Buch lesen: «Фокус гиперболы»

Schriftart:

ISBN 978-5-0055-8583-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Самолет авиакомпании «Бритиш эйруэйз» со снижением развернулся, чуть дрогнул, выпуская шасси, и понесся вниз к синей водной ряби с белыми пенными барашками. Под крылом промелькнула желтая полоска песчаного берега, толчок приземления, взревели переведенные в режим реверса двигатели, и лайнер покатился к пассажирскому терминалу.

Аэропорт Ларнаки встретил пассажиров сорокаградусной июльской жарой. Среди спустившихся по трапу пассажиров был молодой светловолосый лет 25—27 мужчина приятной наружности в джинсах и спортивной майке. После прохождения паспортно-таможенных процедур молодой человек вышел из здания аэропорта, отыскал глазами стоянку такси и быстрым шагом направился к ней. Через минуту желтый «Мерседес» вырулил со стоянки и понесся в направлении Никосии. – Отель «Клеопатра», Флорина-стрит, 8, – уточнил адрес пассажир, отрешенно, устало и безразлично глядя в окно на убегающие безжизненные сожженные беспощадным солнцем холмы и покусывая дужку необычных солнцезащитных очков. Водитель такси – худой грек с пышными усами и острыми глазами – внимательно исподволь рассматривал молодого человека в зеркало заднего вида. В аэропорту Ларнаки он по привычке профессионально отметил экипировку пассажира. Коричневый по последней моде кейс, без сомнений, натуральной крокодиловой кожи и потому очень дорогой. Дорожная сумка из такой же кожи. Темные очки. Точно в таких сюда прибыл несколько дней назад забияка Тони – блудливый сынок какого-то босса из корпорации «Шеврон». Тони на два дня нанимал такси для прогулки по острову с двумя блондинистыми, эффектными и разбитными шведскими девушками. В первые же часы путешествия пассажиры перестали замечать водителя и творили в машине и поблизости от нее такое, вспоминая о чем начинали топорщиться не только усы водителя, но и фирменные таксистские брюки. Тони хвастался перед блондами своими очками и говорил, что маман купила ему эти очки за полторы тысячи баксов. Правда, во время одного из переездов Тони так наклюкался, что задремал и не заметил, как очки спрыгнули с его понтового носа, оказались под округлой попкой одной из шведок, не выдержали столкновения с прекрасным и потеряли товарный вид.

Да, так вот, сумка, дипломат, очки как у Тони и платиновые часы «Константин». Все это, по мнению наблюдательного водителя, как-то не очень вязалось с отелем «Клеопатра». Обычный отель. Таких десятки в Никосии. Правда, в последние дни название отеля было на слуху. То убийство арабского террориста Нурали, то смерть австралийского золотопромышленника Майкла Крюкова. Говорили, что Крюков – выходец из России с весьма туманным и непростым прошлым, – обосновался в Австралии в конце двадцатых годов, открыл несколько месторождений золота, бериллия и урана, и стал одним из богатейших людей континента. Как выяснилось, последние десять лет, с 1969 года, Майкл Крюков проживал в Никосии в отеле «Клеопатра». Все это водитель слышал по радио.

Таксистское чутье подсказывало: прибытие этого молодого человека на остров и его визит в столицу связаны с чем-то необычным, а это иногда сулит возможность неплохого заработка. Водитель решился и заговорил: – Сэр, отель «Клеопатра» сейчас не самое спокойное место в Никосии. Там уже дней десять нет прохода от репортеров и сыщиков.

Дней десять?

