Buch lesen: «Посвященная. Как я стала ведьмой»

© Марченко Д.В., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

Моей матери, Матери, всем моим сестрам, братьям по всему миру, всем нашим основателям с начала времен: целителям, провидцам, возлюбленным, художникам, предсказателям, изобретателям, мудрецам: Я вижу вас, я люблю вас, я чту вас…

Предостережение

Эта книга – алхимическая смесь из мемуаров, мифологии, манифеста, теории, видений и снов. Как и в мечтах, иногда необходимо искривлять время, совершать огромные скачки между событиями. Мне пришлось оставить некоторые истории в своей Книге теней, чтобы рассказать их в другой раз. Иногда некоторые персонажи из мифологии, знакомые тебе, могут принимать различные своеобразные формы. Все это вполне ожидаемо в книге, написанной ведьмой. Насколько нестандартными, оригинальными, алхимическими эти истории могут быть, настолько же они и правдивы.

Я была с вами с самого начала, И Я всегда буду рядом, Пока у вас есть желания

Дорин Валиенте, «Наказ Звездной Богини», в адаптации Звездного Ястреба

И вот, я, Женщина, собираюсь взорвать Закон: взрыв, отныне возможный и неотвратимый; позволим ему сбыться, прямо сейчас, в речи

Элен Сиксу, «Смех Медузы»

Пролог

 
когда вы больны
и в шаге от смерти
вот что нужно сделать
найдите место встречи
перекресток
под звездами
путь к духовным знаниям
говорящий, что это – то самое место
действительно то самое место
с множеством уровней
ложитесь здесь
 

Энн Уолдман, «Хитрости феминизма»¹

«Ищи три звезды, которые создают Пояс Ориона». Я сощурилась от света звезд, ведя пальцем вдоль линии инструкций, которые я написала в Книге теней – книге, куда ведьмы вносят свои любимые заклинания. В одиночестве, на перекрестке, в самом сердце пустыни Мохаве, – мой призыв был адресован созвездию Ориона. В ночи я пропела: AŌTH ABRAŌTH BASYM ISAK SABAŌTH IAŌ².

Меня обжег горячий порыв ветра с приграничных к Мехико земель. Свечи в лампадках зашипели и погасли. Я сжала в руке страницы блокнота, опасаясь, что они исчезнут в призрачных кустарниках, окружавших меня со всех сторон. Я появилась в пустыне, чтобы исполнить Безрассудный обряд, таинственный кусочек церемониальной магии, в котором ты провозглашаешь себя богоподобной. Ты можешь воззвать к богине Изиде, чтобы она вошла в тебя, ты говоришь ее голосом: «Я та, что заставляет молнии сверкать, а гром – греметь, я та, чьи капли пота падают на землю дождем, чтобы зародилась жизнь».

Я была здесь, потому что не хотела, не могла больше играть по правилам, сохранявшим положение вещей такими, какие они есть. С меня довольно. Довольно поражений.

Безрассудный обряд должен был стать для меня последним в цикле магических посвящений, начавшихся с самого моего рождения. Босиком и практически голая; платье из стопроцентного хлопка, в которое я облачалась во время одиноких ритуалов, хватало меня за ноги, словно волки в ночи. Я стояла под сводом возвышающихся, словно башня, красных камней, теплых на ощупь. Каждый из них был возрастом в миллион лет и по-прежнему излучал среди ночи солнечное тепло.

Колючие поля прыгающих кактусов³, сверкающие в свете звезд, создавали море вокруг меня, желая выскочить из него и проткнуть мои босые ноги своими шипами. Это были опасные земли. Гремучие змеи и койоты прятались в непроглядных ежевичных зарослях.

Но куда больше меня беспокоили местные обитатели – испорченные метамфетамином молодые люди, мачо на чудовищных внедорожниках с мощными двигателями, завывающих от жажды крови в просторах пустыни.

