Неизбежность друг друга

…Свежий ветер избранных пьянил,

С ног сбивал, из мертвых воскрешал,

Потому что, если не любил,

Значит, и не жил, и не дышал!

Но многих захлебнувшихся любовью,

Не докричишься, сколько не зови…

Им счет ведут молва и пустословье,

Но этот счет замешан на крови.

А мы поставим свечи в изголовье

Погибших от невиданной любви…

Их голосам дано сливаться в такт,

И душам их дано бродить в цветах,

И вечностью дышать в одно дыханье,

И встретиться со вздохом на устах

На хрупких переправах и мостах,

На узких перекрестках мирозданья…

Я поля влюбленным постелю,

Пусть поют во сне и наяву!

Я дышу – и значит, я люблю,

Я люблю – и, значит, я живу!

В. Высоцкий. Баллада о любви

Редактор Марианна Хан

Корректор Ольга Рыбина

© Анастасия Ермакова, 2022

ISBN 978-5-4498-8115-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

– Полина Враницкая! Да кто она вообще такая?! Девчонка, которая неожиданно разбогатела и научилась складывать слова в предложения! Кем она себя считает? Сколько я могу ждать этого чертова романа? Какая-то иностранная соплячка, от которой, видите ли, тащится вся женская половина населения Чехии! – так кричал в своем кабинете пан Радович, заместитель гендиректора по работе с авторами одного из самых знаменитых и модных издательств Чехии.

– Возьми кофе, – осторожно и вкрадчиво отозвался Гарик, ассистент Радовича. – Я звонил ей позавчера, а сегодня отправил имейл. Она ответила, что закончит через неделю…

Радович принял из рук Гарика пластиковый стаканчик с кофе и даже успел отхлебнуть добрую половину этого бодрящего напитка, но чуть не поперхнулся.

– Нет! Это невозможно! Ты надо мной издеваешься, да? Нет, нет, нет. Вы все хотите, чтобы я получил инфаркт и уехал лечиться далеко и надолго, – Радович шумно откинулся на спинку кресла. – Вы только послушайте этого молодца! Через неделю! Какую неделю?! У нас контракт, договор – уже все сроки горят! Звони ей сейчас.

Гарик послушно взял в руки смартфон, однако номер набирать не стал.

– Что сказать?

– Скажи… Нет, дай, я сам скажу!.. Что эта девчонка о себе возомнила?

На самом деле Полина Враницкая, урожденная Каменева, была популярной писательницей и молодой женой, а точнее вдовой известного в медиакругах Чехии владельца сети модных журналов Алберта Враницкого, трагически погибшего три года назад.

Она недавно вернулась в Чехию после длительного отсутствия и готовила для издательства пана Радовича новый роман.

В то утро, когда Радович ожидал инфаркта в своем кабинете, Полина сидела на полу посреди просторной и светлой комнаты в уютном загородном коттедже в Подебрадах и задумчиво глядела в экран ноутбука. Она никак не могла закончить последнюю главу обещанного издательству романа, но, надо признаться, не прикладывала к этому особых усилий.

Близилось 21 августа, и девушка, не в силах с собой ничего поделать, постоянно возвращалась мыслями в день, навсегда изменивший ее жизнь.

Часть I

Вся наша жизнь как ипподром:

Нерв ставок, женский смех,

Бриллиантов блеск и темный ром —

Все шансы на успех.

Но вдруг провал меня забрал

Со светлой полосы.

И я теперь открою дверь

На глубину любви.

Паула Стоун, вольный перевод песни

Леонарда Коэна A Thousand Kisses Deep

Глава I

Гулкий звук всплеска воды нарушил прохладную тишину помещения. Брызги полетели на гладкие, светлые стены и заискрились бликами солнечного света, падающего сквозь высокие пролеты арок в галерее, отделяющей бассейн от внутреннего дворика дома.

Человек, прыгнувший в воду, плыл профессионально, энергично и слаженно, вдыхал воздух на поверхности и выдыхал его в воду, в такт движениям своего спортивного тела.

