Buch lesen: «Вызываю огонь на себя»
© Тамоников А. А., 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2016
* * *
Все изложенное в книге является плодом авторского воображения. Всякие совпадения случайны и непреднамеренны.
А. Тамоников
Глава первая
Сирия. Провинция (мутафаза) Хомс, район древней Пальмиры, март
На командно-наблюдательном пункте отдельной штурмовой роты, закрепившейся в ходе наступления сирийской армии, находился командир подразделения капитан Адан Сабир, его заместитель старший лейтенант Юнис Маджид и российский военный советник капитан Юрий Волченков. Связист роты сварил кофе. Офицеры наслаждались ароматным напитком, обсуждали создавшееся положение. Говорили все на русском, так как и Сабир, и Маджид обучались в военно-учебных заведениях России.
– Уперлись мы в этот проклятый хребет, – проговорил ротный, – а как все шло гладко до сих пор! Да, наступали медленно, но за сутки проходили десять-пятнадцать километров. Освободили Эр-Катур, Саар и заняли эту высоту, за ночь выбив радикалов, и вот на тебе, встали.
Заместитель кивнул:
– Да. А до Пальмиры осталось всего ничего. Одно успокаивает: обе бригады приостановили наступательные действия, не мы одни.
Российский капитан, поставив на складной столик пустую чашку, сказал:
– Так этого, господа офицеры, и следовало ожидать.
Сирийцы посмотрели на него.
– В смысле? – спросил ротный.
– Будем говорить о роте, а не о всех силах, брошенных на Пальмиру. Посмотри на карту, Адан.
Сабир убрал чашку, протер полотенцем столик, разложил полевую карту:
– Ну и что? Вижу нашу высоту Астара, хребет Умгдум, куда отошли боевики, развалины деревни перед ним, Черный холм недалеко от восточного прохода, долину, изрезанную балками и оврагами.
– Сколько километров от выступа Астара до хребта? – задал вопрос Волченков.
Сирийский капитан провел курвиметром по карте, выдал:
– По прямой пять тысяч семьсот метров. Но не вижу связи с основным наступлением и отступлением игиловцев.
– Между тем она прямая и очевидная. Рота взяла позиции боевиков на высоте и возле нее за четыре часа. Ты где-нибудь еще видел, чтобы игиловцы так быстро сдавали свои позиции?
– Я считаю, что мы их вынудили отступить.
– Ротой, пусть и усиленной танковым и минометным взводами и подразделением иранцев? Ротой, у которой семь БМП-2, четыре танка, четыре полевых миномета и в общей сложности сто пятьдесят два человека, выбили отряд игиловцев «Куфир» численностью в двести боевиков? Отряд, по данным сирийской разведки, подтвержденным нашими специалистами, имеющий на отделение по пикапу, девять танков «Т-62» и минометную батарею, вооруженную американскими «М-120»? Причем отряд, занимавший оборону. Ведь тебя же учили в России, что для успешного проведения наступления необходимо как минимум трехкратное преимущество в живой силе и технике. Мы преимуществ, кроме БМП, не имели, а по личному составу, минометам и танкам заметно уступали обороняющимся.
– Что ты хочешь этим сказать, Юра?
– То, Адан, что боевики не имели целью любой ценой удерживать высоту Астара и прилегающий к ней рубеж. Они сдали его, отойдя организованно и быстро на заранее подготовленные позиции на участке между Умгдумом и развалинами деревень, поближе к поселку Тара, где, как известно, находится штаб командующего боевиками юго-западного направления Фераза аль-Ахдара. И теперь террористы могут сдерживать нас с позиций на хребте, что, впрочем, успешно и делают.
Сириец прикурил сигарету:
– Возможно, боевики и провели организованный отход, но сейчас для ИГИЛ любая оставленная деревня, любая высота – большая потеря.
– В глазах спонсоров?
– Вообще. Как только в Сирию пришли военно-космические силы России, мощь террористов значительно снизилась. Они лишились баз снабжения, складов с боеприпасами, командных пунктов. Крупные базы понесли серьезные потери, резко упали доходы от контрабанды нефти. Все больше небольших отрядов, которые раньше воевали против нас, выходят из войны, а некоторые поворачивают оружие против самого ИГИЛ.
