Когда я только снял одежду, раздался звонок в дверь. Я выругался, и все же решил для себя, что я принимаю душ, а это уважительная причина, чтоб не открывать. В конце концов, в душе из-за шума воды можно и не услышать, как звонят в дверь. Вот я и сделал вид, что не услышал, через минуту сделал вид, что не услышал еще раз, а потом еще раз сделал такой вид через две минуты. Звонки прекратились.
Освежившись контрастным душем, я все же на всякий случай подошел к двери и посмотрел в глазок – никого не было. С чувством удовлетворения я сел на кровать и включил телевизор. Переключая каналы, я так ничего подходящего не нашел. Решив, что в интернете всегда можно найти что-то интересное, я взял ноутбук и зашел в поисковик. Меня сразу привлекла статья, размещенная в новостях, написанная каким-то студентом-психологом под названием «Мы рождены талантливыми». В ней он рассуждает о том, что гораздо разумнее выявлять свой талант с детства и развивать его, чем потом уже в зрелые годы ходить по психологам и сидеть на антидепрессантах. Статья была написана очень просто и понятно, но дочитать ее, мне было не суждено. Раздался звонок в дверь. Не найдя причины, почему я теперь не могу открыть, я все же поплелся в прихожую.
Это был веселый молодой человек с горящими глазами. Трудно было представить его наркоманом. Он сходу протянул мне цветы и конверт.
– Здравствуйте, – звонко сказал он, – я рад, что вы дома.
– Здравствуйте. – сухо ответил я.
– А я уже второй раз к вам прихожу, представляете, минут десять назад стою, звоню в дверь, никто не открывает. Подумал, что домом ошибся, все-таки четыре года прошло. Вышел на улицу, а тут домов-то похожих больше нет. А потом думаю, что это знак судьбы такой, что не надо с пустыми руками приходить. Посмотрел вокруг, а тут бабушка цветы продает. Вот я и купил. – все так же задорно протараторил он. – А в конверте – деньги, которые я у вас тогда взял. Я бы раньше вернул, но раньше не было. А теперь появились. Я сам заработал.
Раньше я полагал, что это любовь делает людей неадекватными, оказывается, на такое способна не только она. Безграничное счастье этого парня сделало с ним что-то похожее. Хотя если посмотреть, что такое любовь, если не безграничное счастье? Возможно, это одно и тоже, мне сложно судить, я никогда ни к кому не испытывал сильных чувств.
– Ну проходи на кухню, раз пришел, – сухо сказал я ему. – Ты ведь пришел не на консультацию?
– Нет. Нет. Я, просто, к вам в гости. Да и долги вернуть, – его совершенно не смущало, что я ему не рад.
На кухне он рассказал мне, как поменялась его жизнь после того, как он в прошлый раз покинул мою квартиру. Как начал снова писать. Как долго не хотел показывать никому свои рукописи. Как мама уговорила его сходить в издание и показать их редактору. Как первое издание ему отказало. Это был очень эмоциональный рассказ, он сопровождал его всяческими жестами. Я же старался на него не смотреть, мой взгляд был направлен, то на нелепые цветы, которые он принес, то в кружку с чаем. Все это время я думал лишь о том, что он скоро уйдет, и я продолжу свой серый беззаботный день.
– А во втором издательстве мне сразу перезвонили, представляете во втором, – эмоционально продолжал он. – Сказали, что четыре года назад, у них был контракт с журналистом, который должен был написать книгу, на эту же тему, что и я. Но тогда он сам увлекся наркотиками и вскоре умер от передозировки. А помните, что вы мне говорили?
Я молчал, не считая нужным отвечать, но его это нисколько не смущало.
– Вы говорили, что моя следующая доза может стать последней. А теперь у меня такие ощущения, что это он купил дозу, которая должна была стать последней для меня. И получается, что моя последняя доза стала последней для него, а его неизданная книга, дала возможность издаться моей. Представляете, как все запутано? Об этом можно даже новую книгу написать. Мы, словно, поменялись с ним судьбами. Звучит, конечно, фантастично, и все же очень на это похоже, – радостно, продолжал он, его не смущало даже то, что он говорит о смерти человека.