Был август. Жара уже спала, и приятное тепло разливалось по пригородам Праги, позволяя и горожанам, и сельским жителями спокойно наслаждаться последними деньками уходящего лета. Полуденное солнце заглянуло в просторный загородный дом на окраине Старых Подебрад – небольшого уютного городка, километрах в пятидесяти от столицы.

Особняк удачно расположился на границе бескрайних зеленых полей, разбросанных тут и там фермерских хозяйств и древних пойменных лесов – в Полабской низменности. Сюда не долетали шум дороги и голоса людей, с утра до вечера толпящихся в центре городка, и почти ничто не нарушало уединения обитателей дома – отца и сына Враницких.

Враницкие жили в доме вдвоем, если не считать садовника и пожилую семейную пару Гашеков, исполнявших обязанности дворецкого и экономки.

Человек, плывший по дорожке бассейна, 29-летний Алберт, сын старого пана Враницкого, в тот день был задумчив больше обыкновенного. И даже сейчас, во время плавания, он был погружен в пространные размышления о жизни.

К 30 годам Алберт был состоявшимся, успешным человеком. Он давно привык получать в жизни все, что захочет, и не отказываться от того, что ему предлагает судьба. Привык к прислуге, к чашке горячего кофе, что каждое утро ждала его на столе в гостиной. Привык к гладко выбритому зеленому газону на лужайке перед домом.

В юности Алберт питал отвращение к благополучию и сытой спокойной жизни своей семьи. Быть может, это был только обыкновенный подростковый бунт против родителей. Но сейчас он примирился с собой, пройдя долгую дорогу отрицания себя и своего происхождения.

А происхождение было у него весьма занятное.

Враницкие вели свой род от средневековых моравских аристократов – родичей самих панов из Подебрад – одних из владельцев Подебрадского замка, башня которого и сейчас была видна из дома Враницких.

Алберт рано повзрослел. С рождения мальчик рос за городом, среди полей и лесов, рядом со старым конным хозяйством. Его мать – Элишка, красивая и спокойная женщина, наполовину чешка, наполовину русская – была инструктором верховой езды, обожала лошадей и сумела привить сыну к ним такую же сильную любовь.

Страстью Алберта на многие годы стал профессиональный конкур и выездка, в которых он хотел стать лучшим, как минимум в стране. А как максимум – в мире. Уже в детстве проявились его несгибаемая воля и лидерские качества. К 12 годам Враницкий-младший выиграл все возможные кубки и награды в краевых конных соревнованиях, попал в сборную страны и начал готовиться к взрослым чемпионатам. Но когда Алберту исполнилось четырнадцать, произошло событие, которое полностью перевернуло привычное течение жизни в старом доме на окраине Подебрад.

На одной из конных прогулок в лес, куда Элишка с сыном каждое утро ездили вдвоем кататься, лошадь женщины попала ногой в расщелину между камнями и, споткнувшись, сбросила Элишку на камни. Сильно ударившись головой, Элишка два дня пролежала в коме и скончалась от гематомы мозга, развившейся вследствие удара.

Тогда с отцом Алберта случился его первый инфаркт, и он провел в больнице около двух недель. Мальчик остался один, без родителей, в большом и пустом доме, под опекой только верных Гашеков, которые, как могли, пытались окружить его на это время заботой и лаской.

С тех пор Алберт буквально возненавидел и лошадей, и себя, и отцовское состояние, которое не помогло спасти жизнь его матери и тем самым отдалило его от отца. Он бросил конный спорт и поклялся себе больше никогда не подходить к лошадям, чувствуя себя косвенно виновным в гибели матери.

Он перестал брать у отца деньги на карманные расходы, отказался от личного водителя, вынудил отца перевести его из частной школы в Праге в обычную, в Подебрадах, и стал ходить туда пешком.

Какое-то время ему даже удавалось скрывать от одноклассников свое истинное социальное положение и благосостояние. Потом, конечно, все узналось, и приятели начали садиться Алберту на шею. Он разогнал всех, кроме двоих.

Первый – Франтишек Пастренк, легкомысленный и веселый парень, сын местного участкового, мечтавший стать великим сыщиком. И второй – Томаш Янак, сирота, живущий с дедом на старой ферме на другом конце Подебрад, хулиган и авантюрист, грезивший походами и заснеженными горными вершинами.