Как и большинство девушек и женщин, ведьмы знакомы с демонами мира мужчин. Они преследуют нас повсюду. Даже в дикой пустыне мы не можем быть наедине со своими ритуалами. Незваная тень насилия падает на нас, и для многих даже ее отголоска – жизни с предупреждениями о том, что надо быть осторожным, скопления маленьких и больших обид – достаточно, чтобы удерживать нас дома, «в безопасности» под покровительством патриархальных богов.

Всякий раз, как я видела свет фар, скользящий вдоль горизонта, или слышала низкое рычание мотоциклов, отражавшееся от стен каньона, я боролась с желанием убежать и спрятаться. Но плохие парни, которые считали себя властелинами мира, не могли разлучить меня с моей магией. Я была там из-за принципа. Из-за убеждения, что можно создать такой мир, в котором мне хотелось бы жить. Мир, в котором ведьмы увеличивают свои силы в пустыне. Мир, где женщина может петь гимны Богине, находясь за много километров от цивилизации, и не беспокоиться, что на нее нападут.

Поэтому я читала нараспев заклинания и орошала красную почву возлияниями. И старалась не думать о том, что мне никогда не доводилось использовать свою магию против мужчин, у которых, уверена, имелось оружие. Я всегда придерживалась правила делать те вещи, которые пугали меня.

Посвящение – это начало, ритуал прохождения, церемония, которая знаменует собой в каком-то роде продвижение вперед, во взросление или новую форму знания. Во время моей церемонии посвящения в колдовство на мой тринадцатый день рождения мы с мамой сидели с мотком красной нити, связывая вместе наши запястья, в кругу матерей и дочерей нашей общины. Названная Ритуалом роз из-за розовых палочек, которыми матери слегка касались наших свежих юных щек, церемония проводилась для девушек-ведьм моего ковена, которые посвящали свои жизни Богине и друг другу. Мерцали красные свечи, и дыхание детей наполняло комнату, подсвеченную мерцанием красных свечей и украшенную букетами роз и гирляндами папоротника.

Женщины и девочки согревали ее словно угольки; мы были здесь, чтобы отметить нашу кровь, эту силу жизни, бежавшую по венам обратно к началу всей жизни на земле, дорогу, несущую нас вперед, в неизвестное будущее, которое мы должны создать себе самостоятельно. В ту ночь мы распевали имена наших матерей-основательниц, с того самого начала во мгле истории, которого нам только удавалось достичь.

Когда мы наконец произнесли имя моей матери и затем мое, мы воспользовались ножницами в качестве атама⁴ – церемониального ножа, – чтобы перерезать красную нить пуповины, связывавшую нас вместе. Теперь я была сама себе хозяйка, свободная женщина, вольная птица. Чтобы отпраздновать это, мы отправились на прогулку в заросший пригородный парк. Полнолуние превратило меня и моих подружек в силуэты, когда мы вприпрыжку, смеясь, бежали сквозь заросли.

Это было посвящение лишь на словах: я все так же оставалась девочкой. И моя жизнь была готова взорваться. С тех пор я познала, что куда более настоящий процесс инициации, чем формальная церемония, совершенная над тобой старшими, – это настоящий ритуал, который жизнь создает лишь для тебя.

Твоя жизнь посвящает тебя работе, которую только ты способна выполнить. Тебе необязательно быть рожденной матерью-ведьмой или же получить посвящение от высшей жрицы, чтобы стать ведьмой; достаточно уделять должное внимание тем урокам, которые Богиня преподает тебе с помощью твоего личного жизненного опыта, а затем восстать и начать действовать.

Более того, колдовство – не только для женщин. Оно и для мужчин, и для трансгендеров, и для волшебных существ, и для духов животных и всего сущего. Тебе не нужно обладать маткой и сталкиваться с менструацией, чтобы стать ведьмой. Ты можешь найти свою силу в том, кто ты есть. Однако я обращаюсь в этой книге к ведьме как к «ней», поскольку я женского пола, а еще потому, что эта книга – любовное письмо ко всем женщинам мира.

