Buch lesen: «Когда мечты были большими»

Алексей Ефимов

Schriftart:

Некогда мечтали они стать героями – теперь они сластолюбцы.
Фридрих Ницше

Дизайнер обложки Алексей Ефимов

ISBN 978-5-4474-0480-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог. Юность. Одиннадцать лет назад

– Саша, сыграй что-нибудь!

Откинув с лица прядь темных волос, Вика взяла железную кружку с отбитой по кругу эмалью и сделала глоток пива.

– Айн момент! – Саша спрыгнул с кровати. – Повысить градус?

– Не-а, не надо, мне хватит.

Вика сидела на койке в позе полулотоса, с раздвинутыми коленями и скрещенными лодыжками. Трусиков на ней не было, и черная майка мягко лежала на бедрах.

Саша завис на мгновение.

– Нравится? – она улыбнулась.

– Да.

– А мне нравится, как ты смотришь.

Сделав ерш из пива и водки, он вновь скользнул взглядом по голым ногам Вики и взял в руки старенькую гитару:

– Что играем?

– Цоя.

– Что именно?

– Что хочешь.

– Все.

Он протянул руку, провел ладонью по внутренней стороне бедра Вики – двигаясь от колена вверх – и забрался под майку.

– Мало было? – Вика улыбнулась.

– Да.

– В чем тогда дело?

Он отставил гитару в сторону.

Обняв Вику, он поцеловал ее в то место, где на шее бился пульс. Прижав зубами маленькую жилку, он отстранился через мгновение и посмотрел на следы, оставленные на коже зубами:

– Можно я выпью крови?

– Для тебя не жалко. – Глядя в его подернутые водочной дымкой глаза, Вика придвинулась ближе и закинула руки за его шею. – Пожалуйста…

Их губы встретились.

Желтый ущербный месяц с завистью смотрел на них из распахнутого настежь окна студенческого общежития.

Он одиноко висел в темном небе над городом.

***

Через несколько минут Саша снова взял в руки гитару:

– Ready?

– Да.

В глазах у Вики марево. Медленно тает улыбка. Она не здесь. Где-то там.

Он улыбнулся и ударил по струнам. Сыграв вступление, он запел звонким чистым голосом:

«Начинается новый день,
И машины туда-сюда.
Раз уж солнцу вставать не лень,
И для нас, значит, ерунда.
Муравейник живет,
Кто-то лапку сломал – не в счет.
А до свадьбы заживет,
А помрет – так помрет».

Покачивая головой, Вика подхватила припев:

«Я не люблю, когда мне врут,
Но от правды я тоже устал.
Я пытался найти приют,
Говорят, что плохо искал.
И я не знаю, каков процент
Сумасшедших на данный час,
Но если верить глазам и ушам,
Больше в несколько раз».

Песня летела в темное небо позднего майского вечера.

Внизу, на лавке, пили пиво студенты и ржали как кони. В пятиэтажке напротив гас свет. Там бюргеры шли спать, жалуясь на пьянку под окнами.

Теплые весенние запахи смешивались в комнате 600 с легким алкогольным амбре.

Было девятое мая девяносто шестого.

Вика и Саша вернулись с праздничного салюта на площади Ленина. Там при каждом залпе орудий пьяные массы орали с надрывом «Ура-а-а!» и «О-о-о!», а сила эмоций определялась не только мощью и красотой залпов, но и степенью алкогольного опьянения. Это был праздник жизни для нескольких тысяч зрителей, яркая вспышка в серости будней. Вика и Саша стояли на граните у ног бронзового Ленина ростом в шесть метров, а вокруг, сколько хватало глаз, бурлило море: плечи, головы, вскинутые вверх руки. Когда последний залп сотряс окрестности и в черном небе над площадью лопнул красный огненный шар, Вика и Саша вернулись в общагу. Они шли по спящему Центральному парку, по главной аллее, мимо выключенных аттракционов и темных киосков «Мороженое», останавливались и целовались.

В общаге они время зря не теряли.

Сашины соседи по комнате разъехались по мамам и папам, поэтому на целых три дня комната была в их полном распоряжении. Три дня! Это не случайное стечение обстоятельств. Саша сам выковал свое счастье, зная о планах соседей. Он съездил к родителям, в дымный Новокузнецк, на прошлой неделе – когда здесь пили без просыху в честь Первомая и выбили дверь в туалете – а сегодня остался с Викой, жаркой девушкой из края бледных нефтяников. Только два раза в год, на летних и зимних каникулах, она летала на родину, в Нефтеюганск, и это было грустное время для них обоих. К счастью, сейчас они вместе. Впереди у них два дня для взрослой романтики.

