Операция бюрократия

Часть первая. Обман

Поздним осенним вечером 1995 года Зоя Константиновна, кутаясь в теплый, вязаный плед, подаренный внучкой, смотрела телевизор. Смотреть было особо нечего, тем более в новостях: сначала подвыпивший, явно нездоровый президент снова чудил на глазах у всего мира, потом злобные чеченские бандиты выкрикивали ругательства в адрес России, после кого-то ограбили и что-то приватизировали, где-то выбирали нового мэра…

Женщина, тяжело вздохнув, переключила канал и успела посмотреть пять минут потрясающего балета, далее прогноз погоды, а потом вздремнула, недолго, минут пятнадцать. Теплый плед сполз на пол, и она открыла глаза. На весь экран светилось маленькое, светлое личико девочки 6–7 лет с огромными карими глазами. Диктор трогательно рассказывал о какой-то сложной болезни и сумме, необходимой на срочную операцию.

– Дожились, девчушку, вылечить не могут, всей страной копейки собирать надобно, – с грустью подумала Зоя Константиновна и начала приготовления ко сну.

Спала она, как обычно, плохо. Часто просыпалась, один раз потушить свет в прихожей, другой выпить таблетки, забыла и то и другое. Что поделаешь – возраст. Несколько раз просто лежала и думала. Из головы не выходило лицо девчушки, большие полные горечи глаза маленького человечка молили о помощи.

Утром, наскоро перекусив вареным яичком и бутербродом с маслом, женщина вооружилась карандашом и блокнотом и устроилась перед телевизором. Нужной передачи ждать пришлось долго, практически до обеда. Ожидание тянулось тягостно, но Зоя Константиновна была ветераном Великой Отечественной войны и ждать умела. Мало сейчас таких людей, которые запросто могут пережить скучное чувство ожидания. Но женщина умела не только терпеливо коротать медленно текущее время, она умела надеяться и верить. Верить в добро и справедливость, верить людям и надеяться на чудо.

На протяжении всей своей жизни она была оптимистом и осталась такой, даже в самых тяжелых и грозных испытаниях. Боевая молодость по-настоящему закалила ее характер, и вся последующая жизнь, слова и поступки проходили через призму фронтового мировоззрения.

Было просто жить, когда вокруг были очень похожие на нее люди. Они вели себя предсказуемо, практически, так как она. Это было ее поколение – ветераны. Они были добры друг к другу и всегда готовы прийти на помощь любому, кто в ней нуждался.

Со временем фронтовики уходили, с каждым годом все больше и больше. Все меньше их становилось вокруг и реже оказывался их строй к празднику Победы.

На места ушедших в бессмертие ветеранов вставали дети войны, родившиеся и выросшие в трудное и тяжелое время. Эти дети тоже были людьми с большой буквы, потому что были воспитаны фронтовиками и тружениками тыла, потому что с пеленок познали нужду и лишения. Их воспитали не только родители, но еще общество и идея. Советское общество и идея, захватившая подавляющее большинство огромной страны. Такое сочетание дало потрясающий результат. Люди старались жить по законам добра и справедливости, морали и человеколюбия.

Но потом, вдруг по чьей-то злой воле страна, ведомая предателями, внезапно рухнула, оставив наивных, доверчивых советских людей наедине с ложью и обманом, лицемерием, двуличием и множеством других порочных явлений, как правило, практически не познанных советскими гражданами.

Готовы ли были люди противостоять этим невзгодам? Нет…, наверное, нет. Именно поэтому Зоя Константиновна, терпеливо дождавшись нужного ролика, красивым, каллиграфическим почерком записала телефон фонда поддержки и помощи больным детям. Она была уверена: то, что сказали по телевизору или написали в газетах, ПРАВДА! Она так привыкла и знала, что по-другому не может быть. Но близился к концу 1995 год, и уже все было совсем не так. Это сейчас на телевидение вряд ли просочится непроверенная информация, а тогда? Добрые, наивные и доверчивые советские люди…

Женщина подошла к комоду и бережно взяла в руки шкатулку, подаренную мужем на 30-ти летний юбилей. Шкатулка была ручной работы и выполнена из красного дерева. В правом верхнем углу крышки просматривалась еле заметная надпись: «ЛЮБИМОЙ! 7 июля 1954 г.». На глазах у Зои Константиновны проступили слезы, она медленно приблизилась к дивану и, присев на краешек, начала вспоминать.

