Buch lesen: «Записки вечного студента, или С приветом из 80-х»

35-летнему юбилею окончания Металлургического факультета

Уральского Политехнического Института им. С. М. Кирова

г. Свердловска посвящается

© Алексей Григорьевич Соминский, 2019

ISBN 978-5-0050-5042-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я очень надеюсь, что пока будут дышать хотя бы двое из нас, шоу будет продолжаться. И оно должно продолжаться. Наши редкие встречи и нечастые созвоны будят память и не позволяют уйти в забвение истории, свидетелями и участниками которой мы были. А когда уйдет последний наш персонаж, может быть, эти записки станут для кого-то тонкой нитью, сталкером в те далекие годы, когда мы были молоды, счастливы, и все еще только начиналось. The show must go on – Шоу должно продолжаться!…

От автора

Где-то глубоко, в глухих закоулках памяти, таятся яркие воспоминания о давно минувших днях нашей студенческой молодости. Они завалены терабайтами информации, накопленными за десятилетия после тех золотых времен, поэтому не очень простая задача вынуть их из этих закоулков, встряхнуть, отфильтровать и выдать на общий суд максимально приближенными к действительности, лишь слегка освежив и приукрасив. Огромное спасибо Сергею Гилеву – идейному вдохновителю, сумевшему подтолкнуть к созданию этих записок, принявшему посильное участие в их написании, реально всколыхнувшему и приподнявшему завесу времени. Благодарность тем, кто сумел откликнуться на призыв поделиться своими воспоминаниями, явившимися ценным материалом, вошедшим в сборник рассказов: Аркадию Михайленко, Дмитрию Еловских, Алексею Киселеву, Сергею Ладыгину, Сергею Харькову, Дмитрию Артемову.

Мои юные друзья! В душе мы по-прежнему остаемся теми же свердловскими студентами из 80-х, изрядно видоизмененными, но от того не утратившими молодой задор и преданность студенческому братству. Эта книга – посвящение всем нам, свято хранящим память о нашем общем времени и веру в своих друзей. Уж нет с нами некоторых из нас, тех, для которых время остановилось на взлете. И пусть книга эта станет, в том числе, напоминанием о них, живущих в наших сердцах и навсегда остающихся живыми участниками всех описываемых событий.

Желаю вам приятного прочтения и мягкого погружения в историю. И если вдруг возникнет жгучее желание поделиться своими воспоминаниями, то знайте – точка в нашей истории еще не поставлена. Продолжение следует…

День рождения Васи

«Рабфаковцы». Особая каста «абитуры»¹. Думаешь сейчас: пацаны, 20-и лет от роду, после службы в советской армии на льготных условиях поступившие в институт. Но это – сейчас. А тогда! После армии! Серьезные дяди! Институт, конечно, не армия. Никакой муштры, «упал-отжался». Но авторитет «рабфаковцев», по определению, имел место быть среди младших товарищей. Особенно на первых порах, пока все еще не познакомились поближе, не сплотились и в едином строю не двинулись к победе над высшим образованием.

Отплясав и отпраздновав зачисление в Уральский Политехнический Институт, вся «абитура» в принудительном порядке была откомандирована в подшефный институту совхоз «Косулинский» Белоярского района помогать аграрному сектору вершить уборочную страду на бескрайних морковных полях.

Расселили нашу группу, тогда еще МТ-115, в одном из многочисленных фанерных домиков на территории деревни Косулино. Представлял из себя тот дом зрелище вполне убогое: с улицы попадаешь в тесный квадратный коридорчик с печкой в углу и вбитыми в стены гвоздями (а-ля вешалки для верхней одежды); из коридора – две двери: прямо – в большую комнату, где поселилась малолетняя «абитура», и направо – дверь в комнату поменьше, где особнячком от прочего гегемона, обосновались «рабфаковцы». В обеих комнатах вдоль стен плотненько друг к другу стояли двухъярусные панцирные кровати. Из обстановки это было все.

