Buch lesen: «Подлинная история Куликовской битвы»

© Синельников А. З., 2018

© ООО «ТД Алгоритм», 2018

* * *

Вступление

Эту книгу мы начнем с заключения, которое было написано к моему роману «Тайна поля Куликова» десять лет назад.

* * *

Москва – огромный город. В недавнем прошлом ее называли трижды столицей и портом пяти морей. Теперь Москва всего один раз столица, но тем не менее в ней есть много чего забавного и интересного. А сколько разных памятных мест и исторических реликвий могут найти в ней москвичи и гости столицы!..

Москва к тому же еще и огромный образовательный центр мировой культуры. От величественного здания Университета на Воробьевых горах до маленьких частных институтов, затерянных среди пятиэтажек, – вся эта рать кузниц высшего образования кует новые кадры. Однако среди всего этого многообразия затеряны учебные заведения (таких, к сожалению, единицы), где учат своих воспитанников… думать. Их выпускники умеют управлять толпой, вести за собой людей, формировать общественное мнение и много чего другого, столь необходимого в нашей кипучей жизни. И среди прочего их обучают странным дисциплинам. Например, находить доказательства недоказуемым идеям, уметь выворачивать парадоксальное так, что оно становится естественно верным и давно знакомым.

В одном из таких учебных заведений и возникла идея поставить перед студентами задачу доказательства недоказуемого. Зная меня, преподаватели попросили провести с их учениками ряд, скажем так, семинарских занятий по данной теме. Совместить несовместимое – вот в чем был главный вопрос. Сделать учебный семинар интересным и познавательным.

Я стал искать тему. Стал искать и нашел ее в работах академика Анатолия Тимофеевича Фоменко по так называемой новой хронологии. В одной из его книг высказывалась мысль о том, что Куликовская битва произошла не где-нибудь, а в Москве на Кулишках. Версия показалась мне интересной, парадоксальной, к тому же она была слабо доказана и практически не аргументирована. Но главное, она, будучи высказанной, никак не была привязана к этой самой Москве, где якобы проходила историческая битва. Таким образом, тема для семинарских занятий была найдена.

Слушатели учебного заведения получили вводную: необходимо найти инструмент доказательства заведомо парадоксальной идеи. Притом инструмент должен быть взят из области, не имеющей права подвергаться сомнению по причине непререкаемого в сей области авторитета. Это известная истина. Если авторитет непререкаем, какую бы чушь он ни порол, опровергнуть его стоит огромного труда.

На первом семинаре слушатели проделали простую и техническую работу. Совместно со студентами параллельной дисциплины они, используя знания по исторической географии, восстановили рельеф местности Москвы для XIV века, то есть времени предполагаемой реконструкции. Подняли гидрографические карты, провели анализ уровня рек, которых насчитывалось на данной территории около 300, изменения их русла, расположения озер и болот. Рассадили, если можно так выразиться, лесное покрытие и отрисовали изогипсы, так называемые высотные ориентиры возвышенностей. Уходя на домашнее задание, каждый слушатель уже знал, на какую карту он должен посадить свое доказательство. Параллельно на других занятиях мой приятель проходил с ними историю военной тактики и стратегии средневековья, а другой – историю написания литературы средневековья, причем делал акцент на теорию криптографии при написании текстов, то есть сокрытия основных знаний и информации под вполне безобидными описаниями.

А самое главное, на уроках логики их подготовили к тому, что доказательная цепочка должна быть связной и последовательной. При этом каждое звено цепочки должно быть доказуемо отдельно. Принцип «ни слова на веру» должен относиться к каждому звену доказательства и к каждой исторической детали в отдельности, начиная с самой незыблемой.

В частности, даже к такой истине, что Москва к тому времени уже существовала и на Боровицком холме стоял, сияя в лучах солнца, белокаменный Кремль.