Вот серебряные сережки, оставшиеся от бабушки. Зоя надевала их только по большим праздникам, например, на свадьбу. Хотя какая там свадьба, скромный свадебный вечер в битком набитой комнатке коммунальной квартиры. Женщина посмотрела на свадебное фото на стенке, какая она молодая и хорошенькая, какой он… родной, мой родной!

Вот колечко, тоненькое – претоненькое. Худенькая золотая полоска с маленьким голубеньким камешком, подаренная ИМ на рождение дочери, а вот жемчужные бусы, – тоже он подарил, не помню, когда, – ужаснулась своей памяти женщина.

Вот кулон из янтаря, который они купили, отдыхая в санатории маленького прибалтийского городка.

Бережно подержав в руках свои нехитрые драгоценности, Зоя Константиновна тяжело вздохнула, сложила их на место и приступила к главному, ради чего взяла в руки шкатулку – пересчитала деньги. Денег было немного, чуть больше 300 тысяч^[1]. Уверенно отложив 250, женщина поставила на место свои ценности, напоследок прикоснувшись губами к надписи на крышке шкатулки.

– Алло?! – дождавшись ответа по записанному номеру, сказала Зоя Константиновна, – я бы хотела сделать взнос, для лечения Веры Брагиной.

– Да, да, конечно, – ответил бодрый девичий голосок, – вы проживаете в Москве?

– Нет в Раменском, – ответила женщина.

– Ну не беда, садитесь на электричку, доберетесь до метро, а дальше до станции Печатники, выход из последнего вагона, после на 309-ом до остановки Снегири, первый проезд, за углом направо, второй дом, третий подъезд, там вывеску увидите, запомнили?

– А как же там? – удивилась быстро проложенному маршруту сердобольная женщина.

– Мы Вас будем ждать, там охранник Володя встретит и проводит, – ответил веселый девичий голос, – вы не ошибетесь, он такой большой и глупый, ха, ха, ха…

Охранник был и вправду глуповатый. На большом круглом лице признаки интеллекта не обнаруживались.

– Что деньги принесла, бабуля? Гы-гы, – изрек он, после того как разобрался в ситуации, – ну давай провожу, чтоб не споткнулась! Гы-гы.

– Да, будьте добры проводите, молодой человек, – Зоя Константиновна поразилась бестактности охранника, ведь были же люди как люди, что же с ними случилось?

– Здравствуйте, проходите, пожалуйста, вот вешалка, можете снять плащ, у нас тепло. А вот и диван, присаживайтесь, – приветливо встретила женщину, симпатичная девушка в вызывающе короткой юбке. Лицо секретарши светилось от радости, она широко улыбалась, демонстрируя ослепительно белоснежные зубы.

– Минут пять подождите, президент занят, а я вам пока чайку заварю, хорошо? – голос секретарши растаял в соседней комнате.

– Даже здесь президент, – подумалось женщине.

Зоя Константиновна осмотрелась. Обстановка в приемной говорила об успешной деятельности фонда. Дорогая мебель, картины в красивых позолоченных рамах, огромный аквариум со стаей экзотических рыб. Потрясающе, со вкусом подобранные шторы, телевизор…

– Сколько, же все это стоит? – спросила сама себя женщина.

– Проходите пожалуйста, Андрей Викторович ждет, – услышала она мелодичный голос любезной девушки.

Андрей Викторович был серьезен и деловит. Выглядел он, как и должны выглядеть президенты, респектабельно. Он встретил Зою Константиновну практически у порога, проводил, придерживая за согнутую в локте руку, до большого дубового стола посреди кабинета. Галантным движением, отодвинув тяжелый добротный стул, хозяин, проследил за тем, как гостья заняла предложенное место, удовлетворенно кивнул головой и вернулся в свое кресло.