Из воспоминаний Сергея Ладыгина

Сбор урожая моркови – дело, конечно, нужное, можно сказать, государственное. Но – ужасно муторное и скучное. Когда ни свет ни заря тебя вынимают из постели и, накормив в столовой чем-то непотребным, невзирая на мерзкую погоду, гонят в поле. И там ты обязан, хочешь – вприсядку, хочешь – на карачках, выполнять норму: собрать и упаковать по ящикам морковку с целой грядки до самого горизонта. Рядом копошатся такие же промокшие, чумазые товарищи, выковыривая из склизлой земли заветные корнеплоды, и только мышки-полевки бойко снуют в зарослях бесконечной морковной ботвы. Но мне крупно повезло, когда Алексея Соминского, в качестве художника-оформителя, назначили выпускать стенгазету, типа, боевого листка. И, хотя у меня вообще нет никаких способностей к рисованию, он настоял перед руководством, чтобы взять в помощники именно меня. А все потому, что были мы земляками и неплохо знали друг друга со времен, когда еще учились в одной средней школе №32 в Первоуральске. Газета носила агитационный характер – о высоком статусе процесса уборки урожая моркови и бравых настроениях задействованных в нем студентов! И ничего, что Алексей взял на себя исполнение всей художественной части работы, а я был только при нем, зато в течение нескльких дней нашего кропотливого, созидательного труда мы были напрочь освобождены от полевых работ! Бинго!

И вот как-то в один из дней, наполненных унылой рутиной шефской помощи при поддержке постоянно моросящего знобливого осеннего дождика, прошелестела стрекозою юркой весть, в одночасье всех взбодрившая: у одного из «рабфаковских», Севастьянова Василия, юбилей намечается! Аж 25 годков мОлодцу стукает!

К слову сказать, среди «рабфаковцев» был Вася фигурой заметной: за 180 см ростом, здоровяк, тот еще бройлер, бицепс, что твоя голова в обхвате. И при этом внешности ангельской: лицо розовое, волосы белые, кудрявые, щеки с ямочками, глаза голубые, распахнутые. Короче, ангел во плоти, а не к. м. с. по самбо, коим он, между прочим, являлся.

И не корысти ради, и не подхалимажа для, а из побуждений чисто гуманных захотелось нам устроить маленький праздник: и человечка отметить, с юбилеем поздравить, и самим походу встряхнуться. А какой же в 1980 году на просторах Косулинских отыскать сюрприз на потеху вновь рожденному? Но-таки, нашлось.

Группа МТ-115 в колхозе.

Крайний справа – Василий Севастьянов

В комнате, где размещались служивые, на верхнем ярусе кровати, стоящей вдоль стены напротив двери, в позе «по-турецки» восседал юбиляр. Ватагой, дружною гурьбою ввалились мы в апартамент. Подарок – 3-х литровая, обвязанная бантиком, банка парного молока из-под местной коровы и большой белый батон из местного сельпо. Вручили имениннику. Радость! По коечкам набилось «рабфаковских», а мы с гитарой наперевес исполняли музыкальную часть поздравления юбиляру. Картина маслом: на сцене – под гитару горланящий хор с поздравительным плакатом над головами, в партере – зрители, а в правительственной ложе – «малыш Гаргантюа», Василий Николаевич, искренне радующийся нашим песням, прихлебывая при этом молочко из 3-х литровой банки, держа ее одной рукой, как стакан, а в другой руке – батон, покусывая его, словно обычный кусок хлеба. Задел для праздника удался!

