Buch lesen: «Мёд и Лимон»

Schriftart:

ISBN 978-5-4496-4953-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Когда ты прекращаешь делать себе больно, боль не уходит. Она накатывает с новой силой, продолжая срезать прошлые шрамы и вскрывать зажитые раны.

Жизнь, превращенная в борьбу с собой когда-нибудь закончится. И этим последним днем может стать любой день. Сегодня. Завтра.

– Мисс Оуэн, спасибо за помощь!

Я беспомощно киваю в ответ. Девушка мне незнакома или мне слишком лень запоминать ее лицо. Ассистентура в университете Огайо слишком жалкая попытка спрятаться у всех на виду.

– Мисс Оуэн, когда будут результаты?

– Думаю, я успею до следующего вторника, – темно-синий свитер приближается. Его невозможно игнорировать, а хотелось бы.

– Хорошо, спасибо за помощь.

– Ага, – мой взгляд не отрывается от стопки листов. Я просто не могу себе позволить взглянуть ему прямо в глаза.

– Тогда, до вторника?

– До вторника.

Черт, как я ненавижу вторники. И эти ужасающие эссе, и всех этих студентов. Что они, вообще, знают о жизни? Ничего, но умудряются писать такой бред! Видимо, я была совсем не в себе, когда согласилась на это безумие.

Дверь закрывается и я устало выдыхаю. Почему профессор Олсен заставляет меня заниматься такими вещами?!

Мысли настолько заняты внутренними разборками, что я незаметно добираюсь до своего авто на парковке.

Работа. Дом. Супермаркет.

Мне продолжать?

Порядок очень важен в жизни. Так проще смотреть на все. На все свои действия, шаги, поступки. И если строго следовать определенной последовательности, то можно избежать ненужных эмоций, неверных решений, лишних людей и никому не интересных чувств.

Что такое боль?

Это жизнь. Это просто моя жизнь. И надеюсь, что она скоро закончится. Система Вселенной поймет мою профнепригодность и скинет кирпич мне на голову, или затолкает под колеса грузовика с особо опасными веществами. Тогда я кану в неизвестность и от меня не останется ничего. Даже фотографии в семейном альбоме. Ах, да, постойте, у меня его, итак, нет!

Сегодня по плану супермаркет. И я делаю глубокий вдох. Список продуктов заучен наизусть.

Краснобокие помидоры.

Зеленоглазые огурцы.

Желтый перец.

Базилик.

Лохматая петрушка.

Туалетная бумага.

Крем для заживления.

Иногда, я пополняю список кондиционером для белья «Океанский бриз», и иногда двухлитровым пакетом молока.

По четвергам я покупаю свежезамороженную рыбу. А по субботам покупаю чай на развес.

Главное, не забыть про крем. Согнутый тюбик лежит на шкафчике в ванной. Мне срочно нужен крем.

– Мисс Оуэн?

– Да, – я оборачиваюсь, чтобы не казаться невежливой. В этот раз я не могу проигнорировать его попытку заговорить со мной.

– Вы тоже здесь?

– Сюрприз, – темно-синяя футболка больно режет глаза, и я мило улыбаюсь. По крайней мере, я стараюсь, чтобы это выглядело именно так.

– У вас все в порядке?

– Что?

Я вынуждена посмотреть ему в глаза. Тягучие, липкие, сладкие, бархатные. Как мед. Мои ноги моментально липнут к нему, и я не могу пошевелиться.

– Вы выглядите уставшей. Вам нужна помощь? – он тянет ко мне свою руку, бронзовую от загара с выгоревшими на солнце волосками. Я четко вижу несколько шрамов на тыльной стороне ладони.

– Нет, спасибо, – я качаю корзинкой, давая понять, что с этим объемом я в состоянии справиться и сама, но он упорно не отстаёт. Теперь его рука проводит по волосам. Я продолжаю молча поглощать миллион ненужных деталей. Капельки пота на его щеке. Случайно подвернутый короткий рукав футболки. Медовые глаза следят за мной. Я в ловушке. Как муха, прилипшая по неосторожности к оставленной чашке с крупицами меда.

Откуда он в этом супермаркете? Это самый безопасный супермаркет из всех! За полгода моей работы в Колумбусе, я ни разу не видела здесь студентов из университета. Я помню. Это то, что я помню точно. Этот супермаркет был моим.