– Постой, – неожиданно включился я в беседу, даже мой собеседник слегка вздрогнул и впервые перестал улыбаться. – Что ты только что сказал?
– Звучит фантастически, – неуверенно проговорил он. – Можно новую книгу написать.
– Ладно, не важно, – я прекрасно слышал, что он сказал, просто хотелось его прервать, чтоб осознать услышанное. – Когда ты, говоришь, был у меня на приеме?
– Примерно четыре года назад, – ответил он, непонимающе глядя на меня.
– А когда умер тот журналист?
– Тоже, примерно четыре года назад.
Он молча смотрел на меня, словно ждал следующего вопроса.
«Просто обещайте подумать, что случается с людьми, у которых вы отбираете судьбы» – вертелись у меня в голове слова светловолосого кудрявого парня, так неожиданно заявившегося ко мне около года назад.
– Я очень рад, что у тебя все хорошо. Полагаю, ты заключил свой первый контракт, и он не останется единственным. И все же нам пора прощаться, мне надо подготовиться, скоро придет очередной клиент, а мне не подобает встречать клиентов в халате, – сказал я, вставая со стула. – Пойдем я тебя провожу.
Он молча направился за мной в прихожую. Перед уходом, он пообещал подарить мне экземпляр своей книги с автографом, как только она выйдет. Я его заверил, что буду с нетерпением этого ждать и постарался улыбнуться, но не уверен, что это вышло у меня правдоподобно. Тем не менее, он улыбнулся мне в ответ и убежал вниз по лестнице.
Оставшись один, я начал подсчитывать, сколько же жизней оборвалось раньше срока из-за моей прихоти. Последние полгода я и так не чувствовал никакой тяги к жизни, виня себя в смерти отца, теперь же оказалось, что на моей совести не только его смерть.
Зайдя в комнату, я вспомнил про недочитанную статью. Ноутбук стоял на том же месте, только теперь на экране всплыло окно «Низкий заряд батареи». Я закрыл ноутбук, чтоб не было лишних раздражителей в комнате, сейчас мне явно было не до него. Недолго думая, я начал медитировать, намереваясь встретиться с наставником.
17
– Здравствуй, – услышал я знакомый голос, даже не успев еще открыть глаза.
– Здравствуйте, – удивленно, ответил я, не ожидая такого быстрого действия от медитации.
– Я так понимаю, ты по личному вопросу? – спокойно произнес наставник.
– Да…– ответил я, набираясь решительности. – Почему вы мне сразу не сказали, что, изменяя судьбу человека, мы полностью меняем судьбы местами?
– Ты никогда этим не интересовался. Смерть – это ведь не только смерть, но и рождение. Рождается человек, ему необходима душа. А где ее взять, если ты своими действиями продлил, ей существование на земле. Если не может освободиться одна душа, значит, освобождается другая. Это все лежит на поверхности. Если бы ты об этом подумал, то сам бы пришел к такому выводу, – спокойно проговорил он.
– Но я думал… – я схватился за голову. – Думал, что мы передаем только какую-то функцию, например какое-то открытие. Что человек дальше продолжит жить, только уже не войдет в историю как первооткрыватель.
– В основном так и есть. Но ты выбирал людей без будущего, которым суждено было умереть, чья душа должна была освободиться, и переродиться заново. Ты сам выбрал себе такой путь. Выбирая кому жить, ты автоматически выбираешь и кому умереть. Это связанно тесными узами и одно невозможно без другого.
– Как же мне теперь жить, зная, что я виновен в смерти невинных людей?
– Тут тоже выбирать тебе, ты можешь думать о тех, кто умер, а можешь думать о тех, кто остался жить. Ведь они живы благодаря тебе. У человека всегда есть выбор, с какой стороны смотреть на ситуацию, чувствовать себя жертвой обстоятельств или же самому создавать иные обстоятельства.
