конунга побежали мурашки; пульты завибрировали и налились насыщенным синим цветом. Колдун воздел руки к небу, и, повинуясь воле мага, пульты издали низкий гул. Мгновение – и все затихло. Хмурые облака рассеялись и растворились, оставив небосвод совершенно чистым. Ингварр вздохнул и собрался было что-то сказать, но я уже успел вырваться из рук матери и примчаться назад.

– Папа, пойдем упражняться в стрельбе из лука!

– Конечно, Верманд, идем на стрельбище, – осекшись, отец рассеянно потрепал меня по голове.

Он взял меня за руку и повел прочь; я обернулся и успел заметить, как дядя Сверр медленно летит к своей хижине, паря в полуметре над землей.

– Вот будет тебе семнадцать, припишу к одной из дружин, – задумчиво, скорее самому себе, говорил папа, – наберешься опыта, поездишь по окрестностям, уму-разуму у воеводы поучишься. А там и до своей дружины недалеко. Ну, а потом… Да здравствует конунг Верманд Воитель.

Отец довольно улыбнулся, проведя рукой по длинным черным волосам, а я, наоборот, нахмурился:

– Как это, конунг Верманд? А ты? Ты – правитель Стохетхейма, куда уж мне до тебя!

– Я не вечен, сын, как и любой из нас. Рано или поздно, но настанет момент, когда я не смогу больше верно править королевством, а мою статую из самого старого дуба в саду поставят в Зале Славы, рядом с другими конунгами прошлого.

– Но я не хочу, чтобы ты уходил.

– А я и не уйду. Я займу свое место в небесных чертогах, рядом с Бледными, и буду смотреть, как ты правишь. А потом – как будет править твой сын. И сын твоего сына… Все твои братья слишком уж отдалились от государственных дел – не по плечу им такая задача. Управлять маленьким городом – это не судьбы королевства вершить.

– А что, если я стану колдуном? – беспечно спросил я.

Отец закусил губу.

– Брось ты это, сынок. Ты – прирожденный воин! Оставь магию седым старцам. Ну, вот уж и стрельбище.

Стрельба из лука давалась мне так же хорошо, как и фехтование. Свистя, стрелы одна за другой вонзались в потрепанную мишень, а отец прямо расщедрился на похвалы, что с ним случалось не так уж и часто. Я туго натянул тетиву и прицелился точно в «яблочко», как вдруг к ограждению подбежал запыхавшийся гонец. Я удивленно обернулся и опустил лук.

– Стреляй, не отвлекайся, – погрозил мне отец и отошел к посыльному.

– Милорд, срочные новости из Требьорна! Среди жителей волнения; выгнали колдуна из поселения! Грозятся прервать все торговые сделки и заблокировать дороги к деревне.

– Что их тревожит?

– Они отказались принимать волю Бледных. Колдун хотел исполнить священный долг, но жители ему не позволили.

– Ох, опять… – покачал головой конунг.

– Доставить приказ дружинам?

– Нет, нет, погоди. Я сам пойду и распоряжусь, чтобы сначала выслали ярла со свитой для переговоров. Попробуем решить все мирно, Бальдр и так трясет от волнений. Верманд! – крикнул он мне. – Продолжай упражняться и возвращайся в замок к обеду. Справишься сам?

– Конечно!

– Ну, хорошо. Идем, – кивнул конунг гонцу.

Я остался один и, пожав плечами, пустил в цель очередную стрелу. Такие вести не были необычными – хоть Стохетхейм и был оплотом религии и порядка, отдаленные города и деревни порой охватывали целые восстания. Люди не хотели подчиняться Бледным и их решениям, в безумной ереси прогоняя колдунов конунга. На их несчастные головы обрушивалась праведная кара – дружины сокрушали несогласных, а иногда и цверги, соблюдая древний договор с людьми, подавляли бунты в небольших селениях. Но отец не любил, когда цверги вмешивались – он вообще не доверял этому народу. «У цверга что ни слово – то загадка, они за нос нас водят да посмеиваются», – всегда говорил Сверр. Я видел их пару раз на официальных приемах – мне показалось, что они что-то знают такое, о чем не догадываются другие, и потому чуть не лопаются от гордости. Только альвов и осинников не посещали королевские колдуны – с дикарями Стохетхейм либо воевал, либо находился в шатком мире.

