Buch lesen: «Ложь на крови»

Schriftart:

* * *

Пролог

Никто из узников лагеря не понял, что их разбудило. Сначала проснулся один, затем второй. И лишь потом до узников дошло, что стало причиной их пробуждения.

Тишина. Не было слышно гудка, привычных окриков и лая собак. Только шум ветра и крики птиц неподалеку.

Проснувшиеся заключенные бросились будить остальных. Меньше чем через пять минут весь барак уже не спал.

– А где немцы? – спрашивал кто-то.

– А пес их знает, – отвечал другой.

– Как будто вымерли все, – заметил третий.

– Хорошо бы, – усмехнулся четвертый. – На свободу бы вышли.

Эта мысль подстегнула всех. Узники бросились к дверям, но тут их ожидал неприятный сюрприз. Двери не открывались. Как ни пытались это сделать люди, измученные пленом, голодом и непосильным трудом.

– Может, отмычкой? – предложил кто-то в полумраке.

– Ага, еще скажи, ключом, – ответили ему. – Где ты отмычку возьмешь?

– Да не поможет ни отмычка, ни ключ, – сказал узник, который проснулся первым. Он сидел и внимательно разглядывал щели в дверях и стенах. – Все заколочено. Мы не сможем выйти.

Тут же поднялась паника. Люди кинулись на стены, кто-то полез наверх в надежде найти выход там.

– Я знаю! – внезапно заорал один из узников. – Это они во всем виноваты! Они, гады! Ироды поганые!

Он судорожно тыкал пальцем в сторону нескольких узников, чей внешний вид был чуть лучше, чем у остальных. Это были доносчики, стукачи и капо¹. Они собрались небольшой кучкой и настороженно посмотрели на остальных.

– А и верно, – сказал другой пленный. – Они, гады. Пока тут надрывались и недоедали, они фашистам стучали и горя не знали, иуды.

– Дави их, сволочей! Бей их! – выкрикнули из толпы, и тут уже началась жуткая суматоха.

Никто и не заметил, как один из заключенных метнулся в сторону и залез под нары, чтобы ненароком не попасть под горячую руку.

Расправу прервали незнакомые звуки, донесшиеся со двора. Сначала прозвучал выстрел, а потом крик:

– Есть кто живой?

Кричали по-русски.

– Мы здесь! Здесь! Живы! Родненький ты наш! Выпусти нас! – наперебой заорали узники, не поверившие, что их нашли и сейчас спасут.

И когда с заколоченных дверей сорвали последние доски, измученные люди дружной гурьбой хлынули на улицу, навстречу освободившим их советским солдатам.

Глава 1

Утро выдалось серым и хмурым. Капитан Дмитрий Юркин невольно поморщился, переворачиваясь на спину, – он всегда просыпался с рассветом, сколько себя помнил. В окно не били солнечные лучи. Лишь угрюмые серые облака давили своей тяжестью и не улучшали настроение. Впрочем, неважный настрой у Дмитрия был, как ему казалось, всегда. За последние годы он даже не мог припомнить, когда вставал с постели в хорошем настроении. С одной стороны, это было объяснимо – уже третий год шла война, и поводов для радости было крайне мало. А с другой стороны, Дмитрия всегда за глаза называли бирюком, сычом и прочими подобными словами. Впрочем, Юркин давно привык к этому и, к слову, никогда на это не обижался. Бирюк – значит, бирюк. Что поделать, такой уж уродился, и этого теперь до конца жизни не исправить. Таким и помрет.

Бреясь, он невольно засмотрелся на свое отражение в мутноватом, заляпанном по краям пятнами зеркале. «Видок еще тот, – подумалось ему. – Будто всю ночь пахал без остановки и спать лег за час до побудки». Не сказать, чтобы это было далеко от истины. Вернулся он в свою комнату действительно поздно – работы ему, как и другим сотрудникам СМЕРШа, хватало. Из зеркала на капитана смотрел угрюмый человек лет под сорок с мешками под глазами, немного помятым лицом и растрепанными после сна короткими темными волосами.

