Buch lesen: «Салфур: Тайны Запретного Леса», Seite 9

Schriftart:

Но Бран заметил, как его лицо приняло странное, практически обреченное выражение, словно старик боялся того, о чем не знает. Того, о чем пытался расспросить юноша.

– Хорошо, тогда начнем, – сказал Бран, стараясь поскорее отделаться от своего обязательства и наконец вернуться к своим друзьям, которые, как он предполагал, давно видят свои первые сны. – Если не ошибаюсь, мы остановились на сватовстве Майи.

– Верно-верно, – по-детски захлопал в ладоши Морлей, предвкушая дальнейшее развитие впечатляющей истории.

– Так вот, в то время Майя расцвела на глазах, ожидая скорой помолвки с Кэром Кэмпбеллом, который, к слову, был очень приятным молодым человеком. Когда разговоры поутихли и все семейство Кэмпбеллов вышло за порог дома Каллаганов, Ноа, совсем несдержанный в своих эмоциях, начал склочную беседу. Он уверял родителей, что его сестра еще слишком юна для того, чтобы выпорхнуть из отчего гнезда, что нельзя спешить со сватовством и стоит еще какое-то время выждать, пока они не найдут более подходящего кандидата на роль мужа для Майи. Но чита Каллаганов была непреклонна. Они испытывали такую сильную привязанность к девушке, что, видя то, как она счастлива рядом с Кэром, не могли не одобрить их союза.

Злоба, поселившаяся в душе Ноа, не давала ему есть, спать и работать. Все его помыслы были направлены лишь на то, чтобы как можно скорее разлучить Майю с ее суженым. Он сам не понимал своих смешанных чувств к этой черноволосой красавице, осознавая лишь то, что станет по-настоящему несчастным, если она свяжет свою жизнь с кем-либо.

Как-то раз ранним весенним утром, пока старшие Каллаганы мирно спали, Ларс решил серьезно поговорить со своим младшим братом о том, что происходит между ним и Майей. Но, войдя в маленькую комнату Ноа, он не обнаружил его ни спящим, ни бодрствующим. Младший брат словно испарился из дома, хотя по обыкновению спал до обеда и так крепко, что его невозможно было разбудить. Более того, юноша заметил, что и самой Майи нет дома. Что-то странное творилось в его доселе дружном семействе, и Ларс, ясно понимая это, сразу отправился на поиски пропавших брата и сестры.

Знал бы юноша в тот момент, отчего Майя и Ноа убежали ни свет ни заря из дома, возможно, надвигающуюся катастрофу можно было бы предотвратить. Но как знать, какую череду последствий вызвала бы тогда его прозорливость и своевременное появление в саду близ реки Родос. Возможно, и я бы не смог теперь рассказать вам эту историю.

Последние несколько предложений Морлей, на счастье Брана, вовсе не услышал. В очередной раз заснув самым мирным старческим сном, Конунг захрапел, подобно дикому животному, оповещая тем самым юношу о том, что ему можно с чистой совестью покинуть залитый теплым отсветом горящих длинных факелов шатер и, предоставив себя в полное распоряжение Сара, в очередной раз войти в темную высокую клетку, чтобы мирно уснуть.


– Эй вы, грязные человеки, вставайте сейчас же! – выкрикнул Каппа, нервно притопывая маленькой перепончатой лапкой по сырой земле. – Неблагодарный народ. Сам могущественный Каппа и, к слову, по совместительству правая рука Конунга Морлея принес вам еду, а вы тут разлеглись, как свиньи в загоне!

Бран открыл глаза. Казалось, все произошедшее вчера в шатре хозяина Топи было не более чем сном. Но совершенно нелепый лягушонок, нетерпеливо стучащий лапой по крепким прутьям деревянной клетки, был живым воплощением того, что все наяву. От его протяжного крика все дети мигом проснулись – кажется, это было одно из самых неприятных пробуждений в их еще весьма непродолжительной жизни.

– Что это за тварь такая, черт ее побери? – ужаснулся Фиц, лениво вставая с теплого места. – Случайно не твой приятель? Вы даже внешне чем-то схожи, – искоса посмотрев на Брана, ядовито прошипел он.

