Buch lesen: «Клятва мёртвых теней»

Schriftart:

Посвящается всем,
кто до сих пор мечтает переместиться
в Форкс, Мистик Фоллс или Аликанте

Пролог

Мама всегда говорила, что бояться нужно живых, а не мертвых.

Но она обманывала.

Мы ехали в машине, когда на улице стемнело. Я зевала, и от моего дыхания на окне оставались влажные следы, которые тут же исчезали. Огни неслись перед глазами. В зеркале заднего вида отражалось, как мама кусала губы.

Я поежилась в детском кресле, которое, как мне казалось, уже давно стоило убрать. Ведь в свои десять лет я не чувствовала себя ребенком и хотела сидеть спереди, но мама настаивала на своем, и тогда она морщила лоб.

Машина остановилась, погасли фары. Несколько мгновений мы провели в темноте, и я ощущала лишь стук пульса в висках. Мама развернулась ко мне, но слабые огоньки в салоне едва ли справлялись с тем, чтобы осветить ее.

Выражение ее лица оставалось скрыто тенью.

– Мора, доченька… Ты должна будешь посидеть здесь какое-то время. – Она пригнулась ко мне и переплела свои пальцы с моими.

– Почему?

Мама обреченно вздохнула, будто на мой вопрос не существовало ответа.

– Мне нужно кое-что сделать. Это ненадолго, – улыбнулась она.

Я не поверила ее вымученной улыбке ни на секунду. Что-то тревожило маму, отчего ее губы были искусаны до крови. Мне хотелось, чтобы мама снова искренне улыбалась, поэтому я послушно кивнула.

– Умница. – Она расстегнула мой ремень безопасности и ласково проговорила: – Ты можешь включить детскую радиостанцию, я уже настроила тебе нужную волну. Только постарайся слушать очень тихо и не подпевать. Тут он тебя точно не найдет.

Последние слова она сказала будто бы сама себе.

– Когда ты вернешься? – боролась я с зевотой.

– Скоро. Никому не открывай дверь. Если что-то случится, тут же позвони мне, хорошо?

Я снова кивнула, и мама поцеловала меня. Когда дверь машины захлопнулась за ней, я поспешила вытереть влажную от слюней щеку. Перебравшись на переднее сиденье, я представляла, как еще немного, и буду ездить на нем, точно взрослая. Наконец-то смогу увидеть, как мама умудряется не врезаться в машины, что едут впереди.

Но мама не вернулась спустя десять минут. И спустя пятнадцать тоже. Голубые цифры на приборной панели продолжали сменять друг друга.

Сделав глубокий вдох, я разблокировала дверь и вышла наружу. Розовые кроссовки с громким хлюпом опустились в грязь. Позабыв о переживаниях, что мама отругает меня, я сконцентрировалась на другом. На страхе, что с мамой что-то случилось.

Впереди виднелись надгробия, и я поняла, что мы припарковались на кладбище. Точнее, на его окраине, поросшей высокой травой и сорняками. При виде свежих дат на могилах меня затошнило, и появилось желание вернуться в машину. Но, сжав кулаки, я все же заставила себя зашагать между плитами с высоко поднятой головой. Ощущение страха из-за того, что мертвецы могли почувствовать мой блеф, никуда не делось.

– Это всего лишь земля и камень… Земля и камень, – бубнила я себе под нос.

Бояться нужно живых, а не мертвых.

Однако, сколько бы мама ни твердила об этом, при мысли о смерти колючие мурашки вновь пробегали по спине. Я застыла возле одной из самых новых могил, которая не успела стать серой, безжизненной и покрытой мелкими травинками. Она еще пахла свежей землей.

Тогда я и услышала голоса. Они доносились откуда-то справа, но вид мне закрывал большой склеп и деревья вокруг него. Я собрала все мужество, которое накопилось во мне за долгие десять лет, и направилась в ту сторону.