«Красавец, елки-палки», – криво усмехнулся Юркин.

Да, привлекательным его назвать было сложно. Приземистый, плотно сбитый (хоть и не толстяк) и с явно не артистичными чертами лица. Дмитрий довольно долго задавал себе вопрос, чем же он приглянулся своей жене – та, в отличие от супруга, была миловидной. Однажды он спросил ее об этом напрямую. Тамара лишь пожала плечами, тепло улыбнулась и просто сказала:

– Ты очень хороший человек, Митя. А для меня это много значит.

Когда он ушел на фронт, Дмитрия нет-нет, да и посещали невеселые мысли, что супруга может себе найти кого-то. Он бы не спорил, если бы они были неженаты, – на нет, как говорится, и суда нет. Благо, город, где они жили, был в глубоком тылу, и линия фронта до него не дошла. Но опасения капитана были напрасны. Еще до работы в СМЕРШе Юркин встретил дочку соседей, Зою, ушедшую на фронт санитаркой. Девушка, будучи той еще сплетницей, рассказывала своим товаркам (Юркин случайно подслушал их разговор), что, дескать, Тамара Юркина такая красавица, могла бы себе найти какого-нибудь офицерика или вообще мужичка поприличнее, а она нос воротит и ждет с войны своего страшенного бирюка. Капитан тогда усмехнулся, но от сердца у него отлегло. Да и письма, приходившие ему, перечитывал по нескольку раз: Тамара писала, что любит и очень ждет его. Хоть Юркин и называл подобное бабскими соплями, ему было очень приятно.

На службу Дмитрий явился, как всегда, без опозданий. Не без удовлетворения отметил, что большую часть работы он вчера переделал, но и не сомневался, что судьба обязательно подбросит что-то новое. Так оно и случилось: не прошло и часа, как майор Лебедев, в подчинении которого находился Юркин и другие сотрудники второго отдела СМЕРШа, проверявшего бывших военнопленных, оповестил, что накануне под селом Поляны освободили советских людей из концлагеря. Всех освобожденных узников предстояло проверить. Дмитрий невольно вздохнул – похоже, это превращается в рутину. Он не раз слышал, как его сослуживцам, работавшим в других местах, доводилось разоблачать шпионов, диверсантов и прочих подобных им личностей. Капитану попадались лишь мелкие лагерные «стукачки», на которых он смотрел порой, не скрывая отвращения.

Перед тем как дали команду ехать в лагерь, Юркина вызвал Лебедев. Когда тот вошел в кабинет, то увидел, что майор там не один – на стуле сидел молодой, лет двадцати пяти, человек с погонами старшего лейтенанта. Держался он довольно скромно и при появлении Дмитрия посмотрел на него доброжелательно и как-то даже доверчиво. Разумеется, встал при его появлении, как и полагается.

– Вызывали, товарищ майор? – осведомился капитан.

– Вызывал, – кивнул офицер. – Вот, Дима, – он указал на старшего лейтенанта, – напарника тебе нашел. Или, правильнее будет, ученика. Старший лейтенант Митьков. Направлен к нам на службу, во второй отдел. Принимай, так сказать, пополнение.

«Вот только учеников мне тут не хватало, – недовольно подумал Юркин. – Нашли, елки-палки, учителя. И кому – какому-то тыловому простофиле». Впрочем, на лице капитана недовольство не отразилось.

– Откуда? – скупо поинтересовался он.

– Из госпиталя, после ранения, – ответил Митьков.

«Тоже не лучше, – продолжил свой мысленный монолог капитан. – Сразу видно – интеллигентишка. Зачем его вообще сюда взяли?»

