Buch lesen: «Офицер 1812 года»

© Андрей Николаевич Ларионов, 2020

ISBN 978-5-4498-3807-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Офицер 1812 года

«Да, были люди в наше время,

Могучее, лихое племя:

Богатыри – не вы.

Плохая им досталась доля:

Немногие вернулись с поля.

Когда б на то не Божья воля,

Не отдали б Москвы!…»

Лермонтов М. Ю.

ЛАРИОНОВ АНДРЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

(СОЛНЕЧНЫЙ ВЕТЕР)

Пролог

Тяжелые времена пришли к нам. Мне трудно писать об этом. Я не знаю, что ждет нас всех в будущем. Что ждет нашу страну и Москву? Погибнем ли мы все под натиском полчищ французов или сможем дать им достойный отпор? Русский пессимизм и угрюмость мешал многим из нас видеть что-то хорошее в нейтральных событиях сих дней. Куда испарилась наша радость и русская храбрость, когда мы с австрийцами в Европе воевали раньше?

Мы отступаем все дальше на восток, тянущийся километрами непроходимых дорог размокших от дождя и осеннего ненастья. Французы идут за нами, как если бы жертву преследовала бы стая волков. Всюду ходят слухи о проигранной войне. Народ в унынии. У всех на сердцах тяжесть и отчаяние. Мы действительно проиграли эту войну. По крайней мере, на этом этапе Москва фактически сдала страну врагу и стала манящим магнитом для наступающих армий врага. От этого становиться невыносимо больно на душе! Во сне даже я вижу своих родителей и свою землю. Матушка укоризненно качает головой, в том сновидении, и что-то говорит мне, что я веду недостойно. Она говорит, что я не оправдал дворянского звания и царского доверия. Отец в тех смутных снах смотрит внимательно на меня и шепчет басисто мне на ухо:

– Что же ты делаешь, сынок? Это же Россия, матушка наша! Там же Москва! Как же так получилось, что вы ее сдали врагу? Как же так?

Я плачу, просыпаюсь с тихим всхлипыванием, смотрю во мглу долго и пристально. Вижу во тьме синеющие очертания офицерской квартирки. На щеках у меня соленые слезы, сон, как явь. Боль души пронзает меня изнутри. Я чувствую виноватым себя перед страной, царем и отечеством. Это худший год в моей жизни.

Идет 1812 год…

У меня нет слов. Внутри комок огня и только отчаяние души. Слезы мужские и скупые прячу под покровом ночи. Только мгла видит, как я сильно переживаю за Россию. Бог видит также, ведь Он все. Знает, что я не равнодушный персонаж, которому все безразлично, что происходит дальше десяти метров от него самого. Я русский офицер, Адвентов Андрей Васильевич. И хотя мне отроду еще только двадцать пять лет, я сполна испытывал все тягости и ужасы этой войны, которую принес нам захватчик Наполеон.

Глава 1. Рудня

День первый

Я, Адвентов Андрей Васильевич, решил начать писать свои очерки в свою походную тетрадь, которую я ношу постоянно в своем ранце. На улице сейчас ночь. Мягкая мгла опустилась на этот край. Я нахожусь где-то между Велижа и Поречья. Наш барон, генерал-адъютант, Фердинанд Фёдорович фон Винценгероде, принял решение двигаться сюда, чтобы остановить возможное продвижение врага, если французы вздумают подобраться к Смоленску с севера или обойти город вовсе стороной.

В августе природа меняется, чуть холодает, как в начале осени. В лесах не слышно больше, как поют кукушки. Леса же выглядят тут чуть тоскливо даже. Первые желтые штрихи могут даже коснуться некоторых деревьев. Я сижу возле небольшого нашего селения. В стойле храпят кони, я же смотрю то на разгорающиеся в небе яркие звезды, то на костер, в котором трещит сухой валежник.