– Это, мой друг, не значит, что боевики будут теперь умирать за каждый метр подконтрольной территории. В нашем случае они поступили тактически грамотно, да и чему тут удивляться, ведь у ИГИЛ командиры подразделений в большинстве случаев – офицеры армии свергнутого американцами Саддама Хусейна. А те проходили учебу в тех же вузах России и Советского Союза, что и мы с вами. Кроме того, у них большой опыт противодействия войскам западной коалиции. Смотри, Адан, почему мы не можем не только наступать, но и чувствовать себя относительно спокойно на уже занятых позициях? Какую имеют дальность стрельбы американские минометы «М-120»?
– Где-то семь километров, – ответил заместитель.
Волченков поправил молодого старшего лейтенанта:
– До семи тысяч двухсот метров, а при использовании активно-реактивных мин – до десяти с половиной километров. Не думаю, что у игиловцев есть «АРМы», но даже обычными минами они без проблем могут долбить нас, выведя батарею за Черную высоту. Да, танки «Т-62» – хорошие машины, но имеют стопятнадцатимиллиметровую пушку и дальность стрельбы только до шести километров. Но это компенсируется минометами. У нас же российские полевые минометы «ПМ-120» бьют максимум на пять тысяч семьсот метров, значит, в состоянии накрыть лишь передовые подразделения отряда «Куфир». Но командир отряда Самер аль-Диаб, в прошлом ротный в Иране, – далеко не идиот. Он не будет подставлять своих людей и отведет их к развалинам. И свои «Т-62» в нужное время переместить сможет. Однако не будем отвлекаться на тактические возможности боевиков. Главное, что мы не можем ни наступать, ни наносить противнику сколь-нибудь значительный урон. Контратаковать игиловцы, похоже, не собираются, значит, в состоянии удерживать наши силы. Вот какая связь между расстоянием и позициями.
Старший лейтенант Маджид воскликнул:
– Но мы не можем топтаться на месте! Боевой дух поднимается при достижении успеха, в позиционных боях он ослабевает.
– Боишься, что твои бойцы разойдутся по домам? Благо населенные пункты, откуда родом большинство этих солдат, уже восстанавливаются после войны.
– Никто никуда не уйдет, – хлопнул ладонью по столу Сабир, – в худшие времена дрались, а сейчас тем более. Но с боевым духом Юнис прав. Мы же должны что-то предпринимать.
– У тебя есть командование, запроси порядок дальнейших действий, – улыбнулся Волченков, – может, умные штабные головы что-то дельное и подскажут.
– С умными штабными головами, как ты, Юра, выразился, я уже говорил, я хочу узнать твое мнение. Ведь ты же мой советник. Что посоветуешь, капитан?
– А что тебе подсказали в штабе бригады?
– Не подсказали, приказали – развивать наступление. А как его развивать в сложившейся обстановке?
Волченков тоже закурил, старшему лейтенанту пришлось откинуть полы брезента, чтобы из каменистого бункера выходил дым.
– Как развивать? А черт его знает, Адан! Не надо было останавливаться здесь, а пройти дальше, еще километра на три и не прямо, а забирая к Черному холму, продвигаясь по балкам. На высоте же можно было организовать просто наблюдательный пункт, здесь же держать технику, чтобы ее не пожгли в долине.
– Ты считаешь, нам изначально неправильно была поставлена задача?
– Я этого не говорил, Адан, но разумнее было бы прорываться к восточному проходу и за ним занимать плацдарм. Вот тогда к нам точно бросили бы пару батальонов, развивать дальнейшее наступление на высоту Джатель и поселок Тара, и это заставило бы игиловцев не отходить, а бежать.
– Еще если русские самолеты помогли бы, да? Но основную часть ВВС вдруг ни с того ни с сего ваше руководство решило вывести. И это накануне основных сражений.
Волченков стряхнул пепел в банку из-под тушенки, заменявшую пепельницу:
– Адан, ты же не дилетант и прекрасно понимаешь: главная задача той группировки, что стояла здесь раньше, я имею в виду авиационную группировку, полностью выполнена. Не дело штурмовиков и бомбардировщиков гоняться за отдельными машинами и мелкими группами боевиков. А для воздушной поддержки общего наступления самолетов осталось достаточно. Не забывай и о крылатых ракетах морского базирования.