Скрывшись за широким дубом, росшим рядом со склепом, я увидела, как моя мама и трое других людей склонились над вырытой ямой. Мама что-то говорила и размахивала руками, а ее волосы развевал ветер.

Я впервые была на этом кладбище, да еще и ночью, но при виде мамы сердце замедлило темп: она стояла в целости и сохранности. Я даже подумала вернуться в машину, но тут незнакомый мужчина громко сказал:

– Мы готовы.

Ладони мамы затряслись, как всегда при волнении, но она старалась не подавать виду. Собравшиеся люди взялись за руки, рассматривая что-то – или кого-то – в яме. Они начали скандировать слова на незнакомом мне языке.

Любопытство взяло надо мной верх, и я поудобнее устроилась на корточках, чтобы узнать, чем все закончится. Сначала ничего не происходило, но затем мама закричала, указывая пальцем в пустоту. Что-то клубилось, точно дым, посреди пространства рядом со склепом. Кто-то приобнял маму, успокаивая и поглаживая. Она уткнулась этому мужчине в плечо, потому что на тени неприятно было смотреть. Даже я почувствовала, как жгло глаза.

– У нас не было выбора, у нас не было выбора, – повторял обнявший маму мужчина, но, казалось, он уговаривал сам себя.

Тень разрослась, превратилась в очертание человека, но ничего человеческого в ней не было. Существо двигалось с грацией божества, приближаясь к объединившимся в группу людям, впереди которых смело стояла моя мама. Существо сделало вдох и медленно издало звуки, отдаленно напоминающие слова, но язык не был мне знаком. Мама произнесла что-то в ответ.

На тень по-прежнему было больно смотреть. Она представлялась чем-то неестественным, леденящим душу и сердце. Я уткнулась носом в ладони, чтобы согреться. Руки казались еще холоднее замерзшего носа, словно я держала их во льду по меньшей мере полчаса. Я тихонько всхлипнула от неожиданности.

Существо подняло голову, его тени переместились. Оно искало что-то в темноте. Мое сердце билось так быстро, что грозилось выпрыгнуть наружу, но я не могла пошевелиться.

Оно искало меня.

Это воспоминание, как и множество других, исчезло. До тех пор, пока мне не исполнилось восемнадцать.

1
Восемнадцать свечей на гнилом бургере

Утро пахло дождем, а мир вокруг казался мертвым.

Город привычно погряз в смоге, а машины угрюмо смотрели на меня потухшими фарами, покрытыми каплями моросящего дождя. Утренняя субботняя тишина оглушала. Я вытащила из кармана спутавшиеся в комок наушники и принялась перебирать провода пальцами. Ноги сами вели меня на работу, они уже знали родной Винбрук наизусть.

Высотки соседствовали с аккуратными домиками для небольших семей. Спальный район города практически не отличался от центра – кусты везде были одинаково не подстрижены, а газон часто запускали. Ландшафтным дизайном Винбрук не славился.

Он вообще ничем не славился. Слишком размеренная жизнь и средние зарплаты. То ли дело Ашкутра на юге Абаддонии, с ее курортами, пальмами и лазурного цвета морем. В нашу страну ради Винбрука никто не приезжал.

Я быстрым шагом шла по пустому кварталу, не поднимая глаз. Мысли вращались вокруг планов на день и прогноза погоды, когда я врезалась в кого-то на пути к пешеходному переходу. Плечо заныло, и я инстинктивно выставила перед собой руки, извиняясь перед человеком, которого задела.

– Ох, простите! – машинально пискнула я.

Затем я почувствовала его запах. Едкий, но приторно-сладкий и такой неестественный, он проник в мои ноздри, и рот наполнился горечью. Я быстро и осторожно взглянула на прохожего, не желая открыто показывать, как он мне неприятен.

То, что я увидела, напугало до чертиков. Я поспешила прочь, прижав руку к сердцу и считая его гулкие удары.