Да. Дней десять назад в городе был убит один из арабских террористов. Он участвовал в расстреле израильских спортсменов на Олимпиаде в Германии. Помните? Это было несколько лет тому назад. Говорят, что этого бандита вычислил в Никосии резидент КГБ на Кипре и будто бы по приказу из Москвы передал информацию о нем израильской разведке. А отель «Клеопатра» использовался в качестве почтового ящика. А пару дней назад в госпитале умер постоялец этого отеля австралиец Майкл Крюков.. – Я знаю, – пассажир перебил водителя, – Майкл Крюков мой отец. – Водитель притормозил: – Извините. Примите соболезнования. – Молодой человек кивнул. Оставшуюся часть пути ехали молча. На подъезде к отелю водитель решился вновь нарушить молчание: – Сэр, если вам потребуется выехать из отеля незаметно, позвоните мне и укажите время, – и передал пассажиру карточку, – я буду ждать вас вон там, – таксист протянул вперед руку, – там за магазином слева есть тихая улочка. К ней можно выйти с открытой площадки ресторана отеля. Машина будет стоять около третьего коттеджа. Пассажир слегка пожал плечами, но карточку взял, попросил водителя подождать и вышел из машины. Очень скоро он вернулся, теперь на нем была строгая белая рубашка, светлые брюки и туфли. Молодой человек устроился на сиденье, достал из дипломата листок и продиктовал адрес: – Пожалуйста, Афемия Хауз, авеню Макариоса, 70. – Машина тронулась, повернула налево, затем через квартал направо и остановилась около башни из стекла, металла и бетона. Водитель кивнул в сторону здания и сказал: – Афемия Хауз, сэр. – Молодой человек рассчитался, вышел из машины и направился к лифтам. На седьмом этаже нашел стрелку-указатель к адвокатской конторе Христофора Димитриу и устремился в указанном направлении. У входной двери офиса нажал кнопку переговорного устройства и представился: – Петр Крюков. Дверь тотчас открылась и грациозная гречанка с глазами газели повела молодого человека по коридору к стеклянной двери кабинета шефа. – Прошу, заходите, вас ждут. – Спасибо, – молодой человек зашел в кабинет. Увидев его, хозяин кабинета колыхнул могучим чревом, отъехал в кресле от письменного стола, с трудом встал и, сопя, направился к гостю: – Боже мой, вы молодая копия отца. Господин Крюков, примите искренние соболезнования. Прошу, садитесь, – хозяин рукой показал на кресла и журнальный столик у балконной двери с жужжащим над ней спасительным кондиционером. Сам же переместился к встроенному в стену сейфу, достал из него папку и опечатанный похожий на почтовую бандероль толстый сверток, вернулся, кряхтя втиснулся в кресло напротив гостя и протянул ему папку: – Здесь свидетельство и заключение о смерти господина Майкла Крюкова и ваш экземпляр завещания. А это, – адвокат взглядом показал на сверток, – дневники покойного. Я вручаю их вам. Такова была его воля. Теперь все формальности выполнены. Однако есть один момент неформального характера. Полгода назад господин Крюков передал мне на хранение еще один пакет. Это было сразу после получения им долгожданного разрешения на посещение СССР. Он собирался в Армению. Но поездка не состоялась. Да. Относительно пакета. Что в нем – мне в общих чертах известно. Могу сказать, что его содержимое как-то связано с теми делами, которые ваш отец вел на Кипре. – Адвокат чуть помолчал, внимательно и оценивающе рассматривая гостя, словно решая: можно ли ему говорить это, решился и продолжил: – Вы меня извините, но пожелания вашего отца иногда имели …м..м… несколько необычный характер, вы поймете это когда ознакомитесь с завещанием. Так и с этим пакетом. Я должен вручить его вам лишь после того, как вы прочитаете дневники покойного. Но и это …мм, – адвокат замялся, – условие необходимое, но недостаточное. – На лице господина Димитриу застыло несколько виноватое выражение. – Вы говорите загадками, – заметил молодой человек, вздохнул и сказал: – но мы вернемся к этому вопросу позже. – Петр встал и глядя прямо в глаза адвоката жестко спросил: – Почему мне сообщили о смерти отца уже после похорон? – Адвокат замялся и смущенно ответил: – Я, я не знаю. Но, вы, Петр, не относите это к себе. Никого из близких на похоронах не было. Такова была воля покойного, – и развел руки.

Петр уложил папку и сверток в дипломат, попрощался и покинул офис.

