Шантарский дневник

Редактор Ирина Добрынь

© Александр Штырляев, 2021

ISBN 978-5-0055-2107-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

10 апреля 2019 г. Среда.

Поселок Аксаково. 5 часов утра

Наконец-то решил восстановить некоторые свои дневники. Начну с шантарских записей пятидесятилетней давности. Просто страшно подумать, сколько прошло с той поры!

Итак…

После окончания третьего курса Одесского государственного университета (ОГУ, геолого-географический факультет) группа студентов третьего и четвертого курсов отправилась на геологическую практику в Хабаровское геологическое управление. Договаривались о практике студентов зимой 1968—1969 годов. В состав Хабаровского управления входила Удская экспедиция. Начальником ее работал выпускник ОГУ Эмиль Львович Школьник – с ним и было достигнуто соглашение. В 1968-м несколько студентов нашего факультета уже побывали в этом управлении на летней практике, и вот теперь настала наша очередь.

НАЧАЛО ПРАКТИКИ И ТОМИТЕЛЬНОЕ ОЖИДАНИЕ

28 мая 1969 г. Одесса. Накануне вечером провожали однокашников на практику. Одни летят в Хабаровск, другие – в Казахстан, третьи – на Камчатку. Вечером 27 мая хорошо посидели в общежитии ОГУ – попели, попили и почти не спали. Так что сегодня состояние весьма муторное. Пришлось «полечиться» кефиром и пивом.

Летим рейсом Одесса – Киев – Челябинск – Новосибирск – Иркутск – Хабаровск – Владивосток. Первая посадка в Киеве, в аэропорту Борисполь. До нее весь полет я дремал. Аэропорт оказался шикарный, но вот с погодой не повезло. Следующая посадка в Челябинске. Подлетая к нему, любовались красотой тысяч озер Южного Урала. Из аэропорта послал телеграмму родителям в поселок Тирлян Башкирской АССР. От Челябинска до Новосибирска почти ничего интересного не было. Читали газеты, смотрели в иллюминаторы, спали.

Новосибирск с высоты выглядит очень красиво. Видно, что город огромный.

Из Новосибирска вылетели часа в два-три по местному времени. Разница с Одессой четыре часа. Спустя полчаса уже догнали рассвет. Очень здорово наблюдать восход солнца с самолета, когда летишь над облаками, а на горизонте постепенно светлеет. Феерические краски медленно сменяют друг друга – и наконец прорезается первый луч. Самого диска еще не видно, но чувствуется: вот-вот должно показаться что-то раскаленное и огромное. Горизонт в этот момент окрашен в пурпурно-красные тона с постепенным переходом на периферии в палевые.

Вначале показалась красная полоса: она стала расти и превращаться в солнечный диск. Когда диск вышел из-за горизонта, на солнце уже невозможно было смотреть. Все вокруг засверкало и засветилось. Облака стали похожи на огромные белые перины, на которых так и тянуло поваляться. Казалось, что вокруг творится что-то сказочное. Словами всего этого просто невозможно передать – это нужно видеть.

В Иркутске сидели около часа. Смотреть, собственно, там не на что. С самолета видна одна тайга, кое-где реки, сопки. Впечатления скучноватые. Может быть, сказалось утомление.

Пролетали над Байкалом – он еще не освободился от льда. Горы также покрыты снегом. Много почти круглых озер к востоку от Байкала – на них также лежит лед. Места малозаселенные. Почувствовали таежную глухомань, хотя и летели на высоте 10 тысяч метров.

В Хабаровск прилетели в час по местному времени. Ночь у нас получилась двух-трехчасовая. Город встретил мелким дождем. Самолет, следовавший до Владивостока, задержали пока на четыре часа, а затем, по-видимому, еще на неопределенное время. Но нас это уже не волновало. Получили свои вещи. Мой рюкзак оказался немного подмоченным. Сказалось то, что собирал я его в состоянии похмелья, с ужасно болящей головой (некоторые вещи пострадали от разлившихся по рюкзаку средств против комаров и еще кое-каких жидкостей).

В ДВТГУ нас часа за два оформили на должности техников-геологов, дали направление в общежитие, денег по 20 рублей и велели отдыхать. Отдых мы посвятили проводам «камчадалов» – нескольких наших однокурсников, в том числе Леши Борисенко и Коли Алимова. Они летели на практику в Камчатское геологическое управление.

Как всегда, одной оказалось мало, а где вторая, там и третья. В конце концов часам к восьми-девяти все было в порядке. Постреляли в тире, затем, как водится, попели под гитару. В общем, это были настоящие проводы, после которых спишь как убитый.

30 мая. Утром пошли в камералку¹ экспедиции. Отметились и больше ничего. Кое-кто встретил старых знакомых. Дело в том, что