Эти двое были единственными, кому оказалось наплевать на богатство и титулы Алберта. Они любили его как раз за то, что он вел себя с ними так, будто никакого богатства и не существовало.

Когда Алберту исполнилось 17 лет, он оставил отца в Подебрадах, уехал в Прагу и поступил в университет. Он стремился доказать отцу, а в первую очередь себе, что может добиться успеха в этой жизни и без выигрышных «стартовых условий». Чтобы оплачивать свое обучение, он устроился на работу, не спал сутками, изматывая себя до истощения, и все-таки ни разу за годы учебы не обратился за помощью к отцу.

«Как это странно», – думал Алберт, ритмично вдыхая в легкие воздух и выдыхая его в прохладную голубую воду бассейна. «Все это время я делал только то, что хотел сам, а отец так и не понял, что мне не нужны его деньги… И все же я возьму их, потому что это самое небольшое, что я могу для него сделать, чтобы примириться с ним».

– Ал, – чей-то голос прервал ход мыслей Алберта, он остановился и, подняв на лоб плавательные очки, повернул голову в сторону окликнувшего его человека.

– А, Франк! Ну как, готовишься к сегодняшней попойке? – с деланной веселостью откликнулся молодой человек, подплыл к бортику и, вскарабкавшись на него, вылез из воды.

– Что-то ты не слишком весел, Ал. Я уже начинаю побаиваться, что все дело в этих злополучных акциях твоего отца. Скажи мне, что это не так, а то я тебя разуважаю.

– Вот она дружба. Стоит только стать чуть богаче, и тебя сразу начинают считать зажравшимся снобом, – все также наигранно усмехнулся Алберт. Он быстро протер полотенцем тело и теперь принялся за голову.

– Не стать тебе чуточку богаче, Ал, – отозвался Франтишек, – ты что забыл, сегодня 21 августа, и до твоего тридцатилетия остается всего несколько часов, а я что-то не вижу на твоем безымянном пальце кольца, а рядом с тобой симпатичную девушку в белом платье.

– Будет тебе и кольцо, и симпатичное платье, – таинственно улыбнувшись, ответил Алберт и прибавил, – пойдем.

Заинтригованный Франтишек последовал за невозмутимо напевающим себе что-то под нос Албертом в его кабинет.

– Читай, – сказал Враницкий, протягивая Франтишеку папку с какими-то документами.

– Что это? – друг Алберта глянул в папку и поднял к собеседнику удивленный взгляд. – Брачный договор? Ал, что ты затеял?

– Я сегодня женюсь.

Франтишек ошеломленно опустился в кресло, рядом с которым стоял. Алберт расхохотался.

– Ну, не совсем сегодня, конечно. Вечером я только подпишу этот брачный договор со своей будущей женой, а свадьбу сыграем недельки через две. Впрочем, можно и раньше.

Франтишек какое-то время молчал, а потом наконец поднялся с кресла:

– Ладно, я пойду. У меня в участке еще куча дел до вечера. Смотри, Ал, как бы мне не пришлось устраивать тут проверку на некоторые запрещенные вещества, с которыми ты, судя по тому бреду, что я сейчас услышал, явно переборщил.

– Проверяй-проверяй, – Алберт похлопал друга по плечу, провожая его до дверей.

У самого входа Франтишек остановился.

– Ал, зачем тебе это?

Алберт стал серьезен и даже несколько мрачен.

– Мне скучно, Франк… Мне скучно. Надо же хоть как-то взбодриться перед вступлением в мой новый возраст.

– Ты так говоришь, будто тебе вот-вот стукнет полтинник. И все-таки, фиктивный брак это чересчур, Ал. Даже для тебя.

Как показалось Франтишеку, Алберта слегка задело это замечание. Он улыбнулся и с неопределенной интонацией ответил:

– Кто тебе сказал, что он фиктивный?

Франк покачал головой и вышел, чувствуя, как на сердце его отчетливо заскребли кошки.

Глава II

У Полины со вчерашнего вечера кошки тоже скребли – и на душе, и на сердце, и, вообще, как ей казалось, по всему ее существу. Все дело было в том странном молодом человеке, что познакомился с ней вчера в баре здания напротив дома, где она снимала комнату.

Полина, аспирантка первого года филологического факультета одного из старейших московских вузов, приехала в Чехию на стажировку и жила в Праге второй месяц. Изучая чешский язык и средневековые источники местных легенд, по которым она собиралась защищать кандидатскую, Полина днями пропадала в библиотеках и архивах. А по вечерам до поздней ночи с головой погружалась в творимые ее беспокойным и нервным воображением миры – писала собственный роман.

Постепенно роман все больше овладевал ею. Она писала взахлеб, отчаянно, без надежды на то, что когда-нибудь издаст его. Она творила свой мир и уже просто не могла остановиться.

Тот вечер она тоже собиралась посвятить своему роману, но часов в восемь на всем этаже внезапно вырубился свет, и Полине не оставалось ничего другого, как пойти прогуляться, пока его не починят.

Солнце спускалось с небосклона, предвечерний город дышал ожиданием ночи. Ехать куда-то далеко Полине совсем не хотелось, тем более что напротив ее дома располагался уютный небольшой бар, в котором утром подавали неплохой кофе, а вечером – хорошее пражское пиво.

Пиво Полина не особенно жаловала, но решила скоротать в баре час-другой за бокалом вина. Она впервые выбралась туда вечером и надеялась как-то развеяться.

«Все к лучшему, – говорила она себе, – наверное, я слишком заработалась. Нужно и отдыхать когда-нибудь».

С этой мыслью она зашла в бар и устроилась за стойкой. Но вскоре пожалела об этом. Все свое пребывание в баре она чувствовала на себе чей-то взгляд, но намеренно не смотрела в сторону наблюдателя. Выпив бокал вина и выкурив пару тонких сигарет, что бывало с ней крайне редко, Полина собиралась расплатиться с барменом и уйти, как вдруг рядом с ней за барную стойку кто-то уселся.

– За мой счет, – небрежно бросил он и, перехватив ее счет за вино, расплатился.

«Мажор чертов», – разозлилась Полина, внутренне сжавшись от чувства, что в ее привычный мирок влез непрошеный гость. Она ненавидела подобные знакомства, считая их откровенным моветоном.

Парень, не стесняясь, разглядывал ее с головы до ног, словно оценивая. Это длилось около минуты, в течение которой Полина успела вырастить в себе стойкое отвращение к непрошенному кавалеру. Сделав над собой усилие, она в свою очередь бросила на него взгляд, которого ей хватило, чтобы довершить уже сложившийся в голове образ. Дорогие часы, начищенные до блеска ботинки, небрежно расстегнутый ворот рубашки, ухоженные руки. «И что только в таком простеньком баре забыл этот богатенький красавчик, небожитель, спустившийся на грешную землю?» – про себя усмехнулась она.

– Вам, наверное, говорили, что вы очень красивая? – наконец заговорил «мажор».

– А вам, наверное, говорили, что ваши комплименты ужасно банальные? – даже не улыбнувшись, парировала Полина, спускаясь с барного стула. Она рассчитывала, что ее реплика завершит этот раздражающий ее разговор, но она ошиблась.

– Хотите войны? – заглядывая ей в глаза, серьезно сказал молодой человек и слегка коснулся ее руки. Полина, готовая уже покинуть бар, почему-то остановилась, и, поддаваясь странному внутреннему порыву, опустилась обратно на стул.

– Разве что холодной.

– Такой же холодной, как вы?

– Ну что вы, ей за мной не угнаться… Хотя, впрочем, в значениях температур мы с ней соревнуемся.

Парень улыбнулся.

– Позволите ручку?

– Вам шариковую или, может быть, предпочитаете перьевые?

– Вашу ручку.

– А не боитесь замерзнуть?

– Нисколько.

– О-о-о, да вы храбрец! Знаете, меня ужасно раздражают трусливые мужчины, а так как в последнее время почти все мужчины стали в той или иной мере трусливы, то, пожалуй, я позволю вам поцеловать мне руку. Мне импонирует ваша смелость.

Собеседник Полины коснулся губами ее маленький кисти и, продолжая глядеть ей в глаза, задал очередной вопрос:

– Вы что же, феминистка?

– Боже упаси.

– Это радует.

– Меня тоже.

– Так, может быть, назовете свое имя?

– Зачем оно вам? Не лучше ли расстаться вот так, не назвав имен? Sine nombres, как говорится… Мы расстанемся этим вечером, засыпая, может быть, еще вспомним глаза друг друга. Самую малость будем сожалеть о том, что не узнали имен. А потом забудем об этом. И все будет так, как должно быть.

– Но я не хочу забывать.

– Почему?

– Потому что вы мне нравитесь.

Полина внимательнее посмотрела на непрошенного визави. Темные волосы, не короткие и не длинные, красиво обрамляли его бледное холеное лицо. Несколько прядей падало на лоб, а на самом дне серых проницательных глаз лежала какая-то едва уловимая, затаенная давняя печаль.

Она задумалась на мгновение, потом заговорила:

– И что с того? Знаете, мне нравятся десятки людей. Мне нравится бармен, который только что наливал мне в бокал вино, мне нравится этот пожилой мужчина в коричневом твидовом пиджаке, мне нравится вон та пара за столиком в углу… Посмотрите на них, разве они не прекрасны? Да и вы мне тоже нравитесь.

– Так почему бы, если мы нравимся друг другу, нам просто не назвать свои имена? Я – Алберт.

Девушка неожиданно решила проиграть этот раунд.

– Полина. У вас красивые глаза, Алберт. Цвета молодой и бледной луны.

– Ну вот, теперь вы делаете мне комплимент.

– Я не делаю мужчинам комплиментов. Это не комплимент, это факт.

Алберт улыбнулся:

– Знаете что, Полина, я тоже хочу поставить вас перед фактом. Я приглашаю вас завтра на ужин. По случаю одного праздника.

Весь этот сумбурный диалог пронесся в голове у Полины, которая не могла взять в толк, как она могла согласиться на это странное предложение – ехать на какой-то званый ужин к незнакомому ей человеку.

И тем не менее, ее руки словно машинально распаковывали чемодан с вещами, где лежало ни разу не надетое за эти месяцы коктейльное платье. Это платье в последний момент в чемодан запихала ее подруга Алка со словами: «А в этом будешь соблазнять местный бомонд. Может, хоть там мужика себе найдешь, а то совсем одичала со своими чешскими балладами и белыми рыцарями».

«Ну вот и пришлось кстати», – думала Полина, внутренне ругая Алку за это платье, ведь если бы не оно, был бы повод никуда не ходить.

В семь вечера в номере зазвонил телефон и консьерж сообщил девушке, что в холле ее дожидается пан Алберт.

Полина глянула на себя в зеркало, жутко себе не понравилась и вышла из номера.

Глава III

Через четверть часа Алберт остановил автомобиль возле одного из лучших ресторанов города. По крайней мере, именно такие рассказы Полина слышала об этом заведении от своих пражских знакомых. Полина ужасно не любила пафос и роскошь и внутренне напряглась. Но было что-то еще, что тревожило девушку, но она не могла понять что.

Алберт галантно открыл Полине дверцу авто и подал руку.

«Черт! Все хуже и хуже», – подумала про себя Полина, совершенно не привыкшая к такому обращению.

Молодые люди вошли в ресторан, и Полина увидела, что весь зал снят под мероприятие Алберта. Гостей было уже достаточно много.

В зале царила атмосфера предпраздничного ожидания. Фуршетные столы ломились от угощений, скрываемых белоснежными салфетками. Официанты в передниках разливали по бокалам шампанское. Женщины в роскошных вечерних платьях с пайетками весело хохотали, собравшись в кружки. Похожие на политиков или бизнесменов господа в костюмах при галстуках и без оживленно переговаривались между собой. Тихо играла какая-то до боли знакомая Полине музыка. Кажется, Штраус.

Полине на долю секунды почудилось, что она попала в какое-то небывало красивое голливудское кино. «„Великий Гэтсби“, не больше не меньше», – пронеслось у нее в голове, прежде чем зал огласили восторженные крики гостей.

«Именинник приехал! Алберт! С днем рождения!» – кричали гости и тем не менее смотрели больше вовсе не на Алберта, а на Полину.

– У тебя день рождения? Почему не сказал раньше? – шепнула Полина, тревожно улыбаясь в ответ приветствующим ее и Алберта гостям.

– Чтобы у тебя не было повода отказаться из-за отсутствия подарка, – подмигнул Алберт, попутно отвечая на приветствия и шутки, летящие со всех сторон.

– А почему все на меня так оценивающе смотрят, Алберт? – напряженно спросила Полина, чувствуя, как все буквально изучают ее с ног до головы.

– Ты великолепна! Почему бы им не смотреть на тебя?

– Нет, тут что-то не так, Алберт, – озираясь по сторонам, тихо возразила Полина.

– Просто я хочу сделать тебе и всем этим людям маленький сюрприз, – таинственным шепотом ответил молодой человек, ища кого-то глазами.

– Я была права. Что за сюрприз?

– Всему свое время. А вот и мой отец. Папа, это Полина. Полина, это мой отец – пан Петер Враницкий.

– Добрый вечер! Простите, я не слишком хорошо говорю по-чешски, – заставив себя улыбнуться, проговорила Полина, протягивая руку пану Враницкому.

– Пани русская? Я узнал этот акцент, – оживленно спросил Петер, окидывая Полину доброжелательным взглядом.

– Да, но…

– Это прекрасно! – неизвестно чему обрадовался пан Петер и, взяв Полину под руку, увел ее чуть в сторону от Алберта.

– Мне очень нравится ваше лицо, Полиночка, особенно глаза. Ведь мать Алберта, моя Элишка, была наполовину русской, он вам, конечно, говорил это? – восторженно ворковал Петер, не давая Полине вставить ни слова. – Знаете, это так в стиле Алберта – преподнести все вот так эффектно, в последний момент. Я бы, конечно, пошел ему… вам с ним навстречу и изменил бы условия, даже если бы он представил вас, скажем, завтра, или даже через месяц, – тут он осекся, словно что-то высчитывая. – Нет, через месяц много… Я хотел бы все-таки хоть чуть-чуть насмотреться на вас вместе.

Полина чувствовала, как внутри у нее холодеет. «О чем он говорит? Он сумасшедший, что ли?.. Хорош сюрприз – отвезти незнакомую девушку к душевнобольному отцу».

Пан Петер тем временем продолжал.

– Понимаете, Алберт ничего не знает, но вам я скажу. Вы мне очень нравитесь, хоть я и знаю вас всего пару минут. Хотя… говорят, что мы приходим сюда, на Землю, в эти тела оттуда, – он поднял глаза наверх, – а там мы – бессмертные души, и мы все знаем друг друга, понимаете, о чем я говорю?

Полина глядела на него с тревогой и жалостью. Сердце ее сжималось от странного щемящего чувства какой-то нежности к этому пожилому, незнакомому ей человеку, в эту секунду открывающему ей свою больную, страдающую душу.

– Да, конечно, – тихо отозвалась она, отводя глаза.

– Конечно, – повторил Петер. – Так вот, может быть, я просто узнал вас. Если мы все – родственные души, конечно. Вы должны были встретиться с Албертом… Вы верите в Бога? – вдруг тревожно и как будто с надеждой спросил пан Петер.

– Разумеется… Раз я верю в душу.

– Да-да. Так вот Алберт не знает, что мне осталось от трех месяцев до полугода.

– Что?

– Да, девочка моя, это жизнь. Ничего не попишешь. Врачи говорят… – он оглянулся на Алберта, непринужденно беседующего с двумя или тремя гостями возле бара. – Он же не знает, что этот дурацкий договор, это условие… Я просто хотел увидеть его счастье. Это глупо, я понимаю, он не обязан был влюбиться до тридцати лет…

– Пан Петер, – попыталась остановить его Полина, – но мы с Албертом…

– Минуточку внимания, дамы и господа, – прервал ее голос Враницкого-младшего. – Вы, конечно, знаете, что мы собрались здесь не просто так – выпить, показать друг другу новые наряды и поделиться светскими сплетнями.

– Алберт, не тяни! – крикнул кто-то из гостей.

– Да, Ал, мы все умираем от любопытства. Кто она? – раздался из толпы голос Франтишека.

