Утро у колодца. Деревенские байки

© Андрей Татур, 2024

ISBN 978-5-0062-4175-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глухая тетеря

Пасхальное утро выдалось тёплым и солнечным. Сама погода благоволила этому большому и светлому празднику. Молодожёны проснулись рано, съездили в город, погуляли, прошлись по магазинам. В одном из них купили кукольного ребёночка, говорящего. Головкой вертит, ручками-ножками шевелит – прямо, как живой. Вернулись в деревню немного уставшие, но довольные поездкой. Похвалились бабке Софье своей покупкой, вот только та их забаву осудила:

– Вы ужо не дети, чтоб цацки всякие покупать. К чему пустые траты? Не за горами и свои такие куклы будут, а вы из магазина тащите…

Егор, смеясь, поддевает старушку:

– С чего ты, бабуля, взяла, что скоро свои будут? Ты же говоришь, крепко спишь по ночам.

Бабушка Софья удивлённо залепетала:

– Ой, ведь дело-то ясное – раз поженились, значится и детки скоро пойдут! И это правильно, незачем откладывать в долгий ящик. Вы старуху-то внучатами порадуйте. Хочется ужо, чтоб малое по хате бегало… А ночью-то я совсем ничего не слышу, давно ужо глухая тетеря…

Накрыли на стол. Бабушка Софья подала праздничные куличи, которые испекла сама. Поели. Старушка о чём-то задумалась. Анюта легонько ткнула её пальцем в бок, та и подскочила.

– Ох, ты ж ё… Анька, ну! В грех меня вводишь и без того грешную! Нельзя ругаться в стольный праздник, а то ежели сегодня женщина какая словом матерным обмолвится, так святые в обморок сразу грохаются!

– Бабуля, они, бедненькие, с нашими-то женщинами из своих обмороков и не выходят, поди!

– Анька, цыц! Грех такое говорить!.. Прости ты её, Господи, неразумную…

Ночью молодые услышали, как бабушка Софья ходит по кухне и что-то бормочет.

– Бабушка, ты чего не ложишься? – встревоженно спросила Анюта.

– Тут вода капает из умывальника! Заснуть не даёт! Егорка завтра пущай глянет, что с ним…

Анюта обняла сонного Егора и, хихикнув, прошептала:

– Вот тебе и глухая тетеря…

Тузик в шапке

– Эй, Фомич, друг сердечный, ты чаво это молодишься?! – выглядывая из-за забора, прокричала Агата Кузьминична. – Зима на дворе, а ты без шапки выполз, разгеройствовался тут!

– А на кой бес мне шапка, когда ни ветра нет, ни снегопада… Да и не люблю я шапки эти…

– Может, хоть капюшон на голову надень, а то он у тебя на спине без дела болтается, молча намекает, как бы.

– Капюшоны тоже не люблю!

К хозяйке подбежал пёс, завертелся, хвостом завилял. Суть разговора он не понял, но на всякий случай поддержал кормилицу звонким лаем.

– Глянь, Фомич, даже Тузик тебя облаял! Говорит, мол, чего без шапки таскаешься, пень стоеросовый! – посмеиваясь, продолжала укорять Фомича Агата Кузьминична.

– Чего привязалась-то? У меня пока ещё волос на голове больше, чем шерсти на твоём Тузике! Ты лучше ему свяжи шапку, да на голову напяль. Так он хоть быстрее сдохнет и перестанет, наконец-то, выть по ночам на всё село и брехать без толку.

– А чегой-то он тогда сдохнет?

– А того, что ещё наши предки говорили: «Держи голову в холоде, а живот – в голоде». Собак, между прочим, это тоже касается. Ты хоть раз видела собаку в шапке? Нет! Потому как они все передохли. Все до единой! А мне – хоть бы что! Хожу себе без шапки, и живее всех живых!

Фомич, гордо хмыкнув, многозначительно помахал пальцем и продолжил свой путь, а Агата Кузьминична, задумчиво нахмурившись, отстранилась от забора и взглянула на собаку.

