Buch lesen: «Русские несказки»

Анна Сергеевна Платунова, Ольга Макарова, Виктория Данген, Ольга Слауцкая, Виктор Зорин Александра Искварина Евгения Бугаро-Карпентер Александра Глазкина Ольга Лисенкова Арина Остромина und andere

Schriftart:

Авторы: Лисенкова Ольга, Бугаро-Карпентер Евгения, Глазкина Александра, Данген Виктория, Зорин Виктор, Искварина Александра, Макарова Ольга, Остромина Арина, Платунова Анна, Слауцкая Ольга

Редактор Ольга Лисенкова

Дизайнер обложки Рената Роз

Корректор Ольга Лисенкова

ISBN 978-5-4490-9823-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступительное слово

Вы считаете, что сказки сочинялись для детей? Конечно же, нет!

В русских народных сказках отразилось присущее нашим предкам особое видение мира – мира, где на каждом шагу подстерегает что-то необъяснимое, загадочное и чаще всего пугающее. Тут и оборотни – от Серого Волка до братца Иванушки, ставшего козлёнком, – и ведьмы, и ожившие мертвецы. Раздолье для нашего творческого коллектива, увлечённого жанром мистики!

За века, которые уже прожили русские народные сказки, мало что изменилось: мир по-прежнему непредсказуем и загадочен, а человек всё так же блуждает в чаще собственных заблуждений. Встанет ли перед ним Сивка-Бурка, как лист перед травой? Или покажется вдруг на полянке избушка на курьих ножках?

В русских народных сказках мы черпали вдохновение, сочиняя для вас эти «несказки», или мистические рассказы. Надеемся, что вы получите удовольствие от нового взгляда на знакомые с детства мотивы.

Ольга Лисенкова

Кукла
Ольга Слауцкая

С моим вторым мужем мы познакомились на похоронах первого. Они были школьными приятелями, и так совпало, что, когда в наш город с пафосными почестями привезли цинковые гробы с телом моего мужа и ещё двоих военнослужащих, Иван находился там проездом по своим торговым делам. Новость о торжественных похоронах героев, погибших при исполнении, звучала из каждого телевизора. Там, на кладбище, мы и познакомились: тридцатилетняя вдова с двумя дочерями и сорокалетний торговый представитель крупной фирмы. Тоже вдовец, как выяснилось.

Наш роман развивался неровно, но бурно, местами стремительно. Выждав год ради приличия, мы тихо расписались в провинциальном загсе, а спустя ещё месяц ехали в купейном вагоне в направлении города, где мне предстояло вить новое семейное гнездо. Мои близкие отнеслись к столь резким переменам с молчаливым неодобрением, но понимающе. Внезапное счастье застило глаза, и я не ожидала, что скелеты начнут вываливаться из шкафов моего мужа так скоро.

***

Близнецы, утомившись после ночной пересадки из одного поезда в другой, мирно посапывали на верхних полках. Иван сидел напротив, старательно размешивая чай в гранёном стакане, и хмурил тёмные брови. Я накрыла его руку ладонью.

– Может, и стоило вас раньше познакомить… – задумчиво отозвался он.

– Поздно уже переживать. Теперь только вперёд, а там разберёмся!

Оптимизма в голосе прозвучало меньше, чем хотелось бы. Радостное возбуждение от долгожданного переезда постепенно сменялось противным и нарастающим, как зубная боль, беспокойством перед предстоящим знакомством с новой роднёй.

– Понимаешь, Ася, у мамы сложный характер, – муж выразительно посмотрел на меня васильковыми глазами.

От женщины по имени Ядвига Карловна, и к тому же руководителя кафедры по зоологии беспозвоночных, трудно было ожидать лёгкого характера и особого человеколюбия. С ярко выраженной мизантропией будущей свекрови, которая наотрез отказалась приехать на нашу скромную, но всё-таки свадьбу, примирял тот факт, что жила она в отдельном доме. А, как известно, дистанция благотворно влияет на родственные чувства.

– Не переживай, уверена, мы поладим, – сказала я.

– Мама принципиальная противница браков. Она и в первый раз не одобрила…

Ложечка в стакане звякнула сильней. Мужа мучило что-то ещё, невысказанное.