В холле отеля его уже ждали. Защелкали камеры, от фотовспышек перед глазами поплыли фиолетовые круги. Тут же к нему подскочил бойкий юноша: – Газета «Республика». Господин Крюков, чем занимался ваш отец на острове? – С другой стороны, под рукой, словно из-под земли, возникла миниатюрная рыжая девица с диктофоном и протараторила: – Это правда, что ваш отец продавал австралийский бериллий России? – Молодой человек, не дожидаясь полной блокады, крутанулся вокруг своей оси, сделал пружинистую теннисную разножку – изобретение знаменитого тренера Виктора Янчука – и стремительно стартовал к лифту, вырываясь из толпы пишущей и пищащей братии. У двери номера его ждали тоже. Не очень опрятного вида бородатый дядя представился: – Я Иван Туров, газета «Посев», Народно-трудовой Союз. Только два вопроса… – Но не успел. Молодой человек бесцеремонно отодвинул дядю от двери и влетел в номер. Но и здесь не было спасения. Раздался телефонный звонок, и некая особа приятным голосом с французским прононсом предложила эксклюзивное интервью в обстановке небесного блаженства и райского наслаждения. В иной ситуации обладательница столь необычного голоса с таким откровенно-загадочным предложением обязательно заинтересовала бы молодого человека. Но сейчас? Гость скривился и невежливо бросил трубку: «Черт бы вас всех побрал! Что все это значит? Еще даже не знаю, что в завещании, но часть отцовского наследства на меня уже свалилась», – Петр достал из дипломата папку, но не успел раскрыть ее, как вновь раздался телефонный звонок и одновременно кто-то поскребся в дверь номера. «Нет, это невыносимо», – порылся, достал карточку таксиста, прервал входящий звонок, набрал номер и через шум и потрескиванье радиотелефона услышал знакомый голос:

Слушаю вас

Я из отеля «Клеопатра».

Да, я узнал вас. Когда?

Через час сможете?

Хорошо, – абонент отключился. Петр переоделся, папку, сверток и портмоне поместил в пляжный пакет, включил телевизор, вышел из номера в лоджию, перелез через перегородку, по пожарной лестнице спустился этажом ниже, нырнул в лифт, спустился на минус первый этаж и вышел из здания к летнему ресторану на открытой площадке. Теперь, после всех этих маневров, можно было спокойно отобедать. Память о прочитанном в самолете рекламном блоке о кипрских рецептах рыбных блюд и голодный желудок породили живейший интерес к этой теме.

Реклама не была пустозвонной. Довольный Петр отодвинул от себя последнюю тарелку, допил сок, оставил на столе купюру и покинул ресторан. Машина такси была на месте. Пассажир устроился на заднем сиденье, поймал в зеркале заднего вида вопросительный взгляд водителя и сказал: – Кладбище Дертеры, пожалуйста.

Свежий могильный холмик. Простой деревянный православный крест с медной табличкой и русской надписью: Крюков Михаил Иванович. 20.01.1898. —06.07.1979. г. Молодой человек постоял минуту, перекрестился, поклонился и медленно направился к машине. Водитель завел двигатель и замер, ожидая указаний.

– Мне бы хотелось на пару дней найти тихое место на побережье. – Таксист выслушал и на секунду задумался: – Недалеко от Ларнаки есть пансионат «Китион». Но там отдыхают, – замялся он, – очень состоятельные люди.

– Поехали, поехали.

Пансионат «Китион» располагался на берегу бухточки внутри полукруга, образованного невысокими холмами. Здание пансионата, построенное на небольшом возвышении в старинном романском стиле, фасадной частью было обращено к морю. Тыльная часть здания была украшена римским перистилем с мраморными колоннами, лавочками и цветниками. За ними бассейн, теннисные корты, поле для гольфа и вертолетная площадка. Далее вплоть до подножия холмов смешанная роща пальм, италийских пиний и ливанских кедров.

Молодого человека встретили в пансионате не очень радушно. Менеджер пансионата – рафинированный мэн неопределенного возраста и национальности – мельком глянул на Питера Хука, – так ему представился гость – равнодушно выслушал его и отчеканил бесстрастным тоном, что у них отдыхают люди, бронирующие номера за полгода, и более, вперед. Молодой человек повернулся и уже собрался, было, уйти, но услышал за спиной тихие слова, произнесенные на русском языке: – Одну минуту, вы господин Петр Крюков? – Да- а, – удивленно протянул гость.