Общага

Общага – это отдельная планета и целый мир, твое тавро на всю оставшуюся жизнь. Кто прошел те пять лет, прочувствовал биение ее пульса и натяжение нервных струн, получил ожог от страстей, кипящих и фонтаном бьющих по каждому, попавшему в ее обшарпанные жернова, уже давно не боится ничего, готов ко всякому и понимает многое. Общага вывернула наизнанку всю твою сущность как твари земной. И тут так: либо ты принял ее всю безусловно, окреп, заматерел и возлюбил всеми фибрами многогранной души своей и неуемного таланта, либо ты изгнан, не принят и не востребован. Но это лишь в одном случае – если ты говно. К счастью, среди наших такого нет! А если кого и прогнали, то по причинам чисто административным, как-то: неразрешимых разногласий с правилами социалистического общежития или слегка аморального поведения, что воспринималось соплеменниками с пониманием и не порицалось.

Железное правило общаги – два раза не предлагать. Чего ни коснись, и по нынешней жизни это правило работает. Как в вопросах профессиональных, личных, так и, например, в воспитании детей. Здесь самое главное – вовремя сделать паузу после своего заявления. А уж потом уточнить, что второго подхода не будет. И уже на уровне безусловного рефлекса любое поступившее тебе деловое предложение просчитывается в голове быстро, и решение принимается так же, поскольку понимаешь, что гражданин, сделавший посыл в твой адрес, тоже мог в свое время пройти пятилетню обкатку в студенческом общежитии.

Жесть
(из воспоминаний Сергея Гилева)

На первом курсе нас поселили в общежитие электро-технического факультета, «электрофака» – корпус №14, что на улице Коминтерна, 1а. В общаге была не коридорная система, как в «шестерке» или в «девятке»², где нам еще предстояло пожить, а секционная.

Жили мы в комнате вчетвером: Леха Соминский, Сергей Ладыгин, Серега Пильщиков и я – все первоуральские. Чуть позднее в нашей комнате на нелегальном положении подживал Андрюха «Гома» Меньшиков. За какие-то проказы он уже на старте официально был лишен теплого места в общежитии.

Пережили по тихой грусти первый семестр, первую сессию, долгую холодную зиму – и вот пришла весна! Потеплело, из земли полезла трава, а из щелей наших комнат полезли эти кровососы. Клопы!

Я спал крепко и от укусов этих сволочей не просыпался. Но просыпался от звуков увесистых шлепков тапком по стене. Это Леха бил гадов.

Общежитие №14. 1-й курс.

Слева направо: Андрей «Мастер» Ефремов,

Владимир Шохин, Дмитрий Артемов, Алексей Киселев,

Дмитрий Еловских, Сергей Ладыгин,

в центре – Михаил Ваулин

Со временем даже установилась некая норма: проснемся среди ночи, убьем штук по десять – и дальше спать. Пытались как-то спасаться от них: отодвигали кровати от стен, установив ножки в банки с водой – не помогало. Гома, спавший посреди комнаты на двух сдвинутых столах, надевал на ночь подштанники и футболку с длинными рукавами, а на руки – чистые носки (чтоб кровопийцы не пролезли в рукава). Помогало, но не кардинально. Эти кровожадные твари действовали как десантники – заползали на потолок и оттуда пикировали прямо на спящие жертвы. Причем, в нашей комнате они активизировались только ночью, днем прятались, а в комнате, где жили наши соратники Миша Ваулин и Витя Прохоров, они и днем преспокойно барражировали по стенам.

Кровать

Это была странная кровать. Из 4-х, стоящих в комнате, она отличалась особыми интерфейсом и легендой. Прежде всего, она никогда не заправлялась: волны вздыбленных простыней вперемешку с голубым покрывалом, промятый матрац и подуха с изжеванной, наполовину съехавшей наволочкой – это было ее обычное, нормальное состояние. Да! Смена постельного белья в общежитии проводилась регулярно. И это были те редкие дни, когда кровать меняла хотя бы цвет простыней. Все остальное оставалось незыблемым и неприкосновенным – памятником при жизни, гимном владельцу этого гнездовища! Полковнику! Герою Советского Союза! – как говаривал незабвенный куратор нашей группы Вадим Иванович Степаненко, когда случался повод «припечатать» особо «отличившегося» студента.