– Я помню. Ты говорил.

Направление разговора нравилось мне всё меньше. Малейшие упоминания о первой жене царапали сердце ржавым гвоздём, хотя я скрывала это даже от себя самой.

– И вообще чудо, что она согласилась вместо няни побыть с Василисой в то время, пока я тут с вами.

– Да, это очень мило с её стороны. Присмотреть вместо няни за единственной внучкой, когда отец в отъезде.

– Ну, формально она Василисе не бабушка. А я не её родной отец…

Новость оказалась неожиданной, но не способной особо повлиять на моё отношение к будущей падчерице. Решившись на второй брак, я уже настроилась принять дочь от первой жены, как родную. Иван тоже быстро подружился с моими девочками. И неважно, кто биологический отец. Если бедный ребёнок дважды сирота, он нуждается в усиленной заботе и внимании, которые я обязуюсь ему обеспечить. Так я Ивану и сказала.

– Не сомневаюсь, – кивнул он. – Но, понимаешь… После Катиной смерти она перестала разговаривать и стала вести себя… ну, не так. Но я не собираюсь отказываться от своих обязательств, – добавил он с излишней торопливостью.

Узнать, что означало это «не так», предстояло совсем скоро…

***

Нам открыли не сразу. В окружении сумок и чемоданов мы долго рассматривали завитушки, украшавшие железную входную дверь. Наконец она распахнулась, повинуясь движению унизанной кольцами старческой руки. Следом из темноты проема показалась царственная фигура Ядвиги Карловны в тёмно-зелёном платье экстравагантного кроя. Очки в вычурной оправе маскировали хищный нос. Шею опутывала нитка разнокалиберных коралловых бус, напоминавшая осьминожьи щупальца.

Близнецы, до этого без устали обсуждавшие всё увиденное в элитной многоэтажке, от мраморных ступеней до лифта, сияющего стеклом и никелем, при виде своей новой бабушки тут же умолкли, придавленные тяжёлым взором её больших агатовых глаз. От их взъерошенных макушек взгляд свекрови скользнул ко мне и устремился к Ивану, стоявшему за нашими спинами. Немолодое лицо, хранившее следы былой красоты, осветилось сдержанной улыбкой, и я убедилась: знакомство лёгким не будет.

– А где же Василиса? – как можно непринуждённее поинтересовался Иван, когда последний чемодан оказался внутри и суета вокруг багажа, в которой, впрочем, моя новоявленная свекровь никак не участвовала, слегка улеглась.

– Дитя, выйди, поздоровайся с отцом, – вполоборота кинула Ядвига Карловна куда-то в глубину квартиры, показавшейся мне необъятной после прокуренных коммуналок и съёмных однушек.

Из самой дальней двери медленно вышла худенькая шестилетняя девочка в каком-то слишком правильном клетчатом платье и белых гольфах. Отрешённый вид падчерицы поразил меня едва ли не больше, чем экстравагантная внешность свекрови. Никаких эмоций не читалось на невзрачном лице. Тусклые, как две осенние лужицы, глаза смотрели в никуда. Аккуратные косы по обе стороны головы, заплетённые явно не детской рукой, наводили на мысль, что, может, Ядвига Карловна не такая уж плохая бабушка. В руках девочка цепко держала потрёпанную куклу – уродливое тряпичное создание с пуговичными глазами и волосами из ниток. Неказистая игрушка казалась совершенно неуместной в респектабельной обстановке квартиры.

– Познакомься, это мама Ася и твои сестрички, Соня и Клара, – сказал Иван, опустившись на корточки перед приёмной дочерью. – Я рассказывал про них по телефону.

Василиса стояла перед ним, потупив взор, с безмолвием манекена. Муж с трудом подавил вздох разочарования. Чтобы снять неловкость, я постаралась обнять девочку как можно радушнее, но объятие оказалось похоже на попытку прижать к себе кактус.

Спрятавшись за моей спиной, близнецы с любопытством разглядывали новую сестричку. Внезапно Соня схватила тряпичную куклу и потянула к себе. Реакция Василисы оказалась молниеносной. Она ещё крепче вцепилась в игрушку и дёрнула так, что послышался треск ниток, а Соня вылетела вперёд, потеряла равновесие и бухнулась коленями на пол.