– Пошёл в будку! – раздражённо крикнула она псу и тот, поджав хвост, виновато засеменил в конуру. – А будешь ещё тявкать не по делу, шапку натяну на уши и подохнешь до весны! В самом деле, бесишься тут с жиру…

Несчастья Геннадия Петровича

Корова Машка пенсионера Геннадия Петровича забрела на просёлочную дорогу и каким-то образом, то ли головой, то ли задом, умудрилась зацепить проезжавший мимо «Москвич». Машка-то не пострадала, а вот автомобиль получил повреждения.

Водитель, выскочив, как угорелый, разразился такой отборной бранью, что собравшиеся жители деревни постарались запомнить некоторые матерные эпитеты по причине их необыкновенной исключительности, поскольку, до сей поры в деревне таких заковыристых ругательств и слыхом не слыхивали.

Потом был суд, на который вызвали и Геннадия Петровича, и корову Машку. Зачитали из заявления потерпевшего: «Корова выбежала на проезжую часть с пешеходной полосы (какой такой полосы, когда отродясь не было никаких полос на этой дороге), тем самым, грубо нарушив ПДД. Она рогом (когда только у неё рог успел вырасти?) и правой стороной головы сбила боковое зеркало заднего вида…»

В общем, разбирательство длилось недолго. Суд признал Машкину вину и оштрафовал её на символическую сумму. Послабление сделали на то, что Геннадий Петрович – пенсионер, а корова Машка, видимо, пережив такой стресс, перестала давать молоко. Но, как говорится, беда за бедою…

Был у Геннадия Петровича баран Додик. Ох, и взбалмошный! Своенравный и очень прыткий. В день суда, ближе к вечеру, сбежал он со двора, вылетел на злосчастную дорогу и понёсся по ней, как ошпаренный. А в это время ему навстречу ехал автомобиль «Рено», за рулём которого сидела расфуфыренная девица. Одна её рука с дымящейся сигаретой лежала на руле, другой она удерживала возле уха мобильный телефон. Она даже не успела ничего толком понять, как Додик атаковал красненькую гламурную машинку прямо в лоб…

Потерпевшая наняла дорогого холёного адвоката для защиты своих интересов в суде. Адвокат говорил умело и со всей убедительностью о материальном и моральном ущербе. Он убеждал суд, что скорость барана была не менее восьмидесяти километров в час, в то время, как скорость его подзащитной не превышала пятидесяти. В итоге, вина «подсудимого» была признана целиком и полностью. На этот раз штраф вылился во внушительную сумму.

Чтобы рассчитаться, Геннадию Петровичу пришлось отвезти Додика на рынок, а корову Машку забить на мясо и тоже распродать. Да и всё равно не хватало, занимал у односельчан. Хорошо хоть, людей, неравнодушных к его несчастьям, было немало.

С тех самых пор Геннадий Петрович держал только кур. Днём они всегда были заперты в курятнике, а ночью он выпускал их во двор. Сам же выносил ружьё, садился на крылечке и охранял, чтобы собака какая бездомная или лисица оголодавшая не утащили птиц со двора.

В свободное время Геннадий Петрович изучал и гражданский кодекс, и уголовный, мало ли, что ещё могло случиться. Ему часто снилась корова Машка. Она всё хотела ему что-то сказать, но не могла, потому как неграмотная была скотина – ни речью, ни письмом не владела.

Важный вопрос

Глава администрации Тащиловского района Загребущий Павел Александрович восседал в своём роскошном кабинете, лениво листая глянцевый журнал с многочисленными иллюстрациями довольно пошлого характера. На огромном рабочем столе также лениво помигивал лампочками коммутатор, позади которого расположились в рядок многочисленные телефонные аппараты. Громко и протяжно зевнув, Павел Александрович потянулся в кресле, несколько раз мотнул головой и, забросив журнал в ящик стола, нажал на коммутаторе кнопку вызова.

– Юля, зайди!

Через минуту впорхнула молоденькая секретарша, одетая в модное дорогое платье, но безвкусное и слишком вычурное. То же самое можно было сказать и о её макияже. Кокетливо улыбаясь, она промурлыкала:

– Пал Саныч, я вся внимание.

Загребущий, явно увлёкшись созерцанием плотно обтянутых форм, на мгновение забыл, зачем она ему понадобилась.