А, во-вторых, это была Бездна, притягивающая и всасывающая в себя все!

– Твою мать! Где мой транспортир?! – отчаянный глас вопиющего в пустыне.

Там можно было случайно обнаружить любую пропажу: безвозвратно потерянный галстук, чужой носок, тетрадь с конспектами по истории КПСС, тубус, циркуль и еще много интересного и нужного.

Причем это было имущество всех четверых обитателей комнаты, сказочным образом, в одночасье, оказавшееся во чреве жуткого объекта общежитской субкультуры, монстра, вывернутого наизнанку во все стороны одновременно.

Сергей «Джавдет» Гилев

Но апофеозом этого вселенского хаоса являлся САМ! Создатель! Творец! Гуру! Сергей Анатольевич Гилев – хозяин кровати. Спящий безмятежным сном праведника в кратере вечного скандала.

– Ну, как же так, Серега!? Не может быть! Ты спишь, не чувствуя всего? – в вопросах гнев, и безнадега, и мольба…

В ответ – раскаяние, невинный, скорбный взгляд, в недоумении вскинутые руки. Короткое, но искреннее:

– Нет.

…Как-то по весне, открывши форточку, развернулся в сторону комнаты, окинув разом всю. И взгляд упал на многострадальное Серегино лежбище:

– Долина Джанов… – выпорхнуло на выдохе из ниоткуда. И прилипло к Сереге на века звонкое, как хлыстом по тугому – Джан! Джавдет! Джаник! Наконец-то, получив вывеску, действо обрело логическое завершение, принеся облегчение всем. Ежели где-то что-то упустил, проел, забыл – даже не парься, ищи в «долине Джанов»… И, ведь, блин, обязательно найдешь!..

Мастер

Мастер! Эх, Мастер… В нашем простом быту – это Андрюха Ефремов. Исключительно противоречивый персонаж. Со своим прозвищем он закатился в группу МТ-115 с «рабфака». После армии. Серьезный, спасу нет. Но только – на первый взгляд. При более пристальном рассмотрении понимаешь, что перед тобой раздолбай высшей категории качества. Но раздолбай хороший, правильный. Его физиономия (до кучи, с перепутаной фамилией) есть на нашей общей выпускной фотографии. Однако, он так и не окончил институт, по-честному отучившись все пять академических лет. Он просто не успел к сроку защиты подготовить дипломный проект. Вот и все! Деятельный стройотрядовец, покоривший не одну «целину»; штатный фотограф ССО (студенческого строительного отряда) «Арго», готовый всю ночь напролет проявлять пленки и печатать фотки с проведенного агитационного мероприятия, «агитки», для отчетного материала в утренней стенгазете. В подтверждение своей клички, он мог маникюрной пилкой, разогретой на огне зажигалки, починить калькулятор, спаяв контакты. Уважаемый человек, живущий интересами группы и отряда. И в то же время…

Кампус УПИ во Втузгородке предполагал ряд 4-х и 9-иэтажных общежитий, в каждом из которых проживали студенты того или иного факультета. Здания находились в шаговой доступности друг от друга. И вот однажды приглашен был Мастер в гости на «инжэк», то есть в общежитие, где селены были студенты инженерно-экономического факультета.