Воцарился хаос. Близнецы дружно ревели, Иван, у которого детский плач вызывал приступ паники, бестолково метался по комнате, Ядвига Карловна возводила глаза к небу и пила какие-то капли, а я пыталась всех успокоить. Лишь невозмутимая Василиса стояла у стенки и баюкала потревоженную куклу, не обращая внимания на происходящее.

С превеликим трудом я утихомирила дочерей и нашла им увлекательное занятие в детской: разбирать чемодан с игрушками. Безропотная Василиса покорно уселась в креслице напротив в обнимку со своей уродливой куклой. Путаясь в банках и коробках на незнакомой кухне, трясущимися руками я наскоро заварила чай и, заставив себя успокоиться, понесла поднос в гостиную. Но на пороге задержалась.

– Я всегда говорила, чужой корень не даст хороших плодов, – говорила Ядвига Карловна Ивану. – А ты снова привёл в дом…

– Мама! – перебил её Иван. – Не начинай! Мы же договорились.

– Хорошо. Но эту дурацкую куклу давно нужно выкинуть!

– Я не стану отбирать у девочки последнее воспоминание о матери, – тихо ответил муж.

– И напрасно. Ты не хочешь верить, но девочка безнадёжна. Как и её сумасшедшая мать. Твоя жена скоро всё сама поймёт.

Чашки на подносе предательски звякнули. Разговор прервался, и таиться за дверью больше не имело смысла. Я вошла, стараясь сохранять невозмутимый и приветливый вид. Пространство гостиной было наэлектризовано до такой степени, что от малейшей неловкости могли полететь искры. Но Ядвигу Карловну явно распирало от желания высказаться.

– Ты даже не представляешь, что мне пришлось вытерпеть за неделю твоего отсутствия, – ядовито произнесла она, сверкая стёклами очков.

Муж мрачно изучал рисунок на ковре и молчал. Странно было видеть такого сильного и делового человека настолько беспомощным.

– Послушайте, – сказала я. – Василиса явно нуждается в помощи. Вы показывали девочку специалистам? Я могу этим заняться, когда закончим с переездом.

Ядвига Карловна презрительно двинула плечом.

– Я давно говорила тебе, Ваня, каким именно специалистам её нужно показать. Но ты никогда меня не слушаешь.

– Девочке просто нужна женская забота и ласка, – наконец сказал Иван. – Она привыкнет, и всё наладится.

– Хорошо, хорошо! Я не лезу в дела твоей семьи, – Ядвига Карловна шумно поднялась с кресла и направилась к выходу.

– Вы не останетесь с нами поужинать? – спросила я скорее машинально, чем из вежливости.

– Благодарю покорно. Но я, знаете ли, следую принципу: завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу, – обезоруживающе улыбнулась свекровь.

***

Первый блин вышел комом, но жизнь пошла своим чередом. Свекровь нас не беспокоила. Иван до позднего вечера пропадал на работе и приходил, когда я уже выключала свет в детской. Всё моё время занимали многочисленные хлопоты, связанные с переездом и обустройством на новом месте. К тому же через неделю я обнаружила, что беременна. Иван обрадовался долгожданной новости и даже взял отгул, чтобы свозить нас с девочками в парк развлечений. Поэтому Василисины странности отошли на задний план до более спокойных времён.

«Я подумаю об этом завтра», – засыпая без задних ног, говорила я себе, как героиня любимого романа. Правда, спалось на новом месте беспокойно. Будто подушку каждую ночь набивали морскими ежами, а на грудь клали тяжелый камень.

Мысль об изменении интерьера квартиры пришла в первый же день переезда. Слишком много я замечала следов присутствия другой женщины, Василисиной матери. Подборка книг, которые никогда не прочитал бы мужчина. Папоротники в горшках, лоскутные коврики в прихожей, вышитые крестиком льняные салфетки в гостиной, берестяные узорчатые баночки для специй на кухне и прочие мелочи, вплоть до следов от фоторамок на обоях в спальне. Я не ревновала, нет. Какой смысл ревновать к умершей. Просто хотела обустроить семейное гнездо по своему вкусу. Иван не возражал против моих грандиозных планов.