– Так что, Дима, парень поступает к тебе, под твое, так сказать, неофициальное шефство. Ты, Миша, не переживай. – Лебедев посмотрел на парня. – Капитан Юркин у нас офицер опытный, грамотный, на службе не первый день. Всему тебя научит.

«Вот только меня забыли спросить», – усмехнулся про себя будущий учитель. Сейчас он не испытывал ничего, кроме недовольства и раздражения.

– Спасибо, – кивнул Митьков и снова перевел взгляд на Дмитрия. И улыбнулся, просто и открыто. Даже недовольство Юркина слегка притупилось.

– Вот и хорошо. Тогда действуйте.

Из кабинета Лебедева Дмитрий вышел уже не один. Он сразу заметил, что старший лейтенант прихрамывает. Не постоянно, но нет-нет, да и приволакивает ногу. Похоже, про ранение не врал. Хотя было бы куда проще, если бы его списали в тыл. Но это уже зависело не от капитана. С виду парнишка вроде бы ничего. Дмитрий даже не понимал, что ему больше не нравилось в новоявленном напарнике: эта простоватость, которой, как он считал, не место в их работе, или то, что ему фактически навязали его компанию. Не сказать, чтобы Юркин не умел работать в коллективе. Умел, конечно. И, собственно, везде, где бы ему ни доводилось бывать – на довоенной ли работе, на передовой или здесь, в СМЕРШе, он везде оказывался не в одиночестве. Просто предпочитал не сходиться близко с людьми. Про таких говорят: вроде бы и со всеми, а вроде бы и сам по себе.

– Товарищ капитан? – обратился к нему Митьков.

– Что? – повернулся Дмитрий.

– А вы давно в СМЕРШе?

– Не очень, – коротко ответил он.

Похоже, сейчас паренек будет допытываться до его послужного списка: где, чего, как? К слову, сам старший лейтенант не особо интересовал капитана. Хотя ради приличия, да и просто по чисто профессиональной привычке надо поинтересоваться, где тот был до госпиталя.

– А до этого где были?

– Много где.

– А я был под Ленинградом, – доверительно сообщил Митьков, опередив намерение собеседника поинтересоваться его службой. – Там меня и ранили.

– Из-за этого такой колченогий? – не удержался от насмешки Юркин.

– Да. – Старший лейтенант и не подумал обижаться. – Но это не страшно. Со временем восстановлюсь.

«Как же, держи карман шире, – снова ухмыльнулся про себя Дмитрий. – Даже если и хромать перестанешь, при малейшем дождике или ветерке будешь на одной ножке прыгать».

– Мы сейчас поедем в Поляны? – продолжал любопытствовать парень.

– Да, – кивнул капитан.

Они уже вышли во двор здания, где и обитали сотрудники второго отдела. Несмотря на то что бои здесь шли не один день, бывшая школа более-менее уцелела. Во время оккупации немцы устроили здесь что-то вроде клуба. Сначала собирались в местном Доме культуры, но, после того как последний подорвали партизаны, перебрались сюда. А потом сюда пришли и контрразведчики.

Во дворе уже стояла готовая к отправке машина. Сослуживцы Дмитрия потихоньку стекались к ней. Кто-то уже сидел в кузове, кто-то торопливо курил рядом. Видимо, не так уж там много пленных, раз одну машину посылают, решил Юркин. Он тоже хотел было закурить, но потом передумал и кивнул в сторону авто.

– Залезай, – скомандовал он.

Митьков, несмотря на покалеченную ногу, довольно ловко запрыгнул в кузов. Вслед за ним вскарабкался и капитан.