Если же ты не женщина, эта книга по-прежнему для тебя. Каждому избранному Богини здесь рады, даже тем, кто пришел «только спросить». В своей книге «Ритуалы и символы инициации» антрополог Мирча Элиаде говорит, что инициация полового созревания обычно начинается с акта разрыва. Дитя, разлученное с матерью. Персефона, которую утащили вниз, в царство теней. Жестокий процесс.

А в Древней Греции элевсинские таинства, ритуалы посвящения, выполнял буквально каждый. Посвященные клялись хранить тайну под страхом смерти, если вдруг они расскажут о полученном опыте.

В IV веке н. э. с севера пришли христианские захватчики. Они уничтожили храм в Элевсине, превратили остатки в прах и построили на развалинах свои церкви. Едва ли сохранились какие-то записи об элевсинских таинствах. Но мы знаем, что посвященные поклонялись Деметре, богине урожая, и Персефоне, ее незамужней дочери, которая была похищена владыкой подземного мира и вынуждена стать его «невестой». Готовы мы или нет, наши травмы тянут нас в преисподнюю, посвящая нас, часто против воли, в тайны секса и смерти, а порой, в итоге, если нам повезло, – в тайны перерождения. Но последнее возможно лишь в случае, если мы исхитримся сбежать из подземного мира. Стоит провалить этот обряд посвящения, и мы остаемся там, в ловушке, – не умершими тенями, раздавленными тяжестью храмов нашего тирана. Предоставленные самим себе, большинство девочек-подростков – уже прирожденные ведьмы, и я не была исключением.

Я играла в предсказания со сложенной бумагой и контактировала с духами с помощью доски для спиритических сеансов. Я позволяла духу Любовника владеть мной, когда зависала с друзьями. На вечеринках мы использовали ритмичные заклинания, чтобы поднимать друг друга к самому потолку одним только мизинцем. Мы носили кольца настроения, анкхи и пузырьки с кровью на шеях. Мир тогда был зачарованным местом для меня и моего маленького ковена девчонок-ведьм. Но, хотя моя мать и была ведьмой и я была посвящена в ведьмовство еще до того, как окончила первый год учебы в колледже, мне никогда не приходило в голову, что я тоже могу стать ведьмой. Что колдовство, возможно, будет моей профессией.

А в нашем мире, если в твою поддержку не создан благотворительный фонд, тебе придется получить профессию. Тебе необходимо работать. Это моральный долг и, судя буквально по всем взрослым из моей жизни, это означало, что ты будешь несчастлива. Восемь часов в день, пять дней в неделю, иногда даже больше, – и так, пока ты не выйдешь на пенсию, больная и измотанная. Именно к этому готовило меня начальное школьное образование, именно этого ждал от меня мир. И к тридцати годам я перепробовала чуть ли не все виды работы, которые может себе представить молодая девушка, и каждая так или иначе была ничтожной.

И все же, несмотря на это, я сопротивлялась установкам капиталистического мира мужчин. Моей конечной целью было избежать игры по неизменным правилам, которые так стремились лишить меня сил, оставить меня ничтожной и использовать мои с трудом накопленные ресурсы в свою пользу. Ты можешь сказать, что я хотела обмануть систему. Но всякий раз, когда мне казалось, что я нашла выход, я оказывалась в том же самом месте: в преисподней.

К тому моменту, как я появилась в пустыне, исполняя Безрассудный ритуал, была середина лета, я зарабатывала на жизнь в качестве ведьмы уже несколько лет и чувствовала себя куда более свободной и сильной, чем когда-либо.

В ближайшие месяцы после моего пустынного ритуала, всякий раз, как я настраивалась, я слышала Богиню, которая просила меня перестать прятаться в чулане и выйти в большую жизнь, выбить там место для нас, ведьм. Она говорила мне, что сейчас не время для того, чтобы дикой женщине зависеть от правил приличия. Это было время для того, чтобы мы начали действовать. Время для того, чтобы мы стремились вдохновлять других. Даже если мы боялись умереть или быть осмеянными. Даже если мы боялись, что это будет зря потраченное время, что мы проиграем, что нас будут осуждать или поймут неправильно. Ее милостью я обнаружила себя исполняющей ритуалы в музее искусств, дающей интервью газете «Лос-Анджелес таймс», спорящей о политике с учеными мужами – консерваторами на канале «Фокс-ньюз».