– Я думаю, что помощь вам просто необходимо.

Его пальцы касаются моих, и я вздрагиваю. Физические контакты не входят в мой список. Их просто нет в списке необходимых дел. Он не может вот так трогать меня, когда ему только заблагорассудится.

Но корзинку с продуктами уже у него в руках и мне остается смирится. Я улыбаюсь, избегая его взгляда.

– Спасибо, Дастин.

Я назвала его имя. Черт, я назвала его по имени! Ханна, что ты делаешь?

– Мисс Оуэн, я хотел уточнить по поводу моего эссе.

– Отличное эссе. Не переживай, – мне нужно избегать этой темы. Он не должен знать, что я не читаю его эссе. И вообще ничего не читаю из его работ. Я не могу это читать. Вторжение в его личные мысли и рассуждения мне не нужны. Это слишком.

– Хорошо, – стеллажи с картонными коробками для быстрых завтраков заканчиваются так быстро, что мы внезапно оказываемся возле кассы. Я жду. Он должен сам поставить корзинку на ленту. Я не могу забрать ее, вновь не задев его рукой. Такое не может повториться.

Он ставит корзинку на ленту.

– До вторника, мисс Оуэн.

– До вторника.

Упругие завитки пшеничного цвета на голове дергаются каждый раз, как тучная женщина на кассе с бейджиком «Оливия» пробивает мою очередную покупку. Наконец, все сложено в пакеты, и я могу отправиться домой. Время в супермаркете показывает половину седьмого. Нужно запомнить и изменить расписание. Я больше никогда не зайду в этот магазин в среду в 7 вечера. Всего можно избежать. И это просто одно из предупреждений.

Кондиционер в машине сломан уже давно, но мне никак не удается втиснуть в свой график посещение мастерской. Духота в салоне наполняется запахом петрушки и базилика. Пот медленно бежит по спине, связывая мою кожу с рубашкой. Рубашка застёгнута на все пуговицы. Пуговицы на рукавах рубашки блестят, отражая свет в салоне.

Мне нужно добраться до дома как можно скорее. Беспокойство задергало тонкими лапками и сердце затопило волной тревоги и волнения. Нельзя допускать изменений в расписании. Нельзя. Я поглядываю на пакет, в котором лежит заветный тюбик с мазью.

Зеркало не умеет врать, оно говорит то, что видит. Оно говорит только правду, какой бы она не была. Ты можешь быть честной только перед ним. Сейчас оно говорит мне о том, что тонкие полоски, которыми усыпана вся моя кожа на руках и бедрах нуждаются в волшебном тюбике с мазью. В прошлый раз я была слишком неосторожна и это стоило мне ужасного рабочего дня в университете. Жара стоит уже вторую неделю, а мои рубашки становятся все темнее и толще.

Мазь покрывает бедра и руки тонким зеленоватым слоем. Приходится ждать, прежде чем я надену домашнюю одежду. Лезвие в шкафчике ванной сегодня останется без работы. Мне нужно немного времени.

Несколько работ, которые я успела захватить, ожидают своего часа, и я мысленно взываю к Вселенной. Среди них не должно быть работы Дастина. Я не могу читать его мысли. Не могу читать его мысли.

Если упорно себя убеждать в чем-то, то в конце концов ты веришь во все это и это работает. Я могу сколько угодно отрицать, что парень с медовыми глазами не волнует меня. Я могу сколько угодно отрицать, что одно его существование в кабинете литературы по вторникам, заставляет меня чувствовать себя неуютно. Но это не изменит того факта, что уже полгода я ненавижу мед и темно-синие футболки. Я стараюсь избежать всего, что может нарушить мой покой. Мою тишину и мои планы. Ведь если нарушить то, что ты так долго строишь, это не принесет ничего хорошего. Все станет только хуже. И тогда я не смогу даже надеяться, что исчезну бесследно с лица земли.

Порез на бедре как назло и не планирует заживать. Что с ним? Я ещё раз оглядываю свое тело. Тело выглядит безжизненным, голубые вены, расположены слишком близко к поверхности. Коротко остриженные ногти. Шрамов на правом бедре оказывается больше. Они похожи на паутину. Новые поверх старых причудливо складываются в одну из мозаик, которую я видела в церквях. Тогда. В той жизни.