В комнате номер 600 площадью пятнадцать квадратов, где жили трое студентов Новосибирского института народного хозяйства (НИНХа, Нархоза), этим вечером был идеальный порядок: пол вымыт, залежи грязной посуды вычищены, а местная рыжая живность спряталась от страшной, пахнущей смертью тряпки. Сразу видно – женщина в доме.

Интерьер не отличался изысканностью: стол, три кровати, шесть настенных полок (по две на брата), пять тумбочек (на двух из них, сдвинутых вместе, стояла двухкомфорочная плита под слоем темного жира), встроенный шкаф с тремя секциями, две из которых были выделены под гардероб, а третья – под кухонные нужды; старенький холодильник с треснувшей ручкой; черно-белый телек на подоконнике. На полу – три одеяла (синее, серое и коричневое), у входа – красный бабушкин коврик; бежевые шторы под шелк на окне. Все не первой свежести. Выцветшим и вышарканным обоям лет двадцать, не меньше. В них дырки и дырочки от нынешних и прежних хозяев. Пятна тоже присутствуют. Постеры с девушками и рокерами держатся на клее, скотче и зубной пасте.

В комнате выгородили прихожую, метр двадцать на метр двадцать. Спросите, где взяли стройматериалы? Где-то в общаге, в темное время суток, лучше не спрашивайте. Строительство стен стало местной традицией, с которой год за годом безуспешно боролась коменда. Еще больше ее злило, когда крали двери с временно пустующих комнат. На старой кровати с вытянутой до пола сеткой спать некомфортно, вот и клали под сетку дверь. Срезали лезвием номер комнаты, жирно выведенный черной краской, и скручивали замок. Дверь обезличивали. Если увидит ее коменда под сеткой и спросит, скажешь, что так было и знать ничего не знаю. Спрашивайте у тех, кто жил здесь раньше.

За три года Вика привыкла к общаге: к здешним красотам и пище, к людям и прочей живности, уже не чувствовала прежнего страха ночью, когда кто-то ломился в комнату (парни из блока напротив выпили и жаждут общения), – но жить здесь она бы не стала. Даже с Сашей, будь такая возможность. Три ночи – это романтика, три года – ужас местного быта. Один санузел чего стоит, не к столу будет сказано. В нем вечная сырость, часто нет света, а когда нет света, люди бьют мимо цели, в особенности по пьяни. Хочешь принять душ? Он один на общагу, вечером в него длинная очередь. На каждом этаже есть общая кухня, где никто не готовит. Там груды мусора, смрад страшный, бегают мыши и тараканы. Студенческая общага – не место для барышень-неженок. Когда-то, на заре их отношений, Саша чувствовал себя неловко, когда Вика сталкивалась с местными прелестями, но вскоре вытеснил это чувство. С милым и в шалаше рай. Вика любит его, а он без ума от нее. Он счастлив. Нет его вины в том, что он живет здесь, в этом хлеве. Были бы деньги – съехал бы в ту же секунду. Но денег нет, и фиг с ними. У него есть Вика, вот что главное.

Они встретились на вечере первокурсника и сразу влюбились друг в друга. Сказка? Нет, так бывает. Они продолжили вечер в общаге и ночь провели вместе. Сначала они целовались и стягивали друг с друга одежду, делая это тихо (в комнате спали пятеро, трое из них – на полу), а дальше был секс. Скрипела койка, и Вика хватала воздух открытым ртом. Чувствуя близость финала, Саша не отставал. Теперь им было все равно, слышат ли их, видят ли. Если слышат и видят, пусть завидуют. В последний миг Вика крепко прижала его к себе, делая ему знак, и он ее понял.

Вика стала его первой женщиной, а он не был ее первым мужчиной. Когда он спрашивал, кто был тот счастливчик – из любопытства, а не из ревности – она мило отшучивалась, да и ладно. Меньше знаешь – крепче спишь. Прошлое не имеет значения. Они живут в настоящем.

Вика влюбилась в хиппи – так она говорила.

В тот памятный вечер Саша надел рваные джинсы и майку на выпуск. Этим он вызвал тихий гнев преподов и привлек внимание Вики. Она улыбнулась ему, а он – ей.

Он был рокером, а ей нравился рок.