– А что в той маленькой кладовке рядом с ванной? – поинтересовалась я у него как-то за ужином. – Я не смогла найти ключ.

– Всякий хлам, который нужно выкинуть, – отозвался он с деланной небрежностью, но встретившись со мной взглядом, виновато добавил:

– Там Катины вещи. Я не смог выбросить. А ключ потерялся…

«Отложим до лучших времён, – подумала я. – И так есть чем заняться».

А потом ко мне пришёл бывший муж.

***

Он никогда не снился мне раньше. Теперь же он стоял на краю своей могилы и выглядел таким, каким я видела его в последний раз. Но его взгляд! Подёрнутые белёсой плёнкой мёртвые глаза смотрели, не мигая, и, казалось, видели самые чёрные дыры в моей душе.

– Ты предала меня, – сказал он бесстрастно.

– Ты бросил нас и уехал! – крикнула я, задыхаясь от слёз и ужаса.

– Ты умрёшь, – пообещал он. – Ты пожалеешь.

Он потянулся ко мне, но вдруг словно кто-то толкнул его в спину, и он полетел в могильную тьму. Я завопила от ужаса… и проснулась.

***

Будильник на прикроватной тумбочке истерично вызванивал половину седьмого. Иван рывком вскочил с кровати и принялся поспешно собираться на работу. Вещи не слушались, и его губы безмолвно шептали ругательства.

– Ты плохо выглядишь. Не выспался?

– Дурной сон, – буркнул он.

Обычно по утрам он вёл себя приветливее, но сейчас смотрел в зеркало с таким мрачным видом, что я не рискнула лезть с расспросами. В коридоре он помедлил у вешалки, долгим взглядом изучая своё портмоне. Но, заметив меня на пороге спальни, смутился, сделал вид, что нашёл что-то важное, и вышел, хлопнув дверью. Мог бы и не притворяться. Я знала: в одном из отделений до сих пор хранилось маленькое фото его первой жены. И, кажется, догадалась, что именно ему приснилось.

Но неприятности тем утром не закончились.

***

На тонких детских руках, словно схваченных грубой ладонью, темнели синяки. На костяшках пальцев правой руки алели ссадины. Указательный палец распух, и прикосновение к нему вызывало у Василисы безмолвные слёзы.

– Девочки, что случилось? – допытывалась я у близнецов, убедившись, что падчерицу расспрашивать бесполезно.

Соня и Клара убедительно пожимали плечами, уверяя, что не дрались с сестричкой и вообще ни при чём. Беглый осмотр показал, что сами они невредимы.

– Она первая к нам лезет, – сказала Соня. – За волосы дёргает. Но мы её не били. Честное слово, мама.

– А ещё я видела, как она выбирает волосы из твоей расчёски в ванной, – сообщила Клара. – Заметила, что я смотрю, толкнула меня и выбежала.

– О боже! Зачем? – Я встряхнула безучастную Василису за плечи, но ответа не последовало. – Вы меня с ума сведёте!

Наскоро собравшись, я повезла падчерицу в травмпункт. И сто раз пожалела об этом.

***

– Вы мать ребенка? – поинтересовалась пожилая медсестра, строго глядя поверх очков.

– Нет, я её мачеха.

– Всё ясно, – она поджала губы и всё оставшееся время вела себя так, словно подозревала меня во всех смертных грехах сразу.

Она заполняла бумаги и задавала кучу вопросов, на которые я просто не знала ответов. Я понятия не имела о Василисиных прививках, заболеваниях в раннем детстве, её группе крови и всё больше краснела, не в силах справиться с неловкостью под осуждающими взглядами персонала. Они суетились, сюсюкали с не по-детски терпеливой «бедняжкой», бинтовали ей ушибленную руку, в то время как я обтекала на кушетке, давя в себе слёзы и мысленно подыскивая вразумительные объяснения для Ивана. А тряпичная кукла, которую Василиса так и не выпускала, пялилась на меня синими круглыми пуговицами и улыбалась вышитым ртом.