– Так почему, черт возьми, подступы к Пальмире не отрабатывают ни авиацией, ни крылатыми ракетами?
Российский капитан ответил просто:
– Потому, Адан, что здесь Пальмира. Ее не смогли разрушить ни время, ни варвары из ИГИЛ. Ты хочешь, чтобы Пальмиру разрушила российская авиация? И потом, командование наступательными силами не хуже нас знает обстановку вокруг древнего города и если не применяет авиацию, то, значит, для этого есть веские причины.
– А мы должны наступать под огнем боевиков?
– Наступать в прямом смысле глупо. Даже преступно. Но продвигаться вперед надо. Ты же решил выслать ночью в долину два усиленных отделения взвода лейтенанта Басара? Вот только почему-то мне об этом ни словом не обмолвился.
Сабир взглянул на Маджида:
– Ты?
Тот поднял ладони:
– Клянусь, нет.
– Откуда узнал, Юра? – повернулся к Волченкову командир роты. – Или завел среди бойцов, как это у вас говорится, осведомителя?
– Эх, Адан, правильно говорят: век живи, век учись. Предлагаю тебе еще раз взглянуть на карту.
– А, черт, – ругнулся ротный, – я же нанес на нее всю информацию.
– А говоришь: осведомитель. Мне это, Адан, не надо.
– Извини, друг. Сам понимаешь – нервы!
– Да ладно, проехали. Скажи, чего ты хочешь добиться этим ночным рейдом?
– Того, о чем говорил ты: продвинуться вперед и закрепиться хотя бы в балках.
– Малый плацдарм?
– Почему нет? Должен же я приказ выполнять? Считаешь решение неверным?
– Я бы, Адан, сосредоточил внимание на Черном холме. Туда бы следовало перебросить сводный отряд. Под сводным я подразумеваю один из твоих взводов и отделение взвода капитана Давари.
– Что бы это дало? Уничтожение передового взвода огнем боевиков?
– Уничтожение минометной батареи террористов, капитан. Я же сказал, скрытно перебросить. Занять позиции, благо там можно подняться на вершину, она представляет собой площадку, где свободно разместятся человек тридцать. Там же легко замаскировать бойцов, рельеф неровный, маскировочная сеть подошла бы идеально. И когда взвод оказался бы на высоте или рядом с ней, дожидаться выхода минометной батареи. Скажем, имитировать попытку подхода роты к балкам. Глядишь, аль-Диаб не только минометы вывел бы из-за хребта, но и пару-тройку «Т-62» послал бы в развалины. Дальше продолжать?
Капитан Сабир отрицательно покачал головой, вздохнул:
– Не надо! Я понял тебя. И ты прав. Но до Черного холма по прямой пять километров, а если учитывать рельеф, то и все шесть выйдет. В случае обнаружения взводу не отойти. До балок же от пятисот до семисот метров. Хотя твое предложение я обязательно доведу до командования.
– Ты сначала сам все хорошо продумай.
– Я подумаю. Еще кофе?
– Меня уже тошнит от него. И чего вы в него всякие пряности кладете?
– Э-э, к нему привыкнуть надо. Привыкнешь, на другой и смотреть не захочешь.
– А пока привыкнешь, все нутро вывернет.
– Не передергивай, Юр? Не хочешь кофе, давай прикажу чай заварить. До ужина еще три часа.
– Нет, Адан, спасибо. Сейчас бы водочки.
Сабир широко улыбнулся:
– Какие проблемы? Есть у меня арак! По сто граммов можно.
– Арак? Нет, друг мой, ты свое тридцатиградусное виноградное, настоянное на анисе пойло, извини, сам пей.
– Чем тебе не нравится арак? Мягкая водка с пряным привкусом.
– И видом. Особенно когда в арак куски льда бросить или холодной водой немного разбавить.
– При чем здесь лед или вода?
– Адан! Ты когда-нибудь в России одеколон пил?
– Одеколон? – удивился сирийский ротный. – Нет, ни одеколон, ни туалетную воду. А зачем?