Уж времени случилось 3 часа, когда ночной этаж был оглашен нечеловечьим воплем Мастерюги, вдрызг пьяного и грязного притом. Все повскакали с коек в коридор: кто был в трусах, а кто – в чем мать рожала. Картина жуткая при этом предстояла, когда зигзагами движение верша, от стенки к стенке, двери все сшибая, шел Мастер… Красная струя из подбородка лилась, не стихая. И путь кривой свой кровью орошая, мольбу о помощи неистово вопя. Безмолвно кинулись на выручку друзья спасать беспомощного, пьяного терпилу. И, придавив к кровати что есть силы, наладились повязку учинять, чтоб лишней крови брату не терять…

Удобства в общежитии были на этаже, с одного конца коридора для девочек, с другого – для мальчиков. Объект «М» представлял из себя помещение, поделенное на две части, в одной из которых находились умывальники вдоль всей стены с мутными зеркалами над ними, старая чугунная ванна в углу и давно не мытое окно, а в другой – 4 унитаза, разделенных крашеными в убойный цвет фанерными перегородками. Одним из развлечений студентов, справлявших, извините, большую нужду, было вырезание из читаемых тут же газет и журналов разных заголовков, объявлений и т. д. и приклеивание их на перегородку. Вырезки несли смысловую нагрузку согласно происходящему на «толчке» процессу: «Выдадим на-гора квартальную норму!», «Окажем помощь голодающим народам Африки!» – и все в таком духе. Поэтому посещение заведения было не только оздоровительным, но и довольно увлекательным занятием.

Очнувшись поздним утром, в еще не до конца вернувшемся с «инжэка» сознании, побрел по стенке Мастер в туалет. Из рукомойника испив глоток водицы и, лишь собравшись с силами умыться, увидел в зеркале трагический портрет. И на вопрос резонный: «Че за бля?» – повязку с яростью сорвал чувак с себя. Привязанные к Мастеру надысь, присохшие бинты отодрались – и вновь напором, что намедни учинил, он рукомойник красным окропил!

Короче говоря, закончилась эта грустная история из жизни Андрюхи Ефремова наложением швов в травматологии и оставшимся на недобрую память шраме. Позже выяснилось (путем мучительных раздумий и выхода в поля), что перемещалось в ночи погостившее, как следует, Андрюхино тело в сторону родной «шестерки» через сквер. На ту беду, поперек пути следования какая-то сволочь вырыла траншею под теплотрассу. А для усиления каркаса, блядь такая, еще и навтыкала арматуры. Мостик через тот окоп для простых советских граждан был вполне «съедобный» – деревянный, с перилами и добротно сколоченный. Но не для Мастера! Навернувшись мимо моста в теплотрассу, он подбородком налетел на штырь. И не убился!!! А как выбрался наружу и добрался до становища – вопросы-загадки навсегда. Тайна, покрытая мраком ночного кошмара. Бр-р-р…

Имена

Не угадать было заранее, что группа МТ-515 лишь к моменту окончания института форму приобретет законченную, цельную, как полностью собранный паззл: каждый фрагмент займет на игровом поле свое собственное место, органично вписавшись. Процесс «собирания» шел безостановочно в течение всех пяти лет, начиная с 1-го курса, когда по факту зачисления в вуз собралась пестрая компания, которой предстояло пройти «притирку», «обкатку», «шлифовку» и прочую «обработку давлением» в новом коллективе. По ходу складывания общей картины потери оказались неизбежны. Как говорится, не все дожили до рассвета. Но имена свои фрагменты те вписали в историю группы на добрую память, т.к. личностями оказались запоминающимися. Вот некоторые из них:

1. Андрюха «Гома» Меньшиков был ходячим кладезем крылатых фраз. На первом курсе я иногда записывал его высказывания по разным поводам, где-то в закромах хранится этот небольшой цитатник. Юмор его был, в основном, ненормативного формата. Но смотреть на него и слушать, что он «лепит», без смеха было невозможно.

