Buch lesen: «Меня зовут Квазиморда»

Началась эта история давно – еще в детском саду, где меня впервые назвали не по имени. Ко мне прочно приклеилось смешное прозвище: Буратино. Но тогда я воспринимал это очень даже позитивно, ведь вряд ли найдется хоть один ребенок, которому был бы не по нраву веселый и озорной деревянный человечек. Но все продолжилось и в школе, куда мое прозвище перекочевало вместе с друзьями-детсадовцами.

Дело все в том, что у меня с рождения огромный и довольно уродливый нос с большой горбинкой, который никак не вязался с остальными среднестатистическими атрибутами моей внешности – самым обычным лбом, темно-русыми волосами, серыми глазами и ушами нормальной величины! И этот прискорбный факт с каждым годом давал о себе знать все острее. Ведь с возрастом мы более критично относимся к себе и окружающим. Что уж говорить об одноклассниках, которым дай только повод выставить кого-то на всеобщее посмешище, зло посмеяться над чужими недостатками или просто подколоть. Чисто психологически это даже поддавалось объяснению: такие люди, подшучивая над ближним, скорее всего, старались скрыть собственные комплексы и страхи, хоть как-то приподняться в глазах окружающих, поскольку иного способа выделиться у них не было. Почти всегда найдется человек, который не может спокойно пройти мимо физического недостатка, уродства или особенности, над которой можно бесконечно упражняться в остроумии. Кто прошел через подобное, меня поймет!

Став чуть постарше, я понял, что дело даже не в прозвище, с каждым годом становившимся для меня все более обидным, а в моем собственном восприятии своего лица, мешающем мне нормально учиться, общаться, да и просто существовать в социуме! Кто бы знал, как мне порой не хотелось идти в школу…

Девятый класс стал для меня новым непростым этапом в борьбе за нормальную жизнь и испытанием на прочность моего болезненного самолюбия.

Наша литераторша и классный руководитель Ленуся вдруг решила, что нам во что бы то ни стало нужно увидеть «Собор Парижской Богоматери», поставленный драмкружком городского Дома культуры, которым руководил ее сынок-неудачник Гоша, с успехом проваливший экзамен в театральный. С легкой руки этого новоявленного главрежа, периодически замахивающегося на классиков, первыми зрителями, ценителями и критиками стал наш 9 «В». Этому, безусловно, способствовала и Ленуся, шантажирующая нас без зазрения совести оценками по литературе и поведению.

– Вы себе не представляйте, насколько сложное и в то же время поэтичное это произведение великого Гюго! – закатывала глазки Ленуся. – А его главный герой горбун Квазимодо – фигура далеко не однозначная и до конца не понятая. То, что вы увидите на сцене нашего Дома культуры, на мой взгляд, является новым прочтением…

– А чего там такого непонятного, Елена Михална? – лениво поинтересовалась Машка Губенко – отличница и всезнайка. Машка гордилась своей фамилией, и на постоянный вопрос, не является ли она родственницей известного режиссера, загадочно цедила: «Все может быть!..»

– Тебе, Губенко, вообще должно быть стыдно, имея такую фамилию, задавать глупые вопросы! – не стала развивать свою мысль дальше Ленуся. – В общем, до субботы тому, кто читал, советую освежить в памяти это произведение, а кто не читал, хотя бы просмотрите краткие анонсы. Всем понятно?

Уже в понедельник ко мне прилипла новая ненавистная кличка – Квазиморда, трансформированная из имени звонаря-уродца. И это было очень обидно, несмотря на то, что Квазимодо, наряду с отвращением, вызывал также и чувство восхищения благородством своей души. А Машка при всех снисходительно и издевательски похлопала меня по плечуу: «Не расстраивайся, Мишаня: частица «квази» означает «как бы», понимаешь? То есть ты не просто морда, а как бы морда! Значит, тебе есть, куда стремиться! Из Буратино ты вырос уже в Квазиморду! Поздравляю с повышением!»

С тех самых пор меня в школе иначе никто и не называл.

Сравнение с Квазимодо было для меня довольно оскорбительным, хоть я для собственного успокоения связывал это имя по созвучию со своей фамилией – Квасов, а не с его явным уродством. Никогда не забуду, как описал Гюго лицо своего героя: «…четырехгранный нос, подковообразный рот, крохотный левый глаз, почти закрытый щетинистой рыжей бровью, в то время как правый совершенно исчезал под громадной бородавкой…»

Это определение буквально впечаталось в мой мозг навсегда, как проклятие, как несмываемое клеймо, как неотвратимое клише, которое, хоть и не отражало истинного положения вещей, но, тем не менее, нависало надо мной как скала, готовая вот-вот сорваться и раздавить меня всей своей тяжестью.