– Когда у нас со спиртным в России проблемы были, многие одеколон пили, да что там одеколон, всю гадость, типа очистителей стекол, и даже дихлофос в пиво добавляли. Но – к одеколону. Так напрямую его пить хреново, крепкий. Вот и добавляли воду.
– Ну и что? – заинтересовался сирийский офицер.
– А то, что когда в одеколон попадает вода, то смесь приобретает молочный цвет. Как и ваш арак, если в него добавить льда или воды. Один в один. Я как увижу эту мутно-белую жидкость, рвать тянет.
– Ну ты сравнил одеколон с араком.
– Нет, Адан, я имел в виду нашу русскую водочку. Слезинку, как ее еще знатоки называют. Сто граммов, а на закуску грибочки малосольные или огурчики, можно бычки или кильку в томате. Вот это вещь. Но раз у нас нет ни водки, ни грибов, ни огурчиков, ни консервов, забудем о выпивке. Впрочем, я не возражаю, вы можете свой арак хлебнуть.
– Где бы ее взять, русскую водку? Если только у торговцев в Эр-Катуре? Но они продадут, как это у вас называют, подделку?
– Паленку?
– Точно.
– Так что настоящую водку могут только ваши ребята из России привезти. А в арак можно и не добавлять льда. В холодильнике водка и так холодная.
– Нет, благодарю, это все равно что вместо пива «Балтика», которое, кстати, активно начали продавать в Дамаске и в других крупных городах, пить перебродивший кумыс. У «семерки» те же пять-шесть процентов спирта. А разница – как земля и небо.
– Ну и оставим эту тему до лучших времен, – сказал Сабир и предложил: – Пройдем по позициям? Посмотрим настроение личного состава. К танковым, минометным подразделениям, иранцев проведаем. Персы предпочитают особняком держаться. Хотя надо признать, воины они отличные.
– Давай пройдем, потом обсудим твое решение.
– Договорились.
Офицеры собрались на выход, но тут появился связист роты сержант Суни Данури:
– Разрешите?
– Что у тебя, Суни? Штаб бригады?
– Никак нет, капитана Волченкова вызывает на связь генерал Кордо… Кордо… не запомнил, сложная фамилия.
– Кордополов, – поправил его Волченков, – генерал-майор Кордополов Николай Леонидович, главный военный советник сирийской армии.
– Большой начальник.
– Большой. Он еще с душманами в Афганистане воевал. Ротой и батальоном командовал.
Волченков взглянул на Сабира:
– Вы начнете обход с первого взвода?
– Да.
– Ступайте, я переговорю с генералом и догоню вас.
– Хорошо. Идем, Юнис, – кивнул ротный заместителю.
Сирийские офицеры стали спускаться с высоты, советник прошел в узел связи, представлявший собой бетонный «короб» со столом, на котором были развернуты средства связи, тут же стояли два стула.
– Жарко у тебя здесь, сержант.
– Я привык. Сейчас не жарко, а тепло, всего двадцать восемь градусов на улице, здесь не больше тридцати.
– Да, нормальная температура.
Он взял гарнитуру радиостанции:
– Полоз на связи!
– Приветствую, Полоз! Кедр.
– Мне доложили.
– Время «Ч» 17.00, в «Ч» + 16 быть на восточной окраине населенного пункта в квадрате… КШМ. При себе иметь все, касаемое планов «Евфрата» на ближайшие трое суток. Вопросы?
– Никак нет!
– До встречи.
– До встречи.
Главный военный советник отключился. Волченков передал гарнитуру радиостанции связисту.
– Все? – спросил тот.
– Все, сержант. Не закрывай дверь, проветри помещение.
– Чтобы проветривать, надо еще окно. А его нет.
– «Духи» тебе его пробьют!
– Кто?
– Не обращай внимания.
Капитан вышел из узла связи, пошел к тропе, ведущей вниз. Волченков прикинул. «Ч» – 17.00, «Ч» + 16, это значит 9 часов завтра, населенный пункт в квадрате… – поселок Саар, до него семнадцать километров.