– Андрей Викторович Ломакин, президент фонда поддержки и помощи больным детям, – представился он и протянул маленький картонный прямоугольник, добавил, – это визитка с моими телефонами.

– Леночка, вы обещали чай, – нажав кнопку на телефоне, чуть недовольно проговорил он и обратился к посетительнице, – с кем имею честь?

– Зоя Константин…, – попыталась представиться женщина, но ее оборвал резкий пронзительный телефонный звонок.

– Да, да, хорошо, да…, угрозы для жизни нет? Замечательно, – по лицу президента расплылась широкая улыбка, – ничего не надо, это наша работа, не надо, Мария Аркадьевна, наш фонд благотворительный. Да не смею задерживать, за новость спасибо, большое спасибо! Да…, держите в курсе, хорошо, хорошо, до свиданья!

Положив трубку, президент с минуту задумчиво смотрел прямо перед собой, не обращая внимания на Зою Константиновну. Потом извинился, подвинул к себе красивую красную папку, несколько минут что-то писал, постоянно доставая и убирая какие-то документы.

По отрывкам телефонного разговора Зоя Константиновна поняла, что президент получил известие о положительном исходе дела по оказанию помощи кому-то из детей. Она смотрела на его доброе лицо и думала о том, что остались еще на земле хорошие, благородные люди, которые делают самую нужную и милосердную работу. Спасать детей…! Молодец президент! Так держать, президент!

– Чай готов, разрешите? – в кабинет вошла Леночка и поставила на стол поднос с чайничком, двумя кружками и блюдечками с печеньем и конфетами.

– Ой, извините ради бога, – вернулся к действительности Андрей Викторович, – а я работой увлекся. Знаете, вот только, что узнал, что спасли Ванечку Сомова, у него была опухоль, представляете? Только что позвонили…

Глаза президента покраснели и наполнились слезами. На лбу проступили капельки пота, плечи слегка опустились. Зоя Константиновна поняла чувства, овладевшие этим человеком. Она сотни раз испытывала подобные, особенно на фронте. Его чувства были похожи на внутреннее опустошение после завершения ожидаемого события. Вот так ждешь, чего-нибудь, готовишься. Находишься в постоянном нервном напряжении, а потом, раз свершилось, закончилось – и все! Внутри пустота, полнейшая, бездонная. Сколько времени нужно, чтобы ее восполнить? У всех по-разному.

– Вы сказали Зоя Константиновна? Очень…, очень приятно! Чем могу вам помочь? – спросил президент, наливая в кружки ароматный, очень хорошего качества чай.

– Я бы хотела сделать небольшой взнос для лечения девочки, Веры Брагиной, – скромно ответила женщина.

– Да, да, конечно, для чего же вы могли еще прийти? Какой я сегодня невнимательный, – удивился сам себе Андрей Викторович, – одну минутку.

– Леночка, пригласите Аллу Григорьевну, – снова воспользовавшись селекторной связью, отдал распоряжение мужчина и, обращаясь к посетительнице, улыбнулся, – угощайтесь чаем, Зоя Константиновна.

В кабинет вошла миловидная женщина среднего возраста, обдав всех стойким ароматом дорогих духов.

– Документы на подпись, Андрей Викторович, по Паше – протянув очередную красивую папку, – доложила она, – там родители просят о встрече, поблагодарить хотят.

– Откажите, Алла Григорьевна, не за благодарности мы работаем, – возмущенно ответил президент, – вот Зоя Константиновна, взнос желает сделать, подготовьте документы.

– Здравствуйте, Зоя Константиновна, какую сумму вы бы хотели внести? – деловито спросила Алла.

– Двести пятьдесят тысяч, – немного смущенно ответила женщина, осознавая ничтожность предложенного взноса.

– Хорошо, – улыбнулась Алла Григорьевна, – давайте паспорт. Для кого? Для Веры Брагиной? Подождите минут 5-10, хорошо?