Я ожидала увидеть перед собой обыкновенного бездомного, шатающегося по улицам в поисках бутылки. Солнце все еще не вышло из-за облаков, и я могла понять, как он себя чувствовал. Но меньше всего я была готова к встрече с высоким и молодым, обычным на вид парнем. Только вот зеленоватая кожа слезала с него заметными кусками, а подбородок и шею покрывали синяки.

Я еле сдержала рвотный позыв. Его запах по-прежнему преследовал меня, хотя между нами было уже как минимум несколько сотен метров. Его одежда видала лучшие времена, и я представила, что он стал жертвой какого-то несчастного случая – может, пожара, спалившего его кожу и лишившего дома. И именно поэтому он был вынужден жить на улице и пахнуть так… как пах.

Запрыгнув в подъехавший к остановке автобус, я почти забыла тошнотворное зловоние, но продолжила думать о незнакомце, распутывая наушники. И все-таки, что же случилось в жизни этого парня, что довело его до подобного вида?

Он словно восстал из могилы.

Я вздрогнула и потрясла головой. Мурашки все еще бегали по коже, пока я открывала дверь в закусочную и пыталась отогнать жуткое видение. «Закусочная Барнарда» славилась блинчиками с кленовым сиропом, поэтому кухня всегда пахла так сладко, что у меня сводило зубы. Даже когда закусочная пустовала после ночного перерыва, аромат задерживался. Он словно впитался в деревянные столешницы.

Я подавила настойчивое урчание в желудке и взялась за работу. До открытия оставалось полтора часа, поэтому я протирала столики и мыла посуду, пока кисти не начали ныть. Колокольчик на двери громко звякнул. Внутрь зашли старик Барнард и двое молодых парней. Повар Алек и еще один официант уже готовились к началу смены. Я взглянула на часы и поняла, что мы вот-вот должны были открыться.

– Доброе утро, Бар, – крикнула я из-за стойки.

– Доброе, Мора! С днем… – начал он, но тут же умолк, заметив выражение моего лица. – Рад тебя видеть. Закончила с посудой?

День был особенным, и вовсе не потому, что вдобавок к блинчикам мы начали продавать пончики. Об этом позже.

Я знала, что этот день станет моим последним в «Закусочной Барнарда», и это придавало запоздалому утреннему солнцу необычайного блеска. Дверь в заведение то и дело хлопала. Я неожиданно обнаружила, что стала подпевать однотипным мелодиям, раздававшимся из старых колонок у потолка. Заказы шли легко, посетители улыбались мне чаще обычного, и я даже ни разу ничего не уронила за свою смену. Чаевые лились рекой.

Когда пришло время перерыва, я радостно сорвала с себя фартук и бросила его в подсобке. В раковине служебного туалета по-прежнему отсутствовала горячая вода, но это больше не раздражало. Неужели предстоящий переезд так поразительно на меня действовал? Даже усталость не казалась такой заметной.

Дышалось тоже легче. Словно кто-то наконец снял с груди тяжелый камень. Я снова затянула за спиной фартук и вошла в кухню. Лицо моментально обдало приятным жаром и запахом сыра. Алек подрумянивал хлеб для сырных сэндвичей, и пахло это так хорошо, что у меня потекли слюнки.

– А вот и ты, держи! – пропел напарник-официант Сэм Сэмаэль (да, его действительно так звали) и всучил мне в руки свой блокнот с заказами. – Я сейчас умру, если не выкурю сигарету.

Его волосы были всегда взъерошены, словно он только что поднялся с постели и не удосужился причесаться. И я никогда не видела, как он употреблял что-то, кроме хлеба, кофе и пачки сигарет. Мне не удалось разобрать практически ничего из того, что Сэм нацарапал ручкой в блокноте. Выведенные по диагонали каракули словно насмехались надо мной. Я наугад схватила один из готовых заказов и понесла к ближайшему столику.

– Бургер из говядины с луковыми кольцами, верно? – улыбнулась я и поставила тарелку на стол.