Ехать пришлось недолго. Село Поляны, где и находился теперь уже бывший концлагерь советских военнопленных, располагался минутах в пятнадцати-двадцати езды от города. «Хорошо, пешком не погнали», – подумал Дмитрий. В пути он краем глаза поглядывал на новобранца, как он окрестил про себя старшего лейтенанта. Тот оказался человеком общительным – почти сразу у него завязался разговор с другими офицерами СМЕРШа. Парень им представился сначала по всей форме, потом по имени – Михаил. «Эх, Мишка, Мишка, – вздохнул про себя Дмитрий. – Больно ты добренький и мягкий для нашей работы. Не стоило тебе вообще к нам во второй отдел лезть. Ты еще не знаешь, что у нас за работа и с кем приходится иметь дело. Не лучше, чем в милиции». Так Юркин думал не зря. Такое сравнение привел как-то один из нынешних сослуживцев, который, по его словам, в довоенное время поработал стражем порядка в своем родном городе.

Машина остановилась. Юркин мельком посмотрел на сидевшего рядом Митькова.

– Приехали, – коротко сказал он.

Когда они вылезли из кузова, капитан увидел уже привычную картину: ряды колючей проволоки, приземистые, грубо сколоченные деревянные бараки, голая, словно вытоптанная тысячами ног, земля. Неподалеку находился редкий лесок. И запах. Такой мерзкий и знакомый. Дмитрию он был хорошо знаком. Это был запах смерти.

– Жуткое место.

Юркин обернулся. Его новый напарник Миша хмурился, глядя на бывший лагерь.

– А что ты хотел? – пожал плечами Юркин и вытащил папиросу. – Здесь тебе не царский дворец.

– Я понимаю. – Парень достал потертый кисет с табаком, ловко и быстро свернул самокрутку. Капитан даже невольно засмотрелся на его движения. – Знаете, товарищ капитан, я на фронте тоже видел много чего. И товарищи гибли, и сам фрицев убивал, и хоронить приходилось, но такое вот… – Он покачал головой и закурил.

– Ну, ты с «передком»-то не сравнивай, – хмыкнул Дмитрий. – Я тебе, парень, вот что скажу: это пока еще цветочки.

– Ягодки будут впереди? – невольно улыбнулся старший лейтенант.

– Вот-вот.

– И что же будет?

Капитан недобро усмехнулся.

– Сам увидишь, – ответил он. – Пошли.

Бывший концлагерь оказался не таким уж большим. И выживших заключенных оказалось не слишком много. Юркин уже привычным глазом оценил объем работ. До ночи точно закончат, определил он, а может, и даже до темноты. Правда, с ним еще был «новобранец», но сильно это делу не помешает. Раз сунули его к ним, пусть учится. Капитан был больше чем уверен, что после такой работенки парнишка сбежит на следующее утро, если не вечер. Но раз уж его поставили под крыло Дмитрия, надо хоть объяснить ему, что делать. Чтобы, не дай бог, дров не наломал и ничего не испортил.

Краткий ликбез Юркин провел, можно сказать, на ходу. Митьков понимающе кивал, вопросов не задавал, и капитан едва удерживался от усмешки, глядя на его лицо с сосредоточенным выражением. Но на всякий случай решил поработать с ним рядышком. Хоть новый напарник (или ученик?) был ему и не слишком приятен, но Дмитрий слыл человеком ответственным и добросовестным. Раз дали задание – значит, надо выполнить, нравится тебе это или нет. Тем более что в такое время и в таких условиях приказы не обсуждаются. И он это понимал.

Юркин и его сослуживцы включились в работу. Вопросы, записи, потоки информации… Одним словом, привычные дела. Старшего лейтенанта как новичка отправили работать с документами. Правда, последних оказалось очень мало – немцы перед уходом уничтожили их бóльшую часть. Михаилу даже пришлось ковыряться в пепелище, дабы отыскать уцелевшие от огня бумаги. Из-за этого он порядочно перемазался и стал напоминать карикатурного чертенка. Впрочем, на лице парня не отображалось неудовольствия или неприязни, да и сам он не жаловался, даже будучи по уши в золе и пепле. Отыскав нетронутые пламенем бумаги, Митьков аккуратно складывал их в отдельную стопку, пока капитан и остальные офицеры опрашивали бывших узников, записывали, уточняли, проверяли… Потом старшего лейтенанта бросили на обыск еще с несколькими сотрудниками. Но, как и рассчитывал Дмитрий, до поздней ночи они работу закончили.