Итак, работа началась. Следующий семинар начался с обсуждения инструментария, выбранного для успешного доказательства гипотезы. Надо отдать должное ученикам, они нашли инструментарий в области, действительно не допускающей сомнений. Они взяли за доказательную базу жития святых и истории святых обителей. Любой сомневающийся в правильности источников мог выйти на битву с самой Русской православной церковью, ибо все жития одобрены ею. Вторым источником стали церковные каноны возведения церквей и храмов, в том числе главный канон, что свято место пусто не бывает. И третий источник: это опять же поклонение святым по географическому принципу и, если можно так выразиться, по профессиональной принадлежности. Каждому уделу, городу, селу, а соответственно и местному князю, воеводе, дружиннику соответствует свой святой. Можайску – Никола, а Владимиру – Богоматерь «Умиление».

Каждой профессии или делу – свой святой. Лекарям – Косьма и Дамиан или Пантелеймон. Казакам – Богоматерь Гребневская. Воинам – Иоанн Воин или Спас Нерукотворный.

Победителям, естественно, Георгий Победоносец.

Выбор инструментария был одобрен, после чего осталась малость – «пробежаться» по источникам и уточнить, какие дружины и откуда были в войске Дмитрия Донского. С сей задачей слушатели и разошлись по домам до следующей недели.

Дома это племя молодое, незнакомое, общими усилиями перенесло на готовую топографическую основу все святые места, рассыпанные по центру Москвы, и получило весьма интересную картинку. Любой желающий может действо это повторить.

Прямо посреди Лубянского холма, чуть-чуть не заняв место железного Феликса, встал собор Богоматери Владимирской, снесенный в 1934 году, а рядом с ним – Богоматери Гребневской, там, где ноне камень жертвам репрессий. Наши подопечные тут же дружно напомнили нам, что казаки принесли в дар великому князю Дмитрию две иконы. Пришедши на подмогу городским дружинам, на том месте, где стоит Донской монастырь, донские казаки вручили двум князьям, возглавлявшим это ополчение, будущим Дмитрию Донскому и Владимиру Донскому, список с иконы Богоматери Владимирской, потом названный иконой Богоматери Донской, и список с иконы Богоматери Гребневской. Богоматерь Донскую князь Дмитрий поставил как войсковую хоругвь в главный полк, а Гребневскую возвратил казакам как их охранительницу.

Прекрасно. Начало положено. Однако неужели больше в пределах бульварного кольца, то есть Белого, Царева города соборов Владимирской Богоматери нет?

– Есть, есть, – зашумели слушатели и тут же наперебой стали указывать точку на карте.

– Вот он, на подворье Сретенского.

– А что у вас так хитро глаза блестят? – зная свой контингент, спросил я их. – Ясно дело. Улица Сретенка, монастырь Сретенский, здесь и встречали икону Богоматери Владимирской аж в 1397 году, когда она Москву от полчищ Тамерлана защитила.

– Так дело-то в том, что монастырь этот, который сейчас находится на Большой Лубянке, кстати, а не на Сретенке, стоит здесь только с 1579 года, когда и был перенесен сюда, а до этого располагался на другом месте, – глаза у студента все так же хитро блестели.

– Ну, говори, говори, – подбодрил я его.

– А до этого он стоял на нынешней Никольской, которая тогда и называлась Сретенкой. А на месте сегодняшнего монастыря стояла церковь Святой Марии…

И тут его прорвало.

– Все улицы у нас в Москве «плывут»! То есть названия их «плывут». Никольская – это бывшая Сретенка. Ильинка – Дмитровка, Варварка – Великая, Никитская – Царицынская, а Петровка вообще не там шла, где сейчас, а вдоль реки Неглинки…

– И река Неглинка не там текла, где нам рассказывают, – перебил его белобрысый, вылитый викинг. – Она через холм Боровицкий текла. Чудов монастырь пополам делила…

– И ворот, откуда Дмитрий Донской на Куликовскую битву выезжал из Кремля, тогда еще быть не могло по причине их в то время отсутствия, – витиевато вставила девушка в очках.

