Buch lesen: «ЧЕЛОВЕК»
Корректор Галина Андреева
Литературный редактор Галина Андреева
Художник Сергей Фурнэ
© Алексей Кононов, 2019
ISBN 978-5-4490-2826-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Санкт-Петербург, 2022 год.
С момента появления магии на Земле прошло шесть лет.
Отныне спокойной жизни угрожают колдуны-самоучки, в больницах снимают проклятия, а в университетах учат совсем не тем профессиям, что раньше.
Алексей Сказов – оперинженер и магию ненавидит. Его задача – ловить лжебогов, колдунов, возомнивших себя всемогущими. Но если один из них зачарует целый подъезд, повесит на Сказова убийство ребенка и скроется… как удержаться и самому не переступить черту дозволенного!? Особенно когда знаешь, что чародей действует под прикрытием того, кто причастен к исчезновению твоей невесты и гибели отца.
СЕРИЯ «ПЕРЕКРЕСТКИ МИРОВ»
ИНТУИТ
ЛОГИК
ЧЕЛОВЕК
ЧЕЛОВЕК
глава первая
ИНЖЕНЕР
С самого утра льет дождь.
Печка старенькой девятки барахлит, а потому регулятор тепла сейчас выкручен до предела. Плевать, что не зима: когда приходится заезжать в такие районы – мороз по коже. И дело тут вовсе не в погоде.
Матерюсь, попадая колесом в очередную выбоину. Асфальт во дворе уже давно никто не ремонтировал. Быстренько ныряю на свободное место, глушу уставший мотор, нехотя открываю дверь. В салон врывается промозглый воздух.
Вздыхаю. Что делать – работа.
За шиворот ползут настырные капли, воротник свитера не спасает.
Так, что тут у нас? Улица Нефтехимиков, дом двадцать два. Вроде все правильно. Просили проверить именно этот адрес.
Надежда на «авось обойдется» угасает с невиданной скоростью, когда на крыльце интересующего меня подъезда я замечаю белобрысого паренька на вид лет восьми. Сидит на скамейке под проливным дождем. И курит. Да не просто сигареты, а «Беломор» без фильтра. Таких уже давно не выпускают. Где только раздобыл? Наверное, из старых запасов деда умыкнул.
– Привет. А тебе родители курить разрешают?
Мальчишка поднимает не по возрасту мудрые глаза, затем переводит взгляд на дымящуюся папиросу да так и замирает.
– Намокла… – наконец произносит он бесцветным голосом.
Окурок падает под ноги рядом с другими, их на мокром асфальте уже с десяток. А мальчонка лезет в насквозь промокшие шорты, достает пачку, вынимает другую и закуривает снова.
Зациклило. Придется повозиться…
Снимать последствия чужих действий – не самая любимая моя специализация. Без умело зачарованного пантакля не обойтись.
Оттянув ворот свитера, лезу за болтающейся на шее медяшкой. Холодный дождь тут же проникает внутрь, стекает аж до самого пояса. Морщусь.
– А ну-ка, дотронься вот до этого, – как можно беззаботнее говорю пареньку.
Он недоверчиво смотрит на меня. Где-то в глубине сознания бьется живая душа, стремясь вырваться из оков, в которые ее заключили чужие недозволенные слова.
– Смелее, – поторапливаю я. – А потом отведу тебя к маме. Ты ведь давно ее не видел?
У пацана начинает дрожать рука. Похоже, он давно не видел свою мать. Может, неделю, а то и две. Надеюсь, она еще жива.
Суть в том, что он сам должен захотеть прикоснуться к пантаклю. Насильно впихивать «лекарство» – дело неблагодарное. Ничего не произойдёт. Но я вижу, что он хочет дотронуться, хочет спастись. И только чужая воля не дает ему этого сделать.
– Мама… – срывается с его губ, – да, мама давно ждет.
«Ну, давай же!» – с волнением наблюдаю я, но снаружи остаюсь доброжелательным дядей. Хотя уже давно пора бить тревогу. Совершенно точно – зачаровали весь подъезд, а может быть, и дом!
Мальчишка дотрагивается до амулета. Одно мгновение – и не по годам умудренного взгляда больше нет. Вместо него в глазах появляются детская наивность, доверчивость, открытость. И… слезы.