Мужчина в полосатой рубашке тотчас поднял голову и перевел искрящийся от голода взгляд с меня на тарелку на столе. Лимонад в его бокале уже закончился.

– Мора, вы издеваетесь? – озадаченно посмотрел на меня постоянный гость нашей закусочной. – Что это за дрянь?

Я опустила взгляд и почувствовала, как сердце словно прыгнуло со скалы. На тарелке лежал почти полностью сгнивший бургер, который пах не менее отвратительно, чем выглядел. Булочка покрылась серо-зеленой плесенью, овощи и мясо совсем потеряли цвет и скукожились, точно попали в будущее с помощью машины времени.

Ошеломленная, я молча схватила тарелку и помчалась на кухню. Однако Алек посмотрел на меня так же изумленно, как и посетитель минутой ранее. Я готова была поклясться, что бургер выглядел абсолютно нормально, когда я выносила заказ.

– Может, ты его по дороге уронила? – неуверенно уточнил Алек, пожимая плечами.

– Смеешься? До столика было всего два метра. Я бы заметила.

От недоверчивого взгляда Алека меня замутило. Он присмотрелся к останкам блюда на тарелке и повернул висящую с потолка лампочку в нашу сторону, будто это помогло бы пролить свет на произошедшее.

– Странно, я же его только приготовил! Уронить еду на пол – это одно, но чтобы так…

– Моя репутация как официантки оставляет желать лучшего, но я никогда бы не облажалась настолько, чтобы подать гостю сгнивший обед!

Алек фыркнул. Комната начала немного кружиться. Хлопнула дверь запасного выхода.

– Кажется, у меня шок! – Я уткнулась лицом в ладони. – Кошмар, какой позор!

– Иди присядь, отдохни. Я сейчас сделаю новый, – пробормотал повар.

Я послушно уселась на стул возле посудомоечной машины и сконцентрировалась на ее монотонном гудении. Бургер абсолютно точно выглядел нормально перед тем, как я поставила его на стол.

Что за чертовщина?

Остаток смены я провела за уборкой и мытьем посуды, держась подальше от еды и заполненного гостями зала. Перед глазами стояла странная пелена, и веки отяжелели. История с гнилым бургером крутилась в голове, как старая пластинка: она заедала на одном и том же месте.

Дверь в подсобку тихо скрипнула. Барнард взглянул на меня, потирая бороду, но стоял на пороге, словно не решаясь войти. То, что случилось сегодня, определенно тянуло на причину для увольнения. Он еще не знал, что этот рабочий день и так стал бы моим последним в его заведении.

Однако, как бы мне ни хотелось бросить свою жалкую карьеру официантки, расстаться с Барнардом я надеялась по-хорошему. Старик все-таки запал мне в душу за это лето. А ведь Алек предупреждал, что так и будет.

– Мора… Иди-ка ты домой пораньше. Сегодня посадка неполная.

От его слов в мышцах появилась легкость, хоть я и понимала, что он лгал. Я кивнула.

– Если что, я в гараже, – сказал Барнард и спустился в подвал, через который можно было попасть в гараж его дома, расположенного прямо за закусочной.

Я вытащила из кармана толстовки небольшой конверт и положила на стол в кабинете Барнарда. Решила припрятать его под грудой банковских выписок, чтобы Бар не сразу заметил, что я предпочла написать ему о своем увольнении вместо признания вживую. Завтра вечером меня здесь уже не будет, и я никогда не узнаю, насколько сильно он расстроился.

Собрав вещи в сумку, я бросила последний взгляд на поблекший зеленый шкафчик в подсобке, все лето хранивший мою одежду. Пальцы мягко прошлись по его металлической поверхности, словно лелея воспоминания о Винбруке, о добром старике Барнарде, о запахе кленового сиропа и о кусочке свободы.

Произошедшее сплеталось в идеальные узоры, которые вели меня к новому и неизведанному. Они вели меня прочь из Винбрука к теплым пескам на юге Абаддонии. Я еще не знала конечной точки своего пути и потому наслаждалась предвкушением.