Вздохнув, я снова туго натянул тетиву, и уже собрался было поразить мишень, как меня окликнул звонкий голос:

– Верманд! Ты чего это тут делаешь один?

От неожиданности я дернулся, и стрела просвистела куда выше цели, отправившись в далекий полет в лесок за замком. За оградой раздалось хихиканье – девочка, зажав рот обеими ладонями, едва не падала со смеху.

– Кэри! Ты испортила такой выстрел! Что тут смешного?!

Кэри была моей подругой детства, дочерью одного из ярлов, толстого и усатого, как морж. Имени его я никогда не слышал, что, впрочем, меня и не заботило. В тринадцать лет Кэри нечем было занять себя, кроме бесконечных игр. Видимо, сюда входили и пакости лучникам. Огненно-рыжие волосы, почти до пят, по обыкновению растрепаны; служанки сбивались с ног, пытаясь поймать и причесать маленького беса. Тут-то они ее точно не отыщут – кому могло прийти в голову, что девочка сбежала на стрельбище?

– Извини, я не хотела! – все еще смеясь, заявила Кэри. – А где твой папа? Мне кажется, я слышала его голос.

– А, – я махнул рукой, – он ушел по делам. Пришел гонец и опять, наверное, принес нехорошие вести. Всегда так – стоит только начать веселиться, как политика все портит.

Еще один выстрел, и стрела воткнулась чуть выше центра мишени. В колчане пусто.

– Как успехи?

– Все попал, кроме того раза, который ты испортила! А ты-то тут что делаешь? Пришла поглядеть, как я стреляю?

– Нет, конечно, скукотища! Я иду к хижине кол-ду-на! – заявила Кэри, показав язык.

– Дяди Сверра? Ха! Кто ж тебе разрешит? Даже на меня папа ругается, когда я к нему хожу! Тебя поймают и выдерут!

– А вот и не выдерут, – Кэри снова показала язык, – никто меня не поймает! А ты что, расскажешь? Ябедник!

Девочка со смехом побежала прочь, к далекой хижине Сверра, видневшейся на самом краю небольшого леса.

– И совсем я не ябедник! Эй, подожди! – я пустился следом.

Разве можно позволить подруге веселиться и развлекаться, в то время как я тренируюсь? Ни за что! Раз она идет подсматривать за колдуном, то я тоже! Мне удалось нагнать Кэри почти у самой хижины. Оттуда доносились приглушенные голоса – видимо, у волшебника гости, но невозможно было разобрать и слова.

– Вот пристал ко мне! – обернулась Кэри, задрав нос.

– Да тихо ты, – я шикнул, – у дяди слух, как у кошки, он сразу нас найдет! Иди помедленнее и говори шепотом, а то потом хлопот не оберемся… Слышишь? Он не один.

Девочка кивнула и подкралась к стене дома. Я последовал ее примеру и аккуратно заглянул в мутное окно – разглядеть хоть что-то оказалось тяжело, но я заметил внутри два темных силуэта. Мужчины спорили. Я посмотрел на девочку и прижал палец к губам. Кэри кивнула и прикрыла губы ладонью.

– Ты знаешь, из-за чего они бунтуют, Сверр. Люди недовольны странными желаниями Бледных. Ты же верховный маг! Неужели нет способа договориться с ними? Оракул нем уже неделю – что случилось?

Голос отца! Значит, он не пошел в замок?

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, брат! – вскипел Сверр Тучегон. – Это боги, а не жалкие люди! Им незнакомы наши понятия, справедливость, жалость – их решения опираются только на космическое правосудие… Как ты собрался с ними договариваться?

