Buch lesen: «Науковедческие исследования 2011»

ПЯТАЯ ПОПЫТКА МОДЕРНИЗАЦИИ РОССИИ: СУЩЕСТВУЕТ ЛИ СТРАТЕГИЯ В ОБЛАСТИ ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ? ¹

А.И. Ракитов

Ключевые слова: модернизация России в XXI в., стратегия развития науки, стратегия развития высшего образования, точечные прорывы, фронтальное развитие науки, проект «Сколково», проект «Гатчина», проект НИЦ «Курчатовский институт», финансирование науки и образования, научно-кадровый потенциал.

Keywords: the modernization of Russia in XXI century, science strategy, high education strategy, point breakthrough, frontal science development, Skolkovo project, Gatchina project, NRC Kurchatov institute project, science and education funding, science staff.

Аннотация: На протяжении XVIII–XX вв. в России было реализовано четыре государственных проекта модернизации экономики и социальной сферы. В настоящее время разрабатывается пятый проект технологического, экономического и менеджериального реформирования. Основой модернизации должно стать ускоренное развитие науки и особенно высшего профессионального образования. Главными препятствиями на пути модернизации и перехода к инновационному развитию являются недостаточное финансирование и плохое управление наукой и высшим образованием. В настоящее время предпринимаются попытки точечных прорывов. Необходимо выработать стратегию фронтального развития науки и высшей школы как стимуляторов инновационной экономики России.

Abstract: At least four state economic and social rebuildings were managed during XVIII – XX centuries. Now the fifth endeavour is undertaken. At the base of it is accelerated science and higher education development. And low funding and poor management are the main obstacles. The strategy of point breakthroughs is overspread, but the strategy of frontal science and higher education development is wanted for innovation economy building in Russia.

Лидеры крупных и не очень крупных государств руководствуются в своей деятельности прежде всего национальными, политическими и экономическими интересами. Редко кто сейчас ломает копья ради расширения территории и приобретения колоний. Зато их не жалеют ради расширения рынков конкурентоспособной продукции, усиления политического, финансового и экономического влияния в региональном и глобальном масштабах. Рыночная экономика диктует свои условия. Государственные деятели пишут под диктовку. И словами, наиболее часто встречающимися в таких диктантах, являются «модернизация», «инновации», «конкурентоспособность», а также «демократия», «права человека и гражданина». Исключением, пожалуй, являются политические лидеры диктаторских режимов. Но их на планете не так уж много. Да и влияние их не очень велико.

Выполняя свою политическую миссию, главы государств и национальные лидеры вряд ли руководствуются высшими философскими целями. И еще реже заглядывают в труды классиков философии. А между тем делать это хоть изредка небесполезно. Величайший философ, мыслитель Нового времени Иммануил Кант считал, что человек не средство достижения каких-либо целей, но сам есть цель для самого себя. И любые непротивоправные средства должны служить духовному и материальному благополучию человека. С этой точки зрения, стоит задуматься над одним из магических слов нашего времени – «модернизация». В течение двух последних лет оно особенно часто произносится в России. Оно не сходит со страниц газет, ежедневно мелькает в теле– и радиопередачах. Так что же должна представлять собой модернизация вообще, а российская – в особенности? Где ее сердцевина? Какова ее стратегия?

Я полагаю, что в современном обществе конечной целью всякой модернизации должно быть повышение благосостояния граждан каждой данной страны, особенно ее низших и средних слоев: создание наиболее комфортных условий для проживания включая комфорт бытовой, материальный и духовно-культурный, превращение страны в общество, привлекательное для инвестиций. В этом смысле на каждом историческом этапе в каждой стране должны выбираться адекватные средства.

В истории России было четыре попытки модернизации экономики и социально-политического устройства. Первая связана с деятельностью и реформами Петра I. Эти реформы, как известно, были направлены, в основном, на создание современных (для того времени) вооруженных сил и промышленности, способных обеспечить Россию необходимой оружейно-технической базой, а также модернизацией системы государственного управления. Никакой серьезной модернизации в сфере народного хозяйства не происходило. Петровские реформы обеспечили быстрый рывок в военной и административной сферах, но крепостная форма хозяйства оставалась преобладающей. В экономическом отношении вплоть до отмены крепостного права Россия оставалась в сравнении с Западной Европой страной консервативной, традиционалистской, с малоэффективной экономикой. Петровские реформы преимущественно проводились с помощью насильственных методов.

Вторая попытка относится к 1861–1864 гг. Эти реформы касались не только отмены крепостного права, но и судебной системы, армии, образования и государственного управления. Все это привело к коренной перестройке экономики, поставленной на капиталистические рельсы, к либерализации социальных отношений, повысило уровень социального равноправия, в корне изменило систему образования, сделав его более доступным для всех слоев населения. В отличие от Петровских, реформы Александра II имели ненасильственный характер, и поэтому модернизация экономики происходила постепенно, относительно медленно. К началу 20-х годов XX в. Россия по своему экономическому развитию, особенно в сфере промышленности, по большинству показателей занимала 5-е, 6-е, 7-е места в комплексе крупнейших государств мира.

Третья попытка модернизации была связана с новой экономической политикой (НЭП), централизованным плановым ведением хозяйства и планом ГОЭЛРО. Первоначально лидеры Советского государства предполагали, что построение социалистической плановой экономики, индустриализация и коллективизация сельского хозяйства без применения насильственных методов займут несколько десятилетий. Однако во второй половине 20-х годов, в преддверии потенциальной войны, начались форсированная индустриализация и насильственная коллективизация сельского хозяйства. В результате этого, а также вследствие мощного государственного рывка в области развития науки и технологии после Великой Отечественной войны Советский Союз стал второй экономикой мира, превратился в супердержаву. При этом многие достижения были связаны с широкомасштабным применением насильственных методов и целым рядом порожденных ими негативных последствий.

Четвертый этап связан с социальными и экономическими реформами 90-х годов XX в., возрождением рыночной экономики. Собственно в экономическом отношении реформы оказались недостаточно эффективными. По доле ВВП на душу населения Россия, по данным ООН, занимала (до начала последнего глобального кризиса) 71-е место. Рост ВВП и поступления в бюджет базировались, главным образом, на экспорте энергетического сырья, удобрений и продукции металлургии. Директивные органы страны в 2009–2010 гг. взяли курс на интенсивную модернизацию народного хозяйства, социальной сферы и государственного управления, перевод страны на инновационный путь развития. Однако при этом насильственные методы форсированной модернизации должны быть полностью исключены. Страна должна развиваться в соответствии с международными нормами рыночной экономики, с соблюдением всех принципов демократической российской Конституции.

При этом надо четко представлять себе основные особенности стартовой площадки, с которой начинается движение к пятому, т.е. современному, этапу модернизации. В настоящее время по основным показателям производства электроэнергии, пресловутых сырьевых ресурсов, включая нефть, газ, производство металлов и удобрений, Россия не достигла уровня 1989 г. [4]. А по некоторым видам высокотехнологичной продукции она либо отстала в десятки раз, либо вообще перестала производить отечественную электронную технику, например, персональные компьютеры, телевизоры. Россия так и не приступила к выпуску бытовых мобильных телефонов, сильно отстала в гражданском авиастроении, в дорожном строительстве, в строительстве жилья и т.д.

Естественным следствием всего этого являются низкий уровень благосостояния большинства населения страны, усиливающийся демографический спад и возникновение ряда сложных экологических проблем, с трудом поддающихся решению.

Стране нужно выработать реальную государственную стратегию и определить звено, уцепившись за которое, можно вытащить всю цепь экономических, социальных и политических решений, необходимых для осуществления реальной модернизации. Можно сказать, что по положению на сегодняшний день Россия просто обречена на модернизацию, иначе ее социальная, политическая, экономическая и территориальная целостность подвергнется трудно предсказуемым деструктивным изменениям. Я думаю, не ошибусь, если скажу, что таким звеном должно явиться всестороннее развитие общего основного и высшего образования, а также качественное и количественное ускоренное развитие науки. Это подтверждается опытом всех высокоразвитых и быстроразвивающихся стран Европы, Америки и Азиатско-Тихоокеанского региона. Чтобы убедиться в этом, достаточно проделать следующие рассуждения.

И материальное, и духовное благосостояние общества в целом (а не только его элитарных слоев) в конечном счете зависит от реальных экономических показателей: доля ВВП на душу населения, соотношение богатых и бедных, размеры минимального прожиточного уровня. Само экономическое развитие в XXI в. определяется двумя основными факторами: уровнем прогрессивных и особенно высоких технологий, а также качеством человеческого капитала, т.е. уровнем профессиональной подготовки и общей образованности управленческих и исполнительных кадров. Как и в 30-е годы, когда страна переходила на рельсы индустриального развития, кадры решают все.

Здесь уместно повторить общеизвестную истину, что вторая половина XX и, как можно предположить, весь XXI в. характеризуются быстрой сменой технологий, опирающихся на достижения науки. Такая смена предполагает, что общество в целом становится инновационным. Известный австрийский экономист Й. Шумпетер с некоторой долей иронии говорил, что инновации – это творческое разрушение. Он, разумеется, имел в виду разрушение старых, традиционалистских форм производства, управления и организации деятельности. Для более полного и точного понимания самой идеи инновации следовало бы добавить, что она обязательно включает в себя и творческое созидание. Фронтальное инновационное развитие в обществе возможно, когда творчество возникает не спонтанно, как результат деятельности выдающихся одиночек, а в массовом порядке.

Инновациям, таким образом, нужно учить. И важно опираться на инновационную деятельность специалистов своей страны, так как в условиях жесткой конкуренции никто не подарит и не продаст технологии завтрашнего дня. А технологии дня вчерашнего могут закрепить отставание страны навсегда. На четырех предшествующих этапах модернизации Россия все время училась, догоняла. И в отдельных точках делала опережающие прорывы. Но тем не менее с позиции оценки общего технологического уровня и совершенствования форм управления экономическими и социальными процессами она отставала от передовых стран мира. Стратегия догоняющего развития может на определенном этапе помочь решить сложные экономические задачи, но не может сделать страну – реципиента чужих инноваций передовым, высокоразвитым, независимым и быстроразвивающимся обществом.

Таким образом, выстраивается следующая цепочка. Для того чтобы осуществить эффективную фронтальную модернизацию, во-первых, необходимо в важнейших отраслях экономики внедрять, развивать и создавать самые прогрессивные высокие технологии. А для этого, во-вторых, необходимо создавать инновационные товары и услуги, опирающиеся на достижения отечественной науки, из чего следует, что, в-третьих, саму эту науку надо интенсивно развивать, создавая мощный научно-кадровый потенциал. И, в-четвертых, необходимо интенсифицировать и качественно улучшать подготовку специалистов с высшим профессиональным образованием, способных решить сразу три модернизационные проблемы: пополнить ряды отечественных ученых в сфере фундаментальных и прикладных исследований, качественно улучшить инженерный корпус крупных, средних и малых предприятий и, наконец, улучшить кадровый потенциал вузов и общеобразовательных школ с тем, чтобы они могли поставлять в сферу реальной экономики и управления всех уровней специалистов, способных решать стоящие перед обществом модернизационные задачи.

Как же в свете сказанного выглядит на сегодняшний день наша российская стратегия в сфере образования?

Первое объективное обстоятельство заключается в резком снижении прироста населения, главным образом, за счет снижения рождаемости. А ведь именно подрастающему поколению придется решать основные задачи перманентной модернизации российской экономики и общества в целом. По данным Генпрокуратуры, число школьников в 1998 г. составляло 22 млн., а в 2010 г. – 13 млн. Естественно, что одновременно с этим происходил процесс сокращения числа общеобразовательных школ с 57 до 50 тыс. [6]. При сохранении современных демографических тенденций подобные негативные процессы могут только усилиться, что непременно повлечет за собой и уменьшение российского учительского кор-пуса. В 2010 г. о предстоящих сокращениях учителей предупредил Председатель Правительства РФ В.В. Путин, а министр образования А.А. Фурсенко даже назвал примерную цифру – 200 тыс. человек из 1200 тыс., работавших в российских школах. При этом никаких сколько-нибудь внятных указаний на то, каким образом будет улучшаться основное школьное образование, не существует.

В феврале 2011 г. российская общественность бурно обсуждала проблему новых стандартов школьного образования. Стандарты эти предполагали, что в старших классах общей школы, дающей основное среднее образование, такие предметы, как русский язык и математика, не будут обязательными, а станут предметами, выбираемыми учащимися добровольно или по совету родителей. В конечном счете выступления общественности против этой «добровольности» привели к определенным изменениям. Русский язык как язык государственный, язык межэтнического общения на территории России был оставлен в числе обязательных предметов. Но не менее важно сохранить в качестве обязательного предмета и математику. Модернизация и инновации в широком смысле должны касаться, в первую очередь, технологической сферы. А в современных, особенно высоких, технологиях основой их создания и эффективного использования является хорошее знание естественных наук, аппаратом и языком которых является математика. Вот почему формирование у школьников базовых знаний, включающих в себя основы современной науки, является стратегически значимым вопросом. Через 15–25 лет нынешние школьники будут составлять основной кадровый потенциал страны, от которого будет зависеть формирование и реализация стратегии ее развития.

В этой связи особенно важно проследить динамику фор-мирования сегодняшнего кадрового потенциала, комплектуемого специалистами с высшим профессиональным образованием, которые в недалеком будущем займут ключевые позиции в экономике, политике и социальной сферах страны.

В связи с уменьшением количества потенциальных абитуриентов, поступающих в вузы России в ближайшие два десятилетия, решающими для модернизационного марафона, особого внимания заслуживает сокращение общего числа мест для поступающих на первые курсы вузов, а также сокращение приема в аспирантуру. За период с 2000/01 по 2008/09 учеб. г. количество поступающих на первый курс выросло с 1292,5 тыс. человек до 1641,7 тыс. человек, а количество выпускников вузов составило 635,1 тыс. человек в 2000 г. и 1358,5 тыc. человек в 2008 г. Что касается 2011 и последу-ющих годов, то очень похоже, что будут происходить одновременно два процесса: во-первых, уменьшение числа поступающих в вузы, сопровождающееся сокращением количества мест для абитуриентов (при некотором росте бюджетных мест); а во-вторых, уменьшение приема в вузы социальной и гуманитарной направленности, особенно по экономическим и юридическим специальностям.

Это связано с тем, что на протяжении предшествующих двух десятилетий число студентов на социально-гуманитарных факультетах постоянно росло, в том числе и потому, что учиться на этих факультетах существенно легче, чем на естественно-научных и инженерно-технологических. К тому же спрос на инженеров, инженеров-технологов и специалистов по естественно-научным дисциплинам в ходе плохо рассчитанных реформы 90-х годов резко снизился. Это контрастирует со структурой спроса на специалистов с высшим инженерным и технологическим профессиональным образованием, который был характерен для советской экономики в период индустриализации и послевоенного подъема различных промышленных отраслей и особенно развития предприятий ВПК. В 2008–2009 гг. не более 10 % студентов учились на естественнонаучных, математических, инженерно-технологических факультетах.

Министерство образования и науки в 2011 г. намечает резкую реструктуризацию высшего образования, которая, по всей видимости, будет продолжаться в течение ближайших лет. Это в определенной степени соответствует и взятому страной курсу на модернизацию и смещению центра тяжести в область прогрессивных и особенно высоких технологий. За период с 2004 по 2011 г. контрольные цифры приема (КЦП) выросли по укрупненным группам специальностей и направлений подготовки: «Автоматика и управление» (на 98,6 %), «Информационная безопасность» (на 63 %), «Геодезия и землеустройство» (на 56 %), «Информатика и вычислительная техника» (на 21,1 %), «Авиационная и ракетно-космическая техника» (на 1,8 %). При этом за пять лет сократились КЦП по таким направлениям, как «Гуманитарные науки» (на 30,6 %), «Образование и педагогика» (на 35,7 %), «Экономика и управление» (на 51,5 %). Основная доля сокращаемых мест в 2011 г. по сравнению с уровнем 2010 г. также пришлась на эти три укрупненные группы. Так, прием по направлению «Гуманитарные науки» уменьшится на 18,9 % [1].

С учетом необходимости выработки общей стратегии модернизации страны эти шаги в сторону реструктуризации системы высшего образования можно считать вполне адекватными. Однако следует учесть, что общая установка на модернизацию всех отраслей и сфер экономики и общественной жизни не может заменить хорошо «сконструированную» стратегию модернизационного процесса в целом. Поэтому в области как общего, основного образования, так и образования высшего, профессионального, следует ожидать дальнейших корректировок. И самым важным в этом отношении является вопрос о повышении качества высшего образования. Известно, что Рособрназдор после аккредитации и проверки большинства вузов страны еще три года назад пришел к выводу, что примерно 50 % российских вузов не соответствуют своему официальному статусу (университет, академия, институт). В значительной степени это объясняется недостаточной профессиональной компетентностью профессорско-преподавательских кадров. Из-за низких зарплат в подавляющем большинстве высших учебных заведений (за исключением, может быть, национальных и федеральных исследовательских университетов) средняя заработная плата профессоров и преподавателей ненамного превышает (а иногда и не превышает) уровень бедности, составлявший в 2010 г. доход в 14 тыс. руб. на человека в месяц.

Преподаватели высшей школы вынуждены искать дополнительные заработки на стороне, работу по совместительству. И если это удается, то времени для серьезной подготовки и обновления учебных курсов, знакомства с современной зарубежной и отечественной научной литературой, а тем более для исследовательской работы, практически не остается. В своей беседе с корреспондентом «Российской газеты» президент РАН, академик Ю.С. Осипов подчеркнул, что из общего числа профессоров и преподавателей российских вузов лишь 15 % занимаются научными исследованиями [5]. Вполне естественно, что специалисты, не ведущие современных научных исследований, не в состоянии готовить выпускников вузов, способных в дальнейшем заниматься наукой и внести в нее сколько-нибудь заметный позитивный вклад. С учетом этого следует дать себе отчет в том, что стратегия высшего образования не может формироваться в отрыве от стратегии развития фундаментальной и прикладной науки.

Следует тотчас оговориться, что само деление науки на прикладную (отраслевую) и фундаментальную является совершенно условным и не соответствует реалиям самой научной динамики. В самом деле, открытие специальной теории относительности, квантовая механика, открытие структуры атома и механизмов распада атомного ядра по своей природе касаются самых фундаментальных законов природы. Но в середине XX в. они быстро трансформировались в систему так называемых прикладных знаний, которые привели к созданию атомного оружия и атомной энергетики. То же самое было с открытием ДНК. Спустя два десятилетия после того как оно было сделано, сформировалась генная инженерия. А в конце XX – начале XXI в. грань между теоретической, фундаментальной и прикладной генетикой полностью исчезла, потому что исследования генетиков нашли свое прикладное воплощение в создании новых лекарственных препаратов, диагностике и практической терапии.

Эти соображения приводят к важному выводу, что необходимо выработать системно-целостную стратегию развития науки и формирования ее научно-кадрового потенциала. Проблема заключается в том, что, пытаясь поставить Россию на путь догоняющего развития, директивные органы страны в качестве модельного образца в развитии экономики и научно-образовательной системы выбрали евро-американскую систему организации университетского и исследовательского процесса. Известно, что американские и европейские университеты являются основными производителями научных знаний, в том числе так называемых фундаментальных. Крупные корпорации производят преимущественно прикладные инженерно-технологические исследования, опираясь на теоретические результаты, полученные в университетских лабораториях.

Однако в России, особенно в советское время, была произведена жесткая бифуркация. С учетом опасности надвигающейся Второй мировой войны Правительство СССР сконцентрировало ученых-исследователей в академических и отраслевых научно-исследовательских институтах, ОКБ и проектных институтах. А подготовку кадров высшей квалификации поручило системе высшего образования. За очень короткий период было создано большое количество специализированных высших учебных заведений, что имело двоякие последствия. С одной стороны, удалось быстро подготовить огромную армию инженеров, врачей, учителей и других специалистов, необходимых народному хозяйству, социальной сфере и государственному управлению. Но, с другой стороны, концентрация исследований в академических и отраслевых институтах привела к дезинтеграции науки и образования. Это отчасти негативное явление начало сказываться в постперестроечную эпоху, когда вузы, не обеспеченные достаточно квалифицированными научными кадрами, стали расти как грибы, а научно-исследовательские и опытно-конструкторские организации оказались оторванными от молодых кадров.

Для того чтобы осуществить интеграцию науки и образо-вания, было предложено несколько перспективных стратегий. Но наибольшую популярность в государственных ведомствах, ответственных за науку и образование, получила модель академи-ческих репрессий, которая должна была, по замыслу авторов этой модели, содействовать перекачке научных кадров из академичес-ких институтов в высшие учебные заведения.

В течение многих лет, вплоть до начала пилотного проекта 2006–2008 гг., заработная плата у научных сотрудников государственных академий, продуцировавших львиную долю научной продукции страны, была микроскопической. Лишь в 2008 г. заработная плата младших научных сотрудников поднялась до 11 тыc. руб. в месяц, научных сотрудников – до 13, старших научных – до 15, ведущих научных – до 17 и главных научных сотрудников – до 20 тыc. руб. с надбавкой в 3 и 7 тыc. руб. за ученые степени кандидата и доктора наук соответственно. Это примерно на порядок меньше, чем получают ученые соответствующих категорий в научных организациях и университетах Европы и Америки.

Естественно, что при этом приток молодежи в академические исследовательские центры резко сократился. Началось ускоренное общее старение научных кадров. Способные молодые специалисты, независимо от специальности, стремились устроиться в коммерческие организации, в банки или уехать на работу за границу. И никакая система поддержки молодых специалистов через гранты научных фондов и финансирование федеральных целевых программ до сих пор не может радикальным образом изменить ситуацию.

Низкое финансирование науки, хотя за последнее время оно начало несколько подрастать², до сих пор остается важным обстоятельством, препятствующим развитию науки, притоку молодых кадров, обновлению и модернизации научно-экспериментального оборудования. Разного рода чиновники, выполняющие функцию «лекарей» науки, предлагают исправить положение дел, приглашая в Россию на роль научных лидеров иностранных специалистов. Обсуждая это, бывший председатель Совета Федерации и лидер партии «Справедливая Россия» С.М. Миронов сказал во время свой пресс-конференции: «Давайте начнем платить нормальные деньги отечественным ученым, пока все наши таланты не уехали за границу… И тогда наверняка окажется, что спецов со стороны нам не надо» [цит. по: 2].

Неудовлетворительное финансирование науки и низкая заработная плата, выплачиваемая научным сотрудникам, далеко не единственные причины низкой продуктивности научных исследований и не единственный барьер для ее развития. Очень важную негативную роль играют устаревшая форма научного менеджмента и архаическая организация научных исследований в академических и отраслевых НИИ.