Последние гораздо крупнее капель дождя.
– Я курил? – сквозь рев спрашивает он.
– Нет-нет… что ты, – успокаиваю я. – Ты просто болел, а сейчас полностью здоров!
В этот момент откуда-то сверху раздается отчаянный вопль. Поднимаю голову: из окна третьего этажа выглядывает озлобленное лицо мужчины лет пятидесяти.
– Знаешь его? – спрашиваю и быстро лезу в карман брюк за мобильником.
– Это Владимир Николаевич из сорок третьей квартиры.
Черт! Сеть не ловит. Как некстати… Раздраженно сую трубку назад, а потом говорю:
– Тебя как зовут?
– Афанасьев Никита, – с готовностью отзывается он.
– Никита, я тебе сейчас машину открою и печку включу. Она плохая совсем, еле работает. Но хоть что-то. Ты пока погреешься, а я за родителями твоими схожу.
Смекнув, что его не собираются ругать за курение, Никита вмиг успокаивается и послушно кивает головой. Даже не помнит, что секунду назад с ним творилось неладное.
– А у моего папы такая же машина, только вишневого цвета! И тоже печка не работает…
– Это хорошо, что ты повеселел, – радуюсь я.
Это чертовски хорошо! Значит, недолго на нем висело колдовство. Самые маленькие умеют сопротивляться, потому что в них жизнь бьет ключом. Со взрослыми все гораздо сложнее.
– Владимир Николаевич сделал что-то плохое? – допытывается мальчишка, когда я усаживаю его на переднее сиденье.
– Не знаю пока… разберемся. Только пообещай мне, что не выйдешь из машины. Договорились?
Никита послушно кивает.
– Я знаю, что он сделал. Он… странный был. В новостях таких людей часто показывают. И еще я знаю, кто вы!
– А ты догадливый! В школе, небось, отличник?
– Хорошист, – вертит Никита головой, осматривая приборную панель. – Ну, вы идите, вам же надо, я вижу. Обещаю ничего не трогать.
Пока я, направляясь к подъезду, думаю, что сейчас сделаю с этим сукиным сыном Владимиром Николаевичем, в трубке, наконец, слышатся гудки!
– Спокойнее, Лёша, – вместо «алло» раздается в динамике.
– Уж сам разберусь, Виталик. Давай всех по адресу: город Кириши, улица Нефтехимиков, дом двадцать два.
– Совсем плохо?
– Совсем, – отвечаю и сбрасываю вызов.
Пока наряд приедет, пройдет часа полтора.
Долго. Очень долго.
Дверь в подъезде, похоже, еще со времен Советского Союза. Отзывается противным скрипом, когда я осторожно открываю ее одной рукой. Другой держусь за пантакль. И не напрасно: прямо над головой на облупившемся потолке еле заметно начерчена пентаграмма. Не окажись у меня этой вещицы – быть беде.
Пентаграммы работают, только когда нарисованы правильно: без грубых искажений и недостатков в написании латыни, сплошными непрерывными линиями.
Дотянувшись до круга, соскребаю ногтем несколько символов. Ловушка перестает быть активной, а сверху вновь доносится вой бешеной собаки. Только вот собака эта некогда была человеком, пока не утратила остатки мозгов.
Трижды внимательно осматриваю лестничный пролет: зловещих кругов с дьявольскими звездами не видно. Ступаю на первую ступеньку. Вторую. Третью. Сверху раздается скрип, предположительно, как раз на третьем этаже.
– А вот ни хрена у тебя не выйдет! – долетает, отскакивая от стен, раздраженный голос.
Недолгая возня, и Владимир Николаевич, заржав во всю глотку, удаляется обратно. Чувствую, как напряжение в воздухе постепенно исчезает, холод, пусть и не окончательно, отступает.
Значит, снял чары или направил в другую сторону.
Медленно, шаг за шагом, поднимаюсь до третьего этажа. Дверь с номером сорок три старая, деревянная. В наше время железные ставят те, кто желает защититься, а такие вот – оставляют нараспашку, мол, входи, коли не трус.
Достаю из кобуры пистолет. Придирчиво осматриваюсь вокруг: нет ли ловушек.