– Эй, а как же мой день рождения? – с деланной обидой воскликнул Алберт. – Как же поздравления, подарки, всеобщая любовь?

– Поздравляем! Поздравляем! – охотно отозвались гости.

Полина чувствовала себя просто ужасно. Ей казался отвратительным весь этот плохо сыгранный фарс.

«Зачем все это? Ведь, казалось, он неглупый человек… Неповерхностный… Или это снова, снова мне придумалось?.. Ах, черт», – думала Полина, глядя на красивое, бледное лицо Алберта, стоящего в луче прожектора, словно актер на сцене.

– Итак, я хочу представить вам девушку, которая изменит всю мою жизнь. Я в этом не сомневаюсь.

– Довольно-таки странное представление своей будущей жены, – пробормотал себе под нос Франтишек и покосился на побледневшую Полину. «Красивая. Но, черт возьми, Ал, она же совершенно не в твоем вкусе».

В эту минуту Алберт приблизился к Полине и, взяв за руку, буквально потащил на подиум, где только что стоял сам. Полина поняла, что сейчас разыграется ключевая сцена этого чудовищного представления, в которой главную роль будет играть она.

Алберт обернулся к ней и, увидев ее перекошенное от негодования и ужаса лицо, наклонился к ней и шепнул:

– Ну что ты. Это твой вечер, писатель! Стань героиней своего романа. Жизнь не дает такого шанса дважды.

И тут произошло нечто совсем уже из ряда вон выходящее. Алберт опустился перед Полиной на одно колено и, достав из кармана пиджака бархатную коробочку, открыл ее со словами:

– Полина, выходи за меня.

Зал взревел, бурно выражая свой восторг и всячески одобряя действия Алберта. Полина в ответ потянула Алберта за руку, заставляя его подняться. Она была зла.

– Ты согласна? – продолжал играть Алберт, и не думая подниматься.

– Ты пожалеешь об этом, – процедила сквозь зубы Полина, а вслух сказала с вызовом. – Вы все удивитесь, но сначала я думала отказаться (при этих словах зал притих, ожидая, что же она скажет дальше), но теперь я говорю – да. Причина этому – человек, который находится в этом зале. Этот человек знает, что такое любовь. Поэтому я согласна.

Все зааплодировали, а Алберт элегантно поднялся с колена и, надев кольцо Полине на палец, тихо спросил:

– Кто же этот таинственный человек?

– Твой отец, – холодно глядя ему в глаза, ответила Полина.

Алберт растерялся, не ожидая такого ответа. Воспользовавшись этой паузой Полина быстро спустилась со сцены и, не обращая внимания на вовсю разглядывающих ее гостей, проследовала к бару.

– Черный русский, будьте добры, – бросила она бармену.

– А мне белый русский, – услышала она чей-то голос рядом. – Меня зовут Франтишек, я друг детства Алберта.

– Полина.

– Очень приятно, Полина.

– Да, и мне тоже. Значит, он действительно это сделал. Знаю его больше пятнадцати лет, а он не перестает меня удивлять. Алберт всегда был склонен к подобным импровизациям, но…

– Он не первый раз приводит девушек, которых знает один день, и представляет как своих невест? – бесцеремонно и зло перебила его Полина.

– Ого, – присвистнул Франк, – я не думал, что все запущено настолько. Я ставил недели на две.

– Он что, псих?

– Простите?

– Я говорю – он дурачок, что ли? Ну, знаете, глупенький такой человек, небольшого ума?

– Отнюдь.

– Но то, что он сделал, это глупо, вы понимаете? Что это за детские шутки? Он состоятельный, уважаемый, как я понимаю, светский человек, – Полина раздражалась все сильнее. – Или его это просто забавляет – играть с людьми? И часто он так забавляется? Бедный его отец…

– Да нет, вы не так меня поняли. Он никогда никого не приводил и не представлял как невесту и, насколько мне известно, вообще не делал никому предложения.

– Так он гей? Я поняла – это для отвода глаз, – с издевкой закивала головой Полина.

– Да что вы, в самом деле! То гей, то дурак. Ни то, ни другое!

– Тогда что? А впрочем, мне плевать. Я свою роль, хоть и против воли, сыграла. С меня довольно.