Юркин застал Михаила курящим возле входа в барак. Тот стоял без пилотки и с закатанными до локтей рукавами. Фонарей здесь, конечно, не было, но в ярком свете луны Юркин разглядел еще слегка чумазую физиономию парня и такие же запачканные руки.

– Все, собирайся, – бросил он. – Сейчас погрузим все и поедем обратно.

– Есть, – коротко ответил парень, затянулся напоследок и, бросив окурок, затоптал его сапогом. – А пленные?

– Отправятся дальше в пункт, – сообщил капитан. – Пока что наша работа закончена. И рожу умой, как приедем. А то что твой черт.

Митьков засмеялся, кивнул и пошел выполнять приказание. Молодец парнишка, оценил Дмитрий. Не ноет, не жалуется. Кто знает, может, и выйдет из него толк. Хотя ему сейчас доверили самое простое. К допросам Юркин его решил пока не допускать. Успеется еще. Если и впрямь не сбежит.

* * *

Вопреки опасениям и ожиданиям Юркина, Митьков не только не сбежал, но и появился утром на службе вовремя, бодрым и воодушевленным. «Эх, молодость, – не без зависти подумал про себя капитан. – Море по колено да горы по плечо». Старший лейтенант подошел почти одновременно с Дмитрием.

– Здравия желаю, товарищ капитан! – отрапортовал Михаил, приложив руку к головному убору.

– И тебе не хворать, боец, – хмыкнул Юркин. – Готов дальше работать?

– Конечно, готов, – не без удивления посмотрел на него парень.

– Тогда пойдем. Перекуришь потом, – бросил он, увидев, как Митьков достал кисет.

Тот без всякого неудовольствия убрал табак обратно в карман и проследовал за Юркиным. Сегодня работы предстояло не меньше, чем накануне: надо было разобрать все дела, изучить изъятые в лагере документы и прочие бумаги. Потому что потом опять пойдут допросы, выяснения. В общем, все как всегда. Капитан сильно сомневался, что и в этот раз они выявят каких-нибудь завербованных шпионов. Попадутся очередные лагерные стукачи. И то если они заранее не сбежали или другие узники их не придушили. Как вот в этих Полянах.

Теперь уже Дмитрий более подробно рассказал старшему лейтенанту, чем ему предстоит заниматься и как. Михаил, как и вчера, слушал так же внимательно, задал пару уточняющих вопросов и приступил к работе. Первое время капитан краем глаза поглядывал за новичком. Тот спокойно и вдумчиво занимался делом, иногда подходил, что-то спрашивал, Юркин ему отвечал.

Отвлекшись, Дмитрий полностью погрузился в фильтрационные дела. Сколько их он уже перевидал за все время работы в СМЕРШе? Сотни, наверно. А может, и тысячи. В контрразведку пришел в сорок третьем. Уже год прошел или даже больше.

Время тянулось медленно. То ли настрой сегодня был такой, то ли погода – за окном начался дождь. Еще и болезненно заныло некогда раненное правое предплечье. Юркин, не скрываясь, поморщился. Оторвавшись от очередного протокола, он мельком посмотрел на Митькова. Тот хмурился и внимательно изучал лежащий перед ним лист. Капитан решил выйти покурить. Он уже достал портсигар, но, покрутив в руке, отложил. Это надо добить, а там можно и перекур устроить.

По мере работы лицо Дмитрия все больше хмурилось. И было от чего. Накануне, во время допросов бывших узников, его внимание привлек один тип. Звали его Захаров Павел Владимирович – по крайней мере, так он представился. Рядовой. Со слов заключенного, в плен он попал в прошлом году, когда в составе группы из пяти человек отправился в тыл противника за «языком». Вылазка оказалась неудачной – они наткнулись на немцев, которые перебили группу, а сам Захаров, будучи без сознания (как он сам пояснил, из-за ранения), был схвачен.