Все поверхности чистые.
Уже потянувшись к дверной ручке, чувствую тут что-то неладное, спохватываюсь и вовремя отдергиваю руку. Пространство вокруг нее так и звенит от напряжения. Того и гляди шарахнет разрядом неизвестно чего.
Прикладываю медный пантакль обратно к груди. Ближе к сердцу. Так, говорят, лучше: сила приходит правильная… Бормочу защитную мантру, а вслед за ней боевую.
Секунд сорок буду неуязвимым к воздействию второго и отчасти третьего уровней. Если же Владимир Николаевич каким-то образом овладел силой сверх третьего, тогда… но лучше об этом не думать.
«Ничем он таким не овладел», – успокаиваю себя. Наверняка рядовой алкаш, в котором проснулась сила. Сейчас таких пруд пруди. А водка плюс новые способности равно поехавшая крыша. Причем поехала она в кратчайшие сроки. Месяца два-три. Однако находчивый оказался, смекнул, что искать в Интернете. Тут и высоких скоростей не надо, так, скачал пару книжечек – и привет, да здравствует новоиспеченный маг с манией величия. Не ровен час, богом себя объявит.
Видали мы таких богов и богинь: сплошь шушера, маньяки двадцать первого века, которые, заполучив на халяву силу, утратили человечность и провозгласили себя великими.
Пантакль заработал на полную катушку, гнев подхлестывал, притупляя инстинкты самосохранения.
Ну, с Богом! На этот раз с настоящим… Теперь не то что дверь, десяток взрослых мужиков не проблема.
Выламываю полотно, обдирая костяшки пальцев до крови. Сломанные чары трещат, но вреда не причиняют. Еще тридцать секунд – не успею, помру. Вваливаюсь в прихожую, четко оценивая обстановку: прямо по курсу кухня, на столе бутылки с коньяком – отмечал, мерзавец, собственную коронацию, в воздухе витает сильный перегар. Направо – еще две комнаты. Тут же бросаюсь в зал и… поскальзываюсь на бутылке! Нога предательски устремляется к потолку, а затылок, наоборот, к полу. Тело с грохотом принимает горизонтальное положение.
Из дальней части коридора, где находится зал, доносится хохот.
Я свирепею.
– Я инженер Алексей Сказов, прошу сдаться без боя! – фраза звучит так неубедительно, что я и сам не верю. – Хотя с удовольствием прикончу тебя, ублюдок.
– Ну, попробуй, инженер! Только пшикалку свою убери, не поможет.
Остается двадцать секунд…
Не боится, значит, пистолета. Дело дрянь! Но дороги назад нет.
Пулей влетаю в зал и… озираюсь в пустоте. Никого. Только огромная кроваво-алая пентаграмма на стене. Владимир Николаевич, словно призрак, неожиданно появляется сзади. Удар по голове напрочь лишает меня способности трезво соображать, отшвыривая в сторону, как тряпичную куклу. Будто и нет во мне восьмидесяти с лишним килограммов.
Опытного инженера обыграл пенсионер в резиновых тапочках, рваных тренировочных штанах и замусоленной майке… Комично и невероятно стыдно!
Остается десять секунд. С трудом поднимаюсь на ноги. Слегка пошатывает, кажется, сейчас вырвет. Заработал сотряс, не иначе. Но силы еще есть. На один завершающий удар хватит.
Рывком бросаю себя к противнику, на ходу впустую щелкая пистолетом. Бесполезно. Пули отказываются лететь в цель. Зато кулак с наслаждением настигает челюсть. Владимир Николаевич слегка удивлен тем, что я смог подняться после такого удара, а потому стоит неподвижно, пока могучая сила не впечатывает его в потолок.
Сыплется штукатурка, противник вместе с ней оседает на пол.
Все кончено.
Остается ноль секунд.
Успел!
Пантакль перестает действовать. Подхожу к пентаграмме и яростно сдираю виниловые обои с цветочками, на которых она нарисована. Больше он не сможет колдовать. Никогда. Уж в этом никаких сомнений.