Тело ноет, но просит о боли.

Глава 2

– Ханна, подождите, – ко мне слишком быстро приближается один из преподавателей. Я не помню его имени, это и неважно. Джинсы и белая футболка, натянутая на груди. Очки в черной оправе подчеркивают высокие скулы и смуглую кожу.

– Да.

– Простите. Я – Адам, – наверное, мое замешательство отображается на лице. – Профессор Браун.

– Ах, да. Привет, Адам.

– У нас через две недели намечается юбилей у профессора Олсена, и мы планируем устроит ему сюрприз. Ты же знаешь, что он уходит на пенсию в конце учебного года?

– Отличная идея, – конечно же я слышала весь этот хаос, но предпочла игнорировать его. Но Адам, кажется, решил, что меня нужно обязательно в это посвятить.

– Мы готовим пьесу. Тебе нужно выбрать исторического персонажа 17- 18 века и подготовить костюм. У нас есть несколько вариантов, но вдруг у тебя уже есть кто на примете.

– Пьесу? Спасибо, Адам, я вынуждена отказаться.

Естественно, я вынуждена отказаться. Для человеконенавистника, как я, это хуже расстрела. Разве, нормальные люди ставят пьесы на день рождения? Где мы? В каком мире?

– Ханна, ты не можешь отказаться. Все уже решено. Иначе придется объяснять свой отказ ректору. Это его идея.

– Хорошо, я решу этот вопрос, – я улыбаюсь. Взгляд Адама скользит по моей рубашке, поясу, юбке.

– Отлично, Ханна. Тогда жду твоего решения. Будет весело! – он подмигивает мне, и я снова улыбаюсь. Сколько еще я должна улыбаться?

Адам исчезает за массивной дверью, а я пытаюсь собраться с мыслями.

Прохладный воздух касается моего лица. На стол снова ложится стопка листов. В прошлый раз мне повезло, мне удалось избежать эссе Дастина. Надеюсь, что и сегодня мне удастся это сделать. Нужно не забыть позвонить маме. Звонки маме по пятницам. В 8 вечера. Это то, что дает спокойствие.

– Ханна? – голос брата звучит обеспокоенно. – Что-то случилось?

– Все в порядке. Почему ты спрашиваешь. Я всегда звоню по пятницам.

– Сегодня четверг, Ханна.

– Четверг?

– Да.

Тело охватывает жар, и я медленно горю. Заживо. От кончиков волос до кончиков ногтей на ногах. Сегодня четверг. Четверг. Не может быть!

– Айк, сегодня пятница. Я сверялась с календарем.

– Ты права, сегодня пятница.

– Хорошо, – я пытаюсь успокоить себя, но мне это совсем не удается. – Как мама?

– Были у врача. Ничего нового.

– Это же хорошие новости?

– Конечно, – его голос звучит устало.

– Никто не звонил?

– Нет, а кто должен был звонить?

– Не знаю. Может быть, отец.

– Ханна, все хорошо. Никто не звонил. Не переживай. Как ты?

– Отлично. Работаю. Здесь так жарко, пытаюсь привыкнуть.

– Здорово. Ты не виделась с доктором на прошлой неделе?

– Виделась.

– И что она говорит?

– У меня все отлично. Не хочу перегружать тебя подробностями.

– Ладно, не забывай пить лекарства. Они помогут тебе заснуть, – брат все еще кажется обеспокоенным.

– Не беспокойся. Спокойной ночи. Целуй маму.

Я убираю телефон в кармашек сумки. На пол летит рыжая кружка с черным кофе, которое некрасиво расплескивает на полу. Я никогда не понимала шуток брата. Он прекрасно знает, как я отношусь к своему расписанию. Так зачем все эти шутки? Он никогда не вырастет, кажется.

Стопка справа уменьшается.

Дастин Кроссман.

Рука дрожит. Не смотрю на его эссе. Ведь если я его прочитаю, я залезу в его мысли, и он станет реальным. Он станет живым в моей голове и сможет со мной разговаривать. Он будет делиться со мной своими мыслями, идеями. Я не выдержу этого. Я переворачиваю листы пустыми страницами вверх. Пятно кофе на полу становится заметнее и затекает под коврик в гостиной.