Что готовит нам этот год? Война пришла к нам неожиданно. Кажется, что вот, совсем недавно, в блистательном Петербурге все офицеры и дамы разговаривали на французском языке. Мы боготворили их даже в душе. Нам казалось, что все то, что пришло от французов выше нашего своего родного…

Так мы никогда не ошибались. А теперь они же – французы, вместе с Наполеон пришли к нам воевать на нашу землю. Они хотят поработить нас или просто поглумиться над нами и нашей столицей.

День второй

Сегодня я проснулся позднее обычного. Не знаю, почему так получилось, но голова была тяжелой, и сам я ощущал в теле невероятную усталость.

«Андрей Васильевич, поступили донесения из Смоленска, что возможно, враг начал продвигаться к Рудне. Вам нужно проверить, наличие там врага» – так мне сообщил посыльный, что прискакал к нам из Смоленска.

Я чуть нахмурился на тот момент, ибо, еще не осознавая в полную силу, что мои сны кончились, и война была очень даже реальной. Спросив этого посыльного, что именно находится в конверте, который протянул мне этот мужчина с бородой, я хотел было читать содержимое сообщения. Посыльный от Барклая-де-Толли добавил к предыдущим словам, что в письме есть распоряжение снарядить трех русских офицеров кавалеристов, чтобы проверить подтверждены ли слухи о наступлении Наполеона на Рудню.

На душе у меня было на тот момент тревожно. Мне показалось это плохой весточкой, так как, наступление врага могло лишь означать одно для нас – поражение. Наполеон был силен со своей армией, он, очевидно, продвигался к столице – Москве. Этот мастер военного искусства и знатный полководец уже победоносно покорил всю Европу, а теперь шагал по России.

Тем не менее, после того, как посыльный ушел, я принял решение лично переговорить с Винценгероде. По этому поводу я волновался. Хотел проситься в число тех кавалеристов, которые отправятся в разведку.

Барон Фердинанд занимался написанием служебных писем в своем штабе, когда я попросился к нему на встречу. Предельно коротко и ясно я рассказал о донесении из Смоленска от Барклая-де-Толли, показал письмо генералу, а затем попросился выбрать меня в число разведчиков, которые отправятся на лошадях в разведку к Рудне.

Генерал-адъютант строго прочитал письмо на несколько раз. Затем также сурово взглянул на меня, но увидев на моем лице решимость, согласился включить меня в список офицеров, которые отправятся в разведку. Летучий отряд из трех всадников должен был быть сформирован уже к вечеру. Потому я торопился, готовился к этому ответственному заданию. Душу терзали тысячи сомнений, каждый раз, когда я вспоминал о доме и предстоящем задании.

К вечеру небо налилось свинцовыми тучами, казалось, приобрело оттенки спелой сливы. Однако дождя не было, также как и грозы. Небеса просто хмурились, отмалчиваясь, не предвещая ничего хорошего сему миру. Иногда в высоте вспыхивали искры света безмолвные и чрезвычайно далекие. Свет был беззвучным и мгновенным.

День третий

Записки я смог сделать в свою тетрадь только к вечеру, потому что до того времени, мы погрузились на самых быстрых и выносливых скакунов и помчались к Рудне.

Я так сильно устал в той дороге. Вокруг же никого не было: был только лес и поля. Моих двух спутников звали Василий Орловский и Алексей Морозов. Орловский – младший унтер-офицер. Он был довольно мрачный и молчаливый молодой человек, который давно еще поступил на военную службу. Прошел сполна военную школу и стал офицером. Алексей Морозов же был драгун – бравый молодец с роскошными усами и отменной спортивной выправкой тела.

Все мы втроем на своих лошадях отправились в разведку к Рудне. Французов мы нигде не замечали, потому продолжали продвижение на юго-запад. Наша конечная цель находилась где-то еще южнее. Делали остановку возле скопления берез. Тут было хорошо: свежий ветер гулял, обдувал наши лица, мы же раскинули скатерть и на ней прямо ели наши пищевые запасы – военные пайки и провизию из солдатских ранцев.