– Что же вы сразу не представились так?

– По той же причине, что привела меня сюда. Я ищу уединения и покоя.

– Понимаю, понимаю. Считайте, что вы нашли здесь и то, и другое и можете не беспокоиться. Здесь бывали очень, очень разные люди, и не было ни одной претензии по поводу нарушения конфиденциальности. Наш девиз: репутация дороже денег. Менеджер нажал кнопку, тотчас из-за портьеры появилась девушка. – Мария, проводите, пожалуйста, гостя в апартаменты номер 7. – Благодарю вас, но нет, нет, не сейчас, – остановил его гость. – Я хотел бы попросить вас об одной услуге. Я приехал на такси из Никосии, а сейчас уеду в Ларнаку. А вас прошу через некоторое время выслать за мной машину к отелю «Астра —Шератон» в Ларнаке. Вы можете это сделать?

– Разумеется. «Ауди» номер 009.

– Спасибо, – Крюков повернулся и пошел к выходу. Менеджер смотрел ему вслед и думал: «Заметает следы. Достали парня».

Спустя час Крюков вернулся в пансионат. Мария отвела его в отведенные ему апартаменты на втором этаже. Теперь можно было заняться изучением документов. Петр расположился в кабинете за письменным столом и достал папку. Заключение о смерти. «Итак, два инфаркта за полгода. Первый на два месяца приковал отца к постели и поставил крест на поездке в СССР. Второй и вовсе оказался смертельным. Завещание. Так, так. Действительно, необычное для завещания положение: «право собственности на наследуемое движимое и недвижимое имущество и финансовые активы переходит к наследнику лишь после заключения им законного брака с… (список для выбора прилагается)». А до наступления этого момента – изволь занять должность президента в отцовской компании и вникай в дела бизнеса, а также подбирай из списка кандидатуру жены. Так, а если мои невесты повыскакивают замуж, не дождавшись меня, или все три откажут мне, или что-то, не дай бог, случится из ряда вон? Ага. Это тоже предусмотрено. Товарищ «Д» предоставит фактические данные, и тогда я вступаю в права наследования в обычном порядке. Без матримониальных хлопот. Хм, спасибо, отец! А мать? А, вот. Пожизненная рента. Миллион австралийских долларов в год. Ну, что ж? На жизнь хватит. И кто же такие, интересно, эти три девицы из списка? Впрочем, спасибо, тебе отец, что их только три, а не двадцать три. И кто такой товарищ «Д»? Эх, отец, отец! Так, а здесь что? – Молодой человек сломал печать и распечатал толстый сверток. Сверху была пухлая видавшая виды конторская книга с вклеенными между страниц конвертами, «Ветхий Завет» – сразу про себя окрестил ее Петр, тут же объемная красная папка и диктофон «Олимпус». Петр приладил к уху наушник, включил воспроизведение и услышал голос отца: «Здравствуй, сын. Ты слушаешь эту запись, и значит меня уже нет. – Пауза. Слышно было прерывистое дыхание, видимо, спазм, но диктор быстро справился с собой. – А сейчас я вспоминаю нашу январскую встречу в Афинах. Ты прилетел ко мне, и мы отметили и Новый Год, и Рождество Христово, и мой день рождения. Это последние мои светлые воспоминания. Мне тогда так много хотелось сказать тебе, но я не решился. Мне показалось, что ты еще не готов, и я отложил разговор на будущее. Но его уже не было. По возвращении на Кипр меня настиг инфаркт. Потом два месяца постельного заключения между жизнью и смертью. Я не хотел, чтобы ты видел меня таким. Вот тогда-то я и понял истинный смысл выражения «легкая смерть» и постиг глубинную суть мысли Аполлония Тианского: «Небытие ничто, а бытие – мука». И вместе с этим пониманием пришел соблазн обрести легкую смерть. И только вера в Господа Бога нашего Иисуса Христа отвернула меня от греховного шага. И еще я понял: мне осталось совсем немного. И вот меня уже нет. Туда – дорога широка, назад – тропинки не сыскать.