Моя первая встреча с Дастином в темно-синей футболке сорвала все мои планы. Мне пришлось взять неделю выходных и лежать дома. Я была в ловушке и мне потребовалось много сил, чтобы научиться справляться с этим. Боль не могла меня спасти. Боль всегда была только временным решением в моей жизни. Все семь лет. Хотя, кажется, что это длилась намного дольше. Мы рождаемся в боли и уходим также. Боль всегда с нами. Кого-то терзает душевная, кого-то физическая. Для кого-то душевная боль страшнее всего, а для кого-то физическая. Если бы у нас был выбор, я бы выбрала не чувствовать боль. А при виде Дастина я чувствовала боль. Не физическую, душевную. Мои внутренности разрывались на мелкие частицы, сердце тонуло и захлёбывалось от волнения, а медовые глаза утягивали меня на самое дно этой вселенной. Но я так не могу жить. Это невыносимо. Иногда, мы выбираем отрывки из своей жизни и возносим их на пьедестал памяти, а некоторые обрезки оставляем в самом низу или запираем в железной коробке. Запертые воспоминания нам больше не мешают, они не могут выбраться, а значит и не могут причинить тебе боль. Я должна избегать Дастина. Иначе случится что-то непоправимое. Как уже случалось раньше. Порядок нельзя нарушать.

Голова кружилась и как только спиной я ощутила прохладу простыней, то мгновенно провалилась с липкий водоворот, сотканный из бархата и кусочков стекла из прошлой жизни.

Глава 3

Субботняя вылазка в супермаркет была запланированной. Машина осталась греться на стоянке под палящим солнцем. Рубашка успела взмокнуть еще в пути, но меня это мало волновало. Разговор с Айком все еще настырно торчал у меня в голове, не позволяя делать лишние движения. Я старалась не думать. Когда ты не думаешь о чем-то конкретном, то думаешь обо всем подряд. И сейчас я пыталась думать обо всем сразу. Об этом городе. О солнечных лучах на подоконнике. О маме. Об Айке. Об университете. Предстоящей пьесе. Об эссе. О Дастине. Нет-нет. Об этом мне думать совершенно не хотелось.

– Доброе утро, мисс Оуэн.

Воздух застрял где-то в выдохе. Я поправила собранные на затылке волосы.

– Доброе утро.

– Отличная погода.

– Не буду спорить.

Мед. Липкий мед. Ловушка для таких жалких созданий, как я.

– Уже решили, что будете делать на выходных?

– Друзья звали меня на озеро. Я еще не решила.

– Здорово. Мы тоже с ребятами собрались на прогулку.

Как удивительно легко удается убедить себя обрасти вымышленными друзьями. Они веселые и шумные. У некоторых есть маленькие дети. Кто-то одинок и обязательно держит в руках баночку с пивом. У кого-то заразительный смех и клетчатый плед в руках. Я вижу даже удочки.

– Отличных выходных, Дастин.

Он ловит мой взгляд. Зачем? Нужно изменить маршрут. Супермаркет в нескольких кварталах от меня. Может стоит поискать другой? Значит, по средам и субботам нужно перестать сюда заезжать.

– И вам. Мисс Оуэн.

Я сглатываю липкий комок в горле и мне становится невыносимо тошно от этой жары. Губы перестают шевелиться, а кожа под рубашкой ноет и чешется. Прохлада простыней кажется мне такой недосягаемой.

Время совершенно не идет. Стрелки увязли в бронзово-золотистом болоте. Оттуда нельзя выбраться. Нельзя его избежать. Я уже думала о том, чтобы снова сменить место жительства. Но этот город успокоил меня и теперь пытался сломать все что я построила. Как подло с его стороны!

Ветер не шевелит листву деревьев, и мысли снова тонут в моей голове.

Стопка листов справа исчезла. Темно-коричневое пятно высохло, оставив ободок от произошедшего недавно события Я вижу отколовшийся кусочек керамической ручки. Рыжая кружка все также лежит на полу возле стола. Я не буду ее поднимать. Ладонь зажимает осколок все крепче и острые края впиваются в кожу, разрывая ее. Боль внутри унимается, не оставляя шансов для волнения. Все будет хорошо. Так как должно быть.