Впереди ждало путешествие всей моей жизни.

***

Дорога домой прошла незаметно. Выйдя из автобуса, я миновала тот самый перекресток, где случайно столкнулась с бездомным парнем, и снова вздрогнула. Дыхание перехватило, и я ускорила шаг.

Свет в окнах нашего маленького двухэтажного дома не горел, а значит, мама уже ушла на работу. Чувство облегчения смешалось с грустью. Было бы хорошо провести последнюю ночь в Винбруке вместе, но я по-прежнему злилась из-за пустяковой ссоры. А еще знала, что мама меня не отпустит. Накануне она говорила, что нам предстоит серьезный разговор, и я боялась, что мама подозревает о моих планах.

Перепрыгивая через ступеньки, я поднялась на второй этаж. На всякий случай проверила, на месте ли чемодан, прятавшийся в шкафу под грудой зимних вещей. Он ждал меня, набитый недельным запасом моих любимых чипсов и месячным запасом легкой одежды. Этого хватит на первое время.

На кухне стояла миска, обернутая фольгой. Наверняка это были мои любимые котлеты или фаршированные яйца, любезно приготовленные матерью. Но я миновала стол и открыла холодильник. Там меня ждали шесть пирожных в пластиковой упаковке, с каждого из которых мне улыбалась надпись «С днем рождения!». Дешевые свечи прятались где-то неподалеку.

– Бинго, – прошептала я, засунув руку в ящик с кухонным хламом.

Я зажгла свечу на одном из пирожных и вышла на крыльцо. Немногочисленные звезды глазели на меня, и их жалость чувствовалась даже издалека. С бесконечного синего неба мне подмигнула яркая серебристая луна. Я задула свечу, не потрудившись загадать желание. Моя единственная мечта уже и так сбудется завтра. Я начну жизнь сначала в новом месте.

Мне исполнялось восемнадцать лет.

Я оторвала взгляд от струйки дыма, которая исходила от потухшей свечи, когда на подъездную дорожку с громким дребезжанием заехала моя лучшая подруга Аклис. Фары погасли, и вместе с ними замолкла и электронная музыка, рвущая старые колонки.

И как я не услышала ее издалека?

Аклис всегда была резка на поворотах, и в этот раз она задела бампером нашу ограду. Я подбежала, чтобы осмотреть урон, и выдохнула от облегчения. Забор оказался сильнее развалюхи Аклис. Полопавшаяся оранжево-красная краска осыпалась с машины на землю, но в целом ущерба видно не было. При вечернем освещении, по крайней мере.

– Почему эта развалюха еще жива? – искренне удивилась я и по-дружески похлопала ладонью капот.

– И тебе привет, олененок! – воскликнула Аклис, выбираясь из машины. – Мама дома? Чего ты такая грустная? С днем…

– Даже не начинай! – прервала я ее.

Аклис нахмурилась, но спорить не стала.

– Ты и твои причуды… Готова к приключениям?

Я демонстративно хмыкнула.

– И что ты задумала?

– О, у меня на этот вечер целая программа. Мы обязаны оторваться по полной в твой последний день в Скучнобруке!

Аклис была единственной, кто знал о моем грядущем отъезде. Возможно, потому что она полностью поддерживала мое решение и была весьма невысокого мнения о нашем городке.

– Первым делом выпивка! – пропела она, выудив с заднего сиденья бутылку без этикетки. – Это будет незабываемый вечер, я тебе гарантирую!

Ее улыбка, как всегда, оказалась заразительна. Я выхватила бутылку у нее из рук и принюхалась. Сильный аромат ударил в нос, и на мгновение у меня даже потемнело в глазах. В желудке заныло.

– Господи, что это? – ужаснулась я, приходя в себя.

– Это наш лучший друг на вечер, – улыбнулась Аклис и махнула мне. – Поехали!