– Эм-м-м… Ты это… Завари-ка мне чаевского… И, Юленька, на сегодня приём окончен. В отъезде, если что. Мне поразмышлять надо…

– Как прикажете, мой господин, – бархатистым голосом произнесла Юленька и, эротично виляя бёдрами, удалилась.

Павел Александрович, вздохнув, подошёл к окну, снова протяжно зевнул и вернувшись к столу, плюхнулся в кресло. Через некоторое время из приёмной донеслись голоса. Звук нарастал и постепенно перешёл в истеричный крик. Кричала Юленька, но между её воплями слышался и внушительный густой бас.

– Пусти, сказано!

– Он уехал! Что непонятного?! Уехал!

– Сказано, мне треба…

– Уехал! Нет на месте! Не доходит, что ли?!

– Чаво брешешь? Я его недавно в окне приметил. Кыш с дороги, кура ощипанная!

– Да я… Да ты… Стоять, сказала!..

Дверь кабинета распахнулась и влетела раскрасневшаяся Юленька.

– Пал Саныч! Там какое-то хамло неуёмное напролом лезет! Говорит, у него очень серьёзное дело к вам!

– Ну какое дело, Юленька? Я ж говорил – в отъезде!

– Да не слушает совсем! Ругается! Грозится жалобу подать!

– Жалобу?.. А вот это нам ни к месту. Выборы на носу. А кто нас выбирает? Правильно, народ! И для народа нам ничего не жалко! Вопросы народа – наши вопросы! И нам их решать! Приглашай человека, Юленька, приглашай!..

– Входи… те! – вызывающе подняв подбородок, фыркнула секретарша.

Тяжело ступая, в кабинет вошёл дядька в шапке-ушанке, ватнике и кирзовых сапогах. В руке он сжимал длиннющую хворостину.

Загребущий, сияя дежурной улыбкой, радостно поприветствовал гостя:

– Добрейшего денёчка! Вы присядьте, уважаемый! В ногах, как говорится…

Дядька шумно засопел, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Потом осторожно пристроился на краешек стула. В кабинете запахло сеном, компостом и луковым перегаром.

– Э-эм… Дык, это… Пигалица верещала, что вас нема…

– Вы уж не серчайте на неё. Новенькая. Ещё не разобралась толком в своих обязанностях. А мы здесь, конечно же. Где нам ещё быть, как не на рабочем месте? Мы ж тут для того и посажены, чтобы всё для вас!.. Ну, слушаю с чрезвычайной внимательностью.

– Э-эм… Дык, это вот, у нашем селе…

Раздался телефонный звонок. Загребущий приподнялся за столом, определяя, в котором из аппаратов снять трубку и, подмигнув, шепнул посетителю:

– Подождите минутку… Алло, слушаю! – Пал Саныч моментально вскочил с места и начал суетиться. – Да, да! Будет сделано! Да, уже записал! Конечно, обязательно! Доложу лично, как положено!..

Загребущий вытер платком вспотевший лоб и снял трубку другого телефона.

– Алла Ульяновна, здравствуйте!.. Ну, умница! Правильно, руководство нужно узнавать по голосу. Послушайте, милочка, вам ответственное поручение. Езжайте в театр, возьмите два билетика на премьеру столичной труппы, как её там… В ложу, конечно, в ложу! Да, да, сверху звонили. С самого, что ни на есть, верху! Ага, и сразу ко мне… Умница!..

Положив трубку, Пал Саныч улыбнулся посетителю, смущённо пробормотав:

– Дела… Дела… Ну так, что там у вас?

– Дык, это вот, у нашем селе…

Снова зазвонил телефон.

– Извините, минуточку… – Загребущий поднял трубку. – Слушаю! О-хо-хо! Рад слышать! А ты куда это пропал? Где? В Таиланде отдыхаешь? Ну, молоток! С женой? Нет? А с кем? Ай-да, молодчина! Могу лишь позавидовать! Да, да… Куда там! Работы выше крыши, головы не поднять! Помогать народу – наша обязанность, сам знаешь! Ага… Ну, ты давай там, не пропадай! Как вернёшься, сразу ко мне… Конечно, посидим, по… гудим… Давай, на связи… Ох, вы уж простите любезно! Так, какое у вас дело?

Дядька, вздохнув:

– Дык, значится, у нашем селе…

Затренькал мобильный телефон.