После этих выступлений, вперемешку с угрозами изнасиловать и обезглавить меня, приходили сотни писем от людей, благодарных мне за то, что указала им путь к колдовству. Читая лекции в университетах, я видела, как студенты, особенно молодые девушки, буквально выстраивались в ряд, с голодными глазами, сияющие, сжимающие свои блокноты, спрашивающие, как они могут начать практиковаться дома. Ведьмовство – это акт исцеления и акт сопротивления. Объявляя себя ведьмой, практикующей магию, ты имеешь все, что нужно, для провозглашения себя влиятельной, могущественной. Сама жизнь совершает над нами обряд посвящения в соответствии с нашими личными жизненными историями. Наши истории ведут нас к успеху в этом мире.

Каждое посвящение лишает нас чего-то и вместе с тем преподносит нам подарок. Если мы хотим познать себя полностью, мы обязаны подарить его миру. Я пишу эту книгу, потому что я знаю тебя, дорогая ведьма, я вижу тебя, где бы ты ни была, тянущая, словно одержимая демонами лошадь, сбрую, в которую тебя запряг патриархальный мир. Мы союзники, мы храним друг друга. И я надеюсь, что эта книга поможет тебе, так же как и твое существование, – даже знание о том, что ты существуешь, помогает мне двигаться вперед, раскрывать свой мир, делая его священным. Я вижу тебя в окружении камней, ищущего удовольствия дикого зверя с вытатуированным на всю грудь противостоянием этому миру. Я вижу тебя, обращенную лицом к луне, с ладонями, полными цветов пустыни. Ты – неприрученное существо, босоногое и соскальзывающее в транс. Вплетающее голос дикой местности в свои песни. Семена, сыплющиеся сквозь твои пальцы, восстановят землю. Твои обряды – акты любви и удовольствия. Ты – посвященная Богине Любви, даже если пока не знаешь об этом. Воспрянь духом, милая ведьма, потому что к концу этой книги ты будешь посвященной.

Глава первая. Фамильяры

Для большинства людей обыкновенная жизнь – так или иначе уже невольный процесс посвящения посредством огня.

Рудольф Штайнер, «Как достичь познания высших миров?»

Тело моей матери сопротивлялось желанию позволить мне прийти в этот мир, она знала, каким ужасным образом здесь обращаются с ведьмами. Тысячу лет назад моя мать отдалась бы в руки своих акушерок, воспевая гимны Гекате и крестив меня в ванне с полынью.

Десять тысяч лет тому назад я бы явилась в бытие прямо из болота, ведомая оленями, под серебряным сиянием убывающей луны. Но сейчас я пришла в этот мир в клинике при медицинском колледже возле Сакраменто, под светом флуоресцентных ламп, среди столпившихся в панике медиков-студентов, до сих пор воняющих пивом с предыдущего вечера. Они оказались не готовы к таким тяжелым родам. Всего лишь двадцатитрехлетнее, но уже прекрасно осведомленное о разрушающем влиянии материального мира, тело моей матери хотело сохранить меня внутри, где я была бы в безопасности. Шейка матки не расширялась, но я настаивала на появлении. Я требовала обретения свободы.

Я пиналась ногами и царапалась в ее водном мире, словно рептилия, до тех пор, пока пуповина не замоталась вокруг моей шеи. Я была перевернута в неправильную позицию. Когда воды у моей матери отошли, они оказались черными – я была готом куда больше, чем в подростковом возрасте. Моя мать помнит, как ее торопливо везли на каталке по коридору больницы. Мигающие лампы, трубка в руке. Молниеобразный зигзаг, показывавший мое сердцебиение, превратился в ровную линию. Минута, две, три, пять – мое сердце не билось. Богиня преисподней заявила свои права на меня как на свою собственность.