– Но должен же быть путь…

– Нет! Его нет и точка! Наша священная обязанность – выполнять все требования великих Бледных; мы для этого сотворены! Забыл старые летописи? Я больше не хочу слышать и слова про этих грязных еретиков – в своей гордыне они позабыли об истинном предназначении! – тон колдуна чуть смягчился. – Ты послал одного из ярлов. Это мудрое решение. Но не дай жалости тебя ослепить – мы должны покарать тех, кто будет упорствовать.

– Да, Сверр, – вздохнул конунг, – ты прав. Как всегда. Спасибо, что разбудил во мне голос разума.

– Ингварр, о, Ингварр… Твоя доля тяжела. Править королевством – сложнейшая из задач. Помни, что ты избран Бледными; не подведи наших богов. Постой… Кажется, у нас незваные гости.

Я услышал, как загудели магические пульты в руках колдуна. С невероятной скоростью надо мной и Кэри появились маленькие тучки, и мы вскрикнули от неожиданности, когда на головы обрушился холодный дождик. Окно распахнулось, и на свет дня показалась сначала борода, а потом и лукавое лицо дяди Сверра:

– Так-так-так… Я слышал, Ингварр, что твой сын растет воином, но не знал, что он еще и шпион! Да еще и даму прихватил с собой!

– Неправда! – я пытался закрыться руками от дождя. – Это ее идея! Я просто отговорить хотел!

– Вот ведь ябеда! – Кэри толкнула меня и хотела убежать, но Сверр со смехом взмахнул пультом, и крепкие корни деревьев оплели девочке ноги.

– Разве я не говорил тебе, что нехорошо шпионить за взрослыми? – отец схватил меня за ухо. – Тоже мне, Верманд Воитель! Никакого обеда – а ну, живо за тренировки! Еще два колчана, и чтобы ни одной стрелы мимо, слышишь?

– Ну, не лютуй, – хохотал дядя, – а эту маленькую валькирию я сам отведу отцу.

С досадой я пошел назад, на стрельбище. Обернувшись, увидел, как Сверр твердым шагом направляется к замку, ведя за руку непослушную Кэри. Она упиралась; встретив мой взгляд, показала язык.

Глава вторая

Личный дневник Артема Смолякова, ведущего специалиста по генной инженерии компании «Доступная Вселенная», запись двести шестнадцатая: «Сочетание кошек и людей ожиданий не оправдало. Эксперимент провалился с треском – ни внешний вид меня не устроил, ни поведение. От кошачьих гибридам досталась разве что свирепость; тем не менее, руководство выдворило их на Бальдр и приказало мне свернуть исследования в этом направлении. Не очень-то и хотелось».

Осенний день швырял в нас листьями, а кони топтали их подкованными копытами. Я, вместе с другими дружинниками, возвращался из патруля, пролегавшего по вполне обычному и давно изведанному маршруту. Впереди – воевода Олаф Оленерогий; самая трудная часть пути осталась позади, как и одна из деревень, где жители начали не в меру сильно роптать на указы Бледных. Обошлось без кровопролития – угрюмые деревенские ремесленники отступили, здраво оценив свои шансы против дружинников конунга. Ха, самоуверенные глупцы! Будут знать, как спорить с богами!

Лесная тропа и пение птиц располагали к приятным думам; улыбаясь солнечным лучам, я едва следил за конем, позволив ему самому выбирать дорогу. Трудно оставаться серьезным, когда тебе семнадцать лет, а на лице нет даже мало-мальски солидной бороды – важнейшего атрибута стохетхеймского воина. Несмотря на это, во мне сразу признавали особу королевских кровей – так сильно я стал похож на отца. Выше остальных дружинников едва ли не на полголовы, с длинными черными волосами, забранными в хвост; точеные скулы, крепкое сложение и глаза цвета меда и ранней осени – иногда от молодых девушек Стохетхейма некуда было деться. Отец не наврал с обещаниями тогда, давно, три года назад – а ведь я все помнил слово в слово. В середине весны меня отдали под руководство Олафа, и в дружине суровые ветераны быстро зауважали меня за силу и искусство владения мечом. До сих пор, правда, сражаться мне доводилось только с манекенами, набитыми соломой, а вот про Олафа поговаривали, что он сразил дракона один на один! Верилось слабо – старый воевода едва ли походил на героя легенд, а вот в тактике и стратегии равных ему было не сыскать.