И пошла-поехала губерния. Загалдели примерные слушатели, всяк свою правду открыть старается.

– Тихо! – строго осадил их я. – Тихо вы! Возвращаемся к святым местам. Какие монастыри, кроме Сретенского, непосредственно связаны с упоминанием Куликовской битвы?

– Ну, во-первых, Чудов, вокруг каменных стен и из-за каменных стен которого это все и пришло на поле Куликово, – начала серьезная девушка в очках. – Затем там же, на Боровицком холме: Спасо-Преображенский на Бору, Вознесенский, заложенный Евдокией, женой Дмитрия Донского, в честь победы на поле Куликовом, именуемый ранее Девичьим… – Ее не перебивали. Девушка помолчала и добавила: – Женские, для вдов и сирот воинов, павших на поле Куликовом: Алексеевский, Зачатьевский (Стародевичий), Вознесенский на Рву, более известный как Варсонофьевский, Георгиевский, Моисеевский, Никольский, Богородицкий на Трубе, сейчас известный как Рождественский, заложенный матерью Владимира Донского, Рождественский на Рву, что стоял на месте Храма Василия Блаженного, Ивановский, Старо-Симонов или Рождественский… – Она перевела дух.

– Отдохни, – остановил ее белобрысый. – А для увечных воинов и ветеранов, – он набрал воздух и скороговоркой выдал: – Покровский, Богоявленский, Николаевский у крестного целования, где клятву кровную давали перед боем, Старый Спас на Песках или Заиконоспасский, прямо за Собором Гребневской Богоматери, Высоко-Петровский, Знаменский и Георгиевский на Псковской горке, Ильинский, Спасский на Яузе, Голутвинский…

– Да два некрополя, кладбища огромных, – опять перебила его очкастая всезнайка, – Спасо-Андроников и Симонов, вообще основанные для захоронений героев битвы Куликовской…

– Хватит, хватит, – поднял я обе руки вверх, – вы все сорок сороков перечислять будете?

– Так это ж самый большой в мире мемориал павшим в битве! – воскликнула девушка. – А сколько еще церквей и соборов!..

– Стоп! Церкви перечислять не будем. А скажите мне, краеведы и знатоки канонов церковных, где лечили раненых в те далекие годы?

– В монастырях и обителях, – разом выдали все.

– Во всех?

– Нет, в специальных.

– Поясни, – повернулся я к невысокому парнишке со смешными ушами, как у Чебурашки.

– В Марфо-Мариинской обители у милосердных сестер, да в приходах Косьмы и Дамиана, да у Святого Пантелеймона целителя, – он почесал затылок. – Да, пожалуй, и все.

– Я понял, – вдруг пробасил огромный детина. – Я понял. Раненых была тьма, а везти далеко – это точно убить. С кишками-то наружу и башкой разрубленной. Я понял. Надо больницы искать.

– Ну ты и тугодум, – выскочила опять активистка. – Уже нашли. Косьмы и Дамиана почти все – сгрудились на Швивой горке; на Таганском холме и напротив его через Москву-реку, там же Пантелеймоновская обитель. Это там, где, по нашей версии, Мамай стоял, то есть у его ставки на Красном холме, где основная рубка, когда его дружины добивали, и была. Еще около Лубянки есть… и все. А Марфо-Мариинская обитель вообще одна на всю Москву в Замоскворечье, напротив Девичьих полей, там, где церковь Иоанна-Воина у Сенькина брода стояла.

– Ну ладно, – остановил я их, увидев, что время семинара подходит к концу, – Вы все поняли и инструментарием пользуетесь лучше меня. Отрисовывайте расположение войск и доказывайте вашу версию. Помните, что Спас Нерукотворный был покровителем…

– Спецназа, – хором добавили слушатели, – прошедшего специальный курс Спаса Нерукотворного. А Георгий был Победоносцем.

– Что ж, ученого учить – только портить, – согласился я, и на этом мы расстались.