Известно, что форма администрирования, системная организация и интеллектуально-психологический климат являются важнейшими факторами, влияющими на состояние науки и результативность исследовательской работы. Начиная с конца 70-х и в начале 80-х годов XX в. мир с экспоненциальным ускорением начал становиться единой глобальной системой. И важнейшей характеристикой глобализации стало возникновение, как говорил М. Кастельс, «сетевого общества».

Интернетизация мира – его важнейшая характеристика. Одним из ее результатов стало возникновение виртуальных научных коллективов. Если в середине прошлого столетия Д. Прайс говорил о неформальных научных коллективах, объединявших ученых, работавших в различных научных, университетских и коммерческих организациях, то сейчас такие организации возникают на базе ИКТ и могут быть названы виртуальными научными коллективами. Ученые вступают в деловые отношения, проводят совместные исследования и получают эффективные результаты, работая в разных странах, городах, организациях. После того как такой виртуальный коллектив решает проблему и результаты получают признание в научном сообществе, он может продолжить исследование других смежных проблем или распасться. А его участники могут войти в другие виртуальные коллективы или продолжить исследовательскую работу в рамках традиционных организационных форм.

Создание таких неформальных коллективов, получившее широкое распространение в странах ЕС (на базе 7-й рамочной программы), часто наталкивается в нашей стране на определенные бюрократические препятствия. И в академических, и в отраслевых НИИ России, и в ее высших учебных заведениях, включая федеральные и национальные исследовательские университеты, существуют давно окостеневшие отделы, секции, лаборатории, отделения и другие административные кластеры, требующие от каждого исследователя точного выполнения утвержденных для него вышестоящими органами исследовательских планов и проектов. Существующая жесткая и малодинамичная организационная структура мешает активной работе большинства исследователей в отечественных и международных неформальных виртуальных коллективах. К тому же неудовлетворительное финансирование науки препятствует научным командировкам, позволяющим российским ученым участвовать в международных научных форумах, лично контактировать с зарубежными коллегами и т.д.

Государственные академии, Министерство образования и науки, исследовательские университеты, отраслевые институты и другие учреждения высшей школы формально поощряют международные контакты своих сотрудников, в том числе создание виртуальных, сетевых временных проблемных коллективов. При этом их деятельность остается недостаточно эффективной. Правда, за последнее время указанные выше учреждения, особенно государственные фонды поддержки научной деятельности, федеральные органы выделяют средства на проведение международных и отечественных исследовательских проектов на основе создания виртуальных коллективов. Но ни бюджетная, ни конкурсная поддержка таких проектов все еще не дают ожидаемого эффекта.

Я не буду заниматься разоблачением недостатков и минусов конкурсной поддержки научной деятельности. Вместо этого приведу слова известного российского ученого и философа А.А. Зиновьева: «Конкурсы у нас проводятся регулярно и по всякому поводу. Это – одно из средств манипулирования массами и оболванивания их, а также источник наживы для бесчисленных паразитов и жуликов» [3, c. 94–95].

Другим важным фактором неэффективности российской науки в целом и потери ее лидерской позиции в мировой науке является плохой социально-психологический климат, господствующий в научных учреждениях. Сильно обнищавшие ученые вынуждены значительную часть времени тратить на поиски дополнительных заработков. Даже в системе личного общения они редко обсуждают научные проблемы. Формальные заседания университетских кафедр, научных отделов, секций, лабораторий не являются настоящими площадками для творческого интеллектуального общения и часто становятся мероприятиями, проводимыми «для галочки». Один из российских математиков в разговоре с прежним коллегой сказал, что из нашего института так много людей уехало за рубеж или ушло в бизнес, что, переходя с этажа на этаж института, я не могу встретить ни одного человека, с которым мне было бы искренне интересно обсуждать математические проблемы. А между тем, как показывает опыт европейских и американских университетских кампусов, высокий уровень интеллектуально-профессионального общения является одним из наиболее эффективных факторов, интенсифицирующих исследовательскую деятельность.