– Конечно, подождем, – ответил Андрей Викторович.

– Андрей Викторович, расскажите мне про Верочку, пока ожидаем, – попросила Зоя Константиновна, наслаждаясь, чаем.

Президент, достал из стола файловую папку, немного полистав, остановился на той самой фотографии, которую показывали по телевизору. Протянув папку женщине, он начал подробно описывать заболевание девочки. Он сыпал медицинскими терминами, рассказывал о путях и способах лечения и ругал российское здравоохранение. После этого на примере спасенного Вани Сомова, президент долго объяснял технологию работы фонда от начала поиска денег до реабилитации ребенка после оказания помощи. Здесь было взаимодействие с властью и поиск специалистов, в том числе иностранных, транспортировка больного и психологи для родителей, возвращение на родину и начало новой послеоперационной жизни. Здесь было все!

Зоя Константиновна смотрела на президента с удивлением, она внимательно слушала и не могла понять, что же случилось со страной, в которой она жила, с той страной, которую она защищала. Впрочем, защищала она, конечно, совсем другую страну, ту, в которой для спасения детей делали все возможное. И этим занимались не частные лица, этим занималось ГОСУДАРСТВО.

– И когда же Веру прооперируют? – взволнованно спросила женщина.

– Как только соберем необходимую сумму, – с досадой ответил он.

– А сколько же не хватает?

– Леночка, посмотрите, пожалуйста, сколько не хватает для Веры Брагиной, – по громкой связи, поинтересовался Андрей Викторович.

– Секундочку…, 11 тысяч 832 доллара, – через минуту ответил звонкий голосок секретарши, – к вам посетитель, шеф.

– Вот так-то, много еще, боюсь не успеем, к операции нужно приступить самое позднее, через две недели, – взгляд президента выражал печаль, – хорошо, Леночка.

В этот момент отворилась дверь, и Зоя Константиновна, вновь поразилась стойкости духов Аллы Григорьевны.

– Распишитесь, здесь и здесь. Андрей Викторович, распишитесь, хорошо, теперь печати. Одни экземпляр вам, Зоя Константиновна, один в дело. Деньги можете сдать Леночке, она у нас кассир.

* * *

Зоя Константиновна вернулась домой только под вечер в очень хорошем настроении. Такого эмоционального подъема она не испытывала уже давно. С лица не сходила широкая улыбка, на душе было тепло и радостно. Она была счастлива.

Только дома она поняла, что кроме скромного завтрака и чая в фонде, она за целый день ничего не ела. Зоя Константиновна, провозившись около получаса у плиты, приготовила себе шикарный, по ее меркам, ужин. Плотно поев, уставшая, но воодушевленная женщина, подошла к телефону, покопалась в записной книжке и набрала нужный номер.

– Алло, Илья Григорьевич? Это Зоя Константиновна, здравствуйте, – деловито начала разговор женщина.

– Уважаемая…, уважаемая Зоя Константиновна! – послышался радостный, чуть высоковатый голос, – как ваши дела? Как здоровье, какими судьбами?

– Я готова обдумать ваше предложение, Илья Григорьевич.

– Вы про что? Которое? – собеседник задумался.

– Лет десять – пятнадцать назад вы хотели купить у меня…

– Этого просто не может быть, Зоя Константиновна! Я просто не могу в это поверить! Неужели вы решились, моя дорогая? И сколько же вы хотите?

– Двенадцать тысяч долларов, Илья, – твердо ответила женщина. Она была готова просить и умалять, но этого не потребовалось, потому что собеседник озвученной суммой остался доволен.

– Чудненько, чудненько, очень хорошее известие! – после некоторой паузы произнес он, – когда…, когда моя уважаемая, мы можем совершить сделку?

– Завтра.

– Договорились, дорогая Зоя Константиновна, во сколько вам будет удобно?

Без четверти десять утра в квартире раздался пронзительный требовательный звонок.