А теперь к делу. Я должен сообщить тебе то, о чем не решился сказать в Афинах. Это касается моего прошлого. А прошлое всегда присутствует в настоящем. И не уйти от этого. Ты знаешь, я выехал из России в 1929 году. Подробности тебя не особенно интересовали, и потому я не говорил о них. Теперь скажу. В 1929 году выехать из России простому человеку было невозможно. Никак. Можно было только сбежать. Я и «сбежал». Я был негласным сотрудником ГПУ. Организовал все мой шеф – Глеб Иванович Бокий. Потому бегство и удалось. И не одному, а с Петром Соколовым. Ты носишь имя в его честь. Остальное, если захочешь, узнаешь и поймешь из того, что я условно назвал дневниками. Я кое-что не успел завершить. Надеюсь, завершишь ты. Да поможет тебе Бог. Теперь я уйду со спокойной душой. Я люблю тебя. Прощай. Запись уничтожь»

Петр снял наушник, стер запись и выключил диктофон. «Отец сотрудник ГПУ? И как это прошлое связано с настоящим? И что не успел завершить? И кто такой Петр Соколов? Да, припоминаю. Это было как раз в Афинах. Речь зашла о дружбе, и отец сказал, что у него в жизни было два настоящих друга: Петр Соколов и Дамдин. И тогда же он что-то начал говорить о завещании. Я, помнится, перебил его какой-то глупостью, и отец сменил тему. И вот теперь эти загадки. Так, так. Дамдин. Мне было лет десять, когда он появился и сразу стал называть меня – „сынок“. Высокий, худощавый, седой человек с непроницаемо умным и бесстрастным лицом. И с тех пор он бессменный вице-президент компании, член совета директоров и своего рода alter ego – второе „я“ отца. А после отъезда отца на Кипр Дамдин фактически правит бал в отцовском бизнесе. Тоже загадка».

Петр достал «Ветхий Завет». Быстро пролистал книгу. Записи на русском языке сделаны рукой отца. И еще чей-то почерк. Опять товарищ «Д». И вклеенные конверты. Отодвинул «Завет» и заглянул в Красную папку с подшитыми листами отпечатанных и рукописных текстов на английском языке. Открыл первую страницу. Печатный текст начинался литерой – доктор «SS». И название – «Тиберий. 20-й год до нашей эры».

Товарищ «Д», доктор «SS», а теперь еще и Тиберий? Эх, отец, отец!

Глава II. Доктор «SS». Тиберий.20-й год до нашей эры.

Стук лошадиных копыт и мерные звуки тяжелой поступи закованного в броню римского легиона легкий ветерок относил в сторону реки вместе с поднятой калигами и копытами дорожной пылью.

Что-то вызывало беспокойство, но что именно определить было невозможно.