Еще в школе, в пятнадцать лет, он вместе с друзьями создал рок-банду «Тяжелый урок» и все свободное время проводил в школьном подвале, где им выделили комнату для репетиций. Он играл на простенькой электрогитаре, купленной с рук, пел, и хотел посвятить жизнь музыке. Он был готов бросить учебу, если потребуется.

Тогда же он впервые влюбился по-взрослому.

Их группа играла в школе на дискотеке. Он заметил со сцены, что девушка из параллельного класса смотрит на него с восхищением. Это обстоятельство подвигло его на выпиливание такого длинного, быстрого и сложного соло, что он сам себе потом удивлялся – лучше, чем тогда, он, кажется, никогда не играл. Чувствуя на себе взгляд девушки, он был гитарным богом. После концерта он подошел к ней, и следующие одиннадцать месяцев они были вместе.

Через год, в девяносто третьем, он поступил в НИНХ, где встретил Вику.

Их встреча была не случайна. Соединились две части целого, сближавшиеся год за годом в пространственно-временном континууме. Мировоззрение и ценности – общие. Рок-музыка, пиво, секс в подъездах и лифтах – хобби. Если бы они жили в шестидесятых, то были бы хиппи. Жаль, то время ушло безвозвратно, вместе с детской наивностью и любовью. Нынешний мир – мир «1984» Оруэлла. В нем много злости и серости. В нем скучные роли и функции. Люди-роботы. Страх. Двоемыслие. Мало кто может вырваться. Только ЛЮДИ. Саша и Вика много говорили об этом. Любимой книгой Саши был роман Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки», и он хотел быть МакМерфи. Прочь от штампов! Нет правилам! Нет смирительным рубашкам!

Полпервого ночи.

Он поет под гитару, взбадриваясь коктейлем из пива и водки, а Вика ему подпевает, выкуривая сигарету за сигаретой. Водится за ней такая привычка под хмелем, так-то она не курит.

В соседней комнате спят, но это их не волнует.

Тем, кто ложится спать – спокойного сна.

Часть первая

Глава 1

– Рассказывайте, Дмитрий Олегович.

– Александр Александрович, вариантов несколько, – Дмитрий Белявский, широкоплечий пышущий здоровьем коммерческий директор ОАО «Мясная империя», раскрыл пластиковый скоросшиватель с кольцами.

Он сидел по левую руку от генерального. По правую руку сел финансовый директор, а рядом с ним – директор по производству.

Белявский протянул листы шефу.

– Вариант первый – «Мясные радости», второй – «Сибирские деликатесы», третий – «Мясные сказки», – сказал он увесистым баритоном. – Здесь предложения по дизайну.

Выслушав его, Беспалов быстро просмотрел варианты.

– Сами сделали? Или агентство? – спросил он, глядя в упор на Белявского.

– Агентство. – Тот выдержал пристальный взгляд шефа.

Было заметно, что он напряжен и чувствует себя неуютно.

– А сами? – Шеф не сводил с него взгляда. – Сколько стоит?

– Десять тысяч. Долларов.

На лице Виталия Костырева, финансового директора, мелькнула усмешка, оставшаяся незамеченной. Он сидел, свободно откинувшись на спинку кресла. Пусть распекают Белявского. Если бы он, Костырев, был генеральным, первое, что он сделал бы – уволил этого деятеля-демагога, бодро вещающего, но не смыслящего ни черта в своем деле.

– Десять тысяч долларов за это? – Беспалов взял лист и легким движением пальцев откинул его. – А если нам не понравится? Скажем так – уже не понравилось.

– Будут работать дальше. Стоимость от этого не изменится.

– А если мы сделаем что-то сами?

Белявский заерзал в кресле.

– Официальный заказ пока не подписывали. Ребята отправили им по почте задачу – они взяли в работу. Сами понимаете, если откажемся и не заплатим, это будет неправильно.

– Дмитрий Олегович, давайте с вами договоримся – впредь без договора ничего не заказываем. Вот что неправильно. А теперь вернемся в начало. Почему «Color city», а не Андрей? Он недостаточно квалифицирован? Откуда ценник?

– Александр Александрович, вы же знаете: штатного дизайнера у нас нет. Андрей может сделать что-то простое, он специалист по рекламе, а не дизайнер. Поэтому нам нужно определиться: или мы берем спеца в штат и платим энную сумму в месяц, или по мере необходимости заказываем в агентстве. Поверьте – собственный выйдет дороже, при прочих равных. Что касается стоимости, то это рыночная цена, у меня есть расчет.