Направляю ствол пистолета в голову Владимира Николаевича. Резкий телефонный звонок возвращает к реальности: всеведущий Виталик даже за сотню километров чувствует, что я собираюсь сделать. Однако же он не может знать наверняка, как все случилось, верно? Верно.
И с этой мыслью я нажимаю на спусковой крючок.
Физические законы действуют во всю мощь – пентаграммы-то больше нет. Пуля послушно выстреливает и ложится прямёхонько между глаз нерадивого мага.
Телефон умолкает.
Под ногами шуршит всяческий мусор: обертки от «Кит Ката», недоеденная шоколадка «Аленка», несколько банок «Ред Булла», ненавистная бутылка, на которой угораздило поскользнуться. Пинком отшвыриваю ее в сторону, та разбивается на множество осколков, ударившись о тупой угол стены. Выхожу на лестничную клетку и оглядываюсь: дверь, к сожалению, прикрыть не получится. Жильцы, когда придут в себя, обязательно заглянут и обнаружат убитого соседа. Шуму поднимется!
Ну и черт с ними.
Отправляюсь наверх по этажам. Найти бы сейчас родителей Никиты. Мать, конечно, будет в шоке, но самое страшное уже позади. Это главное.
Обезвредив оставшиеся ловушки – их обнаружилось еще три, начинаю звонить в квартиры. Наконец мне открывают. Взрослый мужчина с трехдневной щетиной и заплывшими глазами.
– Помощь нужна?
Он долго соображает, прежде чем неуверенно промямлить:
– Н-н-нет…
– Вы знаете, в какой квартире проживают Афанасьевы?
– Конечно, – уже более внятно отвечает он, – в сорок третьей.
– ЧТО???
– Ну да. Только Маринка сейчас в больнице. Там отец да сын, Никитка.
Внутри у меня все оборвалось.
Молнией проносится в голове поступивший запрос: обратилась женщина, просила проверить дом, звонила из больницы.
Кидаюсь вниз, забыв о всякой осторожности. Скорее, скорее проверить мальчика! Хотя пантакль больше и не дает сил, дверь подъезда с грохотом срывается с петель, когда я вываливаюсь на улицу. Дождь одержимо хлещет по лицу, вдалеке сверкает молния, раскатываясь тяжелыми ударами, над головой рокочет гром.
Рывком распахиваю дверь машины и… обмираю: передо мной сидит Никита. Точнее, его безжизненное тело. Из-под майки выглядывает черный круг. А во лбу зияет кровавая дыра.
Вновь звонит мобильник.
– Алло.
– Леша, доложи обстановку, – просит Виталик.
Судорожно сглатываю.
– Алексей Сказов, доложите обстановку! – звучит приказ.
– Дом зачищен. Жильцы, кажется, в норме.
– Мертвые есть?
– Да. Двое.
– Личность убийцы установлена?
– Да. Алексей Сказов, – отвечаю я и сбрасываю вызов.
***
Старый «Панасоник» без помех не работал. Шипящим информационным питоном пробивался в эфир первый канал. Впрочем, это единственный канал, который ловила антенна, примотанная к батарее, поэтому не удивительно, что помехи были. На столе со вчерашнего вечера стояла початая бутылка «Путинки», а на мне мешком висел заношенный отсырелый свитер.
«Даже снять не удосужился, скотина», – вяло подумал я про самого себя.
Нечеловеческая головная боль удачно напомнила, что как раз человеком я и являюсь, пусть и оскотинившимся до края. Нет в мире другого живого организма, способного выпить два литра водки в одну харю и не мучиться поутру похмельем, попутно вспоминая, кто он и где находится.
– Вчера в городе Кириши произошел несчастный случай. В одном из домов по улице Нефтехимиков был обнаружен и впоследствии ликвидирован практикующий маг. К сожалению, жертв среди мирного населения избежать не удалось: среди погибших маленький мальчик. Инженерам не удалось сохранить невинную жизнь, – темноволосая телеведущая говорила бесстрастно, как судья, выносивший приговор.
– Инженеру… Одному-единственному инженеру, – поправил я неизвестно кого, потянулся за бутылкой и, припав к горлышку, сделал несколько глотков.
Телефон зазвонил неожиданно громко, так что бутылка выпала из рук. Это был Виталик.
Я принял вызов.