Генерал Кордополов или его представитель будет ждать на восточной окраине, это роща, находясь в КШМ – в командно-штабной машине. Хорошо, хоть так, не в Хмеймим ехать. До базы триста километров. Да и до Дамаска прилично. Непонятно, с чем связан вызов главного советника. Впрочем, что тут непонятного? С обстановкой. Наступление-то на Пальмиру, по сути, захлебнулось по всем направлениям. Ладно, послушаем, что скажет генерал или его представитель.
Волченков прошел к позиции первого взвода, где столкнулся с ротным.
– Освободился?
– Да я вроде и не сидел, – отшутился российский капитан.
– Ох уж мне этот русский юмор. Сказать, зачем вызывал главный советник, можешь?
– Он на завтра на 9 утра назначил встречу в Сааре.
– С чем это связано?
– Хороший вопрос.
– С остановкой наступления, – уверенно ответил сам себе капитан Сабир. – Значит, верховное командование не устраивает положение дел.
– Это было понятно и без вызова Кордополова.
– Но теперь есть надежда, что хоть что-то изменится.
– Надежда есть всегда.
– Да, и умирает она последней.
– Ну это спорный вопрос. Мне нужен от тебя план действий на ближайшие трое суток.
– Ты же знаешь, Юра, никакого плана нет, есть замысел на сегодняшнюю ночь.
– Надо что-то придумать. Отписаться. Скажем, в ночь рейд по долине, с целью определения возможности переноса передовых позиций ближе к хребту, в следующую ночь рейд другой группы в район за дорогой Эр-Катур – Дамаск, цель та же. С подготовкой и отходом как раз трое суток.
Сабир улыбнулся:
– Ну вот ты и решил все сам. Или надо на карту информацию нанести?
– Карты остаются при тебе. Значит, план определен?
– Определен.
– Нужна техника.
– Это понятно, не пешком же семнадцать километров идти? Возьмешь мой БТР. Охрану, если посчитаешь нужным.
– Обойдемся бэтээром! Выезд в восемь часов.
– Я предупрежу механика-водителя. Ты только схему маршрута составь, а то Али по-русски ни черта не понимает. Он в России не учился.
– Но малый хоть с понятием?
– По схеме укажешь, где прямо, где свернуть, доставит к месту. Маршрут к Саару я ему объясню, а в поселке придется руководить тебе.
– Пойдет. Что во взводе?
– Ничего. Двое дозорных смотрят за долиной, остальные, включая взводного, отдыхают в блиндаже. Расслабляются люди, Юра, и это нехорошо.
– Сейчас во второй взвод?
– И как ты догадался?
– Интуиция.
Офицеры рассмеялись.
Волченков заметил, что с ротным не было заместителя.
– Юниса тоже отдыхать отправил?
– Нет! Он пошел к персам.
– Тебе надо было лично их проведать.
– Так я не отказываюсь, зайдем, как огневые позиции проверим.
– Лейтенанта Басара надо с собой взять.
– Ты насчет рейда?
– Да.
– Хорошо. Возьмем. Хотя задача ему уже поставлена.
– Чтобы не вызывать, если возникнут уточнения в ходе совместного обсуждения задачи, которую ты поставил ему.
– Так и говорю. Хорошо, возьмем собой, на КНП.
В отличие от первого взвода во втором люди не спали. В блиндаже вовсю шла подготовка к ночному выходу. Два усиленных отделения представляли собой две трети личного состава взвода. В каждом отделении в рейд выходило по десять человек, вместо штатных восьми, на позициях оставались только четыре человека, да и те – наводчики БМП и наблюдатель. Руководил подготовкой лейтенант Басар.
Взводный делал все умело. Объяснял солдатам, как и что каждому предстоит выполнить, что взять с собой, как закрепить, чтобы не гремело. При виде ротного он подал команду «смирно» и пошел навстречу Сабиру с докладом. Капитан остановил лейтенанта:
– Не надо, Омар, занимайся. Мы с советником сейчас обойдем основное подразделение, в 18 часов будем на КНП. К этому времени подходи и ты, еще раз обсудим порядок действий отделений.
– Есть, – ответил молодой лейтенант.
Волченков отметил уравновешенность офицера. Тот был спокоен, словно не ему, а кому-то другому предстояло идти в ночной рейд, который реально мог оказаться последним в жизни.