Я умерла, не родившись, я видела Ее лицо. У ведьм много богинь, и Геката главная над ними. Она – Хранительница перекрестков, она прорицательница, она знает тайны трав и умеет говорить с мертвыми. Поскольку она – Королева мертвых, она путешествует между мирами. Она стремительно передвигается по преисподней, рядом с ней черный пес. Она проникает в будущее, в прошлое, в тела, перемещаясь на крыльях ворона. Это была Геката, та, кого я увидела в утробе своей матери, борясь за свой первый вздох. Опыт смерти приводит тебя к колдовству. Богиня тянет тебя вниз, и там ты видишь ее лицо, и ты понимаешь, что не одинока в этом мире. Ты – дитя природы, и Она никогда тебя не покинет.

Моя мать тоже видела Гекату, в День матери, за пять лет до моего рождения, когда ей исполнилось восемнадцать. Она сплавлялась с друзьями по реке. Внезапно потеряв равновесие, она перевернулась, ее захватила бурлящая пена, и течение потащило ее вниз по реке, прочь от друзей, которые безуспешно пытались ее достать. Застряв между камней, она боролась, пытаясь всплыть, запаниковала, ударилась локтем об камень и сделала вдох. Вода заполнила ее легкие. Все вокруг словно замедлилось. Зеленый свет звал ее сквозь длинный спиральный тоннель. Когда она появилась там, Богиня была повсюду вокруг нее. Мама могла видеть на 360 градусов, во всех направлениях, лицо Богини: землю – яркую, сияющую! Неспешно плывя в атмосфере нашего мира, моя мать по-прежнему была собой, но вместе с тем как-то расширилась. Вскоре она увидела внизу группу людей, собравшихся вокруг бледной и безжизненной женщины, возле которой присел мужчина, колотя по ее ребрам. Моей матери было все равно. Мир вокруг нее сиял: живая, дышащая планета, омываемая светом.

При этом она опускалась все ниже и ниже, пока не очутилась нос к носу с бездыханным телом прямо под собой. Потом она почувствовала рывок. Словно на веревке, ее дернуло назад в тело, и первым ее чувством была ярость, что ее заставили вернуться. Она не хотела снова оказаться в человеческом царстве жестокости и предательства. Но вернуться была обязана: здесь еще оставались дела.

Когда я родилась и моя мать очнулась, она решила, что я мертва. Одна в больничной палате, живот разрезан и зашит черными нитками. Наконец появилась медсестра и положила меня ей на руки. Люди говорят, такого не бывает, но моя мать клянется, что, впервые открыв глаза, я улыбнулась. Умерев, прежде чем родиться, я была признательна уже только за то, что я есть в этом странном и прекрасном мире, за то, что смогу оказаться причастной к беседе с его красотой посредством колдовских ритуалов.

Моя мать говорит, что во время родов отец был в баре через дорогу, пьяный в хлам. Мой отец утверждает, что он находился в комнате ожидания, рыдая в ужасе оттого, что мы обе умерли. Так или иначе, шесть месяцев спустя моя мать решила уйти от него. Она забрала меня из скрытого в туманах фермерского дома с виноградниками, который они снимали в Северной Калифорнии, и привезла в крошечное деревянное бунгало на Центральном побережье в Сан-Луис-Обиспо. Одно из моих первых воспоминаний: мама стоит над котелком с кипящей водой в нашем маленьком жилище, распевая благословения макаронам с сыром.

Колдовство существовало всегда. Определение произошло от староанглийского wicce, произносимого как witch: мудрая, ведающая женщина. Она практикует искусство прорицания и распевает заклинания, она знает секреты трав и способна говорить с духами. Слова wit – разум и witch однокоренные: «знать, понимать, быть личностью интеллектуальной». Этимология слова witch отсылает нас к северноевропейскому шаманству. Это исток слова, хотя ведьмовство практикуется повсюду в мире, людьми всех народностей. Не нужно иметь северноевропейское происхождение, чтобы быть ведьмой. На испанском «ведьма» – brujeria, в афро-американской народной магии ее зовут conjure, на итальянском «ведьма» – это strega. В мандаринском наречии Китая это слово звучит как wūpó. Ведьмы существуют сквозь века и пространство. Колдовство объединяет людей, занимающихся магией по всему миру, вместе, для достижения высших целей справедливости, свободы и чествования жизненных сил земли.