На первой взгляд в его истории не было ничего подозрительного. Бывший заключенный не запирался, не утаивал ничего. Он охотно рассказал свою историю, назвал номер части, в которой служил до плена, и данные командира. Да и видок у него на момент освобождения был соответствующий: тощий, со шрамами и ссадинами. Но что-то Юркина в его истории настораживало. И пока он сам не мог понять, что именно.

От мыслей капитана отвлек скрип стула рядом. Он невольно поднял глаза и увидел Митькова, который выходил из-за стола, держа в руках кисет. «А вот это хорошая идея», – подумал Дмитрий и тоже решил отлучиться на перекур.

Они вышли в курилку вместе со старшим лейтенантом. Юркин снова полюбовался, как ловко и быстро парень сворачивает самокрутку, и невольно спросил:

– Ты где так научился папиросы крутить?

Митьков улыбнулся:

– Приятель один научил. Еще в детдоме.

– Так ты детдомовский?

Старший лейтенант кивнул.

– Меня подобрали еще беспризорником, – пояснил он. – У нас многие потом пошли по кривой дорожке. Кто воровать стал, а кто и сгинул.

– А тебе, значит, повезло?

– Повезло. Мне попалась одна хорошая женщина. Учительница. Детишек учила еще при царе. Когда мы встретились, ей уже было лет за пятьдесят. Ну, она и взяла меня под крыло.

– Что, вот просто так? – прищурился Юркин. – Из жалости?

– Не совсем. Я тоже ее об этом спросил. Наталья Васильевна рассказала, что я ей напомнил младшего брата, который умер еще ребенком. Но я ей очень благодарен. Она мне помогла.

Парень глубоко затянулся. Видимо, сейчас он был не прочь рассказать немного о своем прошлом.

– Там ведь как вышло? Мы с Колькой Грошом – прозвище у него такое было – решили залезть к ней в карманы да в сумочку. Из детдома удрали, шлялись по рынку, высматривали всяких зевак, у которых можно было поживиться. И тут она идет. Одета скромненько, но Колька мне на нее указал, вот, мол, дамочка при денежках. Умел он в этом разбираться. Ну, и залезли.

– И вас сцапали, – не спросил, а констатировал капитан.

– Сцапали. Какой-то прохожий заметил и поднял крик: «Гражданка, вас грабят!» Я и опомниться не успел, как прибежал милиционер, а меня схватили. Колька вовремя удрал, а я остался. Повели меня в милицию, а там Наталья Васильевна вступилась за меня, мол, не ломайте мальчику жизнь, ему и так не повезло.

– Ну, как всегда.

– Да. Но говорила она это так, что мне даже совестно стало за то, что полез к ней в сумку. Уговорила она отпустить меня. Мы с ней вышли, она отвела меня в какое-то кафе, угостила чаем с пирожными. – Михаил невольно улыбнулся. – Я их тогда первый раз в жизни попробовал. Мы с ней долго говорили. Она сначала навещала меня в детдоме несколько раз, а потом забрала. Усыновила. Отдала меня в школу, я выучился. Потом поступил в институт.

– Окончил?

– Окончил. И только выпустился, как война началась.

– А где учился? И на кого?

– В институте, на учителя. Так что, как война закончится, пойду в школу работать. Буду преподавать литературу.

– Главное – дожить до конца войны, – скептически заметил Дмитрий.

– Согласен. Но обязательно доживем.

– Уж больно ты самоуверенный, – покачал головой Юркин.

– Я просто верю в то, что все будет хорошо.

«Мне бы твою уверенность в том, что так и будет», – кисло подумал Дмитрий. История Митькова ненадолго отвлекла его от мыслей о подозрительном заключенном.