– Я уже не верю, что у человека есть выбор, – разочарованно произнес я. – Я ведь сам пытался изменить свою судьбу, но в итоге я лишь повторил задуманное вами.
– Не мной, – с грустью ответил он.
– Что это значит? Разве не вы пишете судьбы?
– Нет, я лишь смотрю за ее ходом и корректирую, чтоб человечество не свернуло со своего пути.
– Но почему вы при первой встрече, мне соврали? – мой образ безгрешного наставника рушился на глазах.
– Потому что так проще произвести первое впечатление, и избежать лишних вопросов. Разве бы ты стал помогать судьбе, если бы даже не знал, кто ее пишет?
– Но вы-то знаете. Рассказали бы мне все сразу, и это бы не повлияло на мое решение, – неуверенно сказал я.
– Нет. Не рассказал бы. Я тоже не знаю, кто придумывает план, которому мы следуем, – разочаровано произнес он.
От никак не ожидал такого ответа. Я даже не знал, что теперь спросить, чтоб продолжить разговор. Он отодвинул все бумаги, лежащие на столе, и провел рукой в воздухе, словно снимая невидимую паутину. Над столом появилась голограмма, напоминающая экран компьютера.
– Вот тут мы берем всю информацию, – тихо произнес он. – Тут отмечены, все точки пересечения судеб, все их сплетения, все события, которые должны наступить, и все нежелательные события которые могут наступить, если какая-то судьба не выполнит своей задачи, и мы не успеем вовремя откорректировать этот момент.
– Но я тут ничего не вижу, кроме голубого поля, висящего в воздухе.
– Ты пытаешься смотреть и мыслить мозгом, который не приспособлен воспринимать всю информацию. Я же смотрю разумом, и тебе тоже придется этому научиться.
– А мне это для чего? – непонимающе спросил я. – Все ваши помощники этим занимаются?
– Нет, я это показываю только тебе.
– Почему? Что во мне особенного? – его объяснения только еще больше меня запутывали.
– Не могу тебе сказать, что в тебе особенного, я сам этого не понимаю, и все же судьба тебя выделила, а я с ней спорить не имею права.
– Постойте, и архив тоже никто не заходил кроме меня? – спросил я, заранее зная ответ.
– Архив был создан только ради тебя, чтоб наглядно тебе продемонстрировать, как много людей живет чужой судьбой. Я же все корректировки беру отсюда, – сказал он, указав на голубой экран, повисший над его столом.
Такого ответа я не ожидал.
«А как же библиотекарь, который провел там всю жизнь?» – хотел спросить я, но вовремя вспомнил, что обещал не рассказывать про ту встречу.
Для меня создаются архивы, меня посвящают в тайны судьбы, которые недоступны другим помощникам. Что вообще происходит? Чем я так приглянулся судьбе?
– Я что-то пока ничего не понимаю. Может, оставим все эти ваши штучки на потом? – чувство, что надо мной смеются, не покидало меня, от чего я стал злиться.
– У вас есть более срочные дела?
– Да, я ведь к вам пришел совсем с другими вопросами, – уже увереннее сказал я.
– Вы не будете возражать, если мы прогуляемся? На свежем воздухе информация воспринимается значительно быстрее, – неожиданно спросил он, сбив мою уверенность.
– Прогуляемся? Где? – изумленно спросил я.
– Идите за мной, – сказал он, встав со своего кресла и направившись к двери.
Я последовал за ним. Выйдя из комнаты, мы оказались в огромном саду, где росло множество различных деревьев, цвели цветы, журчали ручьи и пели птицы. Мы прошли по неширокой тропинке между деревьями. Она привела нас к симпатичной деревянной беседке, стоящей рядом со скалой, вершина которой уходила высоко в небо. Из беседки открывался красивейший вид на водопад.
– Чудесное место, не правда ли? Я люблю тут бывать, тут гораздо лучше думается, – сказал он, присев на скамейку, стоящую в беседке.
– Это все настоящее? – спросил я, не скрывая своего восторга.
