Buch lesen: «Ведьмино яблоко раздора»

Санкт-Петербург. Двумя месяцами ранее

Петербург встретил Антониса ледяным дождем с порывистым ветром, пронизывающим насквозь. Дождь хлестал греческого гостя по высокому открытому лбу, и ему казалось, что холод пробирает его до костей. Отправляясь в Россию, Антонис взял с собой теплые вещи: шерстяную шапку, шарф, спортивную куртку на подкладке, зимние перчатки. И все равно замерз. Антонис никогда раньше в Петербурге не был. Он много слышал о том, какой это красивый, элегантный город, сколько в нем памятников архитектуры; слышал и то, что город называют Cеверной Венецией из-за большого количества водоемов и мостов. Перед отправлением полистал путеводитель с яркими фотографиями, представляющими город во всей красе. Мосты, фонтаны, музеи, храмы, фонари – все стоило посмотреть. Мостам в путеводителе уделялось особое внимание. Их в Петербурге много и на любой вкус: величественный Дворцовый, помпезный Троицкий, строгий Петра Великого, уютный Банковский. Больше всего Антонису понравился вид разведенного моста: чуть разбавленное алыми полосками заката темно-синее небо и два огромных крыла, склоненные над шпилем Петропавловской крепости. Он решил, что непременно должен увидеть это великолепие.

В первый же день своего пребывания в Петербурге, когда по какому-то недоразумению выглянуло солнце, Антонис сдуру пошел на набережную. Пока он туда добирался, солнце исчезло. Затянутое низкими тучами серое небо пролилось моросящим дождем. Мост был тот же самый, что и в путеводителе, те же набережная и крепость – все было на месте, только не яркое и красивое, а блеклое и невзрачное. А еще холодный ветер, оказавшийся на набережной ледяным. Его вмиг просквозило; изнеженный южным климатом организм не вынес над собой такого издевательства, и Антонис свалился с простудой.

Лежа в гостиничном номере, Антонис смотрел через оконное стекло на мрачное от дождя небо. Мелкий противный дождь. Казалось, в этом городе он не прекращается никогда. Петербург ему уже не нравился. Посещать музеи расхотелось, чтобы любоваться архитектурой по такой погоде, надо было быть ненормальным. Лучше уж в тепле посидеть, а архитектуры и в Греции хватает.

Культурная программа Антониса завершилась, но возвращаться на родину он не торопился – здесь ему еще предстояло одно дело. Он включил ноутбук, открыл фото, затем файл с данными.

Ярослава Лакришева, двадцать шесть лет, улица Алтайская, дом 24, квартира 16. Кроме нее, в квартире никто не зарегистрирован. Это позволяло надеяться, что девушка живет одна, и может быть, у нее нет бойфренда. Насчет последнего Антонис усомнился: с таким прекрасным лицом – это вряд ли. Одна только ямочка на подбородке чего стоит!

Фотографию Ярославы Лакришевой Антонис скопировал с ее страницы на фейсбуке. К его великому сожалению, девушка оставила там о себе очень мало информации и никогда не бывала онлайн. Паспортные данные Ярославы он добыл, полчаса копания в Интернете – и готово, а вот подробности ее личной жизни там, увы, отсутствовали.

Будучи штурманом, Антонис привык подходить к делу обстоятельно, с хорошо продуманным планом действия, в котором учитывались все детали и различные повороты событий, чтобы при любых обстоятельствах иметь возможность мгновенно сменить курс.

Он приступил к разработке плана, главным пунктом которого являлась цель. Пока, кроме цели, Антонис не знал ничего. Он записал ее отдельно и выделил жирным шрифтом – одно короткое слово, конечный пункт его маршрута. Маршрут может меняться сколько угодно, а конечный пункт – нет. Нужно продумать несколько траекторий движения к нему, с отклонениями и пересадками. Сколько будет отклонений от курса, Антонис не знал, все зависело от обстоятельств. Возможно, в пути придется даже развернуться на сто восемьдесят градусов – в его летной практике бывало и такое, но он точно знал, что в конечном итоге к цели придет. Как скоро это случится – во многом зависело от его мастерства и от точности расчетов. А для расчетов нужны данные, поэтому он решил прежде всего приступить к их сбору.