Белявский чувствовал себя все уверенней. Он не ерзал, плечи расправились, в низком дикторском голосе с мужественными реверберациями уменьшилось напряжение.

– А название серии? – шеф задал следующий вопрос. – Сколько с нас взяли за эти «Мясные радости»?

Белявский снова разнервничался и даже пошел пятнами:

– Александр Александрович, это комплексная услуга.

– Ясно. – Он выдержал длинную паузу. – «Мясные сказки»… «Мясные радости»… Примитив. А как понимать это – «Сибирские деликатесы»? Мы только их будем делать? Обычные вареные колбасы – нет? В общем, пусть товарищи из «Color city» – раз уж мы с ними связались – подумают и сделают что-то стоящее. Срок – три дня. Есть вопросы и предложения?

Белявский отрицательно помотал головой. Костырев сделал то же самое. Аркадий Ярославцев, директор по производству, открыл рот – «Нет». С шефом они согласны, чушь редкостная.

– Значит, вперед, к светлому будущему! Дмитрий Олегович, мне нужен расчет по дизайнеру. Прибросьте, пожалуйста, аутсорсинг, сравните со штатным.

– Сделаем. – Мощное тело Белявского съежилось в кожаном кресле.

– Виталий Игоревич, поможете коллегам с расчетами?

– No problem, – сказал Костырев.

Белявский глянул на него исподволь – что у него в глазах, нет ли усмешки?

Он ничего не увидел. Лицо Костырева было непроницаемо.

– Всем спасибо. – Шеф вышел из-за стола.

Следом за ним встали трое топ-менеджеров. Когда они вышли из кабинета, он нажал кнопку на телефоне:

– Олег Викторович, добрый день.

– Добрый, Александр Александрович! – из динамика раздался голос Олега Шлеина, начальника службы безопасности.

– Зайдите, пожалуйста.

– Да.

Через минуту вошел Шлеин: плотный, крепко сбитый, коренастый. Уверенная, немного вразвалку, походка, твердый взгляд. За плечами десять лет службы в органах госбезопасности. Майор запаса.

Поздоровавшись, мужчины сели.

– Олег Викторович, что скажете о «Color city»?

– Не нравятся они мне. По рынку ходят слухи, что контора откатная. Но пока нет доказательств.

– Вот их творчество, – Беспалов взял со стола картинки. – Знаете, сколько стоят? – Он подтолкнул их к Шлеину.

– Много.

– Десять тысяч долларов.

Шлеин присвистнул.

– Круто. Александр Александрович, я вас понял. Займемся. Для начала поищем у коммерсов эти картинки и посмотрим историю. Я еще кое с кем встречусь, кто в этом смыслит, узнаю про цену. Может, они сами их делают, а деньги распиливают?

– Это уж слишком.

– Все может быть. Сколько есть времени?

– Хватит недели?

– Да.

Шлеин взял картинки и вышел.

Беспалов взглянул на швейцарский хронометр с массой ненужных стрелочек и циферблатов. Без десяти час. Болит голова. Он примет таблетку после обеда, чтобы желудку было пролегче.

Проблему Белявского нужно решать. Он тянет всех вниз. Коммерческая служба работает из рук вон плохо. Продукцию доставляют с задержками, клиенты не соблюдают условия скидок, старт новой серии, скорей всего, откладывается. Дима лишь обещает: сделаем, разберемся, улучшим.

Встав из-за стола и почувствовав, как стукнуло в темечко, он поморщился.

«Магнитная буря?»

Он нажал кнопку на телефоне:

– Иван, едем на обед.

– Понял, Александр Александрович, – раздался из динамика голос водителя.

Он нажал следующую клавишу:

– Оксана, я на обеде.

– Приятного аппетита, Александр Александрович! – сказала Оксана, милая девушка и помощница.

– Спасибо.

Он вышел в предбанник, площадью два на два метра. Слева была дверь личной комнаты отдыха, с кожаным диваном и телевизором, справа – дверь личного туалета. Прямо – дверь к людям. С приемной предбанник не сообщается, это удобно. Своего рода черный вход для генерального, если он не хочет идти через приемную.

Он увидел себя в зеркале шкафа-купе. Кожа бледная. Взгляд без юного блеска. Общий вид нездоровый. Сказывается боль. Да и не молод. Тридцать один. Сколько осталось? Двадцать лет, тридцать, сорок? Час до инсульта? Что там, в будущем? Недели летят как дни. Месяцы – как недели. Годы – как месяцы. Чувствуя страшную скорость времени, ты не можешь двигаться медленней, не в твоей это власти.