– Да выключи ты эту дрянь! – послышался разъяренный вопль в трубке.
– Меня порой жутко бесит, что ты знаешь обо мне несколько больше, чем хотелось бы.
Виталик раскаиваться не собирался:
– Работа такая, – отрезал он. – Дуй в офис. Шеф ждет.
– По мальчику выяснили?
– Да. Он сам с тобой поговорит.
– А может, лучше Машенька? Или Катя? Или ты, на худой конец, передашь… – я заранее знал, что избежать разговора с начальником не удастся, но попытка не пытка.
– Хрена с два я такой алкашне буду докладываться! – недружелюбно съязвил Виталик.
В чем-то он прав. Чем я отличаюсь от вчерашнего мага недоделанного? Разве что с ума еще не сошел, силу не распробовал. На темную сторону не переметнулся.
Но на этот случай у меня всегда пуля припасена.
Личная.
Для самого себя.
– Ладно, – хрипло бросил я в трубку. – Скоро буду.
Чего шеф не любит, так это когда его оперативные инженеры не контролируют время. Опоздавших отчитывает как школьников. Так и хочется на хрен послать. Но нельзя. Шеф, пусть порой и перегибает, однако сомнений в своей компетенции не вызывает: за последние шесть лет стольких отморозков благодаря ему повязали!
Жаль, на тот свет всех отправить не удалось.
Ну, о последнем, допустим, только я один сожалею. Все-таки мы не убийцы. А высококвалифицированные работники инженерно-магической полиции, сокращенно ИМП. И в этой самой ИМП работают далеко не вояки, а простые граждане, некогда окончившие филфак, отделения радиоэлектроники, психологии и тому подобные. Окончить-то окончили, да только не ожидали, что мир с ног на голову встанет.
На кухне – шаром покати. Еда закончилась еще на прошлой неделе. А потому прямиком в прихожку, обуваться – и на улицу, на свет белый, подышать питерским последождевым воздухом.
Уже одевшись, исключительно ради приличия кидаю взгляд в зеркало и едва не содрогаюсь от увиденного: под глазами мешки, не мешало бы подстричься, вон патлы какие отрастил, да и щетина… Хотя это сейчас модно. Опять Машка будет ругать за свитер, а Катька демонстративно зажмет нос. Еще бы, после вчерашнего-то!
– А, ладно… выветрится, – успокаиваю я себя, перебарывая отвращение к собственной персоне.
Засунув служебный пистолет в кобуру, прячу последнюю под широким свитером и, захватив медяшку – мой пантакль зачарованный, выметаюсь на улицу.
Офис ИМП находился на Невском и располагался в здании бывшего книжного магазина «Зингер». После грянувших изменений на Земле многое пошло в упадок, в том числе и литература, которую подвергали нещадной цензуре, не жалея на это сил, денег и времени. Под запрет попала практически вся фантастика, которая так или иначе была связана с магическими искусствами. А дальше вообще пошло-поехало: тысячи писателей, особенно фантастов, остались без работы, книжные полки опустели. Из печатных изданий в городе можно было изредка встретить лишь канцтовары да учебники по русскому языку и математике.
Под строгий надзор попало буквально все.
Не дай Бог, если власти обнаруживали у кого-то дома захудалый романчик с описанием магической процедуры, – влетало по первое число! Ну а если это оказывался не роман, а, скажем, фолиант тысяча девятьсот какого-то там года под названием «Практическая магия» – лет пятнадцать в местах не столь отдаленных были обеспечены.
Вслед за литературой санкции коснулись игровых платформ, к примеру, активы компании «Близзард», выпускающей игры, и вся их волшебная вселенная полетели к чертям в первую очередь. В России за хранение обыкновенной игрушки типа «Варкрафт» на жестком диске, флешке или «сидюшнике» грозил условный срок. Почему только условный? Да потому что дети, не желавшие расставаться с кибер-развлечениями, тайком скачивали назад с зарубежных торрент-трекеров удаленные родителями игры.