Полина залпом выпила шот и направилась к выходу.

– Мне кажется, это еще не все, – с мрачной иронией пробормотал Франтишек, уставившись на подошедшего к стойке Алберта.

– Паула, позволь тебя на минуту, – он подмигнул Франку и, легонько задержав Полину под локоть, увлек за собой.

– Какая я вам Паула, господин Враницкий? – раздраженно огрызнулась Полина.

– Мне нравится называть тебя так.

– А мне нет. И вообще, не хотите ли вы вызвать мне такси до моего дома?

– Ты уходишь?

– Сюрприз удался, не спорю. Но теперь мне пора.

– Задержись еще на десять минут, всего десять коротких минут, – он улыбнулся странной завораживающей улыбкой, от которой сердце Полины похолодело и упало куда-то на дно души. Она понимала, что сейчас надо просто уйти. Или ее жизнь навсегда изменится, и никогда больше не будет прежней Полины. Вот и новое имя он для нее уже нашел.

Словно загипнотизированная, она шла за Албертом, который вел ее куда-то, держа за руку. Поднявшись на второй этаж, Алберт провел Полину в небольшую комнату, где их уже ждал пан Петер, и, достав из-за пазухи какие-то бумаги, протянул отцу.

– Я все подготовил, вот контракт. Проверь, все ли точно.

– Я верю тебе, сын. И знаю, что тебе не нужны эти деньги. И если хочешь, я сейчас на твоих глаза порву свой контракт. Я освобождаю тебя от него.

Алберт был несколько озадачен.

– Но почему? – невольно вырвалось у него.

Полина непонимающе посмотрела на Алберта, отец же внимательно заглянул ему в глаза и сказал:

– Потому что я слишком хорошо тебя знаю, Берто. Я передаю тебе свой пакет акций безо всяких условий.

Алберт молчал. Он испытывал чувство острой неудовлетворенности ситуацией, даже разочарование. Чувство, будто его обманули.

– Что-то не так, Алберт? – с тревогой спросил пан Петер и перевел взгляд на Полину. – Ах, я понимаю, тебе хотелось сделать подарок Полиночке, а я взял и испортил всю красоту момента.

Он улыбнулся и с надломленной нежностью в голосе продолжил:

– Тогда, конечно, вы можете подписать контракт прямо сейчас.

Алберт опомнился.

– Ты прав отец. Полина – начинающая писательница, и я планировал подарить ей ту часть издательства, которую ты передаешь мне.

– Ах вот оно что. Я сразу увидел в ее душе что-то особенное. Тогда подписывайте, а я вас благословляю. Знаете, я никогда не был счастлив, как сейчас. И Элишка смотрит на нас троих и радуется, что два любящих сердца вот-вот соединятся.

Полина только сейчас поняла всю серьезность ситуации и ужаснулась.

– Это брачный контракт? – едва выговорила она.

– Да, милая. И я хочу спросить у тебя только одну вещь. Девочка моя, ты любишь моего сына? Будешь ли ты с ним в горе и радости, в богатстве и бедности, будешь ли ты с ним, даже если я сейчас порву этот договор?

У Полины сердце сжалось от его слов, а к горлу подступил ком. Было бы бесчеловечно взять и разрушить его чудовищную иллюзию.

– Да… Да! – прошептала она с чувством. – И, если хотите… Мне ничего не нужно, я сейчас сама порву этот дурацкий контракт.

– Спасибо тебе, милая. Теперь я вижу, что ты настоящая, хотя и так не сомневался в тебе.

Он перевел взгляд на Алберта, который, казалось, вел с самим собой какую-то внутреннюю борьбу. Наконец, он заговорил.

– Отец, я должен тебе кое-что сказать. Дело в том, что я и Паула… Полина. Мы на самом деле…

Но Полина, видя, как изменилось лицо пана Петера, перебила его:

– Мы на самом деле хотели бы пожениться без пышной церемонии, скромно. Мы так решили.

– Ах, и это все, что ты с таким трагическим лицом мне хотел объявить? – пан Петер добродушно рассмеялся. – Это полностью ваше личное дело. Поступайте, как считаете нужным.