Ведьмовские гены проходят сквозь всю мою родословную. Эйлин, что значит «лесной орех», плод кельтского дерева мудрости, – второе имя каждой первой дочери в моем роду с самых давних времен существования страны. Моя мать практиковала колдовство, даже когда она еще не знала, что это вообще такое.

Вероятно, женщины Северной Европы перестали так себя называть в тот самый момент, когда признание в ведьмовстве означало, что тебе тут же вырвут язык. Поэтому моя мать звала себя активисткой, когда я была ребенком. Годы спустя она сказала мне, что считала общественный активизм и колдовство двумя частями одного и того же обычая – служения Богине. С малых лет она хотела защищать женщин и детей. Принадлежащая богине Деметре еще до моего рождения, мама отождествляла себя с архетипом Матери.

В возрасте около двадцати лет, во время Вьетнама, моя мама присоединилась к движению «Матери за мир», протестуя против войны. Затем, когда война окончилась и активисты обратили свое внимание на предотвращение разрушения Земли, она последовала за Матерями и туда. Мне было около пяти лет, когда, по моим воспоминаниям, она взяла меня с собой в Каньон дьявола: неясные очертания завода по производству ядерной энергии, построенного на берегу Тихого океана, на линии активного геологического разлома. Матери притащили на побережье латунную кровать с муслиновым балдахином. На кровати капиталист с оголенным черепом вместо головы, в цилиндре и смокинге, насиловал свою невесту, наивную девушку в белом, – эдакая аллегория на людей Центральной Калифорнии, которые были буквально в одной постели с собственным злым роком. Моя мать тогда еще не знала ее, но Звездный Ястреб⁵ (праматерь Регенерации, движения ведьм того времени, чья книга «Спиральный танец» запустила процесс возрождения культа Богини) присутствовала на этом протестном движении. Позднее они встретились, но уже тогда они обе служили одной Богине – самой Земле.

Люди подстрекали мою мать отшлепать меня. Я была чересчур буйной, говорили они. Во время полуденного отдыха они видели, как я танцую во дворе. Я хотела носиться по траве, делать восхитительные короны из можжевельника, распевать свои тщательно продуманные магические заклинания в честь солнца, луны и света на листьях. Несмотря на то что администрация школы вызывала мою мать далеко не единожды, я отказывалась носить что-либо, кроме своей фиолетовой футболки с единорогом, – каждый день на протяжении целого года. В отделах магазинов я пряталась в таинственных кругах, состоящих из стеллажей с одеждой, заматываясь в расшитые блестками шарфы и шепча предсказания испуганным посетителям, когда они проходили мимо, держа в руках свои корзины.

Я дерзила взрослым. Секретарь в приемной школы сказала моей матери, что я самая большая грубиянка, которую ей доводилось встречать. Она не упомянула при этом, что сама виновата: она осмеяла мою подругу за то, что та обмочилась прямо в штаны, и приказала мне заткнуться, когда я начала с ней из-за этого ругаться. Поэтому я заявила секретарю, что ей нужно подать пример и заткнуться самой. Несмотря на это, моя мама отказалась бить меня. Мир, в котором я родилась, был уже достаточно жесток, сказала она. Ее избивал собственный отец. А одну из моих детских подружек убил собственный отчим: он затолкал ей в глотку кетчуп, а затем швырнул прямо в стену за то, что она отказалась съесть свою порцию оладьев. Уже в детстве я знала, что мне нужно найти место, где «закон отца» не сможет меня достать.

Дети не просто верят в магию – они живут ею. Ранние детские психологи, такие как Бруно Беттельгейм, были убеждены, что дети по природе своей анимистичны. Дети видят солнце, луну, реки, животных, деревья и камни как живых разумных существ. Все, что движется, – живое, а движется все. Атомы жужжат, планета вертится. Ничто не пребывает в состоянии покоя. Каждая частичка вселенной колеблется, приводимая в движение Духом.