– Видишь ли, у нас с тобой разные понятия о настоящем. Ты называешь настоящим то, что можешь потрогать, для меня же настоящее – это то, что можно представить и воссоздать.
– А в чем разница? – не понял я, его объяснения.
Он протянул руку к ближайшей яблоне и сорвал спелое яблоко.
– Как ты считаешь, яблоко настоящее? – спросил он, протянув его мне.
– Да, похоже на настоящее, – неуверенно сказал я, взяв яблоко в руку.
– А теперь? – спросил он, и я увидел, как яблоко растворилось в моей руке и просто исчезло.
– А теперь его нет, – рассеяно произнес я. – Значит это все иллюзия?
– Ну, вот я тебе про это и говорил, для тебя это иллюзия, а для меня все это настоящее, потому что ничего другого у меня нет, – сказал он, протянув вперед руку, в которой вдруг неожиданно появилось яблоко. Он его откусил и, проживав откушенный кусок, добавил, – для тебя настоящее – это только материальное, для меня же сама мысль – уже настоящее. Мысли материальны, и это ты не можешь опровергнуть, ты сам только что все видел.
– Значит, и я так могу?
– Разумеется, надо лишь научиться думать разумом, данным душе, а не нейронной сетью мозга, данного телу, – сказал он, заставив меня задуматься.
– Ты хотел у меня что-то спросить, – продолжил он после недолгого молчания.
– Да, конечно, у меня еще были к вам вопросы, – растерянно сказал я, начиная забывать цель своего прихода.
– С удовольствием их выслушаю, – без капли смущения ответил он.
– Есть же две команды по корректировке судеб? Я правильно понимаю? Вы тогда сами говорили, что есть еще кто-то.
– Да. Продолжайте.
– Мы занимаемся созиданием, а они – разрушением? – продолжил я свои вопросы.
– Можно и так выразиться, – все так же спокойно отвечал он.
– Тогда в чем между нами разница, если я своими созидательными действиями преждевременно отправляю людей на тот свет?
– Разница в том, что благодаря нам, на Земле живет восемь миллиардов людей, хотя душ всего один миллиард. Если бы не было нас, то войны, болезни, природные катастрофы, просто, не дали бы возможности человечеству так расплодится. Раньше был, как ты выразился, только «отдел разрушения». Сначала души быстро развивались, и все же позже возникла проблема – души стали черстветь. После пережитых страданий, вместо того чтобы сочувствовать душам, оказавшимся в таких же условиях, они начали презирать души, которые не оказывались в похожих ситуациях. Для решения этой проблемы и был создан наш отдел, что бы души учились состраданию другим душам, не попадая в суровые условия. Что бы у них была возможность пережить чужие тяготы благодаря хорошей литературе, музыке, кино. Да, так души развиваются медленнее, и все же сейчас есть возможность, за один промежуток времени получать до двенадцати земных опытов.
– Вы хотите сказать, что одна душа может одновременно жить в двенадцати людях? – удивленно переспросил я.
– Да. А потом соединиться и объединить весь полученный опыт земной жизни.
– Я не понимаю, – растерянно произнес я.
– Ничего необычного в этом нет. Я тоже плохо себе это представлял, зато сейчас для меня это очевидная истина, как для тебя то, что два плюс два равняется четырем, – успокаивающе сказал он.
– А можно как-то создать свою судьбу для человека, чтоб не передавать ее от одного другому, а сделать что-то совершенно новое?
– Я думал об этом тысячи раз, но любое что-то новое приводит к многочисленным изменениям в остальных судьбах. Ты можешь изменить одну жизнь сейчас, а через сто лет, это изменение приведет к гибели человечества. Поэтому это огромный риск, и я не готов так рисковать. На нас огромная ответственность, и никто знакомый с судьбой не готов так рисковать, – с небольшой грустью в голосе произнес он.
– И все-таки это может получиться? – вдохновляясь этой мыслью, спросил я.