***

Как ни странно, после этого случая Соня и Клара сблизились со сводной сестрой. Они охотно оставались в её обществе и знакомили со своими любимыми игрушками, что говорило о высшей степени доверия. В ответ Василиса подарила каждой по тряпичной кукле собственного производства. Шитьё было её любимым занятием. Целыми днями она просиживала в детской с корзинкой для рукоделия и мастерила тряпичных уродцев, до безобразия похожих на её любимую куклу, с которой она никогда не расставалась. Попытка забрать игрушку едва не закончилась истерикой. Я старалась даже не смотреть на дурацкую куклу, когда мы находились в одной комнате. Не могла отделаться от ощущения, что пуговичные глаза неотрывно следят за каждым моим движением.

Через неделю муж уехал в командировку, но исправно интересовался моим самочувствием по телефону. Казалось, токсикоз доконает меня. По нескольку раз в день меня выворачивало наизнанку. Близнецов удалось наскоро пристроить в частный детский сад. Без них я могла бы спокойно отлёживаться в кровати и строить планы, если бы не присутствие Василисы. Меня до нервной дрожи пугала эта по сути безобидная и несчастная девочка, одиноко замкнувшаяся в своем мирке, куда взрослым всё было недосуг достучаться.

По-прежнему молчаливая и покорная, она никогда не докучала. В отличие от сводных сестёр, она выполняла свои ежедневные ритуалы с педантичной аккуратностью, невероятной для ребенка её возраста. Василисины вещи никогда не валялись разбросанными по комнате. Она никогда не забывала чистить зубы и мыть руки. А комнатные цветы поливала так регулярно, словно у неё внутри был встроен таймер. Иногда я замечала, как она, прежде чем заняться каким-то делом, слегка склоняла голову, словно прислушиваясь. Чей голос, шептавший неслышные указания, слышала девочка, я старалась даже не думать.

Мои же дружеские порывы не вызывали ни малейшего отклика в бесстрастных глазах падчерицы. Разочарование от собственного педагогического бессилия нарастало с каждым днём. Но я исправно заботилась о ней наравне с собственными детьми. Гуляла, кормила, купала, укладывала спать. Разве что косы ни разу ей не заплетала. Шестилетняя девочка на удивление ловко справлялась со своими длинными волосами, но мне ни разу не удалось увидеть, как.

***

Детский смех, долетавший из гостиной, подозрительно затих. Наскоро вытерев мокрые руки и выключив газ под кастрюлькой с кашей, я тихо прошла по коридору и заглянула в гостиную. Материнское чутьё не подвело. Соня и Клара старательно разрисовывали комод фломастерами. Мой праведный гнев поутих, когда я поняла, что они пишут невидимыми «шпионскими» чернилами.

– Мы же играем, мама, – без тени раскаяния заявила Соня. – Нас Василиса научила.

– Рисовать волшебные знаки, – добавила Клара.

– Зачем?

– Злюку прогонять.

– Какую злюку?

– Которая насылает злое колдунство.

– Так. А чему ещё вас Василиса научила?

Девочки переглянулись, явно обдумывая, стоит ли посвящать меня в свои секреты.

– Слушать сказки.

– Василиса рассказывает вам сказки?!

– Нет, кукла рассказывает.

– Ах, кукла?

– Да. Мы её конфетами кормим, и она говорит.

– Что за выдумки! Кстати, а где сама Василиса?

Девочки пожали плечами. Я отобрала у них фломастеры и ультрафиолетовый фонарик, усадила на диван смотреть мультфильмы и пошла искать падчерицу. Василиса обнаружилась в спальне. Она стояла возле моей половины кровати и что-то высматривала под матрасом.

– Что ты делаешь?

Василиса обернулась и отодвинулась в сторону. Стараясь держать себя в руках, я приподняла матрас. Прямо под изголовьем лежал чёрный мешочек, повязанный красной нитью, и три пятнистых птичьих пёрышка. Я дёрнула матрас ещё раз. Под изголовьем Ивана лежал тот же хлам. В мешочке обнаружились сушёные травы со странным запахом.