– Минутку, минутку… Алла Ульяновна? Ага… Исполнено? Ну, умница, я в вас и не сомневался. Да, да… Вам тоже… Всего…

Пал Саныч спрятал мобильник и снял трубку стационарного телефона.

– Алло, Лев Ильич! Всё сделано, как обещал! Да, да… Всенепременно! Ага… Ага… Сейчас же отправлю!

Закончив разговор, Загребущий нажал кнопку на коммутаторе и скомандовал:

– Юля, найди Алёшу и отправь к Ульяновне! Пусть возьмёт у неё билеты и галопом в культкомитет, передаст их Льву Ильичу! Действуй!

Пал Саныч шумно выдохнул и потёр ладони.

– Простите, дорогой мой, простите… Ну, давайте решать ваш вопрос. Что случилось?

Дядька, недоверчиво глядя на телефонные аппараты, сбивчиво забормотал:

– Дык… Вона как… Значить, енто… У селе… У нашем селе… Значить…

– Вы не волнуйтесь, тогда получится чётко сформулировать предложение, – попытался успокоить посетителя Загребущий. – Ну, что случилось-то в вашем селе?

– Эм-м… У нашем селе…

Зазвонил телефон. Пал Саныч жестом прервал сельчанина, обречённо развёл руками и снял трубку.

– Алло, слушаю! Э-ге-гей! Приветствую, дружище! Сто лет тебя не слышал!.. Где? На рыбалке? Эх, повезло!.. Сколько?.. Почти метр?!. Это с хвостом или без?.. Ну, даёшь!.. Профи! Поздравляю, конечно! Ну, ладно, тут у меня важный вопрос решается… Ага, человек из народа, а народ – это у нас святое! Ну, бывай, бывай…

Загребущий, положив трубку, снова переключился на посетителя, широко улыбаясь:

– Всё, всё… Продолжайте, пожалуйста!

Сельчанин заметно побагровел. Его подбородок дрожал от негодования.

– Дык… У нашем селе, идрить ево туды…

Раздался звонок. Дядька, вздрогнув, запнулся и побагровел ещё сильнее. Загребущий схватил трубку.

– Слушаю! Я, а кто ж ещё?! Ага… Помню, помню… Да, и ту, кудрявую, прихвати! К восьми буду в сауне, как штык!.. Всё, давай, важные вопросы решаю…

Сельчанин вскочил со стула и выхватил трубку у Пал Саныча, но тот, не обращая внимания, уже звонил по мобильному.

– Алло, Антон! Давай, заводи ласточку и гони в «Элитный»! Возьми штук пять того коньяка, что в прошлый раз… Ага… Ну, и этих там… конфет шоколадных…

Дядька, ошалело глядя на Загребущего, попытался что-то крикнуть, но из горла вырвалось лишь нечленораздельное хриплое сипение. В сердцах, плюнув на пол, он отфутболил сапогом стул, перетянул хворостиной по столу и кинулся прочь, на ходу вышибив плечом дверь.

Всё это время Пал Саныч не переставал давать указания по телефону:

– … Да, да… И, смотри, не забудь ящик пива!.. Рыбу вяленую у Егорыча возьмёшь… Как обычно, ты знаешь… Давай, Антоша, в темпе вальса, чтоб через час всё было готово!.. Давай, давай…

Загребущий закончил разговор, схватил бумагу, принялся что-то карябать и не поднимая головы, произнёс:

– Вы продолжайте, милейший, продолжайте… – Спрятав листок в папку, Пал Саныч недоумённо завертел головой. – Вот те раз!.. И где он? Вот, что за народ, а?! Как с таким народом найти общий язык? А ведь буянил там, жалобу подать грозился, мол, дело важное у него, и не терпящее никаких отлагательств! А сам? Попыхтел, попыхтел, и убёг!.. Ну, что ж ты будешь делать с ними!..

Разочарованно покачав головой, Загребущий нажал кнопку вызова на коммутаторе.

– Юля, сваргань-ка мне чаевского на отходную! И меня ни для кого нет!

Пал Саныч достал из ящика глянцевый журнал, устало откинулся на спинку кресла и, протяжно зевнув, стал рассматривать иллюстрации довольно пошлого характера.