Полиция, когда поступал очередной вызов по подозрению в использовании «запрещенных материалов», вслух поминала дьявола. В реальности это выглядело так: ни в чем, кроме своей страсти к игромании, не повинный парень неосторожно включал звук слишком громко, а какая-нибудь бдительная Тамара Васильевна, которая еще до запрета настрадалась от грохота нескончаемых баталий, войн, сражений эльфов с орками, стрельбы и прочего у себя за стенкой, тут же звонила в отделение. Благо по телевизору неустанно крутили общественные ролики, призывающие сознательных граждан выводить нарушителей на чистую воду, а потому совесть соседки была кристально чиста. Сидя во дворе на скамейке, она с гордостью рассказывала товаркам о том, как оказала содействие полиции. Днем позже паренек, у которого изъяли винчестер, начинал сводить Тамару Васильевну, а заодно и еще добрую половину подъезда с ума бесшабашной игрой на электрогитаре. И вызов в отделение полиции поступает опять. На этот раз за бесовские ритуалы.
И так на протяжении всех последних шести лет. Пять из которых я работаю в ИМП и безуспешно пытаюсь выяснить причины, заставившие планету Земля в две тысячи двадцать втором году превратиться в фэнтезийное RPG, где можно обернуть вспять законы физики, где пистолеты, несмотря на настоящие боевые патроны, отказываются стрелять, где лучше носить на поясе заточенный стилет, ибо он гораздо эффективнее гранаты, а еще лучше – нарисовать на полу обыкновенным мелом пентаграмму, которая откроет портал в черт знает куда, как это случилось на предыдущем вызове в гимназии номер пять.
До «Зингера» добрался быстро, минут за сорок. Учитывая, что шел пешком, результат неплохой. Голова прояснилась, похмелье практически отступило.
– Доброе утро, Леша. Ты не в форме, – это был Вадик, наш секьюрити, защитник святая святых, в прошлом обыкновенный охранник, а ныне сознательный законопослушный гражданин с магическими задатками.
– Что никоим образом не мешает мне ловить преступников! И тебе доброе, – не испытывая ни малейшей неловкости, я проскочил мимо.
Вадик был снабжен пантаклем – почти такой же медяшкой, как у меня, только классом ниже. А это означало, что он один сможет оборонять наш офис в случае нападения около получаса, превратившись почти в полубога. Конечно, до оперинженеров ему далеко, но, тем не менее, даже я не рискну с ним тягаться. Да и зачем? Пантакли у нас отличаются: мой рассчитан на быстрый бой, а его – на долгую изнуряющую твердолобую оборону.
В общем, все в соответствии со способностями и личными качествами.
Прямо на входе располагалась огромная пятиконечная звезда, заключенная в круг с множеством непонятных символов. Теоретически это была классическая латынь, хотя в разработках отдела инноваций черт ногу сломит!
Зато занимавшая своими острыми лучами большую часть пола звезда лишала возможности использовать любое огнестрельное и взрывчатое оружие на территории бывшего «Зингера».
ИМП принадлежала к официальной, почти государственной организации, хотя по телевизору слово «почти» из контекста всегда убирали. На самом же деле мы являемся вполне обособленной фирмой, которая в свое время выпросила соответствующее разрешение на исследования в области мистицизма, алхимии, эзотерики и прочей считавшейся ранее паранормальной лабуды. Каким-то образом начальству удалось доказать пригодность этих исследований обществу, наши деяния оценили по заслугам, и с тех пор фирма процветает: вызовы поступают каждый божий день. Обыкновенных граждан на работу в компанию не берут – только пробудившихся. Последними называются люди, в которых спонтанно проснулись способности к колдовству.
Обычно это происходит так: если вокруг тебя начинает твориться что-то неладное, ну, скажем, электроника сбоит, предметы двигаются, телевизор включается сам по себе или же голоса из потустороннего мира достают, то тебе надо либо в психушку бежать, либо провериться на предмет магических способностей. Кстати, без справки об удовлетворительном состоянии психического здоровья ни одна компания, занимающаяся переписью магического населения, проверять тебя не станет. Зато если утаишь внезапно открывшиеся таланты, а ребята, подобные нам, это обнаружат, собирай манатки и будь готов занять место на тесной койке в камере тюрьмы для маг-населения.
Сегодня в «Зингере» людно. Посетители налетели, словно мухи на мед. Ну или кто там еще мед любит? Меня подобная суета сразу же насторожила. Когда такое происходит, это обозначает одно: приехала шишка по важному вопросу.