– Это ты положила? – повернулась я к падчерице. – Это какая-то очередная игра?!

Василиса молчала, уставившись в пол. Только чёртова кукла наблюдала за мной пуговичным глазом из Василисиного кармана. Ждать ответа было бесполезно. Обессилев, я опустилась на ковёр перед этой невыносимой девочкой и вдруг заметила в её руке «шпионский» фломастер. Повинуясь догадке, я включила ультрафиолетовый фонарик и направила на пол. Весь ламинат под кроватью и около неё покрывали странные закорючки и каракули. Луч синего света скользил дальше, высвечивая всё новые и новые знаки, покрывавшие мебель, окно, стены, дверь…

Наскоро накормив девочек ужином и уложив спать, я обошла с фонариком всю квартиру. Василиса постаралась на славу. Спальня, детская, гостиная, кухня, коридор – вся квартира была испещрена невидимыми обычному глазу рисунками, как святилище язычников. Гадания и мифология не состояли в списке моих увлечений, но некоторые символы я знала из художественной литературы. Вглядываясь в нарисованные детской рукой звезду Лады, цветок папоротника или коловрат, я вспомнила, где видела их совсем недавно: на вышитых рукой Василисиной матери занавесках, которые недавно сняла с окна в кухне. Этот факт кое-что объяснял и отчасти успокаивал. И всё же, прежде чем заснуть, я тщательно перерыла всю постель, но не нашла больше ничего постороннего. В эту ночь я впервые со дня переезда как следует выспалась.

***

Весь следующий день я посвятила генеральной уборке. Пусть рисунки были не видимы при свете дня, одна мысль о них выводила меня из равновесия. Будь это странные игры девочки не от мира сего или чёрт знает что ещё, но я хотела стереть их из своей жизни. Однако спокойнее на душе не стало.

Плохие сны прекратились, но с каждым днем меня всё больше охватывало совершенно необъяснимое беспокойство, если не сказать страх. Всей кожей я ощущала в квартире помимо Василисиного ещё чьё-то гнетущее присутствие. Я стала бояться темноты. Просто не могла открыть воду в ванной, не включив свет, словно вместо крана рисковала ухватиться за чью-то холодную руку. Переодевалась, оглядываясь, словно за спиной или в зеркале могла мелькнуть неясная тень.

Докучать Ивану своей паранойей я опасалась. Между нами и так появился холод после необъяснимых Василисиных синяков. Подругами на новом месте я обзавестись не успела. С пожилой няней, которая отводила близнецов в сад и приводила обратно, откровенничать хотелось ещё меньше. Соседние квартиры пустовали: хозяева одной уехали на курорт, в другой шёл ремонт. Справляться со своими страхами приходилось в одиночку. Самые бредовые мысли водили в моей голове изматывающий хоровод. И всё чаще в его центре оказывалась Василиса.

Однажды она не услышала моих шагов, когда я зашла в детскую, и вздрогнула, заметив меня. Корзинка упала, ворох лоскутков, ниток и синтепона рассыпался по ковру. Я наклонилась поднять недошитую куклу и застыла. Из тряпочного тельца вывалился клок длинных светлых волос. Моих волос. Одним махом Василиса выдернула у меня из рук свое рукоделие и выбежала из комнаты. На полу остался лежать ключ. И я знала, от какой двери.

Но прежде чем им воспользоваться, я безжалостно вспорола внутренности подаренных падчерицей тряпичных кукол, которых нашла у близнецов под подушкой. Как я и ожидала, в каждой прятался спутанный комок тёмных волос моих дочерей. Вытащив и уничтожив колдовское содержимое, я тщательно замаскировала следы преступления с помощью иголки с ниткой.

***

Плохое качество изображения и помехи на экране ноутбука не могли скрыть недовольство на лице моего мужа. Но странные вещи, принадлежавшие Василисиной матери, которые я обнаружила в пропахшей пылью и сушеными травами запертой кладовке, требовали объяснений.

– Скажи, твоя первая жена увлекалась всякой там эзотерикой или мистикой?

– Почему тебя это интересует?

– Как тебе объяснить… Игры, в которые играет Василиса, очень похожи на магические ритуалы.