Рене Декарт, образец западной философии и прародитель Просвещения, прежде всего известен аксиомой cogito, ergo sum – «Я мыслю, следовательно, существую». Но, возражал он, существование всего прочего должно подвергаться сомнению. Земля может оказаться уловкой. Твой любимый может в действительности не быть с тобой. Все остальное – миражи, но ты, индивидуальный думающий человек, ты точно существуешь. Декарт также считал, что животные – преимущественно органические машины, которые неспособны думать или испытывать боль, и бессмысленно испытывать сочувствие к ним. И его умозаключения, суть западной философии, привели к порабощению живых существ, появлению фабрик, вырубке и сжиганию лесов Амазонки. Для Декарта только люди – белые мужчины, в частности владеющие землями, – имели разум и душу, и поэтому лишь они заслуживали внимания. Но даже в семнадцатом столетии дети знали, что мир обладает даром речи, взывает к любви.

«То, что мы не понимаем речь животных, вовсе не означает, что они ничего не говорят, – помню, как в детстве я сказала это маме, когда мы ехали сквозь эвкалиптовую рощу Сан-Луиса, наблюдая, как ястребы кружили в ленивом солнечном свете. – Мы просто слушаем их неправильно». Но Декарт и Беттельгейм со мной бы не согласились. Они были убеждены, что природный интеллект – это всего лишь временный механизм подражания у детей и «примитивных людей», который они применяют, пока не смогут культурно решать свои проблемы посредством «разума».

Если смотреть поверхностно, аргументы философа Просвещения кажутся сильнее, чем магия детей, ведьм, волшебников и прирожденных шаманов мира. Но «просвещенный» муж черпает свою силу в навязывании кириархии (что характеризует движение «хозяин – раб, притеснитель – притесненный»), и кириархия медленно душит наши виды, как и все живое на планете. Кириархия словно вирус: она убивает организм, в котором живет. Даже в детстве я не собиралась рукоплескать ему, украшать его золотыми лентами или дарить рождественские подарки, которые, как он сам решил, положены ему в качестве искренних поздравлений.

Беттельгейм может возразить, что я всего лишь упорно хочу отстоять свою веру в магию уже как взрослый человек, поскольку ребенком я слишком рано была вынуждена отвергнуть свои магические рассуждения. В своей книге «Польза волшебства»⁶ он заявляет: «Многие молодые люди, которые сегодня пытаются сбежать в наркотические сны, поступают в ученики к различным гуру, верят в астрологию, занимаются черной магией или же любым иным образом сбегают от реальности в мечты, что магия поможет изменить жизнь к лучшему, были вынуждены преждевременно столкнуться со взрослой жизнью».

Может быть, Беттельгейм прав. Как человек, который любит астрологию и магию всех видов, я знаю, что кириархия пыталась заставить меня отринуть мысли о магии слишком уж рано. Но он ошибался, когда в той же книге утверждал, что если однажды ребенка удачно убедили, что жизнь можно создать и «реальным способом», то ребенок забросит свои детские магические размышления. Что это за «реальный способ», о котором говорит Беттельгейм? «Реальный способ» означает, что мы отступаем. Нам положено игнорировать, что западная цивилизация построена на порабощении людей и разрушении природы. Нам положено пренебрегать этим фактом и устраиваться на хорошую работу – врачами, адвокатами, банкирами; а если нам не удается, то мы должны хотя бы попытаться и сочетаться браком с таким человеком. Нам положено игнорировать, что ледниковый покров тает, планета нагревается, а животы рыб полны пластика. Положено покупать больше барахла. Положено быть более рассудительными. Беттельгейм говорит: «С помощью своего социального, научного, технологического прогресса человек может освободиться от своих страхов и угроз своему существованию». Но когда нас поощряют быть рациональными, на самом деле нас частенько склоняют к большему индивидуализму. Нас поощряют видеть себя по отдельности, врозь, и соревноваться с остальными. А магия же, наоборот, учит нас связи, сотрудничеству; магия – процесс воссоединения вещей в целое. В конечном счете магия – это любовь.