– Алексей! Ты вообще в курсе, что тебя уже полчаса шеф дожидается? – Катька поймала меня возле кофемашины. Я медленно повернулся, давая понять, что на меня сейчас лучше не кричать – могу умереть от инсульта.
– Боже мой! – всплеснула она руками, приходя в негодование. – Да ты на бомжа похож.
Мирно киваю, мол, так оно и есть. Самый настоящий питерский бомж.
– Живо допивай и дуй в кабинет. Там по твою душу, говорят, приехали.
– Серьезно? Это из-за вчерашнего…
Мрачнею на глазах.
Катька, почуявшая перегар, морщит нос, но молчит. Если бы не знала, что вчера стряслось, устроила бы взбучку. А так понимает, что по-другому я не мог. Да и кто бы мог, интересно?
– Знаешь, Алексей, если бы ты не пил… Давно бы уже женился, детей завел. Но ты…
– Но я… Кать, но я…
Вздыхает. Знает, что меня не переделать. Знает и все равно надеется на лучшее.
Однако, увы, сударыня, такая жизнь.
Мир такой.
– Ладно, – смиряется она. – Зайди к Маше, она… впрочем, кому как не тебе знать, по какому поводу каждый мужик, работающий в «Зингере», обращается к Марии.
Послушно киваю. Катька – роскошная баба: блондинка, ноги-спички, грудь упругая, талия – картины рисуй! Могло бы у нас с ней что-то срастись, да… ни к чему это не приведет.
Допив кофе, выбрасываю стаканчик и покорно направляюсь на второй этаж к Марии. Главное, мимо кабинета шефа проскочить, он первый по коридору.
Проходя мимо дубовой двери, слышу: «Да где ж его черти носят?».
Шеф в ярости. Ничего, скоро буду. Потерпи еще минутку-другую.
Маша всегда на своем рабочем месте. Кому-кому, а ей новый мир нравится. Да еще как! Готова днем и ночью не вылезать из лаборатории. Бывшая медсестра Мария Жданова работает в ИМП практикующим алхимик-целителем, чертит пентаграммы, комбинирует мантры, изучает воздействие на организм человека того или иного символа.
Порой я жутко, до коликов в животе завидую ее жизнелюбию.
– Машка, нужна срочная медицинская помощь!
Она сидит у компьютера и что-то старательно вычерчивает в Autoсad. Наверное, вымеряет градус угла одной из линий звезды, при котором пентаграмма станет работать эффективнее.
– Когда же вы, мужики, пить-то бросите? – устало доносится в ответ.
Не пытаясь оправдаться, пожимаю плечами.
– Вставай! – командует она и добавляет: – Знаю, тебя шеф ждет.
– Ты святая, – я послушно застываю на одной из нарисованных на полу шестиугольных звезд.
– Ага… конечно. Поэтому вы все ко мне и бегаете с похмелья.
Приблизившись, Машка кладет руки мне на плечи. Начинает происходить что-то невообразимое… Сила приходит в движение. Внутри меня будто оживает второй я. Оживает и, сконцентрировав на себе мое дерьмовое состояние, вместе с ним бесследно исчезает. Куда? Да Бог его знает. Просто нет больше никакого похмелья. Раз – и все!
– Премного благодарен! – чмокаю ее в щеку.
– Лучше бы Катю в кафе позвал, а не меня, замужнюю, между прочим, женщину, целовал.
Вот уж кому с женой повезло, так это Машкиному мужу. Пускай она пропадает на работе с утра до ночи, пускай мало внимания уделяет, зато верная. Многие тут к ней клинья подбивали, да всем отказала. Один только я в стороне стоял – так шутил, конечно, случалось, но все понимали – ничего серьезного.
– А я думал, у нее новый ухажер появился…
Маша смерила меня презрительным взглядом:
– Ну и брехло же ты, Сказов!
Обман не удался: сообразительная…
Я сконфуженно вздохнул.
К шефу зашел без стука – не любит он эти формальности, а я уважаю его нелюбовь к ним. Однако в этот раз субординация бы не помешала. За овальным ореховым столом сидели две женщины, старая и молодая, во главе – мой начальник. Мое внезапное появление прервало оживленную беседу, хотя по всему было видно, что это скорее допрос, чем обыкновенный разговор. А судя по толстенным папкам с делом номер двести двадцать один, предмет допроса – я сам.
– Сказов, где тебя носит? – раздраженно, но с облегчением поинтересовался руководитель санкт-петербургского отдела инженерно-магической полиции Геннадий Ярославович Горыня.
Фамилия у шефа звучная, старорусская, а потому прозвища к нему липли одно за другим. Но закрепилось в итоге самое часто упоминаемое: Горыныч.
За время работы в ИМП я навидался всякого, но чтобы могучего Горыныча так издергали две дамочки, наблюдал впервые!
– У машины движок закипел. Старенькая совсем, – сокрушенно пожаловался я, усаживаясь напротив двух ревизоров, точнее ревизорш.
Шеф начал медленно, вкрадчиво и в то же время обвинительно:
– Движок, говоришь, закипел… Больше ничего?
Придав физиономии многозначительное выражение, я тут же пытаюсь сменить тему:
– Есть новости по Афанасьеву Никите?
– Да. Собственно, по этому вопросу тебя и вызвали, – как-то резко смягчившись, сообщает начальник.
Осторожно поворачиваю голову в сторону женщин. Теперь понятно, из-за чего шеф рвал и метал в ожидании меня минут уже как сорок. Та, что постарше, с зачесанными назад поседевшими волосами и совдеповской офицерской выправкой, одета в аскетически строгий безвкусный костюм. Острые черты лица, напряженный буравящий взгляд, из макияжа – однотонная помада почти в цвет кожи. Сдается мне, сущая мегера. Интересно, из какой инстанции ее сюда занесло? Или, правильнее сказать, из какого времени?
Зато вторая – скорее всего, протеже старшей – обладала вполне привлекательной внешностью. На вид лет двадцать пять. Рыжая. На переносице проскакивают забавные веснушки. Совершенно идентичный костюм, зато косметикой не пренебрегает и губы красит в вызывающий розово-красный цвет. А еще от нее пахнет парфюмом! За это она наверняка получает нагоняй от старшей.
И выбрала же ты себе судьбу, девочка!
– Алексей Сказов! – сухо обратилась ко мне старшая. – Меня зовут Аделаида Петровна, я главный следователь по делам с маг-населением.
– Следователь? Так меня хотят обвинить?
Следователи в основном работали с особо тяжкими нарушениями среди лиц, представляющих в некотором роде закон. Они устраивали проверки, проводили аттестацию, штрафовали, а в некоторых случаях и сажали за решетку.
– У департамента к вам есть вопросы, которые хотелось бы прояснить, – Аделаида Петровна говорила точь-в-точь по шаблону. Я и сам так делаю, прежде чем задержать виновного или убить…
– Вчера я направил рапорт о случившемся. Не думаю, что мне есть что добавить.
– И все-таки будьте так любезны, ответьте на мои вопросы.
Я невольно опустил голову:
– Спрашивайте.
В руках у следователя откуда-то появился листок, глядя в который, она стала монотонно читать:
– В вашем рапорте сказано, что вчера, пятого августа две тысячи двадцать второго года, в семнадцать часов сорок пять минут вы прибыли по адресу: город Кириши, улица Нефтехимиков, дом двадцать два. Вы отреагировали на вызов в соответствии с уставом вашей компании.
– Все верно, гражданин следователь.
Она одобрительно кивнула.
– В ходе обезвреживания дома вами был обнаружен ребенок, Никита Афанасьев. Предположительно, ребенок находился под чужим воздействием, воля его была подавлена, сознание присутствовало частично. Скажите, как вы определили, что мальчик не в себе?
– Он курил. Не шел на контакт. Не осознавал, что делает.
– И все?
– А этого, по-вашему, мало? – огрызнулся я.
– У ребенка мог быть стресс, психическое расстройство. Такое поведение не повод для того, чтобы заключить наличие чужого воздействия.
– Слушайте, дамочка, вы часто видели семилетнего пацана, выкурившего полпачки крепких сигарет и сидящего под проливным дождем в одних шортах и футболке?