– И ты туда же. Вы все сговорились, что ли?! Она ребёнок!

– Конечно, ребёнок. Вот я и думаю: она просто копирует то, что видела.

– Вся эта допотопная магия – бред сивой кобылы! Неужели ты тоже веришь в такую белиберду?!

– Ни во что я не верю. Успокойся. Просто пытаюсь найти подход к девочке и хочу понять, что произошло с её матерью.

Иван долго молчал, собирался с мыслями, а потом рассказал.

***

Первый год их с Катей брака прошёл счастливо, почти как в кино, – если бы не Ядвига Карловна, которая долго не хотела принимать невестку с чужим ребенком. Но со временем она привыкла и даже изредка захаживала в гости. Правда, однажды они разругались так, что свекровь больше и носа не показывала на порог. Напрасно Иван пытался помирить любимых женщин, воинственных, как валькирии.

Вскоре Катя, которая вела жизнь домохозяйки, начала сохнуть и тосковать от однообразия. От скуки её спасло увлечение гороскопами, гаданиями, оберегами, обрядами и прочей магической ерундой, которую так любят женщины. Иван поначалу только посмеивался над безобидной блажью. Очень быстро в комнате, отведённой под рукодельную мастерскую, появились странные книги, исписанные непонятными закорючками, чудные музыкальные инструменты, толстые чёрные свечи, пучки перьев и сухоцветов, стеклянные бутылочки с загадочным содержимым. Вскоре магические предметы стали расползаться по всей квартире. Под видом дизайнерских украшений обереги всех мастей развешивались над входными дверями, лежали на комоде, стояли на подоконниках и полках. Сама Катя выкинула мини-юбки и обтягивающие платья, перестала красить губы, стала носить юбки в пол и отращивать косу. Дошло до того, что она провожала мужа на работу чудным ритуалом, обмахивая его сушёной куриной лапкой. Чем бы жена ни тешилась, рассуждал Иван. Тем более что дела на работе резко пошли в гору, а карьера в рост.

Но вскоре перемены в поведении жены стали слишком заметны, чтобы не обращать на них внимания. С каждым днём она становилась всё мрачнее и раздражительнее. Всё чаще уединялась в своей комнате, откуда доносились звуки бубна и тихие мелодичные напевы. Да и супружеский долг она стала исполнять, повинуясь сложным расчётам, итоги которых Ивана совсем не устраивали. Попытки запретить её занятия приводили лишь к скандалам на глазах у плачущей Василисы. Масла в огонь подливали телефонные звонки свекрови, которая утверждала, что Катя сходит с ума. Как-то в мусорном ведре Иван заметил окровавленный комок птичьих перьев. В следующий раз – обезглавленный трупик лягушки. Но зрелище, которое он увидел однажды, вернувшись домой раньше времени, повергло его в шок.

На полу комнаты в хитроумном порядке выстроились горящие свечи. По углам в самодельных глиняных плошках курились благовония. Мать и дочь в белых рубахах с распущенными волосами сидели на коленях в центре круга и тянули однообразную мелодию. Вдруг Катя подняла руки. В одной она держала трепещущую мышь, в другой – кривой нож. Выверенным движением она отсекла голову своей жертве. Струйка крови наполнила заранее приготовленную чашу. Катя обмакнула пальцы в красное и начертила знак на лбу дочери, которая впала в транс и не понимала происходящего вокруг безумия. Иван вышел из оцепенения, ворвался в комнату, схватил Василису на руки и хотел выйти, но Катя с диким криком вцепилась в него сзади. Свечи упали, грозя пожаром. Оттолкнув жену, Иван выбежал из комнаты под её проклятия, положил бесчувственную Василису на диван и кинулся в ванную. Когда с полным ведром воды он вбежал обратно, Катя на полу билась в конвульсиях среди язычков пламени. Он плеснул воды, потом ещё и ещё, пока всё не погасло и вопли не стихли.