Выходные пролетают под кондиционером. Новые царапины на бедре практически не заживают. Я сдираю корочку иголкой. Капля крови кажется такой маленькой и алой, что мне хочется плакать от беспомощности. Почему запертые воспоминания продолжают стучаться в своей коробке и продолжают пытаться вылезти. Зачем? Почему мы не можем просто стереть себе память и начать жить с чистого листа. С чистого белого листа. Я помню кровь, ярко-алую. И темно-бордовую, и почти черную. И бледно-розовые разводы на кровати. Будто незримая рука раскрашивала мою постель акварелью. Рука невидимого художника раскрашивала мою жизнь, когда я больше всего в этом нуждалась. Смерть не спасет меня. Наказание – это жизнь. Жизнь по правилам. И тогда твоя простынь всегда будет чистой. Хрустящей и запахом кондиционера «Океанский бриз».

Его фигура выделяется на фоне всех и солнце любовно выхватывает его плечи в толпе. Я не знала, что Дастин увлекается спортом. Я вижу каждую натянутую мышцу. Прыжок. Мяч летит в корзину и не задевая железного обруча, укладывается в мягкую паутину сетки.

В моих попытках скрыться виноват Адам. Я все еще не придумала никакого оправдания и мне совсем не хочется отчитываться перед ректором, и объяснять свой отказ от дурацкой пьесы. Жуть какая! И почему все это происходит со мной?

Всего секунда и я не успевая отвести взгляд. Я снова поймана. Я в ловушке. Ненавижу мед. Ненавижу липкость. Ненавижу бархат.

Он прикладывает ладонь козырьком ко лбу и щурится. Солнце сжигает мое тело. Ноги вязнут в болоте и уставшие глаза размывают все образы передо мной.

– Как вы себя чувствуете?

Голос так далеко. Дико хочется раствориться и утонуть в своем сознании.

Глаза сопротивляются и только светло-жёлтые пятна оказываются у меня перед глазами. Откуда тогда этот голос? Где я? Что происходит? Пытаюсь сосредоточиться. Одно из пятен темнеет. Дастин.

– Что происходит?

– Вы потеряли сознание.

– Что?

Выдох и вдох. Наконец, мне удается сосредоточиться. Носки, юбка, пояс, рубашка. Пуговица на рукаве. Расстегнута. Не может быть! Нет-нет-нет! Что происходит здесь?

– Вам стало плохо на площадке. Вы сейчас в мед кабинете. Вам лучше?

– Чувствую себя отлично. Мне нужно идти.

Я пытаюсь сесть. Рука Дастина проникает сквозь жесткую ткань рубашки. Мои глаза снова видят эту проклятую расстегнутую пуговицу на правом рукаве. Что он видел? Кто это сделал?

– Я помогу.

– Спасибо. Все в порядке.

– Может позвать врача?

– Не нужно, – сердце гулко буянит в грудной клетке. Дыхание Дастина и жар его кожи не дают мне дышать. Мне нужно просто уйти отсюда. И добраться до прохладной чистой простыни. Я придумаю что-нибудь, всё будет хорошо.

– Я отвезу вас домой.

– Не нужно. Я могу, и сама добраться.

– Не спорьте. Я отвезу вас домой.

– Хорошо.

Я не могу с ним спорить. Нельзя с ним спорить. Он что-то видел? Ничего он не видел. Я просто ассистент его профессора. Кому интересно, что скрывается под моей рубашкой с застёгнутыми пуговицами. Бред! В последнее время я слишком себя накручиваю. Незаживающие царапины ноют. Мне нужна мазь. Я вспоминаю алое пятнышко крови на бедре.

– Пристегнитесь, – машина Дастина волнует прохладой и цитрусовым ароматом.

– Не нужно было. Все хорошо.

– Где вы живете?

– Недалеко. Сейчас прямо.

Тишина начинает меня пугать больше чем шум и шепот. Почему он молчит? Что-то произошло?

– Я хотел спросить кое-что.

– Конечно.

– Почему вы не читаете мои работы?

– Что?

– Почему вы не читаете мои работы, мисс Оуэн.

Мне снова не хватает воздуха. Откуда он узнал? Я сказала что-то?

– Я читаю твои работы.

– И как вам мое последнее эссе?

– Хорошо. Мне понравилось.