– Не дождался, – с улыбкой подумала женщина, – а раньше был намного пунктуальнее, минута в минуту приходил.

В комнату ворвался пьянящий аромат дорогого, импортного одеколона, а потом показался огромный, разноцветный букет ирисов. Веселые глаза Ильи Григорьевича выражали неподдельную радость встречи, а бодрый напористый голос заполнил окружающее пространство.

– Здравствуйте…, здравствуйте, дорогая Зоя Константиновна! Потрясающе выглядите! – владелец букета сердечно прижал хозяйку квартиры к груди.

Она, действительно, выглядела неплохо. Для своих семидесяти лет, для своей фронтовой молодости и тяжелой жизни, очень даже неплохо. Нет, женщина не посещала дорогих косметических салонов, она не пользовалась услугами клиник специализированных на омоложении. Тем более, что в середине 90-х, эти услуги на российском рынке только зарождались. Конечно же, скромная пенсионерка не смогла бы себе этого позволить, если бы эти салоны были. Даже если бы она отдала всю свою пенсию и заняла у детей, то все равно никогда не пошла бы туда.

Но она следила за собой, поэтому пользовалась рецептами, вычитанными в старых советских журналах. Ее природная красота и привлекательность, с возрастом никуда не делись и просматривались даже через множество глубоких морщин. Аккуратная прическа придавала лицу некоторую элегантность, а большие светло-голубые глаза продолжали дарить людям тепло. Зоя Константиновна была по-человечески симпатична. С ней было приятно общаться, потому что она всегда могла выслушать. Женщина искренне радовалась успехам собеседников и переживала их неудачи. Она была по-настоящему заинтересована человеком и очень внимательна.

Особенно Зоя Константиновна любила бывать в обществе внуков и детей. Детей было двое: сын и дочь, внуков – трое. Она часами могла просто наблюдать за ними и слушать их рассказы. Женщина восторгалась эмоциями и чувствами родных и боялась спугнуть трогательную откровенность близких людей. Зоя Константиновна ничего не требовала от них, не заставляла и ничего не просила. Она не пыталась их поучать и настаивать на своем мнении, не взывала к жалости и сочувствию, и никогда не делала вид больного и умирающего человека. Ей достаточно просто было находиться рядом с любимыми, и жизнь от этого становилась прекрасней.

– Здравствуйте, Илья Григорьевич! – с улыбкой поздоровалась хозяйка дома, – проходите, пожалуйста, вот тапочки.

На душе стало тепло, все-таки старый знакомый, когда-то очень хороший друг. Он был моложе лет на десять. Их познакомил после войны отец Ильи, фронтовой друг Зои Константиновны. Осенью 43-его она вынесла на себе его под сильным огнем противника, и он этого не забыл. До самой Победы Григорий Ильич по-отечески заботился о ней и, когда мог помогал, поддерживал. Эта дружба не оборвалась и после войны и продлилась до самой его смерти, а потом она продолжилась дружбой с сыном и его семьей.

Они ходили на футбол и скачки, ездили на шашлыки и рыбалку, играли в городки и лото, несколько раз вместе праздновали Новый год. Но все это было давно, а сейчас? Сегодня только деловой повод свел их на некоторое время, чтобы потом снова развести, скорее всего, навсегда.

– Вот вкуснейший сметанный торт, очень похожий на торт нашей молодости, хотите вспомнить? – весело протянув пакет, промурлыкал довольный собой Илья Григорьевич.

Чай пили долго, около часа. Смотрели старые фотографии, вспоминали. Зоя Константиновна с теплотой рассматривала приветливого гостя. Постарел, сильно постарел, хотя ему только шестьдесят. Живот, щеки висят, под глазами мешки, залысины после последней встречи заметно расширились. Когда же она была? Ах, ну да, на похоронах мужа, уже 3 года прошло…, ужас! Нет, после…, на 9 мая заезжал, передал продукты, деньги и цветы, конечно же, вот такой же шикарный букет ирисов. Она с удовольствием слушала веселого гостя, хотя почти не слышала его.