Ленинградская область, поселок Разметелево. Январь

Дарья Альбертовна с утра крутилась по хозяйству как белка в колесе. Новогодние выходные – хуже будней: в доме становится столько грязи, что только и успевай убирать. А одуревшие от безделья домочадцы постоянно путаются под ногами и мешают. Помощи от них не дождешься, а если что-нибудь и сделают, то так, что лучше бы и не брались вовсе – все равно придется переделывать. И зачем они сюда, на дачу, приехали, спрашивается? Сидели бы в городе: что там телевизор целыми днями смотрели, что тут теперь от экрана не отходят.

В свои пятьдесят шесть лет Дарья Альбертовна была довольно бодрой женщиной, избежавшей многих болячек, которые неминуемо настигают большинство людей, чей возраст перевалил за полтинник. Крепко сбитая, с широкими бабьими бедрами и пышной грудью, с сильными руками бывшей тяжелоатлетки, проницательным взглядом на неожиданно миловидном, круглом лице, Дарья Альбертовна имела репутацию женщины, с которой лучше не спорить, – все равно останешься в дураках, еще и нервы себе испортишь и время потеряешь. Домашние с ее мнением всегда считались и если ей иногда перечили, то только из упрямства, зная, что в любом случае последнее слово останется за ней. Лишь один член семьи Лакришевых позволял себе роскошь поступать по-своему, плюя с высокой колокольни на мнение Дарьи Альбертовны, – ее мать, Аида Серафимовна. Аида Серафимовна в прошлом блистала на сцене Минского драматического театра, а ныне вела скучный образ жизни пенсионерки. Несмотря на свой почтенный возраст, старушка не терпела к себе обращения по имени-отчеству, а также не допускала, чтобы ее называли мамой, бабушкой и уж тем более прабабушкой. Поэтому даже правнук Аиды Серафимовны, восьмилетний Дениска, называл ее Аидой. Выйдя на пенсию, бывшая актриса не переставала давать представления. Окружающие постоянно становились зрителями ее спектаклей. Аида мастерски исполняла роль тяжело больной, а иногда и умершей, которая после приезда бригады «Скорой помощи» чудесным образом воскресала. Аида Лакришева к старости стала слаба на голову, и у нее часто случались провалы в памяти. Или это была всего лишь ее очередная роль – понять было сложно. Во время своих припадков она становилась совершенно невыносимой, чем доводила до белого каления дочь, вынужденную ее опекать. Дарья Альбертовна от ее выходок сама начинала сходить с ума. Она пила успокоительные капли, ругалась, но ничем не могла исправить ситуацию и продолжала нести нелегкий крест – ухаживать за престарелой матерью.

– Опять Богу душу отдала! – вздохнула Дарья Альбертовна. – Когда же все это закончится?! Уже и с декорациями помирать начала, в следующий раз оркестр пригласит!

Она не без раздражения посмотрела на диванчик, где с неподвижным взглядом, направленным в потолок, лежала Аида, в ногах которой небрежно лежали четыре бордовые розы. Дарья Альбертовна подошла к холодильнику, достала оттуда сметану и вернулась в комнату.

Веранда имела отдельный вход; там стоял диван, журнальный столик и старый холодильник, вынесенный из кухни после приобретения нового. На веранду мало кто заходил, только хозяйка дома, когда ей нужно было наведаться к холодильнику. Потенциальных зрителей набралось бы немного, поэтому выбор места для «умирания» Дарье Альбертовне показался странным. Но все равно она не стала беспокоиться по поводу кончины матери. «Голод – не тетка. К ужину оживет», – решила она.

Но ни к ужину, ни к более позднему времени Аида в общество, которое к ночи поредело, не вышла. В доме остались только Дарья Альбертовна и Дениска, а его мать Томила со своей сестрой Ярославой и дядей Русланом уехали в город. Руслан Альбертович откланялся раньше остальных – сразу же после ужина, а Томила и Ярослава немного задержались.

Дарья Альбертовна ничуть не расстроилась отъезду родственников, напротив, это событие ее очень даже порадовало: в доме стало тише, и у нее как у хозяйки убавилось хлопот. Аида не досаждала своими причудами, притихнув на веранде. Вот только Дениска доставлял беспокойство шумными играми. Угомонился бы он – совсем была бы красота. Она давно мечтала приобщить внука к рисованию, лепке, моделированию, пазлам – к любому занятию, предусматривающему тихое сидение на месте. Покупала фломастеры, раскраски и всевозможные настольные игры, но Дениска не проявлял к ним никакого интереса, предпочитая беготню.