– Серьезно? – я слышу усмешку в его голосе. Наши взгляды пересекаются, и я понимаю, что не ошиблась. Он улыбается.

– Серьезно. А что не так?

– Все не так. Вы врете, мисс Оуэн.

Он говорит это мне?

– Почему ты так решил?

– Я ничего не писал в этом эссе. Я просто переписал отрывок из Библии. Первое, что попалось мне под руку.

– Из Библии?

– Да.

– И зачем ты тогда спрашиваешь?

– Хочу узнать, за что я получаю все эти баллы и шаблонные комментарии?

– Зачем задавать вопросы, на которые знаешь ответы.

Сердце выпрыгивает из груди. Что с этим парнем?

– Мне интересно, почему?

Машина замедляет ход и останавливается возле изумрудной изгороди.

– Зачем ты остановился?

– Хочу узнать ответ на свой вопрос.

– Да, я не читаю твои работы. Мне это не нужно. Я знаю, что ты пишешь. И мне этого достаточно. Тем более, я не твой профессор чтобы ставить тебе баллы и оценивать твои эссе.

– Вы их проверяете. Я знаю. Профессор Олсен никогда не писал комментарии. А вы пишите. Но вы их пишите другим.

– И что? Это важно?

Тяжело дышать. Слова налетают на меня как разъярённые осы, хотя его голос абсолютно спокоен. Тишина в воздухе. Цитрусы. И мед. Противный и липкий.

Прохладная простынь под спиной, мягкий свет ночника и звезды. Такие причудливые и неаккуратные. Где я? Что происходит?

– Вы у меня дома. Вы снова потеряли сознание. Думаю, здесь есть и моя вина, – высокая фигура в дверном проеме разговаривает со мной голосом парня с медовыми глазами.

– Я у тебя дома?

– Да. Я не знал куда вас отвезти. Вашего адреса у меня нет.

– Спасибо. Мне нужно домой.

– Вам лучше остаться. Я не могу вас отпустить.

– Это еще почему?

– Сейчас три часа ночи, и я не могу позволить вам ехать в таком состоянии.

– Три часа ночи?

Мой голос пискливо дрожит. Хочется разбить себе голову и оторвать руки. Что со мной творится? Почему я валяюсь в чужой кровати в три часа ночи? И почему эта кровать принадлежит человеку, которого я хочу видеть меньше всего?

– Завтра я отвезу вас на работу. Это комната Мэг. Можете переодеться. Пижама в шкафу.

– Мэг?

Черт, это звучит ужасно!

– Моя сестра. Она учится на первом курсе. Иногда остается у меня. Не волнуйтесь.

Его фигура будто вылита из тьмы и света.

– Как вы себя чувствуете?

– Хорошо.

– И вы опять врете.

– Как ты разговариваешь, Дастин?

– Обычно. Не люблю, когда люди врут. А вы врете. Всегда. Каждый вторник и каждую нашу встречу. Почему?

– Ты сейчас переходишь границы, – мне нужно защитить себя. Он не может говорить со мной. Он похож на зеркало. Он говорит то, что видит? Что он видит?

– Вы знаете почему я не вызвал врача или не отвез вас в больницу?

– Не знаю.

– А я думаю, знаете.

Пуговица на рукаве все также расстегнута. Я бессильна. Я не могу сопротивляться. Я не могу ничего говорить. Он знает ответ на свой вопрос. И видит меня.

– Это ничего не значит. Ты ничего не знаешь.

– Не знаю. Но лучше останьтесь здесь. Вас никто не побеспокоит. Может принять душ. Утром я отвезу вас в университет.

Его тон заставляет меня подчиняться. Я снова становлюсь слабой. Я позволяю управлять собой и своими эмоциями.

– Хорошо.

Он исчезает, закрывая за собой дверь.

Я тону в мягкой пижаме. Видимо, Мэг крупнее меня. Но пижама приятно пахнет. Короткие рукава футболки только подчёркивают изрезанные руки, и я прячу их под одеялом. Здесь никого нет. Здесь только и неаккуратно приклеенные звезды на потолке. Кто их клеил? Дастин? Мэг? Почему они неровные и не похожи друг на друга. Свет ночника отбрасывает тень на светлой стене, и я закрываю глаза.