Сын говорил о том, что Илья Григорьевич, вращается в каких-то полукриминальных структурах, разве такое может быть? Какой же он бандит, это же старый друг! Хотя сейчас, наверное, полстраны около криминала, и никто не похож на преступников, вроде люди как люди. С другой стороны, откуда у него такие деньги?

– Ой, господи, время-то, сколько прошло я же опаздываю, Зоя Константиновна, я уже давно опоздал, – посмотрев на дорогущие часы, спохватился гость, – простите меня за вечную спешку, дела-а-а.

– Да, да, я все понимаю, – с сожалением произнесла женщина, удаляясь в комнату.

Она вошла на кухню, со своей любимой шкатулкой. Не спеша, поставив ее стол, женщина подлила гостю кипятка и спросила: «А вы, что такие деньги просто так в кармане принесли»?

– А чего мне бояться, у меня вон внизу машина с охранником, – серьезным тоном ответил он, – давайте к делу, дорогая. Иначе я умру от нетерпения, прямо здесь и сейчас. Вы же этого не хотите?

– Я вообще не хочу, чтобы вы когда-нибудь умирали, по-моему, вы хороший человек, – открывая шкатулку, шутливо ответила она.

Крышка перешла в вертикальное положение, и мужчина увидел нехитрые драгоценности хозяйки. Зоя Константиновна аккуратно выложила их на стол и нажала потайную кнопку, открывающую второе дно. Запустив внутрь руку, женщина торжественно извлекла брошку-бабочку работы Фаберже^[2].

Восторженному взгляду гостя открылась потрясающая работа достойная руки величайшего мастера. Размером брошь была около пяти сантиметров. Нежные хрустальные крылья обрамлены золотой окантовкой и расписаны замысловатым узором. Вдоль золотой каймы элегантно пролегла россыпь крохотных бриллиантов, а более крупные располагались по центру верхней и нижней части крыльев. Алмазные глазки настойчиво смотрели на Илью Григорьевича. От восторга и счастья он замер – какая же красота! Описывать брошку можно долго, но разве возможно передать настоящее искусство простыми словами? Конечно, нет, его нужно увидеть!

Илья Григорьевич завороженно рассматривал бабочку. Он практически не дышал. Разве может коллекционер дышать, когда держит в руках такую вещь? Вот на внутренней стороне крылышка, клеймо. Нет, оно не принадлежит мастеру, это оттиск ювелирного бога. Мужчина не мог поверить, что теперь ЭТО – его собственность.

– Как же я вам благодарен, дорогая Зоя Константиновна! Сейчас так мало радостей в жизни, – гость молча выложил пухлый конверт на стол и продолжил любоваться раритетом.

– Я вам тоже благодарна, Илья Григорьевич! – женщина смущенно вздохнула.

– Скажите, дорогая, вы уверены, что хотите это продать и зачем же вам нужны такие деньги? – укладывая брошь, в специально подготовленный футляр, спросил коллекционер.

– Это долго объяснять, – сухо ответила женщина.

– Просто, когда продают такую редчайшую драгоценность, которую можно передавать по наследству из поколения в поколение, обстоятельства должны быть весьма весомыми, – гость удивленно пожал плечами.

– Да они есть, но я бы не хотела об этом говорить.

– Может быть, я смогу вам чем-то помочь? – уже на пороге, очень искренне предложил Илья Григорьевич, – вы же знаете у меня связи…

– Вы мне итак очень сильно помогли, я была очень рада вас видеть, – прощаясь, ответила Зоя Константиновна. На глазах проступили слезы.

* * *

Первое разочарование пришло быстро. Прошло ровно две недели, с тех пор как сердобольная пенсионерка передала деньги в фонд поддержки и помощи больным детям. Уже давно должна была состояться операция. Зоя Константиновна очень переживала и волновалась, она считала дни и думала о том, что все будет хорошо. Много раз женщина порывалась позвонить в фонд, несколько раз съездить. Но всякий раз что-то останавливало ее. Конечно, лучше бы она навсегда осталась в неведенье относительно того, что станет известно ей чуть позже. Но она решилась и с волнением позвонила по знакомому номеру.