Спустившись на первый этаж, он прошел мимо охранника, вытянувшегося по струнке, и вышел на улицу.

Как здесь ярко и жарко!

В первый миг он зажмурился.

«Начало июня, а градусов тридцать».

Асфальт продавливался под каблуками, солнце пекло спину.

Оглянувшись, он окинул взглядом пейзаж: слева – новое трехэтажное здание заводоуправления, справа – старое двухэтажное, тронутое временем; за бетонным забором, на заднем плане – главный производственный корпус из темно-красного кирпича. Корпусу сорок лет, его построили в шестьдесят пятом. Старому заводоуправлению – столько же. В следующем году там сделают капремонт, подштопают, подлатают.

«Половина этого принадлежит мне. Половина каждого кирпича, каждой железки, каждого куска мяса», – подумал он.

Старая, но приятная мысль.

Открыв заднюю дверь черной «Audi A8», он почувствовал прохладу кондиционированного воздуха в знойном летнем мареве. Оазис в пустыне Сахара.

Автомобиль вырулил со стоянки, резво набрал скорость и помчал хозяина мимо бетонных заборов и пыльных зданий с грязными окнами. Окраина города. Здесь не живут люди. Здесь автобазы, ремонтные мастерские, склады и маленькие свечные заводики: молокоперерабатывающий, пивоваренный, цементный.

– Александр Александрович, куда едем? Домой? Или в «Охотник»?

Голос водителя вывел его из задумчивости.

– В «Охотник».

– Понял.

Он не хотел ехать домой. Вчера они с Аней поссорились, а сегодня молчали за завтраком, каменные, чужие. «Где провести три выходных, с десятого по двенадцатое июня?» – мнения разделились. Аня хотела к друзьям на дачу, на берег Бердского залива (пляж, шашлыки, пиво), а он – на Горный Алтай. Он мечтал сплавиться по Катуни. Пока они плавают, сын погостит у бабушки, будет ей радость.

Аня сморщила губки. «Что я забыла там?» – «Ты еще не сплавлялась». – «Нисколько не парюсь по этому поводу». – «Видимо, нет ничего лучше, чем лежать кверху попой на пляже». – «Лучше спать в грязной палатке и мокнуть на сплаве. Класс!» – «Необязательно жить в палатке. Можем сплавляться по три часа в день и жить в домиках со всеми удобствами». – «И не присаживаться над дыркой?» – «Нет» (Здесь у него появилась надежда). – «Круто! Но я все равно не поеду. Я хочу к Лежневым». – «В таком случае я поеду один». – «Делай что хочешь».

Вот так, слово за слово, они и поцапались. Он чувствовал злость и досаду. Все точь-в-точь как в прошлом году, по тому же сценарию. В тот раз он купил путевку, собрался, а в ночь перед отъездом заболел сын. Когда темный ртутный столбик коснулся отметки «40», они вызвали скорую. На следующий день он сдал путевку за двадцать процентов от стоимости. Мечты так и остались мечтами.

«В этот раз я поеду», – решил он.

«Может, взять Свету?»

Сладкая мысль. Однако взвесив все за и против, он решил, что это слишком рискованно. Можно наткнуться на родственников, знакомых или коллег по работе. Среди сотрудников комбината есть любители тамошних мест. Представив, как они плывут в одном рафте с начальником отдела продаж (тот каждое лето сплавляется по Катуни), он сказал своей безумной идее решительное и, пожалуй, финальное «нет».

В кармане затренькал сотовый.

«Аня» – увидел он на дисплее и удивился.

– Да.

– Саша, ты приедешь обедать?

Ее голос был самым обычным, правда усталым. Словно ничего не случилось и не играли они в молчанку за завтраком.

– Есть куриное филе с овощами, – продолжила Аня.

– Я еду.

– Ладно.

Автомобиль въехал в центр города. Дома, деревья, столбы, вывески, люди, – все плавилось на солнцепеке. Вот что значит резко континентальный климат. Летом плюс тридцать, зимой минус сорок.

Он смотрел на душный пыльный город и думал о том, как было бы здорово плыть сейчас на рафте по быстрой Катуни, по ее бурным молочным водам, по перекатам. Вместо этого он едет по каменным джунглям, спрятавшись за темными стеклами. Он знает, что после звонка Ани все изменилось. Он больше не чувствует злость, нет топлива в двигателе внутреннего сгорания, нет прежней жажды сделать по-своему. Скучные Лежневы ждут. Ждут скучные сплетни под пиво.