Скоро сказки сказываются, да не скоро дело делается, а порой дорога в лес дремучий упирается. Не видно там ничего. Куда идти, где искать Филлипа Корнюшкина? Откуда пришли мои Корнюшкины в Колыбелку. Тайна эта спрятана в несохранившейся девятой ревизии. Передо мной огромный стог сена, пойди-ка, найди там иголочку!
Остается только писать свои сказки.
Жил да был в одной слободе Степка Филипов сын. Родился он аккурат через три года после войны. Батьке его повезло, не попал в рекрутчину, а вот дядько Петро за свой острый язык и спесивый норов был отдан управляющим в рекруты. Ни слуху от него не духу. Никто о нем и не вспоминает, кроме бабки Матрены и деда Трофима. Был человек, а как бы и не был. Ничего-то от него не осталось. Сгинул, и сгинул, не велика потеря.
Барин молодой Павел Иванович на войне побывал и вернулся героем, грудь в орденах. Дед Харитон видал. Интересно Степке то про барина слушать, часто он просит деда, рассказать какую-нибудь историю. Особенно любит ту, что про хфилософа и самовар. Хто такой хфилосов Степка не знает, но понимает, что это дюже ученый человек.
– Эх, если бы я с этим хфилософом встретился, я бы ему сто самоваров раскочегарил, – думает Степка
,– И травы душистой заварил, донника, что спокойствие и ясность ума дарит. Расспросил бы про кита и правда ли, что земля круглая.
Однажды, когда Степка еще совсем малой был дед Харитон ему рассказал про огромного кита. Плавает тот кит в бескрайнем море -океане, а на его спине лес растет и реки текут, деревни с домами стоят и церква с колокольнями, а если ударит кит хвостом, то берегись, ураган начнется, с небес дождем та вода прольется, затопит посевы, голод придет, люди пухнуть будут и умирать. Нельзя кита будить, да сердить.
Дед частенько песенку напевает:
Жаворонок меж полями,
Соловейко меж садами;
Тот, выспрь летя, сверчит,
А сей на ветвях свистит.
А когда взошла денница,
Свищет в тот час всяка птица,
Музыкою воздух
Растворенный шумит вокруг.
Только солнце выникает,
Пастух овцы выгоняет
И на свою свирель
Выдает дрожливу трель.
Пропадайте, думы трудны,
Города премноголюдны!
А я с хлеба куском
Умру на месте таком.
– Конец, – зачем-то всегда добавляет дед.
Степка слушает и мечтает в городе побывать, посмотреть как там все многолюдно. Далеко тот город.
„Мы должны быть благодарны Богу, что он создал мир так,
что все простое – правда, а все сложное – неправда.“
Григорий Саввич Сковорода
Поскольку место выхода Корнюшкиных мне так и не удалось найти легким путем, я попыталась проанализировать всю доступную информацию о помещиках Тевяшовых, проследить их родственные связи и переход прав собственности на имения и крепостные души.
Эпоха крепостного права в последнее время вызывает бурные споры и дискуссии. Причём часто спорщики возвышая одну сторону этих взаимоотношений, пытаются принизить другую.
История существует независимо от наших современных взглядов и воззрений. Процессы развития общества приходят так как должно, независимо от наших желаний.История жизни каждого человека, это история страны, места жизни, окружения, соседей и помещиков в том числе.
Первым владельцем Колыбелки стал Иван Иванович Тевяшов.
Петр Великий за верную службу по охране окраин отдал ему в вечное владение с указанием границ Колыбелку, Марки, Солдатку, Переезжую, Гредякин, Ивановку и другие поселки.
Все эти поселки И. И. Тевяшов передал своему сыну Степану (1718), а другому сыну Ивану (ок. 1700—после 1765) достались слободы Россошь, Ольховатка, Михайловка и село Воскресенское.
Таким образом, нынешний Острогожский уезд был отдан Тевяшовым за их заслуги.
Степан Иванович Тевяшов ( старший) в 1734—57 годах командир Харьковского слободского казачьего полка. В 1757—1763 годах – полковник Острогожского слободского казачьего полка.
По состоянию на 1767 год у полковника Степана Ивановича Тевяшова было сорок душ крепостных и 4256 казаков в подчинении.
Уже в преклонном возрасте, осознавая недостаток просвещения, Степан Иванович стал брать домашние уроки у Григория Саввича Сковороды.
Григория Саввича Сковороду часто называют первым русским философом.
Деятельность и творчество Сковороды исторически рассматривали через ту или иную призму.
На Украине видят в нём некий пример самобытности украинского мышления.
Западники умудряются разглядеть близость с Кантом, современником которого тот был.
Критики времён Российской империи придерживались полярных взглядов. Одни находили в нём «достойный для сердец пример», а другие считали вклад в философию незначительным.
В советские годы его представляли, как народного мыслителя с котомкой за плечами, борца с самодержавием.
Григорий Сковорода после увольнения из Харьковского коллегиума по большей части вёл жизнь странствующего философа-богослова, скитаясь по Малороссии, Приазовью, Слободской, Воронежской, Орловской и Курской губерниям.
У своих близких друзей помещиков Тевяшовых он, по его словам, «отогревался душой и телом».
В письмах и произведениях Сковороды содержится ряд свидетельств бурных философских бесед, проходивших между Григорием Сковородой, Степаном Ивановичем Тевяшовым и его сыном Владимиром.
Диалог «Кольцо» и следом за ним «Алфавит, или букварь мира» Сковорода в 1775 году посвятил «Милостивому государю Владимиру Степановичу, его благородию Тевяшову».
«Икону Алкивиадскую», законченную в 1776 году, более известную как «Израильский Змий»Сковорода адресует отцу Владимира – Степану Тевяшову.
Ему же посвящён переведенный Сковородою с латинского диалог Цицерона «О старости».
Степан Иванович Тевяшов скончался в слободе Колыбелка в 1790 году.
Было у него три сына.
Der kostenlose Auszug ist beendet.