Глядя на пейзаж, что раскинулся перед нами, я почему-то вспомнил про свою любимую Катерину. Я ее оставил в своем родном селении вместе с родителями под Калугой. Думает ли она обо мне? Вспоминает о своем женихе? Ведь я обещал на ней жениться. Эти вопросы пока без ответа у меня, чередой были лишь воспоминания о невесте. На сегодня я завершаю записки в походную тетрадь, так как начался дождь. Тучи все же хмурились неспроста. Будет гроза…

День четвертый

Вчера еще я смотрел на стеклянный дождь, что обрушился на нас, прячущихся под белыми березами и под грохочущим небом. Кажется, до Рудни нам не получится добраться в комфорте. Потому сегодня мы продвигались по размокшим от грязи дорогам, в отсыревших мундирах и немного злые на непогоду. Лошади устали, иногда даже как будто спотыкались на ровной дороге.

Я тоже устал физически, но духовно я ощущал напротив прилив сил. Впервые я чувствовал себя таким важным для своей страны. От наших действий зависит все и будущее страны: будет ли Россия побеждена Наполеоном или же выиграет эту войну!?

Писать особо некогда, мы проводим разведку. Разделились, прочесывали местные леса. Рысцой мой конь уводил меня все ближе к Рудне.

День пятый

Сегодня во сне я видел Катерину. Она была прекрасна! Моя невеста была просто восхитительна. У нее длинная русая коса, и сама она просто очаровательна на лицо, нежна в общении. Ее утонченные черты лица будоражили мое сознание даже в сновидении. Поутру этот сон навеял на меня тоску по дому. Я думал о Калуге. Перед глазами мелькало пасмурное небо и деревянные крыши калужских городских строений. Хотел бы вернуться туда, но нельзя! Тут у меня шла война, а я русский старший унтер-офицер, что должен отправить французов к себе домой, победить их любой ценой, либо остановить наступление врага, умирая в сражениях за Родину. Не вечно же им топтать нашу землю?!

День шестой

Мы находимся возле Рудни в верстах двух-трех. Французов тут нет. На дороге в селение нам попался старик – крестьянин и мытарь; мы его внимательно и долго расспрашивали. Он сказал, что французов тут не было. По этим тропам и дорогам не пробегала ни одна живая душа, а тем более французская армия. Еще этот старый человек с бородой рассказал, что пока в краю Рудни тихо и спокойно. Это придало мне какую-то радость, кажется, что здешнюю безмятежность не разрушили иноземные враги. Я честно был рад, что у наших под Смоленском есть время подготовиться к сражению.

Рудня – не такая, как я себе представлял ее. Она совсем маленькая, даже не тянет на приличное село. Ветхие дома на окраине чуть ли не сливаются с лесом, обрушены и обветшали от забвенья без человеческого присутствия, а лес тянется за Рудней на многие километры.

Собственно наша задача была выполнена, осталось лишь отправить депешу в Смоленск, чтобы оповестить войска Барклая-де-Толли о том, что французы пока еще не наступали на Рудню.

Глава 2. В стране забвенья

День седьмой

В этот день Андрею определенно не везло. Сначала с утра он обронил из своего ранца записи походной тетради. Затем вдобавок ко всему, когда офицеры и драгун Морозов покинули Рудню, то столкнулись с французскими разведчиками. Тех было четверо, они были всадниками, также, как и русские. Русские сразу заметили вражеские мундиры, и открыли огонь.

– Пли! – Страшным и даже ужасным голосом произнес вдруг, Орловский, обращаясь к остальным кавалеристам.

– Что? – Адвентов Андрей, изумленно посмотрел на младшего унтера-офицера, а затем сам заметил на опушке леса французов. И сразу же в душе что-то похолодело. В какой-то миг внутри его вспыхнуло чувство ярости по отношению к тем ненавистным фигуркам, что так беззаботно скакали среди берез. Это были враги, и они топтали русскую землю.