Было жалко расставаться с Гомой, когда с третьего курса его изгоняли из института за непозволительное обилие «хвостов» – хроническую неуспеваемость по многим предметам. Хотя тянули его в плане дружеской поддержки и взаимовыручки почти всей группой. Такой эпизод. В «зачетную неделю», предварявшую летнюю сессию, Гома не получил зачет по английскому языку. В конце «зачетной недели», когда выяснилось, что у него, в том числе, и «косяк» по английскому, разогнув скрепки зачетной книжки Джавдета, вынули страничку с проставленным зачетом, и таким же образом вставили эту страничку в зачетку Гоме. После чего он подошел к нашей «англичанке», Ольге Александровне Саховой, и с досадой, и даже некоторым возмущением в голосе, сообщил, что в зачетной ведомости забыли зафиксировать его, успешно сданный, зачет. При этом показал свою зачетку с Джавдетовой страничкой. Ольга Александровна, в изумленном состоянии от такой оплошности, заносит информацию в зачетную ведомость. Все! Зачет Гома сдал. Пострадали только скрепки на Джаниной зачетке.

…А Гому мы все-таки потеряли. Особенно, когда неожиданным образом у него образовалась гражданка, и на почве неуемной любви он окончательно задвинул учебу.

Андрей «Гома» Меньшиков, Алексей Киселев,

Андрей «Чердак» Шардаков – 1-й курс

2. Андрюха «Балабол» Балабкин (дополнительная погремуха – «Каскадер»). Этот был из славной когорты бойцов, которые не вынесли пытку свободой. Некоторые иногородние мальчики и девочки под родительским непробиваемым контролем прилежно 10 лет учились в школе, вели себя прилично, прекрасно сдали выпускные экзамены и со своими 4,5 баллами в аттестате зрелости легко поступили в вуз. А уж там, выпав из гнезда, заселившись в общагу, принялись вкушать свободу полной пригоршней, почуяв пьянящий вкус ее до самозабвения, до степени точки невозврата. Балабол был из этих. Весьма неглупый парень, компанейский. Но спекся уже на 1-м курсе, «положив» на учебу абсолютно и с большим удовольствием, променяв ее на жизнь разгульную, угарную, беспутную. Благополучно был забрит в Красную армию. А когда мы учились на 4-м курсе, нарисовался во всей красе своего дембельского мундира в звании целого сержанта ВДВ. Посидел с нами на лекциях, потусовался недолго, как всегда улыбчивый и дружелюбный. И испарился. Уже навсегда.

3. Андрюха «Чердак» Шардаков. Во истину творческий, артистичный, музыкальный малый. Он настолько гармонично вписался в процесс стройотрядовского движения, что на остальные глупости времени не оставалось вообще. Ему интереснее, как режиссеру, организовывать агитбригаду ССО «Грэй», в итоге доведя ее до лидирующих позиций среди стройотрядов, писать сценарии и стихи для слетов, сочинять анекдоты, петь песни под гитару и радовать поклонниц. Безусловно, это было значительно увлекательней, чем теория пластичности, теоретическая механика, высшая математика и прочая академическая мутотень. Но, в итоге, в этом перетягивании каната в течение 4-х лет «учебы» «мутотень» победила «мельпомену», выплюнув Чердака, как пробку из бутылки горячо им любимого портвейна №777 («три топора», для тех, кто не знал), хотя была реализована попытка оттянуть эту неприятность путем использования «академического отпуска». Однако, к большому сожалению, финал был предрешен.

На какие только изуверские ухищрения не был заточен изворотливый студенческий, по жизни воспаленный, мозг!

На ознакомительной практике после 2-го курса. Верхний ряд: преподаватель Знаменский В. И., Андрей Меньшиков, Алексей Бычков, Дмитрий Еловских; средний ряд: Виктор Прохоров, Валерий Кобелев, Алексей Соминский; нижний ряд: Сергей Митрофанов, Алексей Киселев. 1982 год.

Вспоминается случай с братьями-близнецами по фамилии Гурбан, которые учились на год младше. «Двое из ларца – одинаковых с лица». Так те, вообще, делили сессию на двоих: один за обоих сдавал одни зачеты и экзамены, другой – другие. Только зачетки успевали менять. Педагоги даже предположить не могли такого коварства. Вроде бы их потом разоблачили и обязали на экзамены приходить одновременно….