– Справляешься хоть? – осведомился Юркин.

– Справляюсь. Товарищ капитан, разрешите вопрос?

– Валяй.

– А шпионы и диверсанты вам не попадались? Ну, за то время, пока вы в контрразведке.

Капитан ухмыльнулся. По правде говоря, он ждал этого вопроса от новичка, только несколько раньше.

– Мне – нет, – ответил он.

– А другим?

– Было дело.

– Неужели их мало? Или они только в каких-то других местах? – Старший лейтенант снова достал кисет.

– Я тебе, Миша, так скажу: раз на раз не приходится. И зря ты думаешь, что их мало. Этих сволочей порой как дерьма за баней.

– Но вас тут до поры до времени обходили, – улыбнулся Михаил.

– Вот именно, что до поры до времени. – Дмитрий тоже достал еще одну папиросу.

– Неужели вам кто-то попался?

А парень-то глазастый, отметил про себя Дмитрий.

– Возможно, – ушел он от прямого ответа.

Пока что ему не хотелось рассказывать все подробности. Он и сам не был полностью уверен в том, что этот Захаров – мутный тип. Подозрения, как известно, к делу не пришьешь, особенно если нет доказательств. Но разобраться все равно надо. Хоть Дмитрий и не мог похвастаться солидным опытом службы в контрразведке – он сам это прекрасно понимал, – но своему чутью доверял. А оно его практически никогда не подводило.

– И кто же он? – продолжал любопытствовать Митьков.

– Да никто, – скривился Дмитрий. – Сам пока ничего не знаю.

– Не уверен – не обгоняй? – усмехнулся старший лейтенант.

– Вот-вот.

Они докурили и ушли обратно на рабочие места. Михаил погрузился в работу, а Юркин, просмотрев еще раз дело Захарова, отложил его в сторону и взялся за другие дела. Кто знает, может, он и не один такой подозрительный. Возможно, не просто какой-нибудь рядовой стукач, сотрудничавший с лагерной администрацией. Капитан уже мысленно наметил себе план действий: потолковать с другими узниками, с самим Захаровым, проверить его биографию. Когда и куда был призван, действительно ли служил в той части, при каких обстоятельствах попал в плен. Наверняка придется делать запросы туда, откуда он родом. Или, по крайней мере, откуда уходил на фронт. Вот тут, кстати, помощь новоявленного ученика (Дмитрий невольно усмехнулся про себя) может пригодиться. Сходить туда, сбегать сюда. Работы полно, а времени свободного, как правило, не бывает. Да и ноги, чай, не казенные. А бегать нет-нет, да и приходится.

А может быть, что этот тип и вовсе не при делах. У Юркина уже такое было пару раз: проверял как-то двух ребят. Одного такого же бывшего пленного, а другого – вышедшего из окружения. Тоже вызвали подозрения, а по факту оказались чистыми, как слеза младенца. Первый, как выяснилось, был евреем, который, чтобы не попасть под раздачу, прикинулся перед немцами мусульманином. Даже документики где-то ухитрился раздобыть. По словам сокамерников, он очень убедительно изображал в бараке, как по-восточному молится. А второй оказался обычным воришкой – обокрал в оккупированной деревне парочку полицаев, разжившихся добром у местного населения, и дал деру. И еще за каким-то лешим вырядился в военную форму. Уже когда все выяснилось, Юркин поинтересовался, зачем парень выдал себя за вышедшего из окружения солдата. Тот пожал плечами и ответил:

– Ляпнул первое, что в голову пришло. А потом уже деваться было некуда.

Тогда они посмеялись, конечно, над этим горе-вором. Но сейчас, похоже, ничем подобным и не пахнет.

Изучив все дела, капитан снова вернулся к делу Захарова. Как он и ожидал, кроме него, сомнительных не попалось. Дмитрий посмотрел на Михаила. Тот более-менее справился с работой. Конечно, без вопросов не обошлось. Понятное дело, человек на новой, так сказать, работе.