Был и положительный момент, на который я обратил внимание во время просмотра спектакля. Меня стала греть весьма банальная мысль о том, что суть человека определяется вовсе не внешней красотой, а внутренним содержанием человека, его душевными качествами. Да и само это имя – Квазимодо, ставшим уже нарицательным, всего-навсего обозначало первый воскресный день после католической пасхи, ведь по книге маленького уродца нашли именно в этот день. Но от этого самоуспокоения мне легче все равно не становилось…

В детстве, когда обнаружилась эта странная аномалия, моя мама, выяснив у ЛОР-врачей, что никакой физиологической патологии в моем носе нет, нашла ей объяснение в своей собственной родословной. Она предположила, что такому, с позволения сказать, украшению я мог быть обязан ее прадеду – выходцу из Закавказья, носившему черкесскую фамилию Дударов, которая досталась и моей маме.

И почему эта участь постигла только меня? Почему мне по наследству не перешел, например, нос моего отца, бросившего нас, когда я был еще совсем маленьким. Я мог часами любоваться его совершенным лицом на той единственной фотографии, хранящейся в нашем семейном альбоме, где он был запечатлен рядом с мамой. Я никогда не спрашивал у мамы, почему мы остались одни. Может быть, я боялся услышать от нее «страшную» правду о том, что он ушел из-за моего уродства? Конечно, став постарше, я понимал, что мой нос был абсолютно ни при чем, но другой причины я тогда не видел…

Всерьез задумываться над своей проблемой я начал именно после получения этого обидного прозвища. Конечно, кто-то может сказать: «Тоже мне, проблема! Мужчина должен быть чуть симпатичнее обезьяны! И черт с ними, недалекими одноклассниками, стремящимися самоутвердиться за чужой счет!» Я бы и сам так думал, если бы не одно «но». И этим «но» был человек, мнение которого мне было совсем не безразлично!

Оля! Вот кто будоражил мое воображение, вот чей образ не давал мне покоя уже три с лишним года! Но моя одноклассница, к которой я воспылал сильнейшими, как мне тогда казалось, чувствами, была также не досягаема для меня, как Луна или звезды на небе. Она либо попросту меня не замечала, либо чуть кривила в усмешке свои прекрасные губы, видя, как я неуклюже пытаюсь отбить очередной наскок беспечных приятелей на свое израненное самолюбие.

– Послушай, мама, – как-то вечером не выдержал я, сидя на кухне, – может, мне все же сделать ринопластику? Через год я окончу школу, но кошмар этот продолжится и после нее, в институте, например. Или хуже того – в армии, если не поступлю в ВУЗ!

– Может ты и прав, сын, – ответила мама задумчиво. – Если ты себя ощущаешь некомфортно, давай попробуем это изменить. Я тебя вполне понимаю. Мужчина тоже не должен чувствовать себя ущербным. А что касается денег, как-нибудь наскребем! Но в институт ты уж, пожалуйста, поступи!

Мы стали думать, как собрать неподъемную для нас сумму на эту операцию, Если влезть в кабалу кредита, то как отдавать, ведь мамина зарплата скромного инженера НИИ не позволяла это сделать. У нас не было ничего ценного, чтобы продать, отсутствовали также богатые родственники и состоятельные друзья. Заработать за столь короткий срок при условии, что мне нужно было интенсивно готовиться к вступительным экзаменам в ВУЗ, было просто нереально. Можно было бы обратиться к отцу, имевшему уже давно другую семью, но все упиралось в мамину принципиальную позицию по данному вопросу. Она даже слышать об этом не хотела.

Я ее понимал, но ничего другого мне не оставалось. Я считал, что увидев мой новый нос, она смирится, поймет и простит меня. По понятным причинам с отцом я никогда до этого не общался, поэтому пойти на такой шаг мне было довольно затруднительно, но игра стоила свеч. Найти его оказалось делом несложным. И вскоре у меня состоялась та незабываемая встреча, которую я так ждал и боялся!

Если судить по тому фото, мой отец изменился мало. Мы сидели в кафе и долго рассматривали друг друга, прежде чем он заговорил.

– Вот ты какой стал, Миша, – произнес он, наконец.

– Какой? Носатый, некрасивый? – спросил я с вызовом.

– Наверное, ты ненавидишь меня? – вопросом на вопрос ответил он настороженно.

– Вовсе нет, с чего ты взял? – ответил я совершенно искренне, и он заметно расслабился. – Просто всегда думал, что это я виноват в вашей размолвке. Из-за… моей внешности. Представляешь?

– Ты о своем распрекрасном носе? – искренне удивился он. – Ерунда полная! Просто мы с твоей мамой оказались разными людьми. Так бывает, к сожалению. Но я всегда выполнял свой долг, переводил алименты…

– Кстати, об алиментах. Папа, у меня к тебе просьба. Мне нужны деньги для ринопластики… – я говорил и видел, как постепенно гаснет его взгляд, изначально живой и заинтересованный, а когда я назвал конкретную сумму, он тяжело вздохнул:

– Да, деньги не малые. Но я дам тебе их. Пусть это будет моим вкладом в твое будущее. Раз уж все так вышло… А ты, значит, окончательно принял решение изменить свою внешность? Жаль, что в тебе проявились гены маминых кавказских предков, а не моих – сибирских! – он невесело усмехнулся. – Надеюсь, это сказалось только на твоей внешности…