– Занимайся! – повторил капитан.
Они прошли дальше, в третий взвод. Там, как и в первом, только дозорные в стрелковых ячейках, остальной личный состав в блиндаже. Сабир не стал вызывать взводного.
Танкисты занимались техникой. «Т-72» были доставлены из России. И хотя выпускались такие машины давно, эти танки, с консервации, являлись практически новыми. Командиры, прошедшие курс подготовки, подсказывали солдатам, как работает автомат заряжания, что делает наводчик, когда требуется вести огонь из пушки и пулемета. Танки не участвовали в боях. Экипажи тоже. Им еще предстояло узнать, что такое бой. Оттого и относились танкисты к занятиям серьезно.
В минометном взводе было также спокойно. Минометы стояли в ряд, рядом тягачи, машина с боеприпасами.
Оставался взвод прикомандированных иранских военнослужащих. Там с командиром взвода разговаривал старший лейтенант Маджид. Капитан Реза Давари слушал младшего по званию, но старшего по должности сирийского офицера. Правда, было заметно, что делал это он не без снисходительности. Взвод Давари уже полгода воевал в Сирии. Большинство бойцов участвовали в боевых действиях в Ираке. У иранцев царили порядок и дисциплина.
Давари козырнул Сабиру, улыбнулся, что было редкостью, Волченкову.
– Как дела, Реза? – спросил Сабир.
– Об этом уже спрашивал твой заместитель, благодарю, все в порядке. Вот только заместитель не ответил на мой вопрос.
– Что за вопрос?
– Что будем делать дальше?
– Это, Реза, решается. В ночь высылаю в долину разведку.
– Будь осторожен, Адан, мои наблюдатели заметили несколько человек на хребте. И это не солдаты, не рядовые. Они через оптику долго и внимательно рассматривали позиции роты и подходы к ним. Уделили внимание и высоте. Эти кровавые псы что-то задумали, Адан. Просто так они не стали бы внимательно рассматривать район, который до этого занимали.
Иранский капитан повернулся к Волченкову:
– Ты воевал на Кавказе, капитан, ты знаешь повадки этих шакалов. Те, что пойдут в долину, должны соблюдать повышенные меры предосторожности.
Говорил Давари на русском языке, чего раньше за ним не замечали, и это удивило и Сабира, и Волченкова.
Юрий поинтересовался:
– Реза! Откуда ты так хорошо знаешь русский язык?
Иранец улыбнулся:
– Я не должен говорить об этом, но тебе скажу. Семь лет назад в российский антитеррористический центр была отправлена группа офицеров. Для, скажем так, повышения квалификации. Группа пробыла в Подмосковье почти год. В этой группе был и я.
– В Подмосковье, говоришь? А где конкретно?
– Учебный центр «Лесной».
– Даже так? Надеюсь, инструкторы не разочаровали тебя?
– Я их всех по именам помню. Российский спецназ – лучший в мире.
– И это говоришь ты, офицер Пасдарана? Революционной гвардии или, как больше принято называть, Корпуса стражей Исламской революции?
– Да, конечно, как офицер Корпуса.
– Это высокая оценка.
– Ты, как советник, объясни ротному, что рейд – это не прогулка.
Сабир воскликнул:
– По-твоему, я ничего не понимаю в военном деле? Я, четыре года воевавший против врагов страны?
– Не обижайся, Адан, но война войне рознь. Ты достойный командир, бесстрашный, грамотный, но русский опытнее тебя. Слушай его.
– Мы как-нибудь сами разберемся.
– Конечно. Один вопрос, капитан?
– Да?
– Ты и дальше собираешься проводить планирование без моего участия?
– Нет, но пока в этом не было необходимости.
– Я понял. Удачи!
Волченков пожал руку Давари. И пошел вместе с капитаном к тропе на высоту.
Сабир был недоволен:
– Этот перс много берет на себя. Его послушать, так только он и соображает, как воевать.
– Давари действительно опытный офицер, и еще, Адан, не в обиду будет сказано, в учебном центре «Лесной» готовили секретные боевые группы. И готовили очень серьезно. Обычно месяца три. Реза же провел в «Лесном» почти год, это много значит. Тебе надо больше привлекать его к управлению подразделением.
– Может, вообще передать персу командование ротой?
– Остынь! И до чего вы вспыльчивы. Хорошо еще в повседневной жизни. В бою вспыльчивость зачастую ведет к необдуманным поступкам, которые оказываются роковыми. Ты должен знать, что в бою побеждает не тот, кто отчаянно храбр, а тот, кто храбр и в то же время умело владеет собой, сохраняет холодным рассудок.
– Кто еще сегодня не пытался учить меня? Пожалуй, только взводные. Не удивлюсь, что и Басар попытается. Прошу запомнить, капитан, подразделением командую я. И пока подразделением командую я…
Волченков прервал Сабира:
– Успокойся. Нам предстоит еще раз продумать ночной рейд. С учетом того, что за долиной смотрели террористы.
– И что с того, что они смотрели? Делать им нечего, вот и смотрели. Смеялись, вот, мол, она, доблестная сирийская армия. Выдохлась, раз сидит на оставленных нами позициях.
– Нет, Адан, Реза прав, что-то «духи» задумали. Знать бы что?
– Я был бы не прочь, если бы они попытались провести контратаку и выслали всех своих уродов вместе с техникой на наши позиции.
– Не для того они отходили. Ладно, пришли.
Офицеры зашли на КНП в 17.45. Заместитель находился уже там. Связист варил для сирийцев кофе, для советника поставил на примус чайник, распечатав новую пачку зеленого чая.
Ровно в 18.00 явился командир второго взвода и старший одной из разведывательно-штурмовых групп предстоящего ночного выхода.
Сабир пригласил всех разместиться за столом.
Расселись.
Освежились кофе и чаем.
Сабир развернул карту:
– Итак, ночной рейд. Проведут его усиленные отделения второго взвода. Первую группу ведет лично взводный, вторую его заместитель. Второй группе выйти к западной балке в двадцать два часа, первой из-за разницы расстояний – к восточной в двадцать два десять. Задача у отделений одна: осмотреть балки, определить, возможно ли оборудовать в них передовой рубеж роты. При перемещении по балкам обязательно выставить верхние дозоры, которым занять позиции, замаскироваться и отслеживать обстановку, дабы избежать внезапного нападения противника.
Басар не без удивления посмотрел на ротного:
– Вы, капитан, допускаете, что боевики выйдут в долину?
– Нет. Но я не знаю, что на уме у Самера аль-Диаба или его начальников в штабе обороны на нашем направлении. И, как говорят наши русские друзья, страховка лишней не бывает. По дозорам ясно, Омар?
– Так точно. Но за долиной, очевидно, следят с хребта. И не исключено, что дозорные могут быть обнаружены.
– Так вот ты и думай, что предпринять, чтобы этого не произошло.
– Есть, я понял.
– Рейд, – продолжил Сабир, – проводим с двадцати двух часов до двух часов. Доклады мне по необходимости. В два часа отделения должны находиться на позициях второго взвода.
Сабир повернулся к Волченкову:
– Вам есть что сказать, господин советник?
– Да.
Волченков попытался приподняться, не получилось. КНП находился в одной из разрушенных зон старого блокпоста, был невысок и узок.
– Предлагаю лейтенанту Басару не держать наводчиков в БМП, для этого есть экипажи машин других взводов, а всех оставшихся бойцов вывести на передовые позиции. Им внимательно смотреть за подходами к балкам. В этом случае не придется выставлять фланговые дозоры, что демаскирует продвижение отделений. Обязательно одному из наблюдателей постоянно поддерживать связь с командиром взвода, сообщая обо всех изменениях обстановки. Появление противника в долине маловероятно, но возможно. Не исключено, что игиловцы уже там.
Сабир взглянул на советника:
– О чем это ты, капитан? Допускаешь, что наши дозоры могли пропустить выход боевиков с хребта?
– А ты считаешь, что не могли? Да, они вряд ли имеют намерения отбить оставленные позиции. Это им не нужно. А вот ослабить нашу роту им весьма желательно. Мы не видим, что происходит на участке восточного прохода Черного холма.
– Но увидим, – перебил советника командир роты. – С дальних выходов из обеих балок этот участок будет виден через оптику.
– Будет. Но заметят ли солдаты развернутую минометную батарею боевиков? И тогда игиловцы, имея перед собой долину, с хребта точно наведут огонь батареи по балкам.
– И что ты предлагаешь?
– Лейтенанту Басару или его заместителю, в зависимости от того, кто какой балкой пойдет, следует выслать вперед по два человека. Чтобы они вышли на дальние позиции и в случае необходимости смогли предупредить основные разведывательные силы об опасности, дав возможность им отойти.
– Это все? – спросил Сабир.
– Нет. Нам, я имею в виду командира роты, заместителя и себя, на все время проведения рейда находиться на высоте и, используя оптику, отслеживать ситуацию. В это же время вывести на огневые позиции танки. Всему личному составу, включая взвод иранцев, объявить боевую готовность «Военная опасность», которую не снимать до окончания рейда.
– Что еще?
– Необходимо предусмотреть способ прикрытия отхода отделений Басара в случае столкновения с противником.
Сабир поцокал языком:
– Я, конечно, признаю твой опыт, Юра, но мне кажется, ты преувеличиваешь вероятную опасность.
– Лучше преувеличить, чем недооценить противника. Превосходящего по численности и технике противника, занимающего стратегические высоты хребта и имеющего многочисленный резерв.
– Я услышал тебя. Решение – действовать по обстановке.
– А теперь мое личное мнение, Адан.
– Говори.
– Не нравится мне твоя затея. Тактически разведка не представляет ценности. Все, что нужно, мы можем выяснить путем визуального наблюдения. Но ты принял решение, ты командир, имеешь право. У меня все!
– Ты бы, Юра, лучше попросил своего генерала организовать поддержку роты авиацией. Вот тогда бы мы взяли хребет малыми силами.
– Я подниму этот вопрос.
– Подними, пожалуйста. Так! – Сабир повернулся к заместителю: – С двадцати двух часов роте боевая готовность «Военная опасность», технику на позиции, минометный взвод развернуть. Экипажи, исключая второй взвод, в машины. Иранцам быть в готовности прикрыть отход отделений Басара. Впрочем, Давари я сам поставлю задачу. Тебе, Юнис, проконтролировать все мероприятия, определенные советником, и с двадцати двух часов находиться на левой от КНП позиции наблюдения.
Заместитель командира роты козырнул:
– Есть!
Сабир отпустил Маджида и Басара, позвал связиста:
– Суни.
Сержант появился тут же:
– Я, господин капитан!
– Вижу, что ты. Свяжись с капитаном Давари, пусть поднимется на КНП.
– Есть.
– Выполняй.
Сабир взглянул на советника:
– Ты поприсутствуешь при разговоре с командиром иранского взвода?
– Нет. В этом нет необходимости, я пройду на правый фланг высоты, оттуда через стереотрубу осмотрю долину.
– Дело твое.
Волченков вышел из КНП, пошел во фланг на позицию наблюдения. На командный пункт прибыл капитан Давари. Стрелки часов приближались к 19.00. Внизу задымили две полевые кухни. Повара готовили ужин.
В это же время на хребте Умгдум
На каменистой площадке, закрытой с фронта невысокой грядой, в тщательно оборудованном наблюдательном пункте игиловцев, за обстановкой на позициях сирийской роты наблюдал опытный разведчик из группы наемников, или, как ее еще называли в отряде, спецгруппы, Гази Аходов. Он был чеченец по национальности, но в Чечне не был никогда. Родился и вырос в Турции. Там же попал на заметку радикалов и со временем оказался в банде так называемого «Исламского государства», вместе с соседом и другом, тоже чеченцем, никогда не бывавшим в Чечне, Акрамом Дикаевым. Как хорошие воины, они быстро освоились в группировке ИГИЛ и спустя некоторое время завоевали авторитет. Они не занимались массовыми казнями, не участвовали в карательных операциях. Чеченцы из Турции воевали против неверных, а ими стали все, кто поддерживал законную власть в Сирии, Ираке, Афганистане, Ливии и не принимал ценностей Всемирного халифата.