Нас обступили сосны-гиганты и мохнатые ели, похожие на больших колючих медведей; то тут, то там пробегала ловкая белка или щелкал шишками клест. Из транса меня вывел громкий смех одного из дружинников, огромного Бьорна Драчуна, – раззявив беззубый рот, он от души хохотал, неистово стуча ладонью по бедру. Рядом с ним ехал его закадычный друг Тир, и, видимо, как всегда, рассказывал несмешные истории, которые Бьорну казались забавными. Зубы Бьорна нашли свой безвременный конец на городских площадях. Он слыл большим любителем подраться и никогда не упускал шанса дать кому-нибудь тумака. Впрочем, и сам получал по заслугам. Я поплотнее закутался в плащ, подбитый мехом, и поправил щит на спине. Потянувшись к походной сумке, извлек небольшой бурдюк с чистой водой и мятую карту. Скоро оба солнца начнут сонно клониться к закату – и тогда уже сложно будет что-то разглядеть. К ночи наш отряд должен добраться до Инностинга, небольшой деревушки, уютно расположившейся на поляне у реки. Только теперь, повзрослев и вступив в дружину, я понял, насколько неблагодарны стали жители окрестных селений; несмотря на все старания отца, бунты разгорались с новой силой, и иногда я даже начинал сомневаться в том, что колдуны выполняют указания Бледных так, как велит дядя Сверр. Ну нельзя же все время противиться богам! Так или иначе, из Инностинга пришла весть о том, что местного друида побили палками и сломали ему волшебные пульты. Жители сами подписали себе приговор – и мы спешили привести его в исполнение. Затем – небольшой переход через дремучий ельник, а там уже и Стохетхейм покажется на горизонте. Я сделал несколько больших глотков воды и утер губы. Припасов оставалось немного, благо, что путь короток. После того, как жители деревни примут заслуженную кару, мы пополним запасы и двинемся дальше.

Спустя примерно час солнца Бальдра стремительно скатились по небосклону, погрузив планету в темно-синие сумерки. Я, поторопив коня, подъехал ближе к хмурому Олафу:

– Скоро ли Инностинг?

– А что, малец, спешишь меч в кровь окунуть? В таких делах торопиться не надо – лучше словами скреститься, чем клинками.

– Насчет Инностинга отец сказал твердо – наказать. Значит, придется биться, а жители вряд ли дадут себя просто так приструнить.

– Это ты верно подметил; наш род человеческий таков, что себя в обиду давать не привычен. Раз конунг сказал, что наказания не избежать, стало быть, будем головы рубить. А что до пути нашего, так гляди, вот уже и огни меж стволов сосновых мелькают.

И верно – сощурившись, я разглядел вдалеке небольшие хижины, плотным рядком выстроившиеся недалеко от маленькой реки. Кивнув, я вернулся на свое место в строю, а сердце сжало нехорошее предчувствие; кусая от волнения губы, я проверил, легко ли достается меч из ножен. Отец наградил меня этим мечом на семнадцатый день рождения – не слишком длинный и не слишком короткий, он был идеально сбалансирован, лежал в руке как влитой. Вскоре я полюбил его без памяти и гордо назвал Бардом за музыкальный звон, который он издавал при каждом взмахе. Меч для дружинника Стохетхейма – все равно что родной брат, воплощенный в металле, с ним не расстаются, разве что клинок не выдержит и сломается в бою.

Вскоре затихли и шуточки Тира, и неистовый гогот Бьорна – тихо переговариваясь, дружинники готовились к бою. Проторенная тропа вывела нас из ряда деревьев – и Инностинг показался во всей красе. Кажется, люди не спали; в окнах мелькал свет, да и на улицах метались тени – как будто жители бродили с факелами.