– Может. И если это получиться, тебя никто не осудит. И все же сейчас ты винишь себя в гибели восьми человек, не можешь толком ни есть, ни спать, не получаешь удовольствие от жизни. Представь, как ты будешь винить себя за гибель восьми миллиардов. Сейчас жизнь продолжается, и то, что ты сделал, осталось незамеченным для нее. Но конец самой жизни не заметить будет просто невозможно.
Весь его вид показывал, что он действительно много раз об этом думал, но так ни разу и не решился придумать собственную судьбу. И все же меня радовал тот факт, что мой наставник не стал меня уверять в том, что это невозможно. А значит это вполне выполнимо, может быть даже мне это под силу. Но оставался еще один вопрос, который не давал мне покоя.
– Вы же знаете всех, живущих на земле? – спросил я его.
– Да, определенно, не подумай, что я хвастаюсь, просто по долгу службы это входит в мои обязанности, – немного повеселев, ответил он.
– На прощании с отцом я видел светловолосого парня лет семнадцать. Кто он? – не став лукавить спросил я.
– Там было много людей, – изменившись в лице, ответил он.
– Вы же поняли про кого я спрашиваю. Кто он? Он работает на вас? – усилив давление, спросил я.
– Нет, он не работает на меня, и все же, если вы сами не знаете, кто он, то и я сейчас не могу вам об этом сказать. Это очень странный случай, за мою практику такое впервые. Я сам не до конца понимаю замысел судьбы, и не хочу вас пугать необоснованными выводами. Могу лишь сказать, что он одна из причин того, что вы действительно стали особенным персонажем, – произнес он.
Я не был удовлетворен его ответом, даже наоборот, теперь этот вопрос еще больше меня мучал. И все же я понимал, что большего сегодня я от него не узнаю.
– Раз я такой особенный, может, вы мне покажете, как работать с вашим «всевидящим оком», – после небольшой паузы, улыбнувшись, произнес я.
Видимо он чувствовал передо мной неловкость за то, что мой предыдущий вопрос остался без ответа. Так как на эту мою просьбу он отреагировал мигом.
– Это я могу тебе показать, – оживившись, ответил он, словно давно уже ждал момента, с кем-то поделиться своими знаниями и умениями. – только вот беседка для этого не самое подходящее место.
– Вам виднее, – согласился я, и уже начал вставать со скамейки, чтоб отправиться в сторону кабинета, как вдруг вокруг беседки стали образовываться стены. Сама же беседка, просто, растворялась в воздухе. Мой наставник даже не поменял позы, скамейка под ним перевоплотилась в кресло, а между нами материализовался его стол. Я же оказался стоящим посреди его кабинета.
– Ловко это у вас выходит, – восхищаясь, сказал я.
– Уверен, у тебя тоже скоро начнет это получаться. Ты же видел хоть раз в жизни осознанные сны, в которых ты мог летать. Вот это, практически, то же самое. Только надо отдавать себе отчет в том, что ты не проснешься, ну и соответственно не творить ничего необратимого, – улыбаясь, ответил он, словно, почувствовав себя учителем.
После он взмахнул рукой над столом и подозвал меня жестом. Я оглянулся по сторонам, рассчитывая найти стул, но ничего не было. Подойдя к его столу, я обнаружил, что рядом с его креслом располагается пуфик. Не трон, но то же сгодиться, решил я и сел на него.
– Смотри, – сказал он. – Тут отображаются линии переплетения судеб, если приглядеться, то можно увидеть при каких обстоятельствах происходят их пересечения.
– Пока ничего не понятно, похоже на какую-то спираль ДНК, – разочарованно произнес я.
– Это потому что ты привык пропускать всю информацию через мозг, тебе надо лишь расслабиться и смотреть, а не стараться анализировать увиденное.
– Получается, если я научусь так сказать отключать мозг, то смогу узнать, что ожидает любого человека, увидеть его каждый будущий шаг, и каждую мысль? – взволнованно произнес я.
– Ну скажешь ты тоже, – все так же улыбаясь, ответил он, – тут ты увидишь, только взаимодействия душ, точки их соприкосновения, как повлияют они друг на друга. Мы не контролируем каждый шаг, нам важны только те пересечения душ, которые влияют на ход истории.
– Вы хотите сказать, что судьба не пишет сценарий для каждого отдельного человека? – удивленно, спросил я.
– Пишет, но не на каждый шаг, вот, например, видишь серую линию, она пересекается с другими линиями лишь дважды. Грубо говоря первое пересечение – это пункт А, второе – Б. Судьбой прописано, что этот человек в такое-то время должен быть в пункте А, а в такое-то время в пункте Б, и как этот человек будет идти от пункта А до пункта Б не имеет никакого значения. Человек сам выбирает, как ему добираться. Есть даже люди, у которых пункт А – это их рождение, а пункт Б – это их гибель.
Я пытался разглядеть хоть что-то в голубом экране, но ничего не видел. Это меня раздражало, и все же я старался этого не показывать.
– Значит у человека, все же есть выбор, как прожить свою жизнь, – заключил я.
– Выбор был даже у тебя, когда ты тут оказался впервые. Как бы это странно не звучало, душа сама себе выбирает судьбу и обладает интуицией. Так что когда тебе кажется, что в твоей жизни надо что-то менять, это твоя душа через интуицию пытается донести до твоего мозга, что она выбирала для себя другую судьбу. Вот, например, как вышло у тебя, когда ты пытался изменить свою судьбу – это интуиция тебе подсказывала, что ты сошел с пути, и тебе не помешало бы на него вернуться.
– Значит, жить не своей судьбой для человека – это в порядке вещей?
– Да, в большинство судеб мы даже не вмешиваемся.
Я был озадачен. Что-то не состыковалось в моей голове, мой земной наставник рассказывал, что судьбой все прописано, даже мысли. И очень важно все это соблюдать. Сейчас же мой небесный наставник уверял меня, что судьбе, в общем-то, все равно, придерживаются ее или нет, главное, чтоб не менялся ход событий истории в целом. Я поделился этими мыслями.
– Помощник судьбы должен понимать, что он играет очень важную роль в истории. Если же я буду каждому рассказывать, что, в принципе, эту судьбу можно не менять, она не так важна, на эту душу можно тоже не обращать внимания, то, как ты считаешь, смогут ли они и дальше ответственно относиться к выполнению своей задачи?
– Пожалуй, нет, – задумчиво произнес я, – но почему тогда вы мне все это рассказываете?
– Как ты считаешь теперь, зная все это, сколько судеб ты решишь изменить в ближайшие пять лет?
– Полагаю ни одной, – грустно произнес я.
– А сколько бы ты судеб изменил, если бы я оставил твои вопросы без ответа?
– То же ни одной, – после небольших раздумий ответил я.
– Ну вот тебе и ответ на твой вопрос, – улыбнувшись ответил наставник.
– Значит, я больше на судьбу не работаю? – растерянно произнес я.
– Почему ты так решил? – непонимающе спросил наставник.
– Ну, раз и вы, и я понимаем, что я больше не буду менять судьбы людям, то зачем я вам нужен? – раздраженно, спросил я, ожидая, что все эти объяснения ведут к моему «увольнению» и соответственно гибели. Так как я понимал, что свое время на земле, как человек, я отжил, оставалось лишь время, отведенное мне, как помощнику. И вот оно подходило к концу.
– Не забивай себе голову ненужными мыслями, у судьбы на тебя свои планы, которых я и сам сейчас не понимаю. И все же, полагаю, она на меня не рассердится, если я посвящу тебя в некоторые тайны. В любом случае, я всегда могу стереть тебе память. А сейчас мне уже очень хочется все тебе рассказать, я так давно ждал подобного момента. Я ведь в последней своей жизни был учителем. А тут как ты видишь учеников не много. Я могу создать себе класс с партами, но вот что-то разумное создать мне не под силу, это уже не в моей компетенции.
Я молча наблюдал за ним, пока он все это говорил, он выглядел таким счастливым. Особенно, когда упомянул, что был учителем. Мне очень не понравились слова, про стирание памяти, и все же я не стал заострять на этом внимания, побоявшись сбить его оптимистичный настрой.
– Ну вот, раз мы с этим всем разобрались, давай приступим к изучению плана судьбы, – продолжил он после недолгой паузы. Затем указал пальцем в направлении экрана. – Тут все как в архиве, в котором ты уже побывал. Зеленые линии – души следующие своей судьбе. Желтые линии – слегка от нее отклонившиеся, но так же не нуждающиеся в корректировке. Красные – свернувшие со своего пути, и требующие корректировки, при чем, чем краснее, тем серьезнее ситуация. Голубые линии – уже откорректированные судьбы. Есть еще серые линии – На них можно не обращать внимания, ничего серьезного им не предначертано, и все же они в любой момент могут поменять цвет. И в последнее время это все чаще происходит.
Сколько бы я ни старался, я не мог различить ни одной линии, видя лишь толстый вращающийся канат, напоминающий молекулу ДНК. А после рассказа о цветах линий, я, и вовсе, перестал его слышать и что-то видеть. Он же выглядел словно профессор, читающий лекцию, полностью поглощенный ее. Если бы он был хоть немного наблюдательнее в этот момент, он явно бы заметил, как я побледнел, услышав про голубые линии.
– Вот смотри красная линия, как ты уже понял, это сбившийся с пути человек. – продолжал он, ничего не замечая воркруг.
– А если передать судьбу от голубой линии какой-то другой? – словно, в каком-то тумане спросил я, перебив его, но даже это не заметив.
– А зачем это делать? – раздраженно отреагировал он. – Разве ты начнешь переделывать то, что и так работает? Никогда таким не занимался. Ты ведь знаешь, что мы можем вмешаться только один раз. И если ты заберешь у него его талант, то другого таланта ты ему уже не дашь.
– Простите, что перебил, – опомнившись, сказал я, – продолжайте, мне очень интересно.
Снова заулыбавшись, он поднял обе руки и развел их в сторону.
– И так, посмотрим. Что же это за человек? – задумчиво, продолжил он демонстрацию своих возможностей.
Не могу назвать это обучением потому, что я по-прежнему ничего не мог разглядеть.
– О, как интересно, это тот майор, про которого мы уже говорили. Видишь, вот тут его линия желтая, а тот уже становится красной. Увеличим еще. Ага. Тут должно быть пересечение с другой душой, но его нет, – говорил он, словно меня тут не было. – Посмотрим повнимательнее. Так и есть. Мы все еще не нашли человека, на роль пострадавшего в ДТП. Надо срочно этим заняться, осталось меньше года. А теперь смоделируем ситуацию, что человек все же найден. Вот, линия снова становится желтой, что и требовалось доказать. Надеюсь, теперь ты понимаешь, как все тут работает? – обратился он ко мне, вспомнив, что он не один.
– Образно, – сказал я, побоявшись признаться, что совершенно ничего не понял, так как синий экран для меня, так и оставался просто синим экраном, единственное что поменялось, так это то, что когда он развел руками, я и канат перестал видеть.
– Ничего сложного в этом нет, я знал, что ты сразу поймешь, – улыбнувшись, сказал он.
– А без ДТП его судьбу нельзя изменить? – наконец-то спросил я, размышляя об этом еще с момента прочтения папки.
– Без ДТП? Это уже будет что-то свое. Мы с тобой уже говорили сегодня об этом. Никто не знает, к чему это может привести. Шанс, что все обойдется один на миллион.
– Даже этот ваш синий экран не знает?
– На нем, конечно, можно поэкспериментировать, но придется перебрать миллионы вариантов, а на это уйдет много времени и сил. Мы не можем себе этого позволить.
Я был уверен, что это пустые отговорки, просто ему лень этим заниматься, конечно, легко соблюдать план, когда он уже написан. Но что делать, если этот план неидеален? Почему кто-то обязательно должен погибнуть. Умел бы я пользоваться этой синей штукой, не поленился бы и просмотрел все возможные варианты.
– Уже довольно много времени мы с тобой провели, – сказал он, заметив, что я притих и не задаю больше вопросов. – Пора, пожалуй, расходиться. Работать тоже надо в меру, иначе она быстро станет в тягость.
– Можно, я еще тут немного посижу? – попросил я его.
– Ну если хочешь то посиди, вряд ли ты тут сможешь что-то сломать, – сказал он, с довольным видом учителя, у которого получилось заинтересовать ученика наукой. – А я пойду прогуляюсь, мне необходимо сменить обстановку, все боюсь что от вида этого кабинета меня начнет воротить.
Он вышел в дверь, я не обратил внимания куда, может, опять в сад, в котором мы сегодня сидели, может, у него еще были любимые места. Это мне было не важно, гораздо важнее, что сейчас я остался один в кабинете наставника. Еще недавно я и подумать о таком не мог.
18
Оставшись в одиночестве, я принялся усиленно всматриваться в синий экран, пытался махать перед ним руками, дуть на него. Ничего не выходило. Я даже попытался протереть его рукой, но моя рука просто прошла сквозь него, словно там ничего и не было.
Я пересел в кресло наставника, полагая, что, возможно, угол зрения что-то изменит. Ничего. Синий экран оставался синим. Я откинулся на спинку кресла и стал размышлять.
«Так, необходимо освободить сознание. Во всех книгах по йоге пишут, что во время медитации сознание освобождается. Но ведь я сейчас как раз медитирую там внизу, а значит, мое сознание должно быть свободно. Почему же ничего не выходит? ПОЧЕМУ? Так, главное не паниковать. Возможно, если я тут начну медитировать, это поможет, медитация во время медитации, интересно».
Я начал медитировать, но ничего не выходило, я никак не мог очистить свой разум и ни о чем не думать. Мне все время казалось, что наставник, вот-вот войдет в кабинет, а я так ничего и не успею сделать. Почему он не мог установить в кабинете обычный компьютер? Было бы намного проще.
А что если я смогу его материализовать? Он же говорил, что тут все как в осознанном сне. Решив, что компьютер будет занимать слишком много места, я стал представлять, как на столе появляется ноутбук, с поисковой системой, подключенной к базе данных «всевидящего ока». Ничего. Я посмотрел в ящиках стола, в надежде найти там что-нибудь полезное, но они оказались пусты. Еще раз попытался создать ноутбук с поисковой системой. Результата не было. Возможно, потому что мне плохо представлялось, как ноутбук появляется из воздуха. Я закрыл глаза и представил, что ноутбук уже стоит на столе, но открыв глаза, так его и не увидел.
Я снова откинулся на спинку кресла. Оно слегка опрокинулось назад, и я коленом уперся во что-то твердое. До этого мне ничего не мешало. Я посмотрел под стол. Там были выдвижные ящики.
«Их же не было раньше» – вдруг осенило меня, они появились лишь после того, когда я подумал, что у рабочего стола должны быть ящики. Это была последняя надежда, минут пять я убеждал себя, что в ящике должен быть ноутбук, который мне очень поможет. Я открыл первый – пустой. Собрался с духом и четко представил, как открываю ящик, а там лежит нужная мне вещь.
Открыл. И все-таки я гений. Ноутбук лежал на дне второго ящика. Причем это был мой ноутбук, которым я пользовался дома. Я мигом его достал. Открыл. Включил. Запустил поисковик. И замер. Я даже не продумал то, что же набирать в поисковике. На экране высветилось окно «Низкий заряд батареи». Я вспомнил, что последний раз, когда я им дома пользовался, он выключился, потому что я так увлекся статьей, найденной в интернете, что забыл подключить его к зарядному устройству. Видимо, это последнее мое воспоминание о ноутбуке сейчас и сработало. Так что я получил урок на всю свою оставшуюся жизнь, мысли материализуются, и все же надо их очень тщательно продумывать, иначе их материализация может и не принести вам никакой пользы.