Тиберий перевел взгляд правее, уловил стремительное движение и успел чуть отклониться и развернуть в седле корпус. Это и спасло его. Удар камня пришелся в левое плечо, получился скользящим, но все же очень сильным. От удара его развернуло и качнуло назад, но он все же удержался в седле. От боли перехватило дыхание, в глазах запрыгали красные, фиолетовые и зеленые искры. Левая рука повисла плетью. Два звена броневой защиты – лорика сегментатэ – погнуло и выбило из гнезд крепления на плече. Тиберий справился с болью, правой рукой выхватил меч и показал им направление, откуда прилетел камень. Там, недалеко, впереди и справа от дороги, теснились несколько десятков выложенных из грубо отесанных камней полуразрушенных лачуг. Они прилепились к склону небольшой горы, увенчанной беспорядочным завалом камней разрушенной крепости. Людей видно не было. Село было мертвым. За спиной Тиберия пропела труба, префект конницы обошел его слева и пустил коня в галоп. Слева и справа от пешей колонны вслед за ним, гремя железом и камнями, полетела конная турма. Обгоняя Головную центурию, турма разделилась. Часть конников, оставляя цепь, понеслась направо, огибая и отрезая поселок от реки Аракс. Другая часть, тоже оставляя цепь, рванулась вперед по дороге и за горой тоже ушла вправо, завершая, таким образом, окружение горы и села. Вновь пропела труба, солдаты Головной центурии развернулись в боевой порядок и бегом устремились к лачугам. Тиберий убрал меч в ножны и махнул рукой. В третий раз пропела труба, и колонна Пятого легиона «Алауда» колыхнулась и двинулась вперед. За горой с разрушенной крепостью дорога круто уходила влево, повторяя излучину реки. Тиберий увидел перед собой ровный зеленый луг, ниспадающий к берегу. Лучшего места для лагерной стоянки нельзя было и придумать, посмотрел на солнце, зависшее над вершинами горного хребта, и жестом подозвал к себе легата легиона. После короткого на ходу совещания вновь пропела труба, и радостное оживление пронеслось над легионом. Дневной переход через Ширакское нагорье был тяжел, и «мулы Мария» порядком подустали. («Мулы Мария» – так в шутку называли легионеров из-за того, что каждый нес на себе нелегкое снаряжение по перечню полководца и реформатора римской армии Гая Мария. Прим. авт.)

Легат легиона Корнелий Сцевола свернул с дороги и поскакал по полю, следом за ним полетели трубач с прыгающей за спиной трубой и знаменосец в традиционной волчьей шкуре с оскаленной пастью и с высоко поднятым штандартом. Императорский орел штандарта полыхал в лучах солнца. Тиберий съехал на обочину и остановился, пропуская колонну, наблюдая, как она растекается по полю людскими ручейками, и затем присоединился к замыкающей колонну конной группе. В центре поляны на высокой стойке закрепили штандарт, рядом поставили шатер Тиберия и палатку легата легиона. Две незащищенные рекой стороны лагеря ощетинились оборонительным частоколом из связанных канатами остро заточенных кольев. На легких разборных смотровых вышках уже заняли свои места дозорные. Над лугом заклубились дымки кашеварен. Цепи легионеров от кашеварен протянулись к реке. Огромные котлы заполнялись водой передаваемой по живым цепочкам в котелках из воловьей кожи. Лагерная жизнь кипела, слышались крики команд, возгласы и смех легионеров. Около шатра Тиберий спешился и скривился от боли, поддерживая безжизненную руку. Здесь его уже поджидали армейские эскулапы. Осторожно сняли броневую защиту, усадили на походное ложе и стали осматривать опухшее плечо. Удовлетворившись осмотром, старший лекарь положил свою левую руку на плечо раненого, правой рукой взял его запястье и неожиданно с силой дернул к себе. От дикой боли Тиберий вскочил, правая рука непроизвольно рванулась к мечу. Но, к счастью, меч остался в ножнах, а голова эскулапа на плечах. Обезумевшие, было, от боли глаза Тиберия стали приобретать осмысленное выражение, он пошевелил пальцами левой руки, согнул в локте руку, приподнял левое плечо и с удивлением убедился, что рука ожила и боль ушла. Довольные щедрой наградой ушли и лекари.

Тиберий вышел наружу и увидел невдалеке десяток легионеров, окруживших двух оборванных, избитых и связанных мужчин, переводчика и стоящего чуть поодаль старшего центуриона личной охраны Тиберия по имени Марк и кличке Пипинн – прозванного так легионерами за его неуемный и задиристый характер. (Пипинн – от лат. рipinn – гениталии мальчика. В просторечии – писька. Прим. авт.). Марк, увидев Тиберия, подбежал к нему и, кивнув головой в сторону связанных пленников, сказал: – Оба прятались в развалинах крепости. Этот молодой запустил камень из пращи. А второй – его отец. Умоляет не убивать дурня и все время бормочет про какого-то Клодия Криспа. – При упоминании этого имени Тиберий насторожился: – Клодия Криспа? Этих двоих ко мне. Сначала молодого. – Тиберий вернулся в шатер и сел на ложе. Послышался шум, и двое легионеров втащили в шатер связанного юношу и бросили его на колени перед Тиберием. Тут же вошел переводчик. Тиберий, обращаясь к пленнику, спросил: – Ты хотел убить меня. Почему? – Под свисающими на лицо длинными перепутанными прядями светлых волос сверкали голубым огнем ненависти заплывшие от побоев глаза. Засыхающая кровь коркой покрыла губы и подбородок. Тиберий про себя отметил: «В глазах только ненависть, страха нет». Пленник тряхнул головой, отбрасывая с лица волосы, и быстро и возбужденно заговорил: – Не только тебя! Я всех вас хочу убить!