– Да, слушаю вас очень внимательно! – ответил приятный голос.

Зоя Константиновна представилась и спросила о состоянии Верочки Брагиной. Затаив дыханье, она думала услышать в ответ восторженные отзывы приятной симпатичной девушки. Ей хотелось подробностей, и представлялась роскошная озорная улыбка спасенной малышки и счастливые глаза благодарных родителей. Женщина хотела прикоснуться к счастью, обрушившемуся на совершенно незнакомых людей, к той радости, которую именно она подарила им, совершенно бескорыстно, от всего большого и доброго сердца.

– Все хорошо, не волнуйтесь, – в голосе секретарши послышались раздраженные нотки.

– Но мне бы хотелось подробностей, – настойчиво потребовала женщина.

– Да их особо нет, нам просто позвонили и сказали, что операция прошла успешно, и все! – Леночка была не расположена к общению.

– А когда же можно об этом справиться? – Зоя Константиновна чувствовала свою назойливость.

– Трудно сказать, попробуйте примерно через месяц, тогда точно будет известно. Извините, у меня много работы, до свиданья! – в трубке послышались короткие гудки.

Прошел месяц. Зоя Константиновна нашла успевшую пожелтеть прямоугольную картонку с телефонами президента фонда. Визитка… – вот, что за слово-то такое? Откуда берутся в русском языке иностранные слова? Вот время! Кругом чужая речь, вывески, рекламы, названия. Бизнесмены, менеджеры, риэлторы, президенты, секьюрити… Что же происходит? Почему же уничтожается русский язык, почему мы сами отказываемся от родной речи? Кому это выгодно?

Зоя Константиновна вспомнила, как относились к русскому языку освобожденные европейские народы. Как люди старались впитывать в себя словно губка, простую русскую речь.

Она вдруг отчетливо представила, как они вошли в Варшаву^[3]. Колонна медленно двигалась по центральным улицам польской столицы. Зоя сидела на новеньком танке Т-34 и радовалась искренней радости освобожденного народа.

Восторженные местные жители встречающие Красную Армию буквально заполонили улицы города. На тротуарах было не протолкнуться и в некоторых местах доходило даже до давки, а люди все шли и шли. Многие приветливо махали руками и шапками, некоторые пытались угостить советских солдат прошлогодними яблоками и душистой выпечкой, а другие, несмотря на зиму и всеобщую разруху, несли цветы. Вот откуда в январе, в разрушенном городе цветы?

Но главное было не это, главное было то, что поляки на ломаном языке произносили русские слова. То тут, то там слышалось: спасибо, товарищ, советский… Вот как любили русский язык спасенные поляки…, и чехи, болгары, сербы, венгры и другие народы, объединенной нынче Европы, тоже любили. Вот так они встречали и плакали, танцевали и пели, смеялись и целовались. Вот так радовались и пытались разговаривать на русском языке. А теперь?

Зоя Константиновна набрала номер президента фонда. Она часто вспоминала его…, благородного, доброго человека, спешащего на помощь больным детям.

Он ответил, не мог не ответить. Разговаривал правда как-то натянуто, наверное, от усталости, в голосе не слышалось того оптимизма, которым он поразил при первой встрече. Чувствовалось, что он спешит, торопится, а вынужден отвлекаться на назойливую пенсионерку.

Из разговора стало понятно, что операцию делали в Германии. Завершилась она удачно и сейчас идет процесс реабилитации, там же за границей. Были какие-то сложности. Президент объяснял, но Зоя Константиновна не поняла. Ясно было одно: у врачей все под контролем. Вот так – немецкие врачи лечат русских детей. За деньги лечат, за очень большие деньги. А когда-то давным-давно, полвека назад, маленькая, худенькая санинструктор Зоя Коробейникова спасала от гибели пленных отцов и дедов этих германских врачей. Бесплатно, бескорыстно…

* * *

Прошло полгода. Веселое майское солнышко ласково смотрело на собравшихся на Поклонной горе пожилых людей. Их было немного, хотелось бы побольше, много больше. Но подавляющее большинство ветеранов, на встречу не придет никогда, потому что их уже нет… Некоторые только недавно поняли, что сил не хватит…, увы не дойдут… А те, у кого пока хватает, давно уже там. Они успели купить ярко красные гвоздики и, нервно похаживая, с тревогой ожидают остальных. Они волнуются только о том, кто придет в этом году, а кто – нет.