– Что скажешь, Миша? – задал резонный вопрос Юркин.

Тот пожал плечами.

– Вроде бы все в порядке, товарищ капитан.

– Так уж ли все?

– Думаю, да.

– Думает он, – хмыкнул Юркин. – Это тебе, мил человек, не чаи распивать. Вот, например. – Он взял со стола одну из папок и открыл ее. – Так, кто у нас здесь? Рядовой Сергеев Владимир Иванович. Что о нем известно?

– Попал в плен в сорок третьем, будучи контуженным. Дважды пытался бежать из лагеря, – доложил Митьков.

– И все?

– Все.

– Нет, Миша, не все. Откуда родом, где служил, откуда призван, фамилия командира части?

– Там это все есть, в деле.

– Есть-то есть. А ты уверен, что он не соврал, когда его допрашивали?

Старший лейтенант пожал плечами.

– Вот то-то и оно, друг ситный, – покачал головой капитан. – Надо же все это проверить. Сделать запрос в часть, по месту жительства, в военный комиссариат и так далее. Думаешь, это все так просто? А вот нет.

– Я понял, – кивнул Михаил. – Каждого нужного так проверять? Делать запросы…

– А как же? Обязательно. Ты ведь сам знаешь, какое сейчас время. А вдруг это вражина скрытая? Придумал себе историю, а у самого грешков больше, чем у врага народа.

– Идеальную легенду? – улыбнулся парень.

– Ее самую. Так что, Мишаня, давай, не ленись. Все проверяй. Если человек чист – то все в порядке.

– А если нет?

– А если нет, тогда будем дальше выяснять всю его подноготную. И тогда будет видно, кто он и откуда.

– Есть, товарищ капитан.

Дмитрию понравилось то, что «новобранец» не спорит, не возмущается и не кривит морду. По всему видать, человек ответственный. Это хорошо. В их работе это качество – важное, если не главное. Конечно, это поначалу. Надо будет еще посмотреть, как этот будущий учитель себя покажет, когда уже непосредственно во все дела вникнет. Но постепенно впечатление офицера о новичке менялось в положительную сторону. По крайней мере, навязанный ученик уже не вызывал у него такого неприятия, как при первой встрече.

Дмитрий снова вернулся к работе. Мысли его постоянно возвращались к Захарову. Вроде бы в его рассказе не было каких-то недомолвок или нестыковок, но все равно что-то настораживало. И Юркин даже не мог понять что. Он надеялся, что сделанные запросы и допросы других бывших узников смогут пролить свет на его подозрения. Или развеять их.

Увлекшись делами, капитан чуть не пропустил обед. По правде говоря, он мог бы обойтись и крепким сладким чаем – когда он работал, то предпочитал не отвлекаться надолго, но вспоминал, как ему на это пеняла Тамара: «Митя, не будешь нормально есть, заработаешь себе сто болячек». Жаль, супруги здесь нет, она бы точно напомнила. А то и сама бы с узелком с горячим обедом пришла. Но тут ему на помощь в этом вопросе пришел Митьков.

– Товарищ капитан, вы пойдете обедать? – спросил он.

– Пойду, пойду, – бросил Дмитрий, не поднимая головы и дописывая очередную бумажку. Увидев, что старший лейтенант стоит рядом и ждет, он бросил: – Иди, иди, Миша, не стой над душой. Я догоню. Только одно дельце добью.

Да, дел еще непочатый край. Еще надо будет доложить командиру. Но это уже после обеда. С такими мыслями он отложил все бумаги, ручку и отправился вслед за Михаилом.

1.Капо – привилегированный заключенный в концлагерях нацистской Германии. В узком смысле капо – это заключенные, назначенные исполнять должности старосты барака, надзирателя, старшего рабочей команды.