Недоверчиво взглянув на напиток, я все же села в машину. Салон пах привычной пылью, бензином и солью для ванн, которую моя лучшая подруга рассовала по маленьким мешочкам и разложила по периметру салона. Я еще раз втянула воздух носом, чтобы запечатлеть это мгновение в душе.

Как же я буду по ней скучать.

Аклис тараторила что-то про колесо обозрения и новый клуб в старой части города, но я украдкой рассматривала ее профиль, стараясь отложить в памяти и ее саму. Я хотела запомнить горбинку у нее на носу, фиолетовые волосы, уложенные волнами, ее ярко-красную водолазку, сквозь которую просвечивала маленькая татуировка в виде кинжала на плече. Но больше всего я желала запомнить личность Аклис.

Ее смелость.

– Что думаешь? – повернулась ко мне она.

Я рассеянно моргнула, отчего Аклис рассмеялась:

– Эй! Прием, Мора! Вернись на землю.

Мы обе расхохотались, и я почувствовала, как кровь прилила к щекам.

Аклис никогда не краснеет. Мне казалось, ничто не могло ее сломить или заставить спрятаться от угрозы. Чего нельзя было сказать обо мне.

– Ну так что, мы сначала едем на колесо обозрения или в клуб?

– Колесо обозрения? – переспросила я с подозрением. – Сейчас уже почти полночь. Парк аттракционов наверняка закрыт.

И охраняется, хотела добавить я.

– А мы не поедем в тот парк, о котором ты думаешь, – сказала она, поворачивая на шоссе.

– Мы едем за пределы города? – догадалась я.

– Мой приятель с курса анатомии недавно устроился стажером в городскую администрацию. Правда, понятия не имею, зачем будущему врачу работать среди важных дядек и теток в костюмах, но кто я такая, чтобы судить…

Аклис была старше меня на год и уже училась в медицинском университете на первом курсе. Она мечтала спасать жизни, и никакая кровь или кишки не пугали ее. Вот только моя подруга плохо вписывалась на поворотах и часто ставила стакан мимо стола.

Поэтому я бы не доверила ей касаться иглой моей вены.

– В общем, он копался в каких-то документах городских объектов и обнаружил заброшенное колесо обозрения на западе от Винбрука. Он говорит, оно не охраняется и мало кому о нем известно, – продолжила Аклис.

– Идеальное место для убийства, – усмехнулась я. – Ну ты знаешь, как бывает в маленьких городах, как наш… Две молодые девушки отправляются искать приключения. Ночь, все жители тихо спят, и тут зверский крик нарушает их идиллию. Они удивляются: как среди них мог затеряться серийный убийца?

– Ну и фантазия, олененок…

– Кто знает, может, Винбрук не так прост и безопасен, как нам кажется? Вдруг по кладбищу бродят демоны? Оно как раз на западе…

Я, безусловно, шутила, но ноги предательски затряслись и выдали меня с потрохами. Аклис демонстративно закатила глаза и кивнула на бутылку, лежавшую у меня на коленях:

– Начинай пить. Когда мы доберемся до клуба, я брошу машину и присоединюсь к тебе.

– Что здесь? – Я покрутила бутылкой перед ней.

– Храбрость в жидком виде, – подмигнула Аклис.

Ее глаза сверкали предвкушением. Я сняла крышку и зажала нос, словно прищепкой. Горькая жидкость обожгла горло и спустилась ниже, унося огонь за собой по телу. На вкус этот яд был еще хуже, чем на запах, – как сожженные кости и нескончаемая ночь.

Боль служила предвестником похмелья.

И все же я была готова провести последнюю ночь в родном городе незабываемо. Я хотела почувствовать себя свободной.

– Молодец, моя девочка, – ласково погладила меня по голове Аклис.

Она поощряла мои пороки.

Спустя несколько секунд жидкость все еще стремилась прожечь дыру в моем горле, а я продолжала морщиться и высунула язык, дыша, как собака. Кто-то пьет такое по своей воле?