– Это я понял. Но почему?

– Вы убили мою мать, истребили мой род и убили моего царя.

– Твоего царя? Я полагаю, ты говоришь об Арташесе? Несчастный, что тебе за дело? Теперь у тебя другой царь – Тигран – и что из того?

– Я служил тому царю. А этот – убийца!

– Ах, вот как! – Тиберий криво усмехнулся. – Если ты служил царю, то должен знать, что каждый царь – убийца. В той, или иной степени. – Пленник молчал. Тиберий спросил: – Как же это случилось, что мать погибла, а отец и ты остались живы?

– Это было пятнадцать лет тому назад. Мне тогда было два года. Отец увез меня в Мелитену и не успел вернуться в Рандею. Мать осталась там. Она была беременна. – «Теперь понятно, – подумал Тиберий, – Мелитена сдалась без боя, а Рандею легионам Марка Антония пришлось штурмовать. И посему город был разрушен, а жители истреблены или угнаны в рабство», – помолчал и приказал: – Увести! – Арестанта подхватили под руки, выволокли из шатра и тут же ввели второго. Этот сам упал на колени и пополз к Тиберию причитая: – Не убивай сына, не убивай его! Я все скажу. – Один из конвойных легионеров тупым концом пилума (рilum (лат.) – метательное копье. Прим. авт.) сильно ткнул ползущего под ребра, нагнулся и за ногу оттащил его назад. От удара копьем пленник завалился набок и выгнулся, беспомощно хватая побелевшими губами воздух. Его снова поставили на колени и, когда ему удалось, наконец, вдохнуть и восстановить дыхание, Тиберий недоуменно приподнял бровь и спросил: – Что ты можешь рассказать мне такого, чтобы я помиловал своего убийцу?

– Я расскажу, расскажу тебе про Клодия Криспа, – это было сказано тоном, обещающим нечто загадочное. – Тиберий притворно зевнул и равнодушно спросил: – Кто такой Клодий Крисп? Не пытайся морочить мне голову, – и выразительно посмотрел на легионера. Тот шагнул к пленнику, перехватил копье в обе руки, перекинул через голову допрашиваемого и несильно прижал его горло древком копья к своему колену, глаза того выкатились, он с трудом прохрипел: – Не надо, послушай, послушай меня, я скажу правду. – Тиберий махнул рукой, и легионер вернулся на свое место. – Говори. – Пленник начал быстро говорить: – Этого человека – Клодия Криспа – люди царя Тиграна настигли сегодня на дороге в Гюмри у разрушенной крепости. Он пытался спрятаться в развалинах, но его нашли. Он сопротивлялся, его ранили, скрутили и стали пытать. Он назвал свое настоящее имя – Клодий Крисп, а потом они его били и все спрашивали про какой-то свиток и знаки на камне – талисмане Пятнадцатого легиона. Талисман был при нем. Про свиток и знаки он им ничего так и не сказал, и умер. Камень-талисман и труп они забрали с собой.

– Откуда тебе все это известно?

– Мы с сыном тоже прятались в развалинах, и все слышали и видели.

– Почему же вас не нашли?

– Нас не искали, они не знали, что мы там. Нам повезло. Они сразу наткнулись на того человека. Их интересовал только он, и они торопились.

– Это все?

– Нет, не все. Когда все было кончено, мы обыскали то место, где Клодий Крисп гремел камнями, будто что-то прятал. Это было рядом с нами и совсем незадолго до того, как его обнаружили. – Бровь Тиберия вновь полезла вверх: – Да? И что же?