Вот примерно в таких спорах и обсуждениях выяснили мы, что выезжать через еще не построенные ворота Кремля Дмитрий Донской не мог. Что церковь Николы Мокрого на месте прежней гостиницы «Россия» стояла в болотах, а церковь Николы на месте ГУМа именовалась «Николой за городом» и, соответственно, была за городом. Отсюда вывод, что самой-то Москвы тогда дальше нынешней Красной площади и не было.

Затем выяснили, что церковь Георгия Победоносца, что в старых Лучниках, имеет второй этаж, где находится церковь Рождества Богородицы, и вспомнили: именно в праздник Рождества Богородицы и произошла Куликовская битва. И многое, многое другое… Когда же все наши споры и обсуждения все-таки легли на бумагу, сами слушатели оторопели от полученного результата.

На современной карте Москвы разлеглась во всей красоте голубых озер и рек, темных болот и зеленых рощ и дубрав картина старой Москвы или то место, где должна была встать Москва. Посреди нее меж болот и рек на высоком яру стоял каменный монастырь – на месте старого ханского двора, подаренного ханшей Тайдулой митрополиту Алексею за чудо прозрения. А среди этих, почти наяву проявившихся лесов и рек встали так, как их ставил военный гений воевода Боброк и его советники из всех городов Залеской Руси, дружины, пришедшие сюда на битву.

Они встали так, как описывал их древний летописец. Встали точно по тем точкам, что обозначились на карте памятными знаками, поставленными нашими предками в те далекие времена своим героям. По тем местам, где стоят или до недавнего времени стояли и гордо вздымали в небеса свои купола храмы и соборы, монастыри и обители. На тех местах, где сложили свои головы гребневские казаки и старая гвардия – лучники, дружины Спаса Нерукотворного и разведчики Семена Мелика. Там, где святой защитник даровал жизнь и победу, где Богородица опустила им на голову свой Покров, защитив от неминучей гибели. По тем местам, где шли скрытно по ерикам и овражкам засадные дружины из старых воев, более поклонявшиеся старому Николе – защитнику ратных людей, чем кому-либо еще.

Вот так неожиданно для себя, да и для тех, я думаю, кто предложил мне провести деловую игру с учениками, почти что доказали мы версию о Куликовой битве на территории Москвы.

А подарком моим слушателям была поездка по этим местам и последняя благодарность, вместе с зачетом, на берегу реки Яузы, там, где стоит памятный крест Дмитрию Донскому, герою битвы Куликовской. Кем поставленный в честь 800-летия этой битвы – не знамо. Но только если встанет на это место фигура бронзового или каменного Великого князя Владимирского Дмитрия, то смотреть он будет точно на поле, где добыл себе славу вечную – на Великий мемориал и Великую память, оставленную нам, потомкам, нашими пращурами, чтобы не забывали мы тех, кто принес нам волю и славу.

Имя этому мемориалу – МОСКВА.

* * *

Так я написал в заключении к роману. За десять лет, что прошли после его выхода в свет, многое изменилось. Появились новые данные, исследования, документы. Да и обещание рассказать подробно о фактических материалах, давших повод к рассмотрению другой точки зрения на Куликовскую битву, надо выполнять. Лучше поздно, чем никогда.

Итак. Данная книга есть попытка совершенно обоснованно изложить мою точку зрения не только на Куликовскую битву как таковую, но на весь политический и экономический период того исторического времени.

Изложить с привлечением фактов и собственных выводов. Без всяких фантазий.

Глава первая. Предыстория истории

Постараемся кратко описать, о чем, собственно, речь. То есть где, когда и при каких условиях созрела ситуация противостояния Мамая и Дмитрия Донского, главных фигурантов нашей книги, и что предшествовало данному противостоянию.

Будучи людьми объективными, сначала дадим слово официальной истории. Только цитата. Пусть меня простят за ее многословие, но мы потом будем не раз на нее ссылаться и сопоставлять.

«Куликовская битва (материал из Википедии – свободной энциклопедии)

Дата – 8 сентября 1380.