Василий выстрелил первым, но промазал. Французы заметили троицу, и рассредоточились. Алексей Морозов выстрели вторым, и кажется, причинил вред одному из французов. Андрей целился во врага последним, и тоже не попал, пуля летела мимо. Картечь привлекла внимание кого-то еще, потому что издали, послышался шум или цокот копыт. Птицы стайкой тревожно взвились над лесом, потревоженные выстрелами. Они кричали, а может даже жаловались небу на то, что тут происходило, улетая отсюда в безопасные края. Небо же было каким-то безликим и угрюмым. С низкими тучами небосвод не предвещал ничего хорошего. Мрачностью русской равнины и мрачностью веяло от этого пейзажа.

Затем издали со свистом прилетела французская пуля, что попала в Андрея. От боли молодой человек тихо застонал и вздрогнул. Почувствовал на какой-то момент, как внутри ранения что-то стало наливаться или набухать. Кажется, небо дрогнуло в высоте и приблизилось к человеку, когда тот упал со своего скакуна на слегка влажную траву и глядел в небеса немигающими глазами. Тухли краски этого мира. Адвентов, как в бреду, еще слышал стрельбу на опушке леса. Он слышал, как Алексей переговаривался с Василием, но не мог даже, ни на чуточку повернуть свою голову, чтобы разглядеть, сколько осталось французов. Забытье пришло, как удар обухом по темени. Кануло в пустоту плоское ползучее облаками небо, березы, кавалеристы и весь этот мир.

Бесконечные километры пустоты раскинулись перед взором молодого человека. Он слышал, как что-то во мраке там ухало тревожно и звонко. Еще Андрей слышал там чьи-то шаги, чей-то печальный шепот. Калуга иногда выплывала из этой пустоты. Бледными красками неизвестный художник рисовал перед Адвентовым планировку родного города. Чей-то плач прорывался из этой сумбурной пустоты, что от этого Андрею становилось страшно и печально. Он хотел вырваться из этих невероятных зрелищ пустоты, кошмаров и сменяющихся мрачными призрачными картинами, но не мог.

Иногда наступало забвение даже в этой, казалось бы, бесконечной пустоте. Мрак перестал рисовать перед человеком картины прошлого. Андрей просто лежал и спал, а может быть пребывал мертвым, так как живым он себя не ощущал на тот момент. Тьма пробуждалась в какой-то момент вновь, и начинала хлестать Адвентова по щекам мокрыми слезами или холодным дождем. Он ощущал ту всеобъемлющую мглу, что пыталась утащить его на тот свет, отнять у него жизнь.

Андрей поднимал руки вверх, смотрел на небо. Там не было небосвода и звезд, были лишь незримая пустота. От этого зрелища становилось не по себе. Человек пытался вырваться из этих тяжелых сновидений, но забвенье было сильнее его…

День восьмой

Спустя еще какое количество дней

Далекий мир вдруг распахнулся перед Андреем. Он видел над собой удивительное небо. Радуга нисходила оттуда сверху. Еще Адвентов наблюдал в тех небесах удивительное явление. Там были танцующие ангелы в белых одеждах. За спинами каждого из них были крылья. Торжественно-величественная музыка неслась издали, и человек утопал в ее тональностях и звучаниях. Реальность содрогалась этих видений, словно, морщилась. Офицер видел, что там за незримой далью скрывалось что-то еще. Там вдали серебрился дождь, и что-то прекрасное трепыхалось там. Андрей не мог разглядеть в той глубине ниспадающих лучей света чего-то еще важного.

Затем этот мир отпускал его из пограничного состояния жизни и смерти, возвращая его родному городу Калуге. Там было тихо и спокойно. Его городок, казалось, замер под каким-то необычайно пронзительно синим небом. И солнце бегало там, в вышине, от зари до заката. Тени двигались стремительно, которые откидывали строения, листва и люди. Молодой человек вдруг становился там опять мальчишкой, который пялился в небо, высоко задрав голову в высоту.