– Почему… ты… не взяла… что-нибудь… запить, – выдавила я.

– Ой, да ладно тебе, не так уж это и плохо, – цокнула она и выхватила из моих рук дьявольский напиток.

Аклис сделала быстрый глоток и даже не поморщилась. На ее запястье зазвенели металлические браслеты, которые она покупала всякий раз, когда заезжала на новую заправку.

– Видишь? Я в порядке, – восторжествовала она.

– Это все годы твоей практики… Эй! Ты же сказала, что не будешь пить, пока ведешь машину. Нельзя пить за рулем!

– Мам, расслабься!

Моя грудная клетка завибрировала от смеха, и я переключила внимание на мчащиеся за окном улицы. Фонари слабовато освещали нам путь, и в сумраке привычное казалось новым.

Горький вкус все еще плясал у меня во рту, но мышцы отяжелели и расслабились. Едва мы свернули с шоссе, развалюха задребезжала, продираясь по гравию.

«Только не сломайся», – молила я любимую машину своей подруги.

– Ну же, детка, – шепнула ей Аклис.

Я восторженно вскрикнула и подняла вверх руки, ударившись костяшками пальцев о крышу, когда мы наконец выехали на ровную дорогу. Впереди виднелось то самое колесо обозрения, в темноте выглядевшее жутко. Лишь свет фар позволил глазам различить, что оно было светло-голубого цвета.

Мы остановились неподалеку. Выйдя из машины, я тут же содрогнулась от холода. Под ногами виднелись истоптанные кусты, повсюду валялись стеклянные осколки. Я даже заметила шприцы.

Жуть.

Может, раньше это место и было наполнено радостными криками, но теперь детский смех раздавался у меня в ушах трагическим эхом. Мурашки побежали по коже, как тараканы при дневном свете. Вся радость, которую приносило это место, была забыта. А вот сам парк аттракционов все еще здесь, только превратился в кладбище надежд и стал отличным местом для попоек. Почему это старье до сих пор не снесли?

– Ты уверена, что нам стоит туда забираться? Может, издалека полюбуемся, а? – обреченно вздохнула я.

– Мора, ты не можешь больше бояться. – Лицо Аклис было лишено каких-либо эмоций, пока она смотрела куда-то вдаль. – Либо они сожрут тебя, либо ты их.

– Это еще что значит?

– Это значит, ты должна быть готова прыгнуть навстречу неизвестному, если хочешь по-настоящему жить. Это значит, ты должна забраться со мной на страшное, заброшенное, разваливающееся колесо обозрения.

Аклис торжественно раскинула руки и потянулась, словно готовилась взлететь. Она обожала все преувеличивать. И все же я не смогла сказать ей «нет». Слова подруги задели ту самую струнку в душе, из-за которой я так любила проводить с ней время.

Мои губы недовольно вытянулись, но я злилась вовсе не на подругу.

– Ну же, будь смелее, Мора! Разреши себе хотеть азарта, разреши адреналину бежать по венам! Пообещай, что сегодня отпустишь все страхи, – сказала Аклис и взяла мои ладони в свои. – Обещай, что оторвешься по полной.

– Обещаю, – тихо проговорила я.

– Я не слышу!

– Обещаю!

– Наконец-то, – просияла Аклис. – А теперь сделай еще один глоток моей волшебной настойки и позволь ночи унести себя.

Последнее «себя» она громко пропела, кружась в воображаемом танце с бутылкой. Из-за ее слов и отсутствия этикетки я вдруг задумалась, не сварила ли она этот напиток сама. А вдруг я отравлюсь?

Слова Аклис пронеслись в мыслях и зазвенели в ушах. Я взяла бутылку и сделала еще один долгий глоток. Горло перехватило на несколько мгновений, но я все же справилась с дыханием. Аклис повела меня в сторону колеса обозрения.

Темнота стала чуть роднее.