Место – Куликово поле (Тульская область).

Итог – победа русских.

Стороны: Московское княжество, Нижегородско-Суздальское княжество, Тверское княжество, Смоленское княжество – с одной стороны; Золотая Орда – с другой стороны.

Командующие: Дмитрий Иванович, Дмитрий Боброк, Владимир Андреевич, Глеб Святославич, Андрей Ольгердович, Дмитрий Ольгердович – с одной стороны; Мамай, Булак – с другой стороны.

Силы сторон; 40–70 тыс. (с одной стороны); 90–150 тыс. (с другой стороны).

Потери: до 20 тыс. (русские); 8/9 всего войска (Орда).

Куликовская битва (Мамаево или Донское побоище) – сражение войск русских княжеств против ордынцев 8 сентября 1380 года (лето 6888 от сотворения мира) на территории Куликова поля между реками Дон, Непрядва и Красивая Меча, в настоящее время относящейся к Кимовскому и Куркинскому районам Тульской области, на площади около 10 км².

Предыстория

В шестидесятые годы XIV века усиление Московского княжества в Северо-Восточной Руси и темника Мамая в Золотой Орде шло практически одновременно, причём объединению Орды под властью Мамая способствовали русские князья своими победами над Тагаем на р. Войде в 1365 году, над Булат-Темиром на р. Пьяна в 1367 году и походом на среднюю Волгу в 1370 году.

Когда в 1371 году Мамай дал ярлык на великое владимирское княжение Михаилу Александровичу Тверскому, Дмитрий Иванович сказал послу Ачихоже: „К ярлыку не еду, князя Михаила на княжение в землю владимирскую не пущу, а тебе, послу, путь чист“, что явилось переломным моментом в отношениях Москвы и Орды. В 1372 году Дмитрий добился прекращения литовской помощи Тверскому княжеству (Любутский мир), в 1375 году добился от Твери признания условия „а пойдут на нас татарове али на тобе, нам с тобою иде противу их; аще мы пойдём на татар, то тебе единою с нами поиде противу им“, после чего уже весной 1376 года русское войско во главе с Д. М. Боброком-Волынским вторглось на среднюю Волгу, взяло откуп 5000 рублей с Мамаевых ставленников и посадило там русских таможенников.

В 1376 году перешедший на службу к Мамаю с левобережья Волги хан Синей Орды Арапша разорил Новосильское княжество, избегая сражения с вышедшим за Оку московским войском, в 1377 на р. Пьяна разгромил не успевшее изготовиться к битве московско-суздальское войско, разорил Нижегородское и Рязанское княжества.

В 1378 году Мамай всё-таки решился на прямое столкновение с Дмитрием, но посланное им войско под командованием мурзы Бегича потерпело сокрушительное поражение на р. Вожа. Рязанское княжество сразу же вновь было разорено Мамаем, но в 1378–1380 годах Мамай потерял свои позиции и на нижней Волге в пользу Тохтамыша.

Соотношение и развёртывание сил

Русское войско

Сбор русских войск был назначен в Коломне 15 августа. Из Москвы в Коломну выступило ядро русского войска тремя частями по трём дорогам. Отдельно шёл двор самого Дмитрия, отдельно полки его двоюродного брата Владимира Андреевича Серпуховского и отдельно полки подручных белозёрских, ярославских и ростовских князей.

Участие в общерусском сборе приняли представители почти всех земель Северо-Восточной Руси. Помимо подручных князей, прибыли войска из Суздальского, Тверского и Смоленского великих княжеств. Уже в Коломне был сформирован первичный боевой порядок: Дмитрий возглавил большой полк; Владимир Андреевич – полк правой руки; в полк левой руки был назначен командующим Глеб Брянский; передовой полк составили коломенцы.

