Buch lesen: «Аренда-2»

У хорошего путешественника нет точных планов и намерения попасть куда-то.

Лао-цзы

Зомби могут освободиться только после смерти колдуна.

Но, как известно, хитрый колдун может долго скрывать свою смерть.

Виктор Пелевин

Все события и герои вымышлены. Любое совпадение случайно.

Корректор Рената Хусаинова

© Андрей Казаков, 2020

ISBN 978-5-0050-7124-8 (т. 2)

ISBN 978-5-0050-7125-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I часть

Олег

Весна в этом году выдалась поздняя. Несмотря на то что уже была середина апреля, почти каждую ночь шел снег, и сугробы доставали до пояса, а то и выше. Утрами приходилось снова протаптывать тропинки к калитке и за нее – к реке. Но днем уже было тепло. Пригревало солнце, и крыша дома обросла частоколом сосулек. Наст ослабел, затрудняя любое перемещение по лесу.

Сегодня Олег проснулся на полчаса раньше обычного. Часы показывали половину шестого утра. Полежав какое-то время в кровати, срубленной из массива кедра, он откинул одеяло и потянулся всем телом, освобождаясь от последних следов сна. Потом медленно встал, сунул ноги в пимы¹ и прошел из спальни в большую комнату. Зачерпнув из бочки деревянным ковшиком воды, Олег напился и, подбросив в печку два сучковатых полена, посмотрел в окно.

«Снова снег выпал, что-то зима в этом году никак не кончится», – подумал он и, убедившись, что дрова занялись пламенем, вернулся в спальню. Встав босыми ногами на прикроватный коврик лицом к восходу солнца, Олег сложил ладони перед грудью и прислушался к своему дыханию. Немного постояв так с закрытыми глазами, бывший стрелец поднял руки вверх над головой и вытянул позвоночник. Затем наклонился вперед, поставил ладони на пол и, полностью расслабившись, сделал широкий шаг назад.

Оправившись от ранения, Олег уже несколько месяцев подряд выполнял этот простой, но эффективный комплекс «Сурья намаскар»², который помог ему восстановить силы. Но, конечно, никакое «приветствие Солнцу» не поставило бы его на ноги, не будь рядом бабки Марьи.

Так вышло, что его спасительница во время скоротечного боя с китайцами находилась совсем рядом. Как только автоматные очереди затихли, старуха, как будто следуя чьей-то воле, двинулась туда, где несколько минут назад закончилась перестрелка. Когда она пришла на место, то нашла там наспех закиданные еловыми лапами трупы китайцев, среди которых лежали тела Олега и Кирьяна.

Старуха решила захоронить парней, которые не раз приходили в ее дом и помогали по хозяйству. Она всегда относилась к друзьям с большой нежностью, будто бы видела в них своих погибших сыновей. Олег, не по годам рассудительный и спокойный, напоминал ей Игната, а Кирьян, отличающийся веселым и жизнерадостным характером, – Трофима, младшего сына бабки Марьи.

Когда она потащила Олега за ворот куртки, он вдруг застонал и открыл глаза. Губы его слегка шевельнулись. Старуха нагнулась к его лицу и услышала:

– Воды…

Она тут же отстегнула от пояса берестяную флягу и, поддерживая голову, напоила раненого.

Олег пил долго. Потом вдруг внимательно посмотрел на бабку и снова тихо проговорил:

– Кто-нибудь еще живой остался?

– Ты не думай сейчас об этом, не об этом сейчас надо тебе думать. И молчи, тебе сейчас молчать надо, силы беречь.

Олег снова потерял сознание. Расстегнув одежду, бабка осмотрела его и поняла, что ранения, которые он получил, не столь серьезны, как могло показаться на первый взгляд: одна пуля прошла навылет, не задев жизненно важных органов, а вторая застряла между ребрами.

Подложив под голову Олега снятый с себя полушубок, она поспешила к Кирьяну, в надежде, что тот тоже жив. Перевернув тело лицом вверх, старуха увидела бледное лицо молодого человека и поняла, что он мертв. Пригладив его волосы и сложив ему на груди руки, она забросала труп Кирьяна еловыми лапами. Потом вернулась к Олегу и потащила его к своей хижине.

От места боя до ее дома было не меньше трех километров. Несмотря на свое худощавое телосложение, раненый показался бабке ужасно тяжелым. Упираясь изо всех сил, она волокла его по сугробам, лишь изредка останавливаясь, чтобы передохну́ть. Невыносимо ныла поясница и отнимались руки, но старуха, словно одержимая, продолжала двигаться вперед.

Вскоре крупными хлопьями пошел снег, заметая их следы – будто бы люди здесь никогда и не проходили. Олег время от времени приходил в себя и помогал своей спасительнице, как мог, но к концу пути окончательно выбился из сил и снова потерял сознание.

Когда, приложив невероятные усилия, бабка Марья все же затянула Олега в дом и положила на кровать, то упала без чувств и пролежала так до рассвета. Потом сняла с него одежду, осмотрела и промыла раны. Она понимала, что необходимо вытащить пулю, иначе раненый вряд ли выживет.

С одной из своих операций ее сыновья принесли большое количество медикаментов: ампул и бутылочек с лекарствами, шприцев, таблеток, бинтов и коробок с медицинскими инструментами. Все это им пригодилось, когда в одной из перестрелок ранили Трофима. Игнат вынимал пулю из плеча младшего брата, а бабка Марья ему ассистировала, подавая по его команде то бинты, то щипцы и уговаривая сына немного потерпеть. В общих чертах старуха представляла, что ей надо сделать, но волновалась. Если ее руки еще были крепкими, то могло подвести зрение, которое она недавно начала терять.

Несмотря на свою неопытность, старуха все же успешно извлекла пулю, предварительно вколов пациенту большую дозу обезболивающего. Неделю она ухаживала за раненым, но потом ей само́й внезапно стало плохо. Олег, первый раз самостоятельно вставший с кровати, обнаружил ее лежащей на полу в соседней комнате. Бабка Марья пыталась растопить печь, но, потеряв сознание, упала рядом с охапкой дров и умерла.

Оставшись один, он начал обживать дом своей спасительницы. С тех пор как Олег последний раз приходил к ней в гости, тут мало что изменилось. Обстановка была суровой и аскетичной: в большой комнате стояла печь, круглый стол и несколько стульев. Вдоль стен располагались лавки с разнообразной кухонной утварью.

В небольших комнатах ее сыновей также все осталось по-прежнему: прочные кровати, столы и венские стулья с изогнутыми спинками. На стенах большое количество вырезок из журналов с изображениями видов песчаных пляжей, девушек и дорогих автомобилей.

Притащив Олега из леса, бабка Марья положила его на кровать Игната. Бывший стрелец понял это, увидев на стене его большую фотографию в военной форме. Этот портрет она показывала Олегу, когда он в первый раз пришел к ней вместе с Платоном.

Изба, конечно, уже требовала капитального ремонта, но в целом была неплохим пристанищем. Каждый раз, когда беглецы появлялись у старухи, они старались привести дом в порядок, чтобы хоть как-то облегчить ей жизнь. В первый свой визит они подлатали крышу. Потом Архип замазал щели в печи, чтобы изба ненароком не сгорела. Олег с Кирьяном поправили изгородь, а Платон застеклил окна. А в последнее свое посещение они начали ремонтировать лодку. Вымазали дно мастикой и оставили просыхать во дворе, под навесом, где она так и стояла до сих пор.

Первым делом Олег похоронил старуху, с трудом вырыв для нее неглубокую могилу прямо в огороде. Потом он тщательно исследовал весь дом и нашел все то, благодаря чему прожил в нем целый год: оружие, патроны, одежду, немного продуктов и лекарства, часть которых уже, правда, была просрочена.

Сыновья бабки Марьи оказались запасливыми и обстоятельными хозяевами: на чердаке в больших оружейных ящиках Олег обнаружил пять автоматов Калашникова с откидными прикладами, две снайперские винтовки СВД, три пистолета ТТ, множество гранат, патронов и запасных обойм. Все это «хозяйство» находилось в оружейной смазке, завернутое в специальную бумагу, предохраняя оружие от перепадов температур. Здесь же хранилось зимнее и летнее воинское обмундирование стрельцов, упакованное в большие целлофановые мешки.

Но если боеприпасов и одежды было достаточно, то продукты заканчивались. Оставалось лишь немного крупы, в которой уже успели завестись мелкие насекомые, пачка макарон и две банки рыбных консервов. Но главное – была соль, поэтому Олег не волновался. С каждым днем становясь все крепче, он начал выбираться на охоту и регулярно возвращался домой, то с зайцем, то с куропаткой или тетеревом. Кедровый орех, грибы и ягоды, которые он с усердием заготавливал, разнообразили рацион отшельника и обеспечили на весь последующий год витаминами.

В начале лета, в одну из своих вылазок в лес, он добрался до места их последнего боя. Кирьяна он узнал только по камуфляжу, к тому времени его труп уже успели объесть животные. Неподалеку лежали тела китайских солдат, которых лесные звери тоже не пощадили.

Похоронив друга, Олег вернулся в избу, размышляя о дальнейшей судьбе Платона и Архипа. Не обнаружив их трупов, Олег почему-то был уверен, что они выжили и сумели выйти из леса. Накануне боя они рассказали Олегу и Кирьяну о том, что у китайцев при себе находится документация, имеющая большую ценность.

«Если все получилось, как они планировали, то в городе их уже нет, – размышлял Олег. – По крайней мере, Платона. А Архип, может быть, остался. Куда ему ехать? Сидит, наверное, за своей установкой. Играет потихоньку, трахает своих китаянок. Хотя за это время в городе все могло измениться».

Потом он вспоминал тот бой, в котором погиб Кирьян. Все произошло так быстро, что Олег ничего толком не понял. Обнаружив противника, они двигались бесшумно, иногда останавливаясь и прислушиваясь к каждому шороху. Нагнав отряд китайцев, который превосходил их по численности более чем в два раза, они выждали подходящий момент и атаковали, надеясь на внезапность.

Когда Олег увидел мелькающий среди деревьев силуэт одного из диверсантов, он не стал открывать огонь, ожидая отмашки Платона, о которой агент ФРУКТа всех неоднократно предупреждал. Но тут не выдержали нервы у Кирьяна: он выстрелил, не дождавшись приказа, и промахнулся. В ответ они сразу же получили короткую и меткую автоматную очередь, которая сразила его и Олега наповал. Как в дальнейшем развивались события, бывший стрелец не помнил, полностью придя в себя уже в хижине бабки Марьи, которая готовила его к операции.

На протяжении всего последующего года о возвращении в город Олег даже не думал. И дело было даже не в том, что он не мог пока совершить такой длительный переход из-за недавно перенесенного ранения. Прошлая жизнь виделась ему теперь как беспорядочная цепочка случайностей, лишенных всякого смысла. Раньше ему казалось, что все события закономерны и происходят последовательно, благодаря его осознанным решениям. Но то, что случилось с ним за последний год, а именно два чудесных спасения, заставили его взглянуть на свое существование под другим углом. Олег понял, что именно из этих так называемых случайностей и собрана цепь его судьбы, что реальны только они, а не его стремления и усилия, которые он прилагал для того, чтобы изменить свою жизнь.

Что толку строить какие-то планы и надеяться на что-то, раз все зависит от случая, думал он. Он искренне поверил в то, что такая уединенная и размеренная жизнь подойдет ему больше всего. По крайней мере, если ему будет суждено умереть в этом лесу, то это не станет для него разочарованием. Никаких усилий он не предпринимал, ничего не ждал, поэтому умрет легко и свободно, избавившись от бессмысленной и зависящей от любого пустяка жизни.

Теперь ему казалось, что у него кроме этого леса ничего и никогда было. Прошлое стало для него похожим на отрывки из давно забытого черно-белого фильма. И как бывший стрелец ни старался, ему не удавалось вспомнить лиц большинства его персонажей. Даже образ Варьки, которую он, как ему казалось, любил, больше его не волновал.

Олег начал все чаще и чаще думать о матери. Эти воспоминания были для него невыносимо тяжелыми и пропитанными чувством вины, потому что в голову почему-то приходили в основном те моменты их отношений, когда он был к ней несправедлив. Порой он с иезуитским удовольствием иронизировал по поводу ее, как ему казалось, чрезмерной религиозности. Причем он делал это без видимых на то причин, зная, что высказанные им мысли никак не повлияют на ее убеждения.

– Ну и персонажи в этой Библии, – издевался Олег, затевая очередной теологический спор. – Взять хотя бы Лота. Это же надо было додуматься предложить жителям Содома двух своих дочерей-девственниц. Хотя… Хитер старик. Кому в Содоме нужны были женщины?

– Не стыдно тебе матери такое говорить?

– А что тут стыдного? Я же святое писание читаю. Ничего не прибавляю, ни одной буквы. Все по тексту. А дальше я вообще ничего не понимаю… Вот, смотри, как к этому относиться? «И напоили отца своего вином в ту ночь, – читал Олег, еле сдерживая улыбку, – и вошла старшая и спала с отцом своим, а он не знал, когда она легла и когда встала. На другой день старшая сказала младшей: вот, я спала вчера с отцом моим, напоим его вином и в эту ночь, и ты войди, спи с ним, и восстановим от отца нашего племя…»³. Какое племя они хотели восстановить? Кто, вообще, писал эту книгу? Он был в своем уме? Две девственницы поят до бесчувствия своего отца, а потом спят с ним! Вот как это понять?

– Они спали с ним не для удовлетворения своих желаний, – спокойно говорила мать, пытаясь трактовать одно из самых непростых мест Библии. – Они же думали, что все люди погибли и никого больше нет на земле, поэтому и решились на такой шаг.

– А как у него-то все получилось? В таком-то состоянии? И дочери забеременели, родили и народы целые от этих детей произошли…

– Это была их обязанность – продолжать род. Они думали, что все кругом погибли, а их Господь спас, значит, был в этом смысл. Значит, он доверил им эту миссию…

– Напоить и изнасиловать отца?

– …по продолжению жизни на земле, – не обращая внимания на едкое замечание сына, ответила женщина.

– Но кого они могли родить от пьяного отца?

– Не нам грешникам осуждать их. На себя надо смотреть, прежде всего, и самому жить по совести, – закончила разговор мать и удалилась к себе в комнату.

Олег, вспомнив эту беседу с матерью, крепко задумался.

«Если все, о чем она мне тогда говорила – правда, значит, Бог меня зачем-то оставил в живых, – рассуждал Олег. – Или это была случайность. Или это одно и то же… Я не сгорел в вертолете, попал к дикарям, которые оказались совсем не дикарями. Потом мне опять повезло, и вот я живу теперь в избе настоящих дикарей и не знаю, что делать дальше».

Размышляя в таком духе, Олег пришел к выводу, что нужно просто успокоиться и продолжать жить дальше, потому что истинного характера вещей ему все равно никогда не понять.

«Какая, в сущности, разница, по какой причине я остался жив, – думал он. – Возможно, для меня сейчас это кажется случайностью, а через много лет я буду воспринимать это как закономерность».

Подтверждение этим мыслям он, спустя несколько дней, нашел в одной из книг, которыми была наполнена изба бабки Марьи. Пахнущие сыростью, они были повсюду: на полках, вдоль стен, стояли высокими стопками на полу и даже на чердаке. У некоторых из них отсутствовала обложка или часть страниц.

Когда после неожиданно короткого, но жаркого лета наступила осень, а потом зима, он принялся их перебирать, стараясь рассортировать по жанрам. Иногда, обнаружив интересное издание, он открывал его наугад и читал несколько абзацев. Так, перелистывая книги, он наткнулся на высказывание, которое помогло ему избавиться от своих навязчивых мыслей: «Человеку многое кажется случайным потому, что он смотрит на жизнь, словно на поверхность озера, не в силах увидеть то, что происходит на глубине».

К сожалению, книга была без обложки и большинство страниц в ней отсутствовало, поэтому Олег не мог узнать ни ее названия, ни автора.

«Болезни, старение, смерть – это часть жизни, – дальше писал автор. – Стоит принять ее такой, какая она есть, и чем быстрее вы примете ее несовершенство, тем меньше разочарований вас ждет. И тем проще вам будет открыть свое сердце неопределенности».

В книге не было сказано, что это значит: «открыть сердце неопределенности». Но для себя он решил, что для этого, скорее всего, нужно перестать жить прошлым, которое уже не изменить, и не думать о будущем, ведь его может не быть. А жить здесь, сейчас, сию минуту.

«Если мы знаем, что в мире нет ничего постоянного, – читал Олег, – мы понимаем, что все плохое рано или поздно закончится. Когда мы испытываем радость, то, естественно, хотели бы, чтобы это состояние было с нами всегда. Но правильно нужно считать так: раз радость скоро пройдет, нужно максимально сосредоточиться на ней, чтобы получить от нее как можно больше удовольствия».

Свое теперешнее состояние Олег однозначно не мог оценить. С одной стороны, он был рад, что остался в живых, и благодарил бабку Марью, а в ее лице случай или Господа Бога, но с другой, не знал, чего ему ждать от завтрашнего дня. Однако после прочтения следующего абзаца он слегка успокоился.

«Все плохое, что кажется жутким сегодня, скоро пройдет, а все хорошее останется в вашей памяти, если вы научитесь этим наслаждаться», – поддержал его неизвестный автор уже в следующем предложении. Пролистав еще несколько страниц, Олег отложил книгу в сторону, чтобы потом прочитать ее более вдумчиво.

Так книги помогли Олегу прожить до следующей весны в полном одиночестве. А буквально на днях, когда он пересмотрел почти всю библиотеку, его внимание привлекла рукопись, обнаруженная в комнате Трофима. Она хранилась в ящике стола, заваленного газетами и журналами. На первой страннице толстой тетради, исписанной мелким аккуратным почерком, печатными буквами было выведено «Дублер». Открыв ее, Олег наткнулся на такие слова:

«Все горничные во дворце носили стандартную волнующую униформу: темно-синее облегающее короткое платье, оформленное разнообразной красно-белой тесьмой и бантиками, с глубоким чувственным вырезом, белый передник, кружевные колготки и туфли на высоком каблуке. Весь образ венчала изящная заколка в виде бабочки. Они выглядели как актрисы из порнофильмов, и оставалось секретом, как в такой одежде они умудряются наводить порядок во дворце, всегда сиявшем безукоризненной чистотой. Эта одежда особенно шла Марине, так, по крайней мере, казалось отцу Ксенофонту».

Прочитав эти строки, он внезапно вспомнил Полину, девушку Кирьяна. На одной из голограмм она была одета точно так же, как горничная из только что прочитанного им отрывка. Олег закрыл рукопись и глубоко вздохнул. Молодой организм бывшего стрельца, уже давно оправившийся от ранения, тяжело переживал отсутствие в его жизни женщины. Он снова перелистал тетрадь, и его взгляд задержался еще на одном абзаце:

« – То есть главная цель войны – уничтожить как можно больше людей? – спросил дублер.

– Одна из, скажем так. Первая – захватить Сибирь, вторая – сократить население. Многие, на самом деле, уже давно мертвы. Просто они не догадываются об этом. Наркомания, алкоголизм, различные отклонения в психическом развитии… Раньше, еще во времена Владимира Обширного, доходило до того, что на одного здорового ребенка появлялось на свет пять умственно отсталых. Пять! – воскликнул Ватутин. – Ты это можешь себе представить? Рожали в основном ради пособия. Рожали и тут же отказывались от детей. И если бы я не издал указ о стерилизации таких родителей, знаешь, где бы мы сейчас были?»

Эти два небольших отрывка заинтересовали Олега. Рукопись содержала восемь глав, нумерация которых еще не была четко определена, эпилог и дневник какого-то Поликарпа Ватутина. Олег предположил, что он, скорее всего, является главным героем повести. О том, что книга еще находилась в работе, говорило большое количество пометок на полях, а также не менее десяти вклеенных листов.

Рядом с тетрадью он обнаружил множество черновиков, со схемами и какими-то рисунками, изображавшими, как ему показалось, героев книги. Среди бумаг он нашел несколько шариковых ручек и попробовал их расписать на чистом, пожелтевшем от времени листе. Оказалось, что стержень не засох, и Олег, забыв, когда последний раз держал в руках авторучку, думая о чем-то своем, начал выводить по бумаге бессмысленные узоры, которые спустя некоторое время превратились в буквы и составили слово: «Полина». В этот же вечер он решил, что пришло время отправиться к избе Платона, в надежде отыскать там голофон своего друга, наполненный ее фотографиями.

Но на следующий день бывший стрелец остался дома. Внезапно поднялась температура и начался кашель. Заварив две горсти сушеных малиновых ягод, Олег забрался под два одеяла и начал понемногу пить этот сладкий, пахнущий летним лесом настой. Температура была настолько высокой, что спустя какое-то время он впал в забытье и очнулся только вечером. Несмотря на слабость, ему пришлось встать, чтобы подогреть чайник и затопить печь.

Пока он с трудом передвигался по избе, его колотил озноб. Во всем его теле была такая слабость, что он не смог принести даже охапку дров. Кое-как справившись со всеми делами, он снова залез под одеяло, но спать ему уже не хотелось. Больного продолжало лихорадить. Ему вдруг начало казаться, что его болезнь – это не последствие промоченных накануне ног, а нечто более глобальное.

Находясь на границе между сном и бодрствованием, он сделал вывод, что она напрямую связана с мыслями о походе к хижине Платона. Ему вдруг показалось, что какая-то тайная сила по каким-то причинам не хочет того, чтобы он сейчас там появился. Решив для себя, что это именно так, Олег успокоился и перестал переживать о своей болезни. Такие мысли, скорее всего, были вызваны лихорадкой, но этого он не осознавал. Все рассуждения ему казались вполне логичными, и спустя какое-то время он снова погрузился в сонное забытье. Голова горела, а во рту было так сухо, как будто накануне ему пришлось выпить большое количество спирта.

В эту ночь он увидел во сне Кирьяна, демонстрирующего ему голограммы Полины. Потом каким-то образом, как это бывает только во сне, танцовщица материализовалась и присела рядом с Олегом, который в тот момент уже находился в «Голодном хунвейбине». Посмотрев какое-то время на него, она встала и принялась танцевать, а бывший стрелец неподвижно сидел напротив и завороженно смотрел на ее движения. Ему хотелось увести оттуда Полину, но не смог даже пошевелиться, а она все танцевала и танцевала, глядя на Олега своими большими, ярко подведенными карими глазами.

Потом рядом с ним оказался Архип, держащий в своих руках барабанные палочки неестественных размеров, похожие на небольшие деревянные копья. Он ловко жонглировал ими, отгоняя от себя начавших наступать откуда-то из темноты китайцев. Все они были одеты в строгие темно-синие костюмы с красными галстуками и аккуратно причесаны. Их болезненно-желтые лица сохраняли мрачное спокойствие, несмотря на то, что от каждого удара Архипа, похожего в этот момент на былинного богатыря, с ног валилось не менее десятка воинов Поднебесной империи. Они продолжали маршировать стройными рядами, и с каждым разом их становилось все больше. В конце концов Архип устал, и они смогли обезоружить великана, связав его по рукам и ногам. Окончив борьбу, китайцы уселись на пленника и принялись поедать «доширак» палочками, на которые к тому времени распались деревянные копья Архипа.

На этом месте Олег очнулся. В окно светило яркое солнце. Одежда, простынь, одеяло и подушка, были насквозь мокрыми. Он сел на кровати и понял, что чувствует себя немного лучше. Заменив белье и переодевшись, Олег снова напился малинового чаю и лег. Он знал, что в таком состоянии нужно как можно больше лежать, поэтому даже не стал готовить себе еду. Но спать не хотелось, и тогда он, вспомнив о рукописи, достал из стола тетрадь с надписью «Дублер» и погрузился в чтение.

 
                                          * * *
 

В комнате, обставленной в стиле барочной роскоши времен правления Людовика XIV, напротив друг друга сидели и разговаривали два, на первый взгляд, совершенно одинаковых человека. Но присмотревшись, можно было сделать вывод, что один из них, развалившийся в бордовом кресле, украшенном изящной резьбой, несколько старше другого, ютившегося рядом на низком табурете. Одеты они были тоже одинаково, в строгие темно-серые костюмы, но без галстуков. Так могли выглядеть близнецы, младший из которых каким-то образом родился спустя десяток лет после появления на свет своего брата.

– Мне доложили, что на заводе ты был неубедителен, – сказал старший, глядя сверху вниз.

– На каком именно, Поликарп Прокопьевич?

– На заводе партийных жетонов.

– А, что там?

– Вяло и прямолинейно. Вот, что это, например: «На каждого человека найдется свой жетон»?

– Ну а что тут не так?

– Так-то так, но говорю же, прямолинейно. Из твоих слов можно понять, что на каждого человека, не имеющего жетона, найдется тот, у кого он есть. А это звучит, как известная всем поговорка: «На каждый хуй с винтом есть жопа с лабиринтами». Но мы не должны работать так грубо. Изъясняться надо более витиевато, ничего не конкретизируя, так, чтобы люди были довольны услышанным, но понять и потом вспомнить ничего не могли. Тебя же инструктировали.

– Да, но разволновался, видимо.

– Что значит разволновался? Надо было начать с того, что выпуск партийных жетонов – наиглавнейшая задача нашей промышленности. Что их нехватка может отрицательно повлиять на обороноспособность страны. Потому что людей, желающих вступить в президентскую гвардию, с каждым годом становится все больше и больше. Потом перейти к тому, что народ испытывает острую потребность в жетонах и требует от руководства государства повысить их выпуск, чтобы обеспечить им каждого желающего. Надо было объяснить людям, что, по статистике, большинство передовых и сознательных граждан стремятся получить жетон, чтобы стать частью единой и непобедимой общности. А из твоего разговора получается, что мы навязываем людям жетоны.

Поликарп Прокопьевич говорил медленно, после каждого предложения делая небольшие паузы. Интонации его голоса чем—то напоминали нравоучительную манеру общения телевизионного диктора новостной программы основного федерального канала.

– Это плохо. Я разочарован тобой, – добавил он вздыхая.

Потом поднялся из кресла и прошел вдоль комнаты. Распахнув тяжелые шторы, он открыл окно, повернув потертую бронзовую ручку в виде головы льва.

Вечерело. За окном крупными новогодними хлопьями шел снег, переливаясь в свете фонарей. Он уже полностью покрыл собой Красную площадь, запорошил купола Собора Василия Блаженного, Владимира Обширного и крышу Спасской башни.

– Снег на Красной площади, поземка, молчаливый пеший строй солдат, – проговорил Поликарп Прокопьевич, любуясь видом из окна президентской башни, отстроенной за Кремлевской стеной в честь присоединения земель бывшего Южного федерального округа, – за плечами тощая котомка, и набор страданий не почат…»⁴

Глядя на этот завораживающий пейзаж, Поликарп Прокопьевич вспомнил, как стал президентом Московской Руссии – одной из федеральных областей, получившей независимость благодаря Путоранскому соглашению⁵, в результате которого в стране произошла децентрализация власти.

Этот договор не подразумевал прекращения существования России как субъекта международного права и геополитической реальности, а также полного отделения провинций от центра. Он лишь предполагал передачу некоторых полномочий из центра в регионы. Но, благодаря действиям западносибирских сепаратистов, спустя три года Федеральные округа получили полную независимость. В результате значительная часть территории и национальных ресурсов вышла из-под контроля Москвы.

Замысел Путоранского соглашения не был настолько плох, как потом его представили историки Московской Руссии. Гигантской стране, занимавшей большую часть евразийского континента, сверхцентрализация наносила непоправимый вред. Федеральные власти взвалили на себя слишком много функций и уже не справлялись с грузом возникающих проблем. Управлять из одной точки обширного государства, несмотря на внедрение передовых технологий, становилось все труднее и труднее. Терялся контроль над большой частью отдаленных территорий, заполняемых иностранными мигрантами. Подписание соглашения о перераспределении функций являлось на тот момент единственной возможностью сохранить страну.

Поликарп Прокопьевич считался противником Путоранского соглашения. Еще до прихода к власти он, споря со своими оппонентами, призывающими выстроить отношения между центром и провинциями по западному образцу, говорил, что в нашей стране нет устойчивых традиций самоуправления, и предупреждал, что передача полномочий на местный уровень приведет к распаду государства. Ведь избранные или назначенные губернаторы озабочены всегда лишь проблемами собственного обогащения. Однако его доводы не были услышаны.

Став президентом Московской Руссии, он приложил немало усилий по восстановлению страны. Его стали называть «современным Иваном III» – «собирателем земель русских», и в настоящее время в состав государства, находящегося под его началом, уже входили все территории бывшей России, расположенные западнее Уральских гор.

Присоединение близлежащих областей и краев происходило по-разному. Одни из них, погрязнув в междоусобицах между правящими кланами, чтобы избежать дальнейшего бессмысленного кровопролития, сами пришли к Ватутину, с просьбой принять их в состав Московской Руссии. Другие – из экономических соображений. Но большая часть земель была присоединена в результате военной агрессии.

Расправив плечи, Поликарп Прокопьевич глубоко потянулся и зевнул. Потом, пригладив ладонью свои редкие рыжие волосы, повернулся к собеседнику и спросил:

– Ну, и что мне с тобой делать, Дима? Что?

Ответа не последовало. Все это время собеседник Поликарпа Прокопьевича сидел, уставившись в пол. Со стороны могло показаться, что он увлеченно рассматривает замысловатые узоры на персидском ковре, которым был выстлан пол в комнате.

– Что молчишь?

Дима обреченно вздохнул:

– Сказать нечего, вот и молчу.

– Что с тобой? Опять концентрацию потерял?

Впустив в комнату немного свежего воздуха, Поликарп Прокопьевич закрыл окно и вернулся в кресло.

– А с голосом? Что у тебя с голосом?

– Не знаю, – пожал плечами Дима. – А что с ним не так?

– Противный какой-то стал, как будто кто-то в оцинкованное ведро ссыт. Ты же раньше нормально разговаривал?

– Да я и сейчас вроде нормально разговариваю.

– Если бы нормально, я бы так и сказал. Бабский какой-то голос у тебя стал, баб-ский. Мне даже стыдно за себя.