Как и многие другие ведьмы, я была рождена восхищаться миром, наблюдая за лучистыми, взаимозависимыми духами камней, листьев, живых существ. Но, как и практически каждая ведьма, которую я знаю, в детстве я не столько изучала свое место в этой сети взаимосвязей, сколько была вынуждена признавать, что сила и свобода, которые в моем понимании были священными правами, данными при рождении, не признавались прочими представителями моего вида. Мне хотелось играть в волшебном саду Богини, восхищаться тому, как растут растения, встречать Ее созданий, танцевать в полях и петь у Ее алтарей. Но мир разочарований и его прихлебатели всегда вставали на моем пути.

Даже «Дисней», компания, которая вещает о своей приверженности к чародейству, рано научила меня разочарованиям этого мира. Я всегда начинала рыдать, когда мама Бэмби, объясняя малышу-олененку, почему им необходимо спрятаться, причитала: «Человек пришел в лес». Вскоре после этого маму Бэмби убивали, а лес пылал огнем. Оленятам рано приходилось познать, что «Человек» всегда вмешивается в существование лесных жителей в этом мире.

Мой первый опыт в начальной школе: «Человек» требовал, чтобы я принимала риталин⁷. «Человек» не хотел, чтобы я вызволила хомячка из его тюрьмы, он желал, чтобы я тихо сидела за партой под светом флуоресцентных ламп и смотрела учителю прямо в глаза. «Читайте вслух таблицу умножения, – приказывал «Человек», – повторяйте за мной: Джордж Вашингтон никогда не лгал… Теперь смотрите, как взрывается “Челленджер”⁸». С раннего возраста я видела, как счастлив был «Человек», командуя, отдавая распоряжения, критикуя, диктуя правила и запреты или что-то утаивая от тебя, но, если ты сопротивлялся, ты объявлялся грубияном, бунтарем, неблагодарным. «Человек» считает, что ты должен больше улыбаться. «Человек» поставил мне диагноз «дислексия» и отправил меня во всевозможные коррекционные группы, потому что он был озабочен, что я не буду соответствовать его требованиям к академическому совершенству. «Человека» не волновало, что у меня имелись дела поважнее.

«Человек» удостоверялся, что на школьной лужайке проводилось достаточно соревнований, но он не видел королевства божьих коровок, процветающего в поникшей траве по краям площадки. Желтых цветов с прозрачными зелеными стебельками, которые мои прекрасные подружки-ведьмы жевали, жмурясь от удовольствия. Детство со сверстниками приносило мне утешение в этом враждебном мире. Например, Ванесса, стройная смуглая австрийка со страстью к состояниям измененного сознания, научила меня принимать чересчур горячую ванну, а затем падать на пол ванной комнаты, прижимаясь щеками к благодатному холоду плитки. Или Лея, великодушная, с широкими русскими скулами, подарила мне талисман – кроличью лапку, когда я потеряла свой возле ручья. Мы с ней провели бесчисленные часы, скрываясь под сводами сосен и взывая к феям, с наперстками, полными чая, и кислыми яблочными конфетами. Мы выряжались в костюмы, заворачиваясь в плащи словно нордические вёльвы – странствующие скандинавские жрицы. Мы гонялись за небесными светилами сквозь леса и колотили посохами по гранитным валунам позади ее дома, вызывая дожди. Еще я любила Ханну, худенькую и бледную, со скрипучим голосом. Мы разделяли абсолютно анимистическое убеждение, что наши мягкие игрушки устраивают пикники, стоит нам выйти из комнаты, посиделки с воздушными шариками, ленточками, песнями и даже карнавалами. Ханна усадила все свои игрушки в круг рядом с собой, когда среди бела дня какой-то незнакомец ворвался к ним в дом и изнасиловал ее бабушку в соседней комнате. И я, и мои друзья жили в зачарованном мире, но хитрый и зловещий «Человек» всегда тайно следил за нами по ту сторону наших окон.