Катю отвезли в больницу. Она впала в бессознательное состояние и угасала с каждым днем, несмотря на усилия врачей. Ядвига Карловна проявила неожиданное сочувствие и сутками напролет дежурила у её кровати. Василиса ничего не помнила, лишь плакала по вечерам и просилась повидать маму. Иван сдался и привёл девочку в палату. Едва та подошла к кровати, Катя вдруг очнулась и привлекла дочь к себе. Ядвига Карловна пыталась протестовать под предлогом слабости больной. Но Катя посмотрела на свекровь с такой ненавистью, что даже Ивану стало страшно, а Ядвига Карловна схватилась за сердце. Когда суета вокруг едва не упавшей в обморок пожилой женщины улеглась и внимание врачей вновь вернулось к опутанной проводами пациентке, та уже была мертва. У изголовья умершей матери стояла безмолвная Василиса и прижимала к себе тряпичную куклу. Ни одной слезинки не скатилось по её щеке.

***

Всю ночь я не сомкнула глаз. Несколько раз я заходила в детскую, в которой мирно сопели три детских носа. Проверив кроватки дочерей, я с содроганием проходила мимо Василисиной постели. Даже во сне она не выпускала из рук куклу, в пуговичных глазах которой играли искорки от включённого ночника. Теперь я понимала, откуда взялись её причуды, но напрасно искала в своём сердце сочувствие к сироте. Нет, мне было страшно.

Страх, недомогание и отчаяние лишали остатков благоразумия. Я боялась своей падчерицы и её проклятой куклы. Боялась оставлять своих дочерей наедине с необъяснимой опасностью. Боялась за ещё не рожденного малыша. Боялась рассказать о своих подозрениях мужу, чтобы он не усомнился в моей нормальности, в которой я сама уже начала сомневаться. Я убеждала себя, что странности Василисы – всего лишь следствие психологической травмы, а мелкие неприятности, преследующие нас вот уже несколько дней, – всего лишь случайные совпадения.

В то утро близнецы превратились в капризных извергов, изводивших меня нытьём и ссорами по любому поводу. Бутерброды получились с кровью, потому что я порезала палец. Любимая чашка выскользнула из рук и разлетелась на кафельном полу. Осколками тут же порезалась Соня, кинувшись на помощь. Пока я накладывала ей пластырь, Клара решила самостоятельно сделать чай и пролила на себя кипяток. Когда, израненные и обожжённые, мы всё же сели завтракать, выяснилось, что молоко прокисло. В нераспечатанной бутылке с нормальным сроком хранения. Испортились вообще все продукты в холодильнике.

– Просто ночью отключали электричество, – сказала я сама себе, разглядывая покрывшиеся пятнами коричневой гнили яблоки, заплесневевшие помидоры и пузырящийся суп.

Когда за девочками пришла няня, я вздохнула с облегчением: зло таилось здесь, за пределами дома оно их достать не сможет, я была уверена в этом. Василиса, которая в детский сад не ходила, ещё не показывалась из комнаты. Чувствуя предательскую слабость, я нырнула обратно в кровать и, пока обдумывала дальнейший план действий, задремала.

«Люли-бай, люли-бай, детка, сладко засыпай…»

В тишине квартиры приглушённо звучал незнакомый женский голос. Я прислушалась. Телевизор в гостиной молчал. Пение доносилось из детской. Подавив трусливое желание спрятаться под одеяло с головой, я заставила себя встать и выяснить, что происходит. Бесшумно ступая, прокралась по коридору и заглянула в детскую. Василиса, покачиваясь, сидела на полу с распущенными волосами.

«Люли-бай, люли-бай, не ложися ты на край…»

Я пригляделась и отпрянула. Нет, песенку напевала не Василиса! С её сомкнутых губ по-прежнему не слетало ни звука. Голос шёл изнутри старой тряпичной куклы, которую она баюкала в руках. Неужели в самодельной игрушке прятался звуковой механизм?

«Идёт серенький волчок, тебя схватит за бочок!» – пропела кукла.

Василиса обернулась. В следующий миг я увидела нечто такое, отчего едва не остановилось сердце. Длинные пряди Василисиных волос плавно взмыли в воздух, словно листья морских водорослей, колыхаемых подводным течением. Извиваясь по-змеиному, они сплетались между собой в немыслимом танце, укладываясь в аккуратные косы на голове моей падчерицы.