– А ну, друзья, прибавим ходу! – крикнул Олаф и устремился вперед, а за ним и все остальные.

Я, словно в забытьи, старался поспевать, а сам думал только о том, как сейчас схлестнусь в бою с каким-нибудь деревенщиной, который наплевал на все законы царства человеческого. Перед глазами так и стояло его бородатое лицо – рот в пене, глаза горят… Наконец, мы ворвались в деревню и поспешили к главной площади. У дверей хижин стояли хмурые женщины с детьми; малыши что-то спрашивали и указывали на нас пальцами, а матери только шикали да провожали нас взглядами. Мужчины собрались на площади – широкой вытоптанной поляне между домов, в центре которой стоял небольшой помост для выступающих. Здесь проводились собрания и объявлялась глашатаями воля конунга и того, кого он представлял – Бледных. В нас впились десятки взглядов, таких же острых, как мечи и топоры; один из жителей, седой старик с факелом, вышел вперед. Олаф остановился прямо перед ним.

– Кто тут среди вас старейшина? – громогласно объявил воевода, смотря поверх голов людей, будто специально не замечая посланца.

– Я здесь старейшина, – спокойно ответил старик, – а вы, стало быть, псы конунга?

– Псы, стало быть, – усмехнулся Олаф, – а ты дерзить не спеши. Видят Бледные, не хотим мы мечи в ход пускать, но, коли заставите, так не дрогнем.

– А мы, – старейшина обернулся, и жители похватали дубины и вилы, – и сами не робкого десятка. Не нужны нам больше ни колдуны ваши, ни Бледные! Издавна мы идолы духам леса ставили – и сейчас не перестанем! Где это видано, чтобы друиды, которые за урожаем да зверьем следить должны, детей наших забирали?! В следующий раз мы такого колдуна не отпустим – вздернем на площади, да и пусть воронье ему глаза выест!

Толпа одобрительно зашумела, придвинувшись чуть ближе. Мой конь, волнуясь, грыз удила и беспокойно переступал на месте. Оленерогий обернулся к нам – в свете факелов его борода отливала серебром. Он сокрушенно покачал головой и едва заметным движением поправил ножны, чтобы удобнее было хвататься за рукоять меча.

– Что-то, старик, за нос ты нас водишь да головы морочишь. Никогда колдуны детей не трогали! Не хотите дань Стохетхейму платить, так и скажите! А всякие страшилки кому еще на ночь рассказывай!

– Да ну? А ты спроси у конунга своего, что друиду было приказано, а потом уж суди нас! В чем наше преступление, кроме того, что жить вольно хотим, да детей не даем в обиду? Нет вам хода в Инностинг; поворачивайте коней, а не то хуже будет!

– Точно! Проваливайте! Вон из нашей деревни! – загомонила толпа; Олаф едва успел поднять щит, как в него ударилось несколько брошенных камней.

– Ну все, старик, ты сам себе такую судьбу уготовил! За нарушение указа конунга и нападение на колдуна наказание – смерть! Мечи наголо!

Ну вот и все! Мое сердце билось все быстрее – онемевшими пальцами я с лязгом извлек Барда. Наша дружина ударила в толпу и прошла сквозь нее, как раскаленный нож сквозь масло. Меня опьянил бой – крики, звон оружия, запах стали и крови… Сознание помутилось, и, будто во сне, я рубил направо и налево, пока не отнялась рука. Не знаю, скольких мы отправили в Хель, царство мертвых; прошло совсем немного времени – не успела бы и маленькая свечка прогореть, как толпа дрогнула, рассыпалась, и люди побежали куда глаза глядят, побросав оружие. Олаф и остальные натянули поводья; я же, гонимый жаждой крови, помчался за старейшиной. Старик обернулся и, увидев меня, припустил еще быстрее, но споткнулся, повалившись на землю. Охнув, старейшина успел только перевернуться на спину, а я уже слез с коня и стоял над ним, тяжело дыша.