Получивший большую известность благодаря житию Сергия Радонежского эпизод с благословением войска Сергием в ранних источниках о Куликовской битве не упоминается¹. Существует также версия (В. А. Кучкин), согласно которой рассказ жития о благословении Сергием Радонежским Дмитрия Донского на борьбу с Мамаем относится не к Куликовской битве, а к битве на реке Воже (1378) и связан в „Сказании о Мамаевом побоище“ и других поздних текстах с Куликовской битвой уже впоследствии, как с более масштабным событием².

Непосредственным формальным поводом предстоящего столкновения стал отказ Дмитрия от требования Мамая увеличить выплачиваемую дань до размеров, в которых она выплачивалась при Джанибеке. Мамай рассчитывал на объединение усилий с великим князем литовским Ягайло и Олегом Рязанским против Москвы, при этом он рассчитывал на то, что Дмитрий не рискнёт выводить войска за Оку, а займёт оборонительную позицию на её северном берегу, как уже делал это в 1373-м и 1379 годах. Соединение сил союзников на южном берегу Оки планировалось на 14 сентября.

Однако Дмитрий, осознавая опасность такого объединения, 26 августа стремительно вывел войско на устье Лопасни, осуществил переправу через Оку в рязанские пределы. Следует заметить, что Дмитрий повёл войско к Дону не по кратчайшему маршруту, а по дуге западнее центральных районов Рязанского княжества, приказал, чтобы ни один волос не упал с головы рязанца. „Задонщина“ упоминает в числе погибших на Куликовом поле 70 рязанских бояр, а в 1382 году, когда Дмитрий и Владимир уедут на север собирать войска против Тохтамыша, Олег Рязанский покажет тому броды на Оке, а суздальские князья вообще выступят на стороне ордынцев. Решение о переходе Оки стало неожиданным не только для Мамая. В русских городах, пославших свои полки на коломенский сбор, переход Оки с оставлением стратегического резерва в Москве был расценен как движение на верную смерть: „И когда услышали в городе Москве, и в Переяславле, и в Костроме, и во Владимире, и во всех городах великого князя и всех князей русских, что пошёл князь великий за Оку, то настала в Москве и во всех его пределах печаль великая, и поднялся плач горький, и разнеслись звуки рыданий“³.

На пути к Дону, в урочище Березуй, к русскому войску присоединились полки литовских князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Андрей был наместником Дмитрия во Пскове, а Дмитрий – в Переяславле-Залесском, однако, по некоторым версиям, они привели и войска из своих прежних уделов, бывших в составе Великого княжества Литовского, – соответственно Полоцка, Стародуба и Трубчевска. В последний момент к русскому войску присоединились новгородцы (в Новгороде в 1379–1380 годах наместником был литовский князь Юрий Наримантович⁴). Полк правой руки, сформированный в Коломне во главе с Владимиром Андреевичем, выполнял затем в битве роль засадного полка, а Андрей Ольгердович в битве возглавил полк правой руки. Историк военного искусства Е. А. Разин указывает на то, что русская рать в ту эпоху состояла из пяти полков, однако считает полк во главе с Дмитрием Ольгердовичем не частью полка правой руки, а шестым полком, частным резервом в тылу большого полка.

Русские летописи приводят следующие данные о численности русской армии: „Летописная повесть о Куликовской битве“ – 100 тыс. воинов Московского княжества и 50–100 тыс. воинов союзников; „Сказание о Мамаевом побоище“, написанное также на основе исторического источника, – 260 тыс. или 303 тыс.; Никоновская летопись – 400 тыс. (встречаются оценки численности отдельных частей русского войска: 30 тысяч белозёрцев, 7 или 30 тысяч новгородцев, 7 или 70 тысяч литовцев, 40–70 тысяч в засадном полку). Однако следует учитывать, что цифры, приводимые в средневековых источниках, обычно крайне преувеличены. Более поздние исследователи (Е. А. Разин и др.), подсчитав общее количество населения русских земель, учтя принцип комплектования войск и время переправы русской армии (количество мостов и сам период переправы по ним), останавливались на том, что под знамёнами Дмитрия собралось 50–60 тысяч воинов (это сходится с данными „первого русского историка“ В. Н. Татищева о 60 тысячах), из них лишь 20–25 тысяч – войска непосредственно Московского княжества. Значительные силы пришли с территорий, контролировавшихся Великим княжеством Литовским, но в период 1374–1380 годов ставших союзниками Москвы (Брянск, Смоленск, Друцк, Дорогобуж, Новосиль, Таруса, Оболенск, предположительно Полоцк, Стародуб, Трубчевск). С. Б. Веселовский считал в ранних своих работах, что на Куликовом поле было около 200–400 тысяч человек, но с течением времени пришёл к мнению, что в битве русская армия могла насчитывать только 5–6 тыс. человек⁵. По мнению А. Булычёва, русское войско (как и монголо-татарское) могло составлять около 6–10 тысяч человек при 6–9 тысячах лошадей (то есть в основном это было кавалерийское сражение профессиональных всадников). С его точкой зрения согласны и руководители археологических экспедиций на Куликовом поле: О. В. Двуреченский и М. И. Гоняный. По их мнению, Куликовская битва была конным сражением, в котором с обеих сторон приняло участие около 5–10 тысяч человек, причём это было кратковременное сражение: около 20–30 минут вместо летописных трех часов. В московском войске были как княжьи дворы, так и городовые полки Великого княжества Владимирского и Московского.

Войско Мамая

Критическая ситуация, в которой оказался Мамай после битвы на реке Воже и наступления Тохтамыша из-за Волги к устью Дона, заставила Мамая использовать все возможности для сбора максимальных сил. Есть любопытное известие, будто советники Мамая говорили ему: „Орда твоя оскудела, сила твоя изнемогла; но у тебя много богатства, пошли нанять генуэзцев, черкес, ясов и другие народы“⁶. Также в числе наёмников названы мусульмане и буртасы. По одной из версий⁷, весь центр боевого порядка ордынцев на Куликовом поле составляла наёмная генуэзская пехота, конница стояла на флангах. Встречается информация о численности генуэзцев в 4 тыс. человек и о том, что за участие в походе Мамай расплатился с ними участком крымского побережья от Судака до Балаклавы.

По сообщению Московского летописного свода конца XV века, Мамай шел „съ всѣми князи Ординьскими и со всею силою Татарьскою и Половецкою. Ещё же к тому понаимовалъ рати, Бесермены и Армены, Фрязы и Черкасы и Буртасы, с нимъ же вкупѣ въ единои мысли и князь велики Литовъскыи Ягаило Олгердовичь со всею силою Литовъскою и Лятьскою, с ними же въ единачествѣ и князь Олегъ Ивановичь Рязанъскыи“⁸.

В XIV веке встречаются численности ордынских войск в 3 тумена (битва при Синих Водах 1362 году, Мамай наблюдал с холма за ходом Куликовской битвы с тремя тёмными князьями), 4 тумена (поход войск Узбека в Галицию в 1340 году), 5 туменов (разгром Твери в 1328 году, битва на Воже в 1378 году). Мамай господствовал лишь в западной половине Орды, в битве на Воже и в Куликовской битве потерял почти всё своё войско, а в 1385 году для похода на Тавриз Тохтамыш со всей территории Золотой Орды собрал армию в 90 тысяч человек. „Сказание о Мамаевом побоище“ называет число 800 тыс. человек. Современные учёные дали свою оценку численности монголо-татарского войска: Б. У. Урланис считал, что у Мамая было 60 тыс. чел. М. Н. Тихомиров, Л. В. Черепнин и В. И. Буганов полагали, что русским противостояло 100–150 тысяч монголо-татар. Ю. В. Селезнёв сделал предположение о монголо-татарском войске в 90 тысяч человек (так как предположительно известно, что Мамай вёл с собой 9 туменов). Руководители археологических экспедиций О. В. Двуреченский и М. И. Гоняный считают известие об участии генуэзской пехоты из Кафы (совр. Феодосия) вымышленным.