– Мы нашли обрывок пергамента с какими —то записями.

– И где же он?

– Мы его перепрятали там же, в развалинах.

– Ах, вот как! Марк! – крикнул Тиберий в сторону полога. Марк появился тотчас. – Вы слышали? – Получив утвердительный ответ, Тиберий приказал: – Отведите его и сына к крепости, найдите и принесите спрятанное. – Марк кивнул легионерам, они подхватили под руки пленника, подняли его с колен, и все покинули шатер. Следом вышел и Тиберий. Солнце уже закатилось за пики горной гряды. Непривычная тишина в лагере подсказала: наступило время ужина. Тиберий направился к палатке легата, где под его присмотром сервировали походный стол. Запах чечевичной похлебки с вяленым мясом и сильфиума – уксусно-перцовой приправы, – казалось, заполнил все вокруг. За ужином Тиберий поинтересовался: – Скажите, Корнелий, ведь до перевода в Галлию вы служили на Востоке, не так ли? Вам известно что-либо о талисмане Пятнадцатого легиона? – Старый воин отодвинул блюдо, вытер губы и медленно, словно припоминая, повторил: – Талисман Пятнадцатого Победоносного? Да, да, конечно. Это старая история, ее знают, я думаю, все, кому довелось воевать на Востоке. Случилось это более полувека тому назад во время похода Лукулла в Армению и Парфию. На марше недалеко от Эдесы легионы Лукулла внезапно были атакованы парфянами. Их конница как горный поток вылетела из ущелья и уже начала растекаться в лаву, но тут произошло чудо. В ясную погоду вдруг грянул гром, и лошади конников обезумели и пошли вразнос. Командирский конь споткнулся и на всем скаку рухнул на землю, подминая под себя запутавшегося в стременах всадника. Образовалась свалка и началось беспорядочное кружение. Легионы успели выстроить «черепаху» («Черепаха» – боевое построение для отражения кавалерийской атаки. Прим. авт.) и выпустить вперед фундиторов (фундиторы – пращники, обученные метанию боласов – связанных цепью металлических шаров. Прим. авт.) и триариев с метательными копьями. Началось избиение парфян. Когда все было кончено, фундиторы Пятнадцатого Победоносного легиона, собирая в поле свои снаряды, нашли два истлевших человеческих скелета и рядом небольшую прозрачную зеленоватую четырехгранную пирамидку.

Считается, что именно она попала под парфянское копыто и спасла римлян. На двух ее гранях вырезали радиционное S.P.Q.R. – Сенат и народ Рима, – и legio 15 victrix – Пятнадцатый Победоносный легион. Этот предмет стал талисманом и оберегался также как штандарт – серебряный императорский орел легиона.

– Что же стало с ним, с талисманом, дальше? – спросил Тиберий. – А дальше? – легат тяжело вздохнул, – Четверть века талисман приносил удачу. Затем бесславный поход Красса и разгром римской армии при Каррах. Из всех легионов Красса только Пятнадцатому удалось сохранить в кровавой бойне не только часть людей, но и знамя. Талисман же был утрачен. Парфянами в том бою командовал Сурен – армянский полководец на парфянской службе. Отрубленную голову Красса с залитым в глотку расплавленным золотом он отправил как подарок парфянскому царю, а знамена поверженных римских легионов и талисман передал своему царю Артавазду. Такой грустный финал, – закончил Корнелий. Тиберий повернул голову и увидел Марка Пипинна, переминающегося в ожидании с ноги на ногу у его шатра. Быстро темнело и свежело. Тиберий встал, поблагодарил легата за ужин и беседу и направился к себе. Зайдя в шатер, зажег светильник, поеживаясь, накинул на плечи плащ с меховым подбоем и позвал Марка. Тот вошел и сразу протянул Тиберию руку с обрывком найденного пергамента. Тиберий сел на ложе, придвинул к себе светильник, взял пергамент, расправил его и прочитал: «Западный склон в июльские календы. На заходе солнца от родника под скалой. Талисман укажет». – Тиберий поднял голову и спросил: – Это все что нашли? – Да, – ответил Марк.