– Хорошо, хорошо, ваша взяла! – седой старец поднял руку. – Не губи, сжалься!

Я не слушал. Скривив губы, взмахнул клинком… Бьорн схватил меня сзади, прижав руки к туловищу:

– Остынь, парень! Хватит кровь лить, хватит!

Я бился в хватке громилы, изрыгая проклятия, пока голову не очистил луговой ветер, несущий запахи цветов и реки. Кровавая пелена отступила, и я заплакал, поняв, что только что натворил. Старейшина не смел поднять взгляда, сжав голову руками.

– Ну? Угомонился? Так всегда в первый раз, не хнычь – поди, воды попей да посиди. Вырвет – так не волнуйся, это нормально, – Бьорн выпустил меня, и я закашлялся – силач едва не задушил; не руки – а бревна!

Понурив голову и размазывая по лицу слезы, я побрел назад, к коню, и дрожащими руками схватил бурдюк с водой. Драчун оказался прав – тошнота подкатила внезапно, и я согнулся пополам. Утерев рот, бросил взгляд на меч – с него капала кровь, тягучая, как древесный сок. Будто издалека, донеслись слова Бьорна:

– А ты, старый, иди назад, в деревню, да заруби на носу себе – слово конунга священно! Не потерпит он такого бесчинства. Услышим снова о бунте, так легко не отделаетесь…

– Бледные вам головы совсем заморочили. Природа такого злодейства не выдержит – вот увидите, настигнут вас лесные духи, а уж от них мечом не отмахнешься! – прохрипел старик, поднимаясь на ноги.

Но Бьорн его уже не слушал – Олаф протрубил в рог, созывая дружинников. Я, все еще не придя до конца в себя, забрался в седло и вставил ноги в стремена. Оленерогий окинул меня взглядом и, что-то проворчав, кивнул.

– Бьорн, давай шустрее! Поторопитесь – наберите воды в бурдюки, хлеба возьмите из хранилища, если нужно… Имеем право по указу конунга! Нам еще по ночному лесу пробираться – не самое приятное занятие, так что давайте выступим поскорее.

Вскоре мы поскакали дальше, перейдя маленькую речку вброд; я то и дело оглядывался – тела лежали на поле недвижно, и к горлу снова подступала горькая тошнота, когда я вспоминал, как рубил жителей мечом. Он все еще лежал в моей руке – кровь никак не желала смываться, и я с остервенением тер клинок грязным куском ткани. Слова старейшины почему-то запали в душу – что он имел в виду, когда предупреждал о лесных духах? Неужели они и вправду существуют?

– Олаф!

– Чего тебе?

Я снова нагнал воеводу.

– А что, если старейшина был прав, и в этом лесу водятся духи? Не опасно ли ехать ночью?

– Утра ждать – опоздаем, нам нужно точно в срок вернуться, – покачал головой Оленерогий, – к тому же, не верь ты в эти глупости. Есть только Бледные и их высший суд; никаких духов или бесов в лесах отродясь не видели, а я пожил уже немало, да и повидал тоже. Так что, выбрось слова старика из головы – из ума он выжил. Лучше постарайся в седле не заснуть, а то еще ударишься о какой-нибудь сук, упадешь и шею свернешь. А меня за это конунг казнит потом.

Слова воеводы меня немного успокоили, но блеклая тень сомнения все же осталась. Ночь – хоть глаз выколи, будто все сажей измазали. Светлая луна покажется только завтра, продержится на небосводе три дня, а потом снова сгинет на неделю. Шорохи ночного леса нагоняли тревогу – то ухнет вдалеке сова, то кустарник треснет тонкими ветвями, словно кто крадется… Как знать, может, действительно кто-то смотрит на нас из темных зарослей? Мою душу охватило плохое предчувствие – хоть воевода и не верил в духов, я рос человеком довольно-таки суеверным, поэтому решил держать меч наготове всю ночь. Пусть этот лесок и располагался совсем рядом со Стохетхеймом, порой доносились слухи о разбойниках, которые становились с годами все смелее и отчаяннее.