Каппа поморщился так, словно светловолосый юноша вызывал у него нечто вроде сочувствия, а затем отметил:

– Скажи спасибо сказителю, что до сих пор имеешь возможность произносить хоть что-то своим грязным языком. По обыкновению Морлей казнит таких уродцев, как ты. Все же легкая смерть лучше долгой жизни в таком, без преувеличения, гадком обличии.

Круглое лицо Фица побагровело от злости. Еще никто не решался так грубо осуждать его внешность, самооценка мальчика была сильно задета.

– Каппа, что ты забыл здесь с утра пораньше? – спросил Бран, откидывая с лица черную прядь непослушных волос и стараясь не смотреть в сторону Фица, чтобы избежать очередной порции гнева. – Еще даже солнце не встало.

Лягушонок потряс подносом, набитым разнообразной пищей, у Брана перед самым носом.

– О боги! Почему люди настолько глупы, что приходится буквально тыкать их носом в происходящее? – его зрачки сузились, а рот приоткрылся в негодовании. – Неужели ты позабыл то, на какую унизительную ношу обрек меня вчера вечером? Конечно, я понимаю, что не могу всерьез рассчитывать на человеческое здравомыслие, но забыть такое не могла даже речная рыбка, – он пристально посмотрел на юношу, кажется, надеясь получить бурные извинения.

К сожалению, они не последовали.

– Я все помню. Разве до этого нас кормили так рано? Сар приносил еду, когда солнце было уже в зените… – сказал Бран, понимая, что каждое сказанное Каппой слово привлекает внимание его друзей, которым он еще не успел рассказать обо всем, что произошло вчера в шатре. Он понимал: если выяснится, почему Каппа оказался в таком незавидном положении, это потянет за собой череду неудобных вопросов, на которые юноша не готов дать ответ.

– Сар чихать на вас хотел! И хоть я искренне желаю поступить с вами подобным образом, но, увы, не могу, – самодовольно кинул Каппа, безуспешно пытаясь протолкнуть поднос сквозь узкие щели между прутьями клетки. – Похоже, мне придется заходить прямо к вам. О Конунг, за что мне это все?

– Бран, не хочешь нам объяснить, что происходит? – откашлявшись, подал голос Девин.

Только сейчас Бран заметил, что все подростки буквально впились в него испытующими взглядами.

– Я и сам могу все объяснить, – деловито ответил Каппа, поставив кушанья на землю и стараясь найти подходящий к замку, висевшему на клетке, ключ. – Дело было так. Ваш глупый друг отчего-то решил, что хочет знать все на свете… – начал тараторить лягушонок.

Бран тут же перебил его на полуслове:

– Не обращайте внимания, он просто слегка… слегка чудаковатый. Я и сам могу вам все объяснить, – сказал Бран, с нескрываемой злобой зыркнув на лягушонка. – В общем, Конунг Морлей решил, что я должен вынести Каппе что-то вроде наказания. И я подумал, что самым мягким наказанием для него станет роль слуги на то время, пока мы пробудем здесь, – невпопад подбирая слова, ответил юноша, всем своим видом показывая Каппе, что, если тот решит сболтнуть лишнего, то может жестоко за это поплатиться.

– Ну вообще-то все было не совсем так, – ухмыльнувшись, сказал лягушонок. – Хотя, какая теперь разница?

Подобрав ключ нужного размера, Каппа провернул его внутри тяжелого замка, и клетка тут же отворилась.

– А теперь ешьте, все-таки я сам готовил эту еду для вас.

– Сам?! – воскликнули дети в один голос, это насторожило их не меньше, чем новость о том, что лягушонок станет им прислуживать.

– Да-да, не удивляйтесь. Каппа обладает множеством чудных талантов, – сказал он, протягивая поднос со странными синими яйцами неизвестного происхождения.

Арин сглотнула накопившуюся от голода слюну и неуверенно протянула руку к еде. Есть ей хотелось больше, чем размышлять о том, съедобно ли то, что принес им Каппа. Дети последовали ее примеру, и все разом накинулись на поднос.

– Только хочу заметить, у нас это угощение принято раскалывать сверху и выпивать содержимое, – доброжелательно улыбнувшись, сказал лягушонок, стараясь сохранять спокойствие даже в подобном, весьма уязвимом положении.

Опасения были напрасны, яйца оказались довольно питательными, но вкус у них практически отсутствовал. Так что даже такое весьма заносчивое существо не смогло испортить их своей готовкой.

– Боюсь спросить, а чьи это яйца? – неуверенно произнесла Ниса, выпив содержимое тонкой синеватой скорлупы до дна.

– О, совсем забыл, что вы ничего не смыслите в кулинарии, – коротко усмехнулся Каппа, собирая остатки трапезы из рук ребят. – Это не яйца, а паразиты болотного угря вида Моноптерус.

Довольные лица детей резко посерели, только Девин остался по-прежнему довольным скорой трапезой.

– Лучше бы не спрашивала, – вздохнула Ниса, прижимая крохотную белую ладошку ко рту.

– Да ладно тебе. Все-таки Каппа старался приготовить для нас что-то необычное, – легонько толкнул ее в плечо Девин. – А там какая уж разница, яйца это или что-то похуже.

– Легко тебе говорить, – откашлялся Фиц. – Тебя ничем не отравишь, даже крысу без задней мысли сожрал.

Каппа, довольный проделанной работой, поспешил удалиться из клетки, но пообещал вскоре вернуться.

– Ну, теперь рассказывай, Бран, чем так провинился этот бедный лягушонок? – спросил Девин, как только Каппа скрылся за покосившимися от болотной влаги домишками.

– Действительно, мне показалось, что ты что-то от нас скрываешь, – кивнула Арин, подбирая под себя пухленькие короткие ножки. – Разве можно утаивать что-то от друзей?

Этот вопрос застал Брана врасплох. И действительно, почему он не хотел делиться с ними тем, что так его гложет? Тем, что он, по сути, выиграл счастливый билет и имеет законное право расспрашивать Морлея, о чем ему вздумается? Ответ был довольно прост: они не поймут, никто его не поймет. Если он расскажет об этом своим товарищам, то у них возникнет естественный вопрос: почему он не спрашивает о том, как целыми и невредимыми добраться в их родную деревню, в их Ардстро? В понимании юноши это был самый несущественный вопрос из всех возможных. Он более охотно узнал бы о том, почему Морлея мучает бессонница, нежели о том, как им добраться домой.

«Нельзя говорить. Они не поймут», – кружились причудливым танцем мысли в голове юноши. Действительно, как им понять то, почему его так сильно заботит Салфур? Почему он вовсе не спешит вернуться домой? Он знал ответ, но боялся произносить его вслух, понимая, что отчасти Фиц в чем-то был прав на его счет.

– Честно, я понятия не имею, что такого он натворил, – солгал Бран, стараясь говорить как можно более убедительным тоном. – Просто провинился в чем-то перед хозяином Топи, а тот отчего-то решил, что я должен вершить его судьбу, – он повернул голову в ту сторону, откуда по маленькому болотному городку медленно разливался свет, стараясь спрятать покрасневшие от стыда щеки.

– Ну да, он довольно неприятный тип, но все же мне его жаль, – сказал Девин, слегка улыбнувшись. – Кажется, этот Морлей вертит им, как хочет, но это нас не особо должно волновать. Главное – поскорее возвратиться в Ардстро. Верно говорю?

Дети закивали в ответ, только Бран так и не повернул головы. Врать ему приходилось не впервой, но сейчас это давалось ему сложнее обычного, словно с каждым днем, прожитым бок о бок с товарищами, он становился на чуточку более человечным.

– Осталось всего три дня, и мы сможем уйти отсюда, а потом и покинуть этот лес, – весело сказала Арин, искренне улыбаясь всему миру. – Мне так хочется крепко обнять маму.

– Не знаю, что там до мамы, но мне больше всего хочется подышать нормальным, не затхлым воздухом, – безучастно бросил Фиц, закидывая ногу на ногу. – Не понимаю, как эти монстры могут дышать смрадом всю свою жизнь?

Ребята хором засмеялись. Кажется, ненароком, но Фиц поднял всем настроение. Затем разговоры между ними поутихли, и дети отправились каждый в свой угол, ожидая скорого возвращения Каппы.



Как оказалось, до того, как вернуться к ребятам, Каппа успел побывать у самого Конунга Морлея, к которому его сопроводил стражник Сар. Разговор их был совсем недолгим и, как показалось Каппе, слегка натянутым, будто Морлей все еще таил обиду на лягушонка. Говорили они лишь о Бране и о том, как следует порадовать так сильно приглянувшегося хозяину Топи сказителя. Сошлись на том, что перед тем, как мальчика отведут к Конунгу, под присмотром Каппы он и один из его друзей смогут насладиться короткой прогулкой по окрестностям болотного городка. Лишь после этого лягушонок смог вернуться к ребятам и поведать им чудную новость.

– Вот видишь, сказитель, какой Каппа благородный. Смог испросить у самого Конунга такой подарочек для тебя, – бил себя в грудь лягушонок, улыбаясь во весь свой огромный рот. – Он был, конечно, против. Говорил, что ты недостоин такой чести, но я бесстрашно оспаривал его слова, настаивал на своем, понимаешь ли.

Бран закатил глаза, осознавая, как в действительности обстоял разговор подобострастного лягушонка и его повелителя.

– Ну уж нет! – выкрикнул Фиц, недовольно сморщив высокий лоб. – Почему это ему все, а нам ничего? Поведите меня к этому вашему Морлею, да я ему за минуту придумаю небылицу в сто раз более интересную! – заверял он.

Однако всем ребятам было понятно, что это лишь пустые слова.

– Так это же чудесно! – обрадовалась Ниса, стараясь скрыть раздражение, направленное на Фица. – Я так давно не разминала ноги.

Девин утвердительно кивнул, а Арин лишь легонько вздохнула.

– Вы, конечно, как хотите, но я пас, – сказала рыжеволосая девочка, скрестив руки на груди. – Не то чтобы я боялась местных жителей, просто не имею ни малейшего желания попасть под раздачу какой-нибудь злобной жабе.

– Но-но, мисс, попридержите свой острый язычок! – Каппа грубо перебил Арин. – Народ Топи куда более вежлив, чем уродливый человекообразный люд, живущий в этой вашей деревушке!

– И вовсе нет, – хмыкнула девочка, задрав веснушчатый носик. – В Ардстро люди добрые и не могут причинить никому никакого зла, в отличие от этих ваших ящериц, жаб и прочих скользких, зеленых…

– Не продолжай, Арин, ты сейчас его с ума сведешь, – цыкнул на рыжеволосую девочку Девин, увидев, как волосы на макушке лягушонка затопорщились, а мордочка тотчас посинела от злости. – Не обращайте внимания, она просто очень пугливая, – натянуто улыбнулся юноша.

– Надеюсь на это, иначе я бы решил, что у нее мозг меньше, чем у этого белобрысого уродца, – бросил Каппа, глядя на раздраженное круглое лицо Фица.

Бран не смог сдержать смеха. Ситуация была настолько нелепой, что короткие смешки буквально рвались из его рта наружу. Каппа и Фиц были практически одного поля ягоды, с тем лишь исключением, что Каппа – лягушка, а Фиц больше походит на хорька.

– Смейся-смейся, олух, – фыркнул светловолосый юноша, приспустив свои белесые веки. – Посмотрим, кто будет смеяться тогда, когда мы выберемся отсюда, и я как следует надеру тебе шею!

– Достаточно уже ругани, давайте лучше решим, кто пойдет на эту небольшую прогулку вместе с Браном, – сказала Ниса, в душе желая, чтобы выбор пал именно на нее.

– Тут еще кое-какой момент, – прокряхтел Каппа, прижав лапку ко рту. – Сказитель сам должен решить, кто именно пойдет с ним.

– Но я не хочу, то есть не могу выбирать кого-то одного, – сказал Бран, глядя на самодовольного лягушонка. – Ведь все, кроме Арин, хотели бы прогуляться вместе со мной, я думаю… – добавил он виновато.

– Ой, кажется, кто-то возомнил себя черт знает кем, – фыркнул Фиц, презрительно глядя на Брана. – Не такой уж ты интересный, чтобы тратить на тебя свое время.

– Прекрати, Фиц! Какой же ты все-таки негодяй, не перестаю удивляться, – недовольно буркнула Ниса, а затем пару секунд подумав, заявила: – Давайте так: чтобы никому не было обидно, попросим сэра Каппу нам помочь.