А другие ветераны, которым лучше было бы лежать на мягком диване и смотреть по телевизору парад на Красной площади, те, которым врачи давно запретили ходить дальше кухни, все равно идут. К своим идут. Идут несмотря ни на что, стиснув зубы и не обращая внимания на преклонный возраст и целую россыпь опасных заболеваний. Идут с поддержкой, опираясь на подставленные локти детей, внуков или своих боевых товарищей, а может быть незнакомых, но очень порядочных людей.

Они часто останавливаются и присаживаются на лавочки, чтобы передохнуть, чтобы перевести дух и поправить награды на кителях. Фронтовики готовятся к встрече со своими однополчанами и хотят выглядеть хорошо. Ветераны дойдут, поверьте, несмотря ни на что дойдут, что бы им это ни стоило. Они до Берлина дошли, а здесь просто – Поклонная гора.

Да, солдаты сильно постарели и сдали, но это только физически, это только с виду. А что же в моральном плане? А не изменилось ничего! Они как были кремень, так и остались. Души фронтовиков не постарели ни на секунду. Им хоть сейчас, снова в бой.

Зоя Константиновна вспомнила прошлогоднюю встречу, митинг и торжественную часть. Председатель Совета ветеранов по городу Москва и Московской области, генерал-полковник награждал. Наш генерал – фронтовик, не из этих, нынешних генералов с круглыми красными лицами и большими животами. Награждал наиболее активных и заслуженных ветеранов, отличившихся в работе Совета за минувший период.

Чем мог наградить генерал в 1995 году? Скромным ценным подарком или грамотой, приобретенными на деньги Совета. Откуда у Совета денежные средства? Конечно это отчисления из небольших и очень скромных пенсий самих ветеранов. Куда идут эти деньги? На подарок к юбилею, в детские дома и интернаты, на оказание помощи своим, тем, кому совсем плохо, на лечение, а в основном на похороны ушедших фронтовиков, на памятники, венки, цветы и материальную помощь семьям… Ветераны своих не бросают.

Наградить грамотой фронтовика, у которого места на груди не хватает даже для боевых орденов и медалей! Ну, надо же такое придумать, ну это же издевательство какое-то! Нет, неправда, для любого, из пришедших на митинг, это НАГРАДА! Знают, помнят, ценят, любят… – вот что значит эта грамота для ветерана.

Так было и в прошлом году: «За высокие показатели в работе по патриотическому воспитанию молодежи, почетной грамотой награждается полковник в отставке Исаев Петр Кузьмич», – нараспев прочитал диктор, озвучивающий приказ по награждению личного состава.

Петр Кузьмич пошел к генералу плохо, шаги давались ему тяжело, и у присутствующих были опасения, что он вот-вот упадет. Нервный тик седой головы свидетельствовал о перенесенных инсультах, а на глазах проступили слезы обиды на собственную немощь.

На помощь ветерану поспешил молодой, видимо действующий майор – пограничник, пришедший, скорее всего со своим ветераном. Он ловко подставил локоть и, сцепив свои ладони, соорудил импровизированный поручень.

Фронтовик благодарно всем своим весом облокотился на майора. Так и пошли, вдвоем к генералу, маленькими, медленными шагами. Но, дойдя до цели старый солдат, очень ловко освободился от помощника и умудрился сделать к генералу настоящий строевой шаг. С достоинством приняв почетную грамоту, полковник повернулся лицом к присутствующим, принял строевую стойку, приложил руку к головному убору и четким уверенным голосом доложил: