Buch lesen: «Яд для императора»

Schriftart:

* * *

Разговор проходил не в главном кабинете Его превосходительства, в котором он обычно работал, а в каком-то небольшом кабинетике, располагавшемся в конце коридора, в тупике. Но это было не оттого, что Его превосходительство считал разговор неважным, недостойным своих роскошных апартаментов. Совсем наоборот: разговор был необычайно, небывало важным. А поэтому его было необходимо держать в полном секрете. И разговор, и теперешнего собеседника Его превосходительства – щуплого белокурого человека невысокого роста с полным лицом и располагающей к себе улыбкой. Этого человека не должны были видеть ни секретари, ни помощники Его превосходительства – вообще никто. Потому и был перенесен важнейший разговор в эту невзрачную комнату, и прошли они сюда вдвоем, так, что гостя никто не видел.

– Слушайте меня внимательно, – произнес Его превосходительство. – Вы знаете, я повторять не люблю, не в школе. Итак, император Николай должен умереть не позднее 1860 года. При этом смерть его должна выглядеть совершенно естественной и не возбудить ни малейших подозрений. Вы меня поняли? Ни малейших! Поэтому я и даю вам такой большой промежуток времени, чтобы вы могли по собственному усмотрению выбрать удобный момент. Чтобы причина, которая могла бы свести русского царя в могилу, была естественной и понятной. Такой причиной может стать болезнь, несчастный случай, пожар… Не знаю, не буду гадать. Вы человек умный и опытный – по крайней мере, так вас рекомендовали, – и сами сможете выбрать и причину, и момент. Вы все поняли?

– Да, Ваше превосходительство, – отвечал гость. – Задание вполне понятно. Но… Могу я позволить себе один вопрос?

– Спрашивайте, – кивнул хозяин кабинета.

– Я никак не могу уразуметь, почему именно император Николай? Ведь у наших стран прекрасные отношения! Можно сказать, мы союзники. Я понимаю, что это не в моей компетенции, что такое решение принимали умнейшие мужи нашей страны, но понять его не могу…

Гость ожидал вспышки гнева со стороны Его превосходительства, однако ее не последовало.

– Хорошо, я отвечу на ваш вопрос, – сказал хозяин кабинета. – И рад, что вы его озвучили, не затаили в себе. Я всегда говорю: исполнитель приказа должен понимать его смысл и значение. Иначе он может совершить непоправимую ошибку. Итак, почему император Николай?

И затем Его превосходительство коротко и четко, как только он умел, изложил подчиненному причины, по которым тот должен был исполнить приказание.

– Ну, теперь у вас остались какие-то вопросы? – спросил он, закончив свое объяснение.

– Нет, Ваше превосходительство, теперь мне все ясно, – ответил гость.

– Тогда держите вот это, – сказал хозяин кабинета и протянул гостю небольшой металлический сундучок – размерами он походил на саквояж, какими часто пользовались врачи. – Здесь средства, которые вам будут необходимы для выполнения задания. Наши ученые, которые готовили этот набор, постарались учесть все. Взрывчатые вещества, револьверы новейшей конструкции, кинжалы, яды… В частности, там имеется недавно открытое новое отравляющее вещество. Мне описали его действие. Мне кажется, это как раз то, что нам нужно. Теперь у вас есть все. Вперед!

Глава 1

Император Николай Павлович, которого некоторые иностранные политики именовали «Железным императором», чувствовал себя нездоровым. Лихорадило, болела грудь, мучил кашель. Началось это все еще на Крещение, когда Государь простудился, начал чихать и был вынужден пользоваться носовым платком (чего терпеть не мог). Не любил самодержец также проявлений слабости – ни в других, ни тем более в себе. А потому только отмахнулся от своего лейб-медика Мартина Мандта, который советовал Государю отлежаться хоть пару дней.

Вместо этого Николай поехал на свадьбу дочери графа Клейнмихеля. При выезде камергер Гримм осмелился заметить Государю, что он слишком легко оделся, а между тем на дворе стоит сильный мороз. «Теперь уже поздно переодеваться», – отвечал самодержец и поехал в одной легкой шинели. Со свадьбы он приехал совсем больным и согласился на уговоры врачей начать лечение: горчичники, пиявки и примочки.

В следующие дни Николай чувствовал себя ничуть не лучше. Однако он полагался на свое здоровье, которое его до сих пор не подводило. Конечно, он был уже не молод, ему шел 59-й год, но все еще крепок и полон сил.

Поэтому 9 февраля, почувствовав себя немного лучше, он отправился в Михайловский манеж, на огромный неотапливаемый плац. Врачи опять всполошились, забегали, пытаясь его отговорить, но Государь только отмахнулся от них, как от назойливых мух. Врачи не могли понять государственной необходимости этой поездки. Ведь Николаю предстояло проводить на театр военных действий в Крыму лейб-гвардии Преображенский, Измайловский и Егерский полки. Дела в Крыму шли плохо, соединенная армия англичан, французов и турок одолевала доблестные русские войска; граф Паскевич терпел одно поражение за другим. Тем более важно было императору лично напутствовать воинов, отправлявшихся на битву. Он думал и сам направиться в Крым, чтобы своим присутствием воодушевить армию. И пусть в связи с проклятой хворью эту поездку приходилось отложить, но проводить солдат в путь он был обязан!

Из Манежа Николай вернулся уже совсем больным. Скрыть недуг было невозможно. Несмотря на все старания медиков, Государю становилось все хуже и хуже. Он уже не вставал с постели и даже не ходил на церковную службу. У Николая появилось стеснение в груди, приступы лихорадочного жара сменялись ознобом. 12 февраля Государь повелел наследнику цесаревичу Александру прибыть в Зимний дворец. Речь шла о передаче ему всех государственных дел. Министр государственных имуществ граф Киселев, выслушав это повеление Государя, не мог сдержать слез. Ясно было, что император предчувствовал свой близкий конец…

Правильно говорит пословица: «Пришла беда – отворяй ворота». Как занедужил Государь, так у всех в Зимнем все из рук стало валиться. Хотя, конечно, грех сравнивать великую беду – болезнь помазанника Божия – и такую невеликую неприятность, как гибель чаши лучшего саксонского фарфора, а все одно к одному – расстройство. Великая княжна Ольга, находясь в волнении по случаю болезни своего царственного родителя, изволила уронить чашу с теплой водой, которую несла в комнату отца. Драгоценный расписной фарфор превратился в кучку осколков, которые разлетелись по всему нижнему коридору дворца.

Правда, этой беде было легко пособить. Там, в коридоре, случился царский камердинер Гримм; он тотчас вызвался принести воды вместо великой княжны. А старший лакей Егор Трифонов отправился за веником и совком, чтобы подмести осколки. Вот если бы можно было так же легко справиться с недугом, одолевшим императора! Пока же это не удавалось ни царскому лейб-медику, ученому немцу Мартину Мандту, ни приглашенным им светилам медицины, ни самому Государю, который боролся с хворью, проявляя всю силу своего крепкого характера.

Об этом и размышлял старший лакей Егор Трифонов, пока спускался в подвал, где в особой комнатке хранились метлы, веники и прочие нужные в хозяйстве предметы. Конечно, лакею, даже старшему, размышлять не положено. Для того есть другие лица, приставленные к государственному управлению, а также к военному или научному делу. Но такая уж была у Егора Кузьмича привычка – обдумывать происходящие события; ничего не мог с ней поделать.

Вот и теперь – так задумался над болезнью Государя, что даже мимо нужной двери прошел. Опомнился, только когда дошел до самого конца коридора. Осознав просчет, покачал головой и повернул назад. Но едва лишь сделал пару шагов, как услышал голоса.

Голосов было три: два мужских, а один вроде женский. Доносились они из так называемой Малой гардеробной – комнаты, где хранилась верхняя одежда царственных супругов, приходящаяся не в сезон (например, в данное время – летняя), а также давно не востребованная. В этом факте не было бы ничего удивительного (мало ли, может, лакеям от дворецкого какое приказание вышло, проверить гардероб, разыскать накидку или палантин), если бы не два обстоятельства.

Первое – замок. На дверях гардеробной Егор Трифонов ясно видел красивый замочек, замыкающий прочно задвинутый засов. То есть дверь была заперта. Как же те, говорящие, вошли?

А второе обстоятельство было – содержание разговора. Егор Кузьмич служил давно, с 12 лет, побывал с Государями за границей и здесь, в Петербурге, присутствовал на приемах иностранных послов и всяких гостей, наслушался чужую речь и даже научился ее немного различать. Понимал, когда по-французски изъясняются, а когда по-немецки или, допустим, по-итальянски. Но тут говорили вроде бы на родном русском языке – но слова все как один были непонятные! Лишь изредка мелькало что-то знакомое: «ты», например, или «скажи», или «где». А все остальное время звучало что-то вовсе несообразное, чего Егор Трифонов уразуметь никак не мог. Например, несколько раз повторилось неизвестное слово «классно», произнесенное с восхищением. Еще Егор Кузьмич различил выражение «ну, ты даешь!» и совершенно неизвестное слово «мобильник».

Старший лакей почувствовал, как волосы у него на голове (немного их осталось, но уж какие есть) зашевелились. Не иначе как бесы в комнате шалят! Те самые бесы, что задумали извести Государя (о чем между слуг уже шел разговор). А может, мазурики? Но нет, невозможно! Никакой тать, будь он самый лихой, не осмелится пробраться в покои помазанника Божия! Если только зарубежные? Но почему тогда слова родные слышны?

В любом случае следовало немедленно известить о случившемся управляющего дворцовым хозяйством Семена Никитича Худякова. А заодно и начальника дворцового караула его благородие капитана Касаткина. И Егор Трифонов поспешил наверх разыскивать ответственных лиц и сообщать им о своем открытии.

Он так спешил, что едва не забыл совок с веником. Однако вовремя опомнился, покачал головой, подхватил их и направился в коридор, где его ждали остатки разбитой чаши. Бесы бесами (или, допустим, мазурики), а служебный долг должен быть у каждого на первом плане. Так Государь всегда учил. А его заветы следует исполнять. Тем более сейчас, когда самодержец занемог.

Поэтому Егор Трифонов сначала подмел пол, убрал остатки чаши в особую корзину для мусора и только потом отправился разыскивать Семена Никитича и капитана Касаткина.

Управляющий куда-то подевался, так что никто не мог сказать, где его искать. Старший лакей Трифонов расспрашивал всех, кого встречал, но никто не мог ответить ничего определенного. Так, в расспросах, он дошел до самой комнаты Государя. Возникло предположение: а вдруг Его Императорское Величество решили вызвать управляющего, чтобы расспросить его о ведении дворцового хозяйства? Известно было, что царь вникает во все вопросы, не пренебрегая мелочами.

Ни стучаться в покои императора, ни входить туда старший лакей, конечно, не мог. Значит, следовало подождать – может, Семен Никитич выйдет, если он там, а может, кто из лакеев или денщиков, и тогда можно будет спросить.

Так и вышло: дверь императорской комнаты отворилась, и оттуда вышел младший лакей Кругликов с подносом в руках. На подносе стояла недопитая чашка с чаем, рюмка с каким-то лекарством, блюдце с сухими бисквитами – единственным лакомством, которое признавал державший себя в строгости император.

– Скажи, Семен Никитич случайно не у Его Величества находится? – спросил Трифонов. – Если там, то вызови его – у меня срочное дело.

Однако младший лакей Кругликов, вообще-то парень сообразительный и толковый, за что и был взят во дворец, с ответом почему-то не спешил. Словно бы и не слышал обращенного к нему вопроса и самого старшего лакея не видел. Стоял с довольным видом, словно конфету какую с царского стола умял, и бормотал себе под нос что-то по-французски. Егор Кузьмич, немного понимавший чужеземную речь, разобрал: «Fait! Oui, en fait…» («Сделано! Да, сделано!») Дело было понятное: очевидно, Его Величество соизволил отдать лакею какое-то приказание на чужом языке; и вот Кругликов, немного понимавший язык, старался в точности запомнить сказанное.

– Да хватит тебе бормотать! – остановил его Трифонов. – Вижу уже, что запомнил. Скажи, Худяков Семен Никитич не там находится? Не у Государя?

Тут младший лакей наконец опомнился, бормотать перестал, Егору Кузьмичу почтительно поклонился и ответил, что нет, никого нет в комнате, император пребывает один и ждет наследника.

Егор Кузьмич сразу потерял к нему интерес и отправился разыскивать начальника караула. Капитана Касаткина старший лакей обнаружил быстро: тот стоял возле парадного входа. Но едва Егор Трифонов вознамерился подойти к его благородию, как дверь дворца распахнулась, дохнуло холодом (мороз на дворе стоял знатный), и в вестибюль вошел наследник цесаревич, Его Высочество Александр Николаевич. Лицо его, бледное от мороза, а также от постигшего семью горя, было твердым, словно высеченным изо льда. Несмотря на мороз, он был не в шубе, а в одной легкой шинели. Император поощрял пренебрежение к удобствам и стойкость не только в подчиненных, но прежде всего в собственном сыне.

– Где папа́, у себя? – спросил наследник у начальника караула.

– Так точно, Ваше Высочество, – отвечал капитан. – Мы уж просили Его Величество перейти на второй этаж, где потеплее, но вы же знаете характер Его Величества…

– Знаю, знаю, – отвечал Александр все так же резко. – Я сам, не надо, не провожай.

Он скинул шинель на руки денщика и быстрым шагом пошел направо, в сторону спальни Его Величества. Капитан Касаткин несколько секунд потоптался в нерешительности, однако пренебречь запретом наследника не решился и остался на месте.

Вот тут-то Егор Трифонов и осмелился приблизиться к начальнику караула и сообщить о своем странном наблюдении, сделанном в подвальном этаже.

Его благородие не сразу вник в суть известия, а когда вник, отнесся недоверчиво.

– Какие еще голоса? Какие бесы? – произнес он в раздражении. – Это все суеверия ваши, отсутствие просвещения! Разве только мазурики… Ладно, идем, проверим.

– Так ключ надобен, ваше благородие! – пояснил Трифонов. – А он у господина Худякова. А тот неизвестно где, мне никто не может сказать.

– Семен Никитич отдает необходимые распоряжения на случай… На самый крайний случай, – пояснил его благородие. – Идем, я знаю, где его отыскать.

Они нашли управляющего, Егор Трифонов объяснил суть дела. Семен Никитич отнесся к сообщению более внимательно, нежели капитан Касаткин.

– Чужие люди, говоришь? – встревоженно спросил он у старшего лакея. – Мазурики? Вот беда! Ведь там меха царские, ценные! Одни собольи шубы сколько стоят! Пойдем, посмотрим, кто дерзнул в дворцовые кладовые проникнуть…

Втроем отправились в подвал. Взяли сразу два подсвечника, по три свечи в каждом. Крадучись, чтобы не спугнуть незваных гостей, подошли к двери Малой кладовой. Прислушались. За дверью было тихо. Никакие голоса не были слышны.

– Ну-ка, открывай! – скомандовал капитан.

Управляющий отомкнул замок, отодвинул засов, капитан Касаткин распахнул дверь и первым вошел в кладовую.

Она была пуста. Никаких гостей, ни званых, ни незваных, не было.

– Что ж ты воду мутишь?! – грозно вопросил его благородие, повернувшись к лакею Трифонову. – В такой день от дела нас отрываешь?!

– Погодите, ваше благородие, – остановил его управляющий. – Что-то здесь не так. Вот, видите – дверца у шкафа раскрытая стоит? А я отлично помню, как вчера сам ее закрывал.

– А вон перчаточка валяется, – обратил внимание начальствующих особ Егор Трифонов.

– Надо бы в шкафах поглядеть, проверить, – озабоченно произнес управляющий. – Все ли на месте?

– И ты туда же, Семен Никитич! – в сердцах воскликнул капитан. – Ну, подумай: если тут был кто-то чужой, то как он сюда проник? И куда отсюда девался? Дверь-то замкнута была! Ты ведь сам ее открывал! Хотя…

Тут он заметил висевший на стене кладовой канделябр с двумя свечами. Протянул руку – потрогать фитили – и сразу отдернул.

– А фитиль-то горячий… – задумчиво произнес начальник дворцового караула. – Выходит, кто-то здесь и правда был… Причем совсем недавно. Но куда же он делся? Не в воздухе же растаял!

– Растаял он или не растаял, оно неведомо, – сказал управляющий. – В любом случае тут непорядок, и проверить надо. Но не сейчас. Сейчас заботы поважнее есть. Идемте, ваше благородие, может, там какие распоряжения будут.

Старший лакей Трифонов покинул Малую кладовую с облегчением. Он пришел к выводу, что, пожалуй, удивительные голоса ему почудились, и он зря побеспокоил важных людей. При этом еще легко отделался.

Егор Кузьмич пришел бы к совершенно другому выводу, если бы имел возможность услышать разговор, который в то же самое время вел Государь со своим царственным сыном. Разговор этот проходил в небольшой комнате, расположенной на первом этаже и служившей царю спальней, а в последнее время, в связи с болезнью, также и кабинетом. Император лежал на своей кровати – узкой походной койке, накрытый одним только тонким одеялом. Александр сидел рядом с ним.

– С завтрашнего дня возьмешь на себя принятие распоряжений по всем важнейшим вопросам, – сказал Государь. – Будешь постепенно входить в курс дела. Потом, когда случится неизбежное, примешь присягу государственных лиц – в общем, начнешь царствовать.

– Напрасно вы хотите все возложить на меня, папа́, – произнес Александр. – Я вижу, вы все так же ясно мыслите, глубоко проникаете в государственные дела. И вообще, течение болезни может еще измениться. Будем уповать на милость Божию.

– Только на нее одну я и полагаюсь, – сказал Николай, взглянув на висевший в углу образ Спасителя. – Лекари мне уже не могут помочь. А насчет ясности мышления ты ошибаешься. Болезнь коснулась уже не только тела, она мне и рассудок помутила. Видения бредовые у меня начались.

– Не могу в это поверить, – покачал головой наследник. – Вы мне сами говорили, что у вас даже снов не бывает. Какие еще видения?

– Были, были видения, – упрямо повторил Николай. – Вот прямо перед твоим приходом случилось. Открываю глаза – и вдруг вижу вон там, возле стола, три фигуры. Две мужских, а одна вроде женская. Я спервоначалу, после забытья, решил было, что это ты с Ольгой и графом Клейнмихелем. Но потом открыл глаза пошире и вижу, что нет, это вовсе не знакомые люди. Причем мужчины в моей одежде, а женщина в старом платье императрицы. И вижу, они не просто стоят возле стола, а копаются в моих бумагах, представляешь? А у меня там приказы по армии, указания послам в Австро-Венгерской империи и Пруссии, другие важные документы. Тут я, видимо, издал какой-то возглас, потому что они обернулись, один из мужчин (он был одет в мой кавалергардский мундир) крикнул какое-то дикое слово – и вся троица куда-то исчезла. Словно в воздухе растаяли!

– Да, действительно… – пробормотал Александр, – настоящий бред… А что за слово выговорил этот призрак в мундире? Хотя вы, наверное, не запомнили…

– Представь себе, запомнил! – ответил отец. – Он выговорил не одно, а два слова. Сказано было так: «Хватит! Ходу, ходу!» После чего они, как я уже говорил, исчезли.

На это наследник ничего не сказал, только покачал головой, и Николай понял этот жест.

– Вот видишь, – грустно произнес он. – Если начался бред, то никакие государственные дела я вершить уже не могу. Дальше уже ты поведешь этот корабль. Передаю тебе команду, но не в порядке. На театре военных действий положение плохое. И хуже всего дело с союзниками. Австрия в любой момент может перейти на сторону врагов. Одна Пруссия пока остается надежной, но сил у нее маловато. Укрепляй с ними союз. На Францию не надейся – изменит. И потом, в этой стране что ни год, то революция. Положение помещичьих крестьян до времени не трогай. Их крепостное состояние – опора трона. А пуще всего опасайся…

Однако Государь так и не закончил фразу, и наследник не узнал, чего именно он должен опасаться. Голос императора пресекся, глаза закрылись, его охватил озноб, от которого он съежился под одеялом. Александр с жалостью посмотрел на отца – такого всегда крепкого, такого надежного, – после чего встал и тихо вышел. Шел четвертый час пополудни…

Глава 2

– Простите, товарищ генерал, никак не могу поверить, что вы это серьезно, – сказал человек, сидевший за столом прямо напротив хозяина кабинета. – Путешествие в прошлое? Расследование, проводимое в прошлом?! Но это же… Литература для подростков! Кино!

– Понимаю ваше удивление, товарищ майор, – отвечал хозяин кабинета. – Однако должен повторить то, что уже сказал: вам поручается отправиться в первую половину XIX века, чтобы расследовать совершенное там преступление. Чтобы снять все вопросы, я сейчас предоставлю слово научному руководителю проекта «Хронос» Григорию Соломоновичу Нойману.

И он повернулся к сидевшему слева от него улыбчивому человеку невысокого роста с обширными залысинами. Григорию Соломоновичу можно было дать и 60, и все 70. Впрочем, глаза его смотрели бодро, молодо, и говорил он быстро, энергично.

– Прекрасно вас понимаю, молодой человек, – сказал он, обращаясь к майору. – Если бы мне самому такое года два назад сказали, я бы такого шутника просто на смех поднял. Действительно, как вы выразились, кино. Но с тех пор прошло два года. И не просто два года, а два года серьезнейших исследований. Мы совершили прорыв, настоящий прорыв! Сейчас я вам объясню, в чем дело. Вам и вашим товарищам.

Майор Кирилл Углов искоса взглянул на людей, сидевших рядом с ним, по эту сторону стола. Справа от него сидел черноволосый парень в сером джемпере. Впрочем, в этом кабинете все были в гражданском, включая хозяина – генерала ФСБ. Парень был молод, на вид не старше 30 лет, улыбчив. «Несерьезный какой-то, – подумал майор. – И как с таким работать?»

Слева сидела женщина с короткой стрижкой. Она, в отличие от парня, не улыбалась и выглядела весьма серьезно.

– Вы, конечно, читали фантастическую литературу о путешествиях во времени, – начал свою лекцию научный руководитель. – Основная проблема, которая при этом возникает, – невозможность переместить в другой временной пласт физический объект, который там еще не существовал. Или – если речь идет о будущем – существовал когда-то, но давно закончил свой земной путь. И обойти эту проблему никак не получается! Но мы пошли по другому пути. А что, если перемещать в прошлое не физические тела, а лишь запись генетических кодов людей?

– Но, насколько я знаю, пока научились записывать только видовой код, – вмешался парень, сидевший справа от майора Углова. – То есть можно записать только «человека разумного» вообще. А индивидуальность кодированию не поддается.

– Не поддавалась, правильнее сказать! – воскликнул Григорий Соломонович, который вовсе не обиделся на вопрос, прервавший его выступление. – В том и состоит наш прорыв, что мы научились кодировать конкретную личность со всеми ее навыками, предпочтениями и воспоминаниями. Кодировать – и затем передавать в нужную точку времени, где она вновь обретет физическое тело. Таким образом, в прошлое, Кирилл Андреевич, отправитесь не вы сами, а только ваша матрица. А тело, погруженное в анабиоз, останется здесь. Вы, естественно, не почувствуете разницы. Для вас все будет обстоять так, будто вы сами внезапно перенеслись в другую эпоху. И в этой другой эпохе вы будете жить, действовать и выполнять служебное задание.

– А как же назад? – спросила женщина. Голос у нее был мелодичный, звонкий, совсем не похожий на ее хмуро-деловой облик.

– Резонный вопрос, – согласился научный руководитель проекта. – Никакой аппаратуры, позволяющей вам вернуться в наше время, в прошлом, естественно, не будет. Она останется здесь. И в нужный, заранее оговоренный момент она будет включена и пошлет в прошлое нечто вроде луча. Вы трое в этот заранее оговоренный момент должны будете находиться именно в том месте, где произошло ваше «десантирование». Тогда вы попадете в этот луч, вернетесь и доложите о выполнении задания.

– Все-таки я не понимаю, – настаивал улыбчивый парень, сидевший справа от Углова. – Что за луч? Каким образом вы сможете направить его в прошлое? Хотелось бы все-таки знать. А то так и останемся… погруженными в анабиоз.

Григорий Соломонович переглянулся с генералом, тот кивнул, и научный руководитель проекта снова заговорил:

– Да, тут есть момент… неопределенности, что ли. Мы вначале не хотели говорить, но раз один из участников настаивает… В конце концов, вы имеете право знать. Луч – это, конечно, не совсем точное выражение. Наша аппаратура сложнее. Она состоит из двух частей. Первую, главную, можно уподобить… ну, скажем, часам, запущенным в обратную сторону. Установка моделирует пространство-время в определенном объеме – очень небольшом, заметьте! А затем изолирует этот объем от окружающего и запускает в нем все процессы в обратном направлении.

– То есть вы создали модель Вселенной? – воскликнул парень. – И запустили в ней время назад? Круто!

– Вот именно – модель Вселенной! – кивнул Григорий Соломонович. – Вы ухватили самую суть. Так вот, когда отсчет времени в этом замкнутом объеме дойдет до нужной отметки, включается вторая часть установки. Она переносит заранее записанные коды «путешественников» в нужное время и запускает механизм дублирования. Записи обретают тела, включается память, и вы можете идти, выполнять ваше задание.

– Это все классно, – сказал настырный парень. – Но вы сказали про «момент неопределенности». В чем тут неопределенность?

– Ну, понимаете… Аппаратура до известной степени отработана, – замялся Григорий Соломонович. – На мышах, собаках… Но вы сами понимаете, обратной связи мы не могли добиться. Как во всяком новом деле, здесь могут быть сбои… Ваши… э… дубликаты могут не вернуться… Но с вами самими – с теми, что будут погружены в анабиоз, – в любом случае ничего не случится! Вы просто проснетесь!

Видно было, что сосед Углова хотел еще что-то спросить, но хозяин кабинета жестом остановил его.

– Мне кажется, объяснения получены, – сказал хозяин кабинета. – Вопросы у майора и его коллег, конечно, будут, но они смогут задать их позже. Теперь они должны узнать самое главное – содержание своего задания. Об этом расскажет руководитель всего проекта полковник Николай Иванович Волков. Слушайте его внимательно: на ближайшие месяцы Николай Иванович станет вашим непосредственным начальником, а вы – его подчиненными.

И генерал повернулся к своему соседу справа. Сосед был невысок, худощав, лицо у него было невыразительное и, что называется, без особых примет. Кирилл Углов, как только взглянул на него, сразу определил в нем сотрудника спецслужб.

– Проект «Хронос» придумали не мы с Юрием Геннадьевичем и Григорием Соломоновичем, – сказал полковник. – Идея идет свыше, с самого верха.

И он коротко кивнул куда-то в потолок. Однако уточнять адрес не стал.

– Высшее руководство страны хочет понять, в чем причины бедствий, преследующих Россию, – продолжал полковник. – Где, на каком историческом отрезке наше развитие пошло в неправильном направлении? На этот вопрос должна была ответить специально созданная группа лучших философов, историков, культурологов, ученых других специальностей. Они пришли к выводу, что сбой произошел где-то в первой половине XIX века. Причем этот сбой связан с преступлением, совершенным в отношении руководителя государства. Таким образом, встала следующая задача: выяснить, что это за преступление, найти и наказать преступника.

– Что значит «наказать»? – спросил парень, сидевший справа от Углова. – Мы что же – и за суд, и за исполнителей должны работать?

– Пока что вы, капитан, должны соблюдать дисциплину и не перебивать начальника, – строго одернул его Волков. – Вопросы будете задавать потом, когда я вам это разрешу. Итак, наши гуманитарии пришли к выводу, что «развилка», на которой наша страна пошла по ошибочному пути, находится между 1800 и 1861 годами – потому что, сами понимаете, новая история России начинается именно с этой даты. Кто мог стать жертвой преступления в это время? Никак не император Александр – он или умер своей смертью, или начал новую жизнь под видом старца Федора Кузьмича. Во время известного антигосударственного заговора, так называемого восстания декабристов, никто из царствующих особ не погиб. Таким образом, наши ученые естественным образом пришли к выводу, что речь идет об убийстве Николая I.

– Разрешите вопрос? – подал голос Углов.

– Хорошо. Вам, майор, разрешаю, – кивнул Волков.

– Я, конечно, не историк, но, как я помню еще с университета, Николай вроде сам умер. Простуда, грипп… Что-то в этом роде.

– А еще существует теория о том, что он яд принял, – добавила женщина с короткой стрижкой. – Отравился. Не вынес поражения в Крымской войне.

– Я в курсе, – ответил Волков. – А уж наши эксперты – тем более. Тем не менее они высказали предположение, что современники – а вслед за ними и историки – ошиблись. И что на самом деле мы имеем дело с хорошо организованным убийством. И вот тут начинается ваша работа.

Полковник Волков сделал паузу, обозначая особую важность момента, затем продолжил:

– Ваша группа отправится в прошлое. Если конкретно, в точку, обозначенную 12 февраля 1855 года. Это тот день, когда император Николай почувствовал близость смерти и передал управление государством своему сыну Александру. Руководителем группы назначается следователь по особо важным делам майор Углов. Ему будут помогать кандидат исторических наук, консультант Следственного комитета Екатерина Дмитриевна Половцева…

Тут полковник вновь сделал паузу, повернувшись к женщине с короткой стрижкой. Углов и его сосед тоже повернулись и взглянули на консультанта СК новыми глазами.

– …И кандидат технических наук, сотрудник СК капитан Игорь Сергеевич Дружинин, – продолжил Волков. – Ваша задача состоит в том, чтобы выяснить все обстоятельства смерти императора Николая. И если есть хоть малейший намек на то, что имело место убийство – хоть малейший намек, вы понимаете? – вы должны тщательным образом проверить этот вариант. Если действительно произошло преступление, вы должны изобличить преступника, собрав неопровержимые доказательства его вины, и передать его судебным органам. Судебным, полицейским – в общем, тем, которые действовали в то время. Но основная ваша задача – другая, более ответственная.

В этом месте полковник замолчал на несколько секунд – видимо, чтобы подчеркнуть важность того, что собирался сказать.

– Ваша главная задача – не найти исполнителя, а установить заказчика, – вновь заговорил Волков. – Выяснить, кто задумал убийство российского императора. Кто и зачем! Какую долгосрочную цель преследовал этот человек и в целом страна, которую он представлял? Только когда мы это узнаем, руководство сможет правильно оценить сегодняшнюю расстановку сил на мировой арене. И только тогда вы можете с чувством исполненного долга вернуться и доложить об исполнении задания.