– Меня? – удивленно воскликнул лягушонок, не скрывая того факта, что приставка «сэр» ему очень даже льстила.

– Да, вас, – кивнула Ниса. – Я попрошу вас взять три одинаковых прутика и сделать коротким один из них, а затем зажать между перепонками так, чтобы сверху все прутики были одной длины, – оживленно тараторила девочка. – Кто вытянет короткий, тот и пойдет с Браном на прогулку.

– Арин, ты точно не хочешь сыграть с нами? – спросил Девин, обратившись к рыжеволосой подруге.

– Нет, точно не хочу, – заверила его девочка.

И уже спустя пару мгновений, Каппа держал в зеленой лапке три прутика, ожидая, когда все эти странные человеческие игрища подойдут к концу.

– Давайте все разом, – сказала Ниса, обратившись к друзьям. – Я чур беру правую.

Девин, Фиц и Ниса в один миг вытащили из мокрой лягушачьей лапки понравившиеся прутики.

– Эх, у меня длинная, – выдохнула Ниса, надув румяные щечки.

– И у меня такая же, – вторил ей Девин, приближая и отдаляя от глаз кривую деревянную палочку. – Значит, короткая у…

– У меня, – безучастно бросил Фиц и, поднявшись с сырой болотной почвы, произнес: – Ну что, олух, пройдемся?

Глава 12



Бран и Фиц вышли из высокой деревянной клетки и под строгим наблюдением Каппы медленно пошли в сторону сырого болотного городка, где повсеместно слонялись странные на вид жители Топи. Они внимательно изучали их своими выпученными от страха глазами, тыкали в юношей скользкими от тины пальцами и уводили подальше своих малых детей, опасаясь того, что заключенные смогут причинить им вред.

Крупная зеленая лягушка, тряся своим огромным брюшком, приблизилась к путникам и на ломаном языке громогласно вскрикнула:

– Они жи… Они… Человечишки! Грязные животные, которые должны быть в клетке!

Каппа шепнул ей что-то невнятное и она тут же поспешила удалиться с глаз Брана и Фица, остававшихся в легком недоумении.

– Каппа, что ты ей сказал? – обратился к нему Бран.

– Не бери в голову, у тебя в ней и без того пусто, – отмахнулся лягушонок и слегка отстранился от юношей, чтобы оказаться впереди них и контролировать желчь и ненависть горожан Топи.

– Слушай, Фиц, я бы не хотел… – начал было Бран.

Приземистый паренек лишь едко шикнул на него и, прислонив руки к груди, сказал:

– Знаешь, я даже рад, что нам представилась возможность поговорить тет-а-тет. С глазу на глаз, – светловолосый юноша свел брови над переносицей, всем видом демонстрируя Брану явную недоброжелательность.

– Я тоже, – парировал Бран, сам не зная, почему эта прогулка должна принести ему удовольствие.

– Ну, тогда послушай меня и заруби себе на носу: Ниса – моя будущая жена, и ежели мы выберемся отсюда и попадем в Ардстро, я как следует проучу тебя за то, что ты посмел… посмел так с ней обходиться.

Бран слегка потупил взгляд, но совсем не струсил перед этим крепким задирой.

– А как я с ней обхожусь? Сейчас мы все связаны одной прочной канатной веревкой, если ты понимаешь меня, конечно, – сказал юноша, исподлобья глянув на ворчливого товарища. – И, честно говоря, я и сам не понимаю, выберемся ли мы отсюда вообще.

– Смотрю, мое заявление тебя ничуть не удивило, – хмыкнул Фиц, медленно шагая вслед за Каппой. – Кажется, ты и сам не прочь остаться в этом чертовом лесу, потому что у тебя просто нет выбора, – едко усмехнулся юноша.

Брану на секунду показалось, что он знает много больше о нем, чем другие дети.

– Я не хочу… то есть зачем мне желать остаться здесь, когда каждое мгновение нас подстерегает жестокость, боль и, возможно, даже смерть… – неуверенно сказал Бран, запустив грязные пальцы в свои густые черные волосы.

– А потому что ты один из них. Думаешь, я совсем идиот и не вижу того, как ты пользуешься этой ситуацией, дабы утвердиться, – ненавязчиво бросил Фиц. – О нет, к сожалению или к счастью, я знаю о тебе все. И хоть ты и пытаешься обмануть остальных, на меня твои уловки не действуют, потому что я знаю, кто ты на самом деле.

Бран испуганно взглянул на Фица, легкий холодный страх поселился у него в душе.

– Знаешь что? – произнес он слегка дрожащим голосом.

– Ты – дитя порока. Тот самый сирота, о котором все толкуют, – едкая усмешка засияла на круглом лице светловолосого юноши и, сплюнув на пол вязкую слюну, он продолжил: – Мой отец когда-то рассказывал мне о том, кто ты такой на самом деле. Думаю, ты и сам уже догадался, кто мой отец, – продолжал грязную игру мальчик. – Кэр Кэмпбелл. Не припоминаешь такого?

Бран съежился. Оказывается, Фиц знал обо всем с самого начала, но умалчивал, стараясь найти подходящий момент и воткнуть острый кинжал в душу одинокого сироты.

– Поэтому ты и не хочешь убираться отсюда. Здесь у тебя есть преимущества, которые сойдут на нет, как только ты вернешься в деревню. И уж поверь мне на слово, Ниса забудет тебя, как только мы пересечем черту запретного леса, – победно сказал Фиц, продолжая сжимать руки на своей крепкой груди. – На самом деле ты никакой не спаситель, а всего лишь мелкий, мерзкий и никому ненужный сирота. Тебя даже собственная мать не смогла вынести и поко… – хотел было договорить Фиц.

В этот момент внутри у Брана загорелось что-то с такой силой, с такой неимоверной мощью, что он, не раздумывая ни секунды, бросился на парня и стал колотить его кулаками. Животное внутри нашло выход в неимоверной агрессии, что понемногу собиралась в груди юноши. Не сдерживая этого обжигающего пыла, он буквально желал разорвать Фица, вырвать его длинный язык, сорвать с него эту едкую ухмылку.

– Боже мой, что вы творите?! – вскрикнул на латыни Каппа, подходя к кувыркающимся на земле юношам и стараясь развести их по разные стороны.

Увидев эту кровожадную битву, жители маленькой Топи стали собираться вокруг них, кричать и улюлюкать. Они желали того, чтобы эти мерзкие человечишки разорвали друг друга, превратились в кровавое месиво и оставили после себя лишь зубы, черепа и прочие части тела.

– Убирайтесь отсюда, идиоты! Иначе я все расскажу нашему Конунгу! Кыш! Брысь! – выкрикивал Каппа в образовавшуюся толпу зевак, но это мало помогало. Хлесткие удары, гул и крики продолжали нарастать, пока лягушонок вдруг внезапно не закричал, подобно злому хищнику: – Если не прекратите сейчас же, то обещаю, Морлей повесит на площади кого-то из ваших друзей! Сегодня же!

Лишь после этой страшной угрозы ярость медленно сползла с Брана, оставив лишь горькое сожаление. Но как только он перестал колотить Фица, тот сразу почувствовал слабость своего оппонента и ринулся на парня с новой силой, из жертвы превратился в кровожадного охотника. Он бил Брана кулаками по щекам и шее, тот лишь протяжно всхлипывал, не находя в себе более сил, потому что ужасно боялся того, что над Нисой, Девином или Арин смогут совершить ужасный суд. Фица же это вовсе не страшило.

– Ты мерзкий, отвратительный урод! – выкрикивал светловолосый юноша, нанося удар за ударом. – Я хочу убить тебя! Да! Я сейчас же положу конец твоей никчемной жизни!

Каппа носился из стороны в сторону, кричал, умолял юношу остановиться, но тот был непреклонен. Затем Каппа достал откуда-то из складок одежды длинный свисток и со всей силы дунул в него. Тонкий писк пронесся по всей болотной Топи и спустя пару минут в толпу ворвались ящероподобные стражи во главе со строгим Саром.

– Мы отведем их к Морлею. Он должен наказать виновных! – вскричал Сар, разняв юношей и связав им руки за спинами толстой канатной веревкой. – Молись, маленький ублюдок! Ты напал на сказителя! – выкрикнул ящер, со злобой глядя на Фица.

Тот лишь отдышался и плюнул в лицо Брану.

– Этот урод заслужил трепку! Его жизнь ни стоит ни руты, – ядовито выкрикнул он. Пыл, разгоревшийся в его крепкой груди, не давал ясно осознать своей необратимой ошибки и почувствовать страх, сопровождаемый будущим наказанием.

Стражи разогнали теснящихся бок о бок зевак и повели юношей в алый, закрытый от непрошенных глаз шатер Конунга Морлея.



Сар рассказал властителю болотной Топи о произошедшем, говорил он торопясь, но тихо, и Бран не смог разобрать таинственных слов, сказанных Морлею ящером. Вся реальность была покрыта тонкой вуалью белесого тумана, и юноша отчаянно пытался прийти в себя, дабы не упустить ни одной важной детали, ни одного сказанного слова.

– Мой повелитель, вся Топь узрела кровожадность и алчность людской сущности. Не поймите меня неправильно, но даже семейство Рана видело это ужасное, совершенно отвратительное побоище, – склонив увесистую голову, сказал Каппа. – Могут начаться волнения, неприятности, которые, не дай бог, смогут нанести ущерб вашей чистейшей репутации.

Морлей строго посмотрел на лягушонка, но отвечать не спешил. Кажется, произошедшее его крайне разочаровало, потому как спокойный взор снежно-белых глаз сменился зловещей угрюмостью.

– Мне все совершенно ясно, – громогласно сказал Морлей и, приподнявшись со своего трона, приблизился к мелко дрожащему от страха Фицу. Резким движением крепкой ладони ухватился за его маленький подбородок и внимательно посмотрел в светло-голубые глаза. – Зачем ты поступил так с моим смиренным сказителем?

Фиц немного отшатнулся. Первая встреча с Конунгом привела его в абсолютный шок и подбирать слова было довольно-таки трудно.

– Он первый начал! – выкрикнул он дрожащими от ужаса губами.

– Даже если так, неужели ты не знаешь, что этот юноша – единственное, что препятствует вашей смерти? Он – нить, которая помогает вам оставаться в живых, – выдохнул старец и, повернув голову, с печалью в голосе обратился к Брану: – Прости меня, сказитель, но я вынужден нарушить наш уговор.

Юноша побледнел. Его руки, связанные за спиной, похолодели, а язык словно совсем онемел. Неужели Морлей собирался казнить Фица? А, может, и всех его друзей? И он был этому виной. Именно он, Бран, поддался на жалкую провокацию и начал абсолютно бессмысленную бойню.

– Что вы хотите этим сказать? – выпалил Бран, дергаясь в удерживающих его лапах одного из стражников, подобно речной рыбе, выброшенной на сушу.

– Я хочу сказать, дитя мое, что завтра же на рассвете на площади нашей Топи над этим уродливым отродьем пройдет казнь повешением, – совершенно будничным тоном произнес Конунг и вновь последовал в сторону своего огромного, сверкающего в отсвете горящих факелов трона.

– Вы не можете так поступить! Вы мне обещали! – выкрикнул Бран, глядя в отстраненное лицо Морлея.

Но Конунг, казалось, вовсе не хотел слышать криков, мольбы, а уж тем более упреков, обращенных в его сторону.

– Ежели я не казню его, моя власть и мое влияние на Топь и ее жителей может с легкостью прекратиться. А я этого совершенно не желаю, – добродушно ответил Конунг, будто казнь для него была чем-то совершенно обыденным, не требующим особого внимания и эмоциональной отдачи. – К тому же у тебя остаются трое товарищей, как и вопросов. Это совершенно удивительно, не правда ли? – хохотнул Морлей так громко, что по шатру прошлось гулкое эхо.

Фиц открыл рот в попытке закричать, но слова никак не могли сорваться с его тонких, иссушенных жаждой губ. Он вертел головой, всхлипывал, пытался дергаться в попытке освободиться из лап стражей, но все было совершенно напрасно. Неожиданно юноша заплакал. Слезы стекали ручьем с его окровавленных щек, катились по лицу и разбивались о каменный пол огромного, залитого светом шатра. Затем резко, словно отчаявшееся дикое животное, он ненавистно впился взглядом в сконфузившего и потерявшего всякие силы Брана. Фиц ненавидел его всей своей душой, желал ему смерти и ужасных мук, но почему-то это чувство обратилось против него и вскоре должно было лишить его не только какой-либо силы, но и жизни.

– Этого ты хотел?! Хотел моей смерти, поэтому напал на меня с кулаками! Ты такой же, как и вся твоя проклятая семейка! Как и твоя мать, которая даже не захотела воспитывать тебя! Скажи хоть слово, ты, отброс! – выкрикивал Фиц, даже не стараясь притупить полыхающие внутри него эмоции.

– Увести! – приказал Морлей, махнув огромной рукой в сторону выхода.

Стражи вмиг повиновались ему, взяв обоих юношей под руки. Брана отвели обратно в оставленную им клетку, а Фица – в сырое подвальное помещение, дабы он не посмел сбежать от неминуемой кары.



Когда Бран поведал товарищам о случившемся, с их лиц несколько минут не сходило выражение праведного ужаса и шока. Впервые он увидел то, как проявляется истинное человеческое страдание. Арин рыдала, носилась по клетке и просила Каппу освободить ее. Ниса умолкла и таращилась в угол. Девин лишь угрюмо поглядывал на Топь из-под тени густых каштановых ресниц.

– Мы не можем так это оставить, слышишь?! – Девин схватил Брана за узкие плечи и стал с силой трясти. – Что нам делать?! Как нам его спасти?! – выкрикивал смуглый юноша, стараясь сохранять душевное равновесие, но у него совершенно не выходило.

– Я не знаю, – с сожалением выдохнул Бран и, опустив голову, стал размышлять над тем, что в этой ситуации вообще возможно было сделать.

Ответ пришел не сразу, он витал где-то в глубине его сознания, а юноша тщетно пытался за него ухватиться. Часть его души, которая была склонна к проявлениям искренности, любви и прочего человеческого, подсказывала ему молить Конунга о пощаде, а если это не поможет, то смириться с ожидаемым Фица наказанием. Но другая его часть, именно та, которая и спровоцировала в нем желание растерзать Фица на месте, говорила совсем иное. Она манила к себе, вязко шептала на ухо и призывала юношу отречься от всего земного, идти по головам.

Просидев безмолвно несколько долгих, мучительно тянувшихся минут, Бран встал и стал расхаживать взад и вперед, стараясь не только закрепить найденную им мысль в подкорке, но и развить ее, дать ей крепкую опору: четкое начало и не менее четкий конец. Решение было принято, оставалось лишь поведать обо всем своим товарищам, которые до сих пор не могли прийти в себя.

– Эй, Каппа! – выкрикнул юноша, обращаясь к задравшему нос лягушонку. – Принеси нам еды, мы очень проголодались.

– Может быть, еще с опахалом постоять возле тебя? Ну уж нет! Ужин есть ужин, и вы будете ждать его, как и все остальные, – ворчливо заявил Каппа, скрестив руки на груди.

– Ну тогда я расскажу Конунгу Морлею, что ты меня ослушался. Знаешь ли, завтра состоится казнь и, возможно, не одна, – загадочно сказал Бран, внимательно изучая испуганного лягушонка взглядом. – Так что? Принесешь нам поесть?

Каппа с раздражением посмотрел на Брана, затем, пихнув плоской ступней лежащий рядом камень и ворча себе под нос, отправился за снедью.

Когда лягушонок скрылся в тумане болотного городка, Бран подошел к своим товарищам и важно произнес:

– У меня есть план. И сейчас вы должны очень внимательно меня выслушать. Арин, прошу тебя, перестань кричать и плакать, это мало чем может помочь, – заключил Бран, трогая пальцами ссадины на своем потрепанном после боя лице.

Он очень подробно, не упуская ни малейшей детали, рассказал им, что именно нужно делать для того, чтобы освободить Фица, а затем всем вместе покинуть Топь.

– Но разве это возможно? – возразила Ниса, с надеждой глядя на воодушевленного Брана. – Он же начнет кричать и…

– Не начнет, поверь мне, я знаю кое-что, что поможет нам его приструнить, – ответил Бран, с опаской озираясь по сторонам.