И вновь радуга лучистая нисходила откуда-то издали. В той пелене неизвестного мира, Андрей был один. Он бродил среди серебристых дождливых фантомов, но это был даже не дождь. Это было нечто другое. Мир истаивал и растворялся, уступая место обычным видениям прошлого…

День девятый

Сознание путалось его в воспоминаниях. Андрей Адвентов пытался вырваться из оков этих крепких снов, но каждый раз петлял в фантасмагорических видениях сновидений. Словно, как мимолетом, он ощущал иногда в груди своей боль. Там жгло, словно, вырвало сердце из груди. И вновь мир далекий и прекрасный восставал перед человеком, и он путешествовал под радугой среди изумрудных полей. Дальше были тянущиеся вверх одухотворенные души. Это были даже не деревья или трава. Там были вполне живые существа, что кружились в своем танце. Синеватые их сущности, отплясывали свои танцы в этом мире грез. В стране забвения Андрей смотрел на стеклянный дождь, что иногда обрушался, когда прозрачные, как стекло тени, начали обрушаться с небес.

– Сын мой! – Кричал кто-то в такие дни из пустоты.

– Кто здесь? – Также громко спрашивал Андрей, но собеседника не было.

Затем русский офицер увидел вдруг французов, что неслись на него стройными полками. Эти гусары были вооружены и готовы были уничтожить его. Андрей же стоял посреди зеленого поля и смотрел на то, как враги приближались.

– Умри! – Кричали всадники Адвентову издали.

Молодой человек же какое-то время стоял и смотрел на них, затем в ответ громогласно восклицал:

– Умрите же вы! Я буду жить… – И стеклянные тени, что были дождем, обрушались на скакунов и их всадников. Невидимая волна сметала их всех, и Андрей опять оставался один в этом поле.

День десятый

Кто-то за пределами сознания Андрея разговаривал. Он слышал ту беседу:

– Он поправится доктор?

– Думаю, что да. Ему нужно время, чтобы восстановиться.

– Как долго ждать?

– Не могу сказать. Везите его в Москву. Там ему могут помочь, если вдруг станет хуже. В него стреляли. Две пули, одна чудом миновала сердце. Так что все серьезно.

Какой-то скрежет разносился в мыслях забвения Адвентова.

Затем слышался храп лошадей. Офицер ощутил, как медленно словно, поплыл в пустоте своих видений. Спицы колес скрипели где-то там, как бы в параллельном мире. Тут же у него было все также, как и раньше. Он видел свой радужный мир, пронзительное небо и цветочное поле.

День одиннадцатый

Несколько дней спустя

Катерина возникла из пустоты сновидений, Андрей подошел к ней. Девушка вышла из света, у нее было заплаканное лицо. Молодой человек содрогнулся, когда увидел ее такой.

– Что случилось, Катя?

– Ты умер!

– Я не умер. Я просто живу в этом мире. Тут хорошо! – Воскликнул Адвентов, рукой показывая ей на стеклянные тени, пляшущие у горизонта. Там же была радуга, что висела над миром его грез. По зеленым холмам бежали волны ветра. Довольно сильный восточный ветер дул издали. Он был теплым.

– Я не вижу тебя больше. Я же твоя невеста!

– Я вернусь, Катерина, моя дорогая и любезная. Я думаю о тебе каждый день, даже в этом странном мире грез. У меня нет большей мечты, чем вернуться в Калугу.

Девушка приблизилась к своему жениху. Андрей обнял ее нежно, заключив в крепкие объятья хрупкий стан Катерины.

Невеста зарыдала:

– Я рядом с тобой! Все хорошо! – Начал утешать ее Адвентов.

– Правда?

– Правда! Я с тобой!

И вновь стеклянные сны разбились вдребезги. Пронзительно синее небо пропало, также как прозрачные и зеленые души, что танцевали там у горизонта. Андрей остался один. Он ужаснулся даже, когда понял, что обнимает пустоту. Невесты его не было. Катерина была далеко-далеко, в своей Калуге, а он по-прежнему был в своих грезах и каких-то послесмертных мирах.