– Ты здесь будешь ночевать? – тихо спросила Дарья Альбертовна мать.

Перед тем как улечься в постель, хозяйка обошла дом и заглянула на веранду. Ей никто не ответил, но Дарья Альбертовна этому не удивилась – время было поздним, так что Аида вполне могла уже уснуть. Не включая свет, она подошла к дивану и, отодвинув в сторону цветы, укрыла мать пледом.

Утром Дарья Альбертовна опять принялась хлопотать по хозяйству. Нужно было вымыть рамы и подоконники с внутренней стороны, на которых собралась пыль, выгладить белье и перебрать вещи в комоде, выбросив оттуда старье. В доме заметно похолодало из-за того, что хозяйка на ночь убавила мощность радиаторов. Она считала, что спать нужно в холодном помещении, да и экономия выходила на электричестве приличная. Подрагивая от холодка, она надела поверх сатиновой сорочки в горох махровый халат, сунула ноги в мягкие тапки с озорными собачьими рожицами и пошлепала умываться. За окном падал пушистый снег, покрывая двор новыми сугробами. «Снова дорожки чистить!», – недовольно подумала Дарья Альбертовна. Накануне она их уже чистила, и вот теперь снова придется браться за лопату. Дармоеды (так хозяйка называла свою родню) убирать снег не хотели – им он не мешал, и Дарье Альбертовне ничего не оставалось, как убирать его самой. Она машину не водила, и ей снег мешал меньше остальных – чего там перешагнуть через сугроб? Но Дарья Альбертовна, во-первых, любила порядок, а во-вторых, не допускала, чтобы у кого-нибудь из соседей появился хоть малейший повод отозваться о ней как о плохой хозяйке. Соседей в их дачном поселке зимой было немного, да и те не проявляли особого любопытства до чужих дел – все жили сами по себе. Разве что Сазоновы иногда заглядывали во двор, но и то больше по привычке, чем из интереса.

На завтрак Дарья Альбертовна, как обычно, собиралась приготовить овсяную кашу. Она ее варила на молоке, а не на воде, как рекомендовали диетологи. На молоке каша получалась вкуснее, хоть и более калорийной. Дарья Альбертовна не беспокоилась за свою талию, давно затерявшуюся на ее плотном теле, и предпочитала здоровое питание голодному пайку. Мнение членов семьи не учитывалось. У хозяйки по поводу меню разговор был коротким: кому не нравится, тот может не есть. Она не церемонилась даже с внуком. Впрочем, мальчик в отношении еды был некапризным и ел все подряд, что отражалось на его упитанной мордахе.

На кухне Дарью Альбертовну ждало легкое разочарование – молока в пачке оказалось на самом донышке, и на кашу его явно не хватало. Вспомнив, что в старом холодильнике есть запасы концентрированного молока, она решила приготовить кашу на нем.

Осторожно открыв дверь, чтобы не разбудить мать, Дарья Альбертовна просочилась своим мощным корпусом на веранду. Представившее зрелище ее разозлило. Это было уже слишком! Аида лежала на диване в той же позе, что и накануне, и по-прежнему сверлила стеклянным взглядом потолок.

– Епишкина мышь! Актриса из погорелого театра! – проворчала Дарья Альбертовна, холодея от дурного предчувствия. Она подошла к матери и заглянула ей в лицо. Затем коснулась бледного лба.

– Мама! Ты это что?! Эй, ты на самом деле, что ли… – у нее язык не повернулся произнести слово «умерла».

Дарья Альбертовна бросилась к телефону. Она все еще надеялась, что это очередной дурацкий розыгрыш Аиды. Сейчас, как это уже было не раз, приедет «Скорая», осмотрит «больную» (разговаривая с диспетчером, Дарья Альбертовна в таких случаях всегда говорила, что ее матери плохо с сердцем), и Аида оживет до следующей своей «кончины».

Хорошо знакомый по прошлым вызовам врач-кардиолог Иван Ефимович неторопливо проследовал на веранду. С момента вызова прошло уже больше часа, поэтому, как он рассудил, лишние полторы минуты ничего не решат – если больная ждала все это время, она подождет еще, ну а если не дождалась и отдала концы, то медицина тут бессильна.

– «Скорая помощь» называется. По три года вас ждать приходится! – не удержалась хозяйка от замечания.

Врач ничего не ответил. Он сочувственно посмотрел на Дарью Альбертовну, понимая, как нелегко ей с пожилой матерью.

– Медицина здесь бессильна, – произнес он, взглянув на Аиду. Он ловко проделал какие-то манипуляции и добавил: – Почти сутки прошли. Что же вы зря бригаду гоняете? У меня и без вашей покойницы вызовов хватает.

– Как же это? Она ведь еще вчера… – осеклась Дарья Альбертовна, моргая светлыми, как солома, ресницами. Она вспомнила вчерашний день и поняла, что на этот раз Аида представление не разыгрывала.

– Что с ее шеей? Откуда эта борозда? – спросил кардиолог.

– Какая борозда? – хозяйка изумленно уставилась на расстегнутый ворот домашнего платья Аиды. На шее, там, где раньше висел на шнурке ключ, зияла фиолетовая полоска.

– Наверное, мама за что-нибудь зацепилась, – неуверенно ответила Дарья Альбертовна. Она была неглупой женщиной и сообразила, к чему он клонит. Врач считает, что кто-то поспособствовал появлению борозды на шее матери, и он должен сообщить об этом в полицию. «Этого еще не хватало!» – рассердилась Дарья Альбертовна.

– Зацепилась, говорите? – с сомнением произнес эскулап. – За что, позвольте полюбопытствовать? Может, она на шее носила дорогую подвеску и ее у нее кто-то сорвал?

– Какую там подвеску?! Обыкновенный ключ на шнурке, – сказала Дарья Альбертовна и осеклась – про ключ говорить не стоило.

– Ну вот, выходит, что на ключ позарились. Я вынужден уведомить об этом компетентные органы.

– Ну, послушайте, Иван Ефимович! Мама страдала сердечной недостаточностью. Вы же часто к нам приезжали и сами все знаете. Зачем к смерти старушки привлекать полицию? Нам, ее родственникам, и так плохо, у нас горе, в конце концов, и вот по вашей милости нам еще придется по допросам таскаться. Я всегда знала, что для врачей люди – мусор. Ничего святого у них нет! – сказала с пафосом Дарья Альбертовна, надеясь пронять речами кардиолога, но это ей не удалось.

– Семен! – обратился он к фельдшеру. – Вызывай труповозку. И полицию.

* * *

– Смерть наступила вчера, около четырех часов дня. Причина смерти – сердечный приступ, – сообщил криминалист.

– Вот и чудненько. Значит, труп некриминальный, – не без удовольствия прокомментировал оперативник Леонид Зозуля.

– Я бы не торопился с выводами. На шее у трупа след, оставленный тонким шнуром, вероятнее всего, из капрона. Старушку могли напугать, что спровоцировало инфаркт. Скажем, хотели задушить, но не успели – она скончалась от разрыва сердца.

Леня вздохнул. Этого и стоило ожидать – врач «Скорой помощи», по чьей милости они и приехали в этот дом, сказал то же самое: Аида Серафимовна Лакришева умерла от сердечного приступа, который мог быть спровоцирован испугом. Если бы не сиреневая борозда на шее потерпевшей, то можно было бы списать смерть старушки на ее слабое сердце. Как ни крути, а придется либо искать убийцу, либо доказательства отсутствия состава преступления, что в данном случае не легче.

– Что это был за ключ, о котором упомянул доктор? – спросил Тихомиров у Дарьи Альбертовны, которая нервно переминалась с ноги на ногу. Услышав голос следователя, женщина вздрогнула. Ну, Ефимович! Ну, старый хрыч! И про ключ не забыл милиционерам доложить. Недержание у него – язык за зубами не держится!

– Ключ как ключ, обычный такой ключ, – неопределенно ответила она.

– Почему ваша мать носила его на шее, а не, скажем, в сумке, как все дамы? – допытывался Илья Сергеевич.

– На шее надежнее, а из сумки спереть могли.

– Логично, – хмыкнул следователь, вспоминая, как в детстве сам носил ключи на шее, только не потому, что их могли украсть, а чтобы самому не посеять. – Значит, не исключено, что Аида Серафимовна страдала провалами в памяти или слабоумием, раз вешала ключ на шею, как ребенок, – отметил он про себя. Тихомиров не раз видел таких старушек, как Аида Серафимовна, чтобы сделать надлежащие выводы. – От какой двери был ключ? – спросил он.

– Ни от какой, – буркнула Дарья Альбертовна и уставилась в ясные глаза дотошного следователя. Говорить, от чего этот ключ, ей очень не хотелось, ибо она понимала, во что это может вылиться. Но выхода у нее не было – все равно докопаются. – Это был ключ от сейфа, – обреченно ответила она.

Услышав столь немаловажную подробность, вся следственная группа замерла и обратила внимание на Дарью Альбертовну, отчего той сделалось совсем не по себе.

– И где он теперь? – последовал вопрос Тихомирова после некоторой паузы.

– Не знаю. В доме я нигде ключа не находила.

– Вы хорошо искали?

– Хорошо. У меня в доме всегда порядок и ни одна вещь не на своем месте лежать не будет, даже соринки нигде нет, а вы говорите «ключ», – гордо заявила хозяйка.

Вокруг и в самом деле был идеальный порядок, даже тапки погибшей у кровати стояли ровненько, немного заступая с краешка набивного коврика.

– Аида Серафимовна аккуратно складывала свои вещи? – поинтересовался следователь, обратив внимание на тапки у кровати.

– Угу. Как же! Разбрасывала, где хотела. А ты ходи за ней следом и убирай!

– То есть это вы тапки так ровно поставили? А говорили, что ничего не трогали.

– Я и не трогала. Просто убрала на место, – недовольно заметила Дарья Альбертовна. Ей не понравилось, как с ней разговаривает следователь. Пришел к ней в дом в грязных ботинках и еще диктует, что ей трогать, а что нет.

– Может, вы еще что-нибудь «убрали на место»? Вспоминайте, это важно.

– Да ничего вроде. Мама легла не раздеваясь, поэтому все вещи были на ней. Вот только тапки сбросила. Ну еще, когда вечером я маму укрывала, цветы немного сдвинуть пришлось, чтобы не помять.

– Кстати, откуда розы и почему их четыре? Букет был в доме или его кто-то принес?

– Не знаю. Я сразу даже об этом не подумала. Мама любила цветы, и они часто бывали у нас в доме. Она их сама себе заказывала по телефону, как будто бы от поклонников. Но это обычно происходило в городской квартире, а здесь… А правда, откуда взялись цветы? – спросила Дарья Альбертовна следователя, словно он знал ответ. – Может, мама на дачу заказала себе букет. А что, Разметелево от города недалеко. Приехал курьер и убил ее.

Илья Сергеевич только вздохнул – неизвестно откуда взявшиеся розы своим траурным количеством явно указывали на недобрые намерения дарителя. Вряд ли преступление совершил случайный человек вроде курьера. У него должны были быть какие-то связи с погибшей.

– Услугами какого цветочного салона обычно пользовалась Аида Серафимовна?

– Да разных. Чаще всего «Фанфан-тюльпан» и «Романтик».

– Цветы обычно доставляют в упаковке и оставляют квитанции. Вы их не находили?

– Нет вроде, – помотала головой хозяйка.

– Вот что у нас получается. Вполне возможно, что она не сама легла на диван, а ей помогли. И цветы сверху положили. Вспоминайте, где лежали ее тапки?

– Около кровати валялись. Один тут, другой – там, – указала Дарья Альбертовна в разные места. – Мама всегда так разувалась – небрежно сбрасывая обувь с ног. С одеждой дела обстояли так же. Это из-за того, что она когда-то играла китайскую принцессу, которая раздевалась, а за ней шли слуги и подбирали вещи. Спектакль прошел лет тридцать назад, а я до сих пор вместо прислуги ее шмотье подбираю. Подбирала, – поправила себя Дарья Альбертовна, горестно вздохнув.

– Ясно. Помогли преступнику скрыть улики. Может, вы еще отпечатки пальцев отовсюду стерли? Пыль когда в последний раз протирали? – строго спросил Илья Сергеевич.

– Перед Новым годом, во время генеральной уборки. На веранде чисто обычно, вот я и не протирала.

– Ну слава Богу. Что там с отпечатками? – обратился Тихомиров к эксперту.

– Не густо. Но кое-какие есть, – отозвался тот.

– Где сейф, от которого был ключ у Аиды Серафимовны, и что в нем хранится? Он в этом доме? Нам надо его посмотреть.

– Сейф в нашей квартире, в городе. Обычно мы там живем, только на праздники на дачу приехали. А что хранится? Да как бы это сказать… – замялась хозяйка, прикидывая, во что обойдется ей ложь и во что правда. – Вещица одна семейная. «Яблоко раздора».

* * *

В этой квартире на Песчаной улице кроме Дарьи Альбертовны и Аиды проживали еще трое: Томила со своим сыном Денисом и ее младший брат Владимир. Когда следственная группа вошла в квартиру, там находились все ее жильцы, кроме Дениса и почившей Аиды Серафимовны. Мальчика спешно отправили к тетке, чтобы оградить его нежную психику от общения с полицией. Дарья Альбертовна отвезла Дениса Ярославе, а затем вместе со следственной группой поехала домой показывать сейф. Как только они всей толпой ввалились в просторную прихожую «сталинки», в ней сразу стало тесно. У входа топталась испуганная Томила – ее не предупредили о приезде полиции и она стояла с плохо уложенными волосами и в некрасивом халате из застиранной байки. Утром, еще до приезда на дачу следственной группы, ей позвонила Дарья Альбертовна и сообщила о смерти Аиды. О том, что по этому поводу будет возбуждено уголовное дело, тогда известно еще не было. Сейчас Томила не понимала, что происходит.

– Тихомиров Илья Сергеевич, следователь прокуратуры, – представился один из вошедших, статный породистый мужчина около сорока лет.

– Томила Пеганова, – представилась Тома, смущенно отводя глаза. Мужчина был в ее вкусе, и если бы не его профессия, обещавшая неприятности, ее фантазия тут же нарисовала бы романтическое свидание с этим красавцем, перетекающее в счастливую совместную жизнь. Но, несмотря на то что Тихомиров явился отнюдь не с личным визитом, перед глазами Томы нет-нет да возникал вечер при свечах и просачивались в голову картины последующей семейной идиллии, отчего ей стало совсем неловко и стыдно за свой «разобранный» вид.

– Мам, что же ты не предупредила, что не одна приедешь? А то у нас не убрано…

– Так убрала бы! – перебила ее Дарья Альбертовна. – Целый день дома сидишь, тряпку в руки не возмешь.

– Я сейчас! – ринулась Тома в комнату, обрадовавшись предлогу, но не за тряпкой, а чтобы привести себя в порядок.

– Никуда не уходите, – приказал Илья Сергеевич. – Кто-нибудь еще дома есть?

– Да, брат, – ответила Томила.

Володя, как обычно, сидел за компьютером. Он ничего не слышал в своих наушниках, неотрывно глядя на экран, где разворачивались нешуточные боевые действия. Молодому человеку не было никакого дела ни до преждевременно вернувшейся с дачи матери, ни до кончины бабушки, ни до визитеров, он был занят важнейшим делом – прохождением пятого уровня игры «Покорение Джомолунгмы». Пятый уровень, он же последний, удалось пройти только двум игрокам в городе, двенадцати в России и тридцати четырем в мире. Если он пройдет, то станет тридцать пятым. Тридцать пятый – это очень почетный титул, которым можно гордиться.

Оторваться от игры ему все же пришлось. Вошедший незнакомый мужчина без лишних церемоний отключил питание на сетевом фильтре, отчего экран мгновенно погас. Сколько раз мать пыталась вытащить его из-за компьютера, а все тщетно! Ничего не помогало: ни просьбы, ни угрозы, ни шантаж – что бы ни произошло, Володя продолжал таращиться в экран, на любую просьбу раздраженно отвечая «щас». Оказалось все просто: одно движение – и парень вернулся в реальность, по крайней мере, он отвел взгляд от экрана и был готов слушать.

Володя изумленно уставился на оперативника, пытаясь понять, кто он и чего ему надо, а также почему он чувствует себя хозяином положения. Так жестко дома с ним никто не обращался.

– Капитан Зозуля, – протянул удостоверение Леонид. – Прошу взять паспорт и выйти ко всем в гостиную.

Володя не заставил себя долго ждать. Он давно понял, что выбрасывать коленца можно только перед близкими – никто больше цацкаться с ним не станет, а этот капитан, если начать артачиться, может и по шее дать.

В гостиной на широком диване в ряд сидели Дарья Альбертовна, Томила и соседи из квартиры напротив: Зоя и Петр Суховы. По квартире шныряли чужие люди, один из которых командовал.

– Значит, ключ от сейфа был только один? Вы в этом уверены? – недоверчиво спросил следователь у Дарьи Альбертовны. Та закивала головой.

– Что же, будем вскрывать.

– Но как же?! – привстала с дивана Дарья Альбертовна, пытаясь защитить свое имущество. Она представила, как сейчас вместе с сейфом ей разворотят полстены и намусорят на ковре.

– Андрей, начинай! – велел Тихомиров своему сотруднику, не обращая внимания на протест хозяйки.

Пока Андрей возился с вмонтированным в стену металлическим ящиком, обитатели квартиры и соседи-понятые, затаив дыхание, следили за его действиями. Особенно волнительным момент вскрытия сейфа был для супругов Суховых. До сегодняшнего дня они не знали, что их соседи – богачи, наворовавшие кучу денег. Конечно, они нечто подобное подозревали – даром, что у Дарьи Альбертовны новая шуба из норки, а Аида бриллиантами в ушах щеголяла, да и сын Дарьи – Володя, здоровый бугай, нигде не работает, а его кормить надо. На что же они так широко жили – этот вопрос Зою Сухову мучил давно. А вот, оказывается, на что – на грязные деньжата. К честным людям полиция с обыском не приходит. Теперь-то им хвост прижмут. И поделом!

Дарья Альбертовна сидела как на иголках с застывшей на лице сердитой гримасой. Она уже смирилась с грязью, которую принесли на своей обуви визитеры, и с изуродованной стеной, которую пока что никто и не думал уродовать – Андрей работал аккуратно. Женщина не могла спокойно думать о том, что всю эту малоприятную процедуру наблюдают соседи. А уж они-то по всей округе языками растреплют, такого наговорят – во двор будет неудобно выйти. Дарья Альбертовна искоса посмотрела на довольное лицо Зои и убедилась: как пить дать растреплют!

Томила совсем сникла. Переодеть халат и причесаться ей так и не дали, и теперь приходилось перед чужими людьми пребывать в непотребном виде.

Володя сидел насупившись. Он по-барски вытянул ноги и в знак протеста скрестил руки на груди – проходить пятый уровень теперь придется заново.

– Готово! – сообщил Андрей, открывая сейф.

– Снимите крупным планом, – велел Тихомиров оператору. Следователь заглянул в сейф, но задерживаться около него не стал, давая возможность подойти специалистам.

– Понятые, прошу обратить внимание, – Илья Сергеевич жестом пригласил Суховых приблизиться к сейфу. Услышав команду, соседи с готовностью вскочили с дивана и ринулись к металлическому ящику. К их великому разочарованию, сейф оказался пустым.

– Еще раз вспомните по минутам, что вы делали весь день вчера и сегодня до нашего приезда, – попросил Илья Сергеевич.

Дарья Альбертовна продолжала держаться бодрячком, хотя этот день для нее, как ни для кого другого, уже изрядно затянулся. Казалось, что она двужильная, что было недалеко от истины: чтобы возглавлять их непростую семью, надо быть весьма сильной женщиной – не только морально, но и физически. На вопросы она отвечала коротко и неохотно, но все же отвечала и, как показалось Тихомирову, по мелочам не врала, а по-крупному… Сразу и не поймешь, говорит ли свидетельница правду или нет.

Одновременно были допрошены и другие члены семьи. Картина складывалась следующая. С шеи пожилой женщины был сорван ключ от сейфа, после чего из последнего исчезла фамильная драгоценность – золотое яблоко. Преступление мог совершить любой член семьи, кто был на даче в тот день: Лакришева Дарья Альбертовна, Лакришев Руслан Альбертович, Лакришева Ярослава Руслановна, Пеганова Томила Игоревна. У всех них были ключи от квартиры на Песчаной, хоть Ярослава и Руслан там не жили. Хозяйка квартиры Дарья Альбертовна им доверяла – как-никак родня. Она, может, и не стала бы им оставлять ключи, если бы не Аида – когда в доме пожилой человек, необходимо, чтобы в случае чего родственники имели возможность попасть в квартиру и оказать помощь. Аида умерла днем третьего января. На вскрытие сейфа у преступника были почти сутки. Все фигуранты, кроме Дарьи Альбертовны, уехали с дачи вечером третьего января – Томила с Ярославой вместе, а Руслан уехал один и немного раньше остальных, поэтому ему удобнее всех было забрать драгоценность. Томила вечером покидала квартиру – ходила в магазин, поэтому у Ярославы тоже была возможность незаметно прийти и вскрыть сейф. И Дарья Альбертовна могла приложить руку к преступлению, если не в похищении яблока, то в убийстве матери, а сейф вскрыл ее сообщник, которому она передала ключ. Владимир Лакришев в тот день на дачу не приезжал. По его словам, он все дни сидел дома, изредка выходя за пивом. Его за этим занятием никто не видел, а значит, алиби у него нет. Но то, что родственники не видели его в дачном доме, вовсе не означает, что он там не появлялся. Веранда, на которой было найдено тело Аиды Лакришевой, имеет отдельный вход, и поэтому попасть туда незамеченным находящимися в доме людьми можно. Тогда получается, что круг подозреваемых гораздо шире – проникнуть на веранду и сорвать ключ с шеи Аиды мог кто угодно. Но поскольку дверь городской квартиры открывали только ключами, то человек, вскрывший сейф, не совсем посторонний: либо это тот, у кого есть ключи от квартиры, либо тот, кого впустили хозяева.

Аида Лакришева была хранительницей золотого яблока как самый старший член семьи. Ключ от сейфа был только у нее, и она его упрямо носила на шее. Никто, кроме нее, не дорожил фамильной драгоценностью, все считали блажью владеть дорогой вещью и не получать от этого никакой выгоды – ни моральной, ни материальной. Лежит яблоко, а его ни людям показать, ни самим посмотреть, поскольку Аида не позволяла к нему прикасаться.

Следующим по старшинству был сын Аиды – Руслан Лакришев. Это наталкивало на мысль, что он мог пожелать ускорить приближение того момента, когда станет хранителем. А он нашел бы применение фамильной реликвии, и никто бы ему слова поперек не сказал. А если бы и сказал, то было бы уже поздно. Продал бы яблоко, а чтобы заткнуть рты родственникам, отстегнул им, сколько не жалко – все равно судиться с ним свои не стали бы, так как занятие это хлопотное, и опять же, пришлось бы выносить сор из избы, а это, как понял Тихомиров, у Лакришевых не принято.

Дарья Альбертовна женщина практичная, и, похоже, она тоже была бы не прочь поправить бюджет за счет продажи яблока. Она давно хотела обновить мебель на даче и сделать там хороший ремонт. У нее был дополнительный мотив – как это ни кощунственно звучит, избавиться от матери. У Аиды с возрастом все явственнее стали проявляться признаки старческого маразма. Бывшая актриса и раньше была не подарком, а с годами вовсе стала невыносимой. Кому довелось столкнуться с подобной проблемой, тот знает, как тяжело жить вместе с неуравновешенным пожилым человеком. Такое проживание отравляет жизнь, превращая ее в сущий ад. Капризный старик требует внимания больше, чем младенец, но если младенец вызывает умиление, то старик раздражает и выматывает силы. Порой его хочется задушить или сдать в дом престарелых, но сделать это не позволяет совесть. Стыдясь своих мыслей, родственники втайне надеются, что он скоро умрет, а когда наконец его забирает смерть, искренне горюют и носят траур. Больше всех от капризов Аиды страдала Дарья Альбертовна – она взяла на себя труд ухаживать за матерью, в то время как другие члены семьи – сын и внуки – под различными благовидными предлогами от столь нелегкой обязанности отмежевались. Дарья Альбертовна сама уже немолодая, и у нее нервы не железные – однажды могли подвести. Не выдержав очередного представления, в состоянии аффекта она задушила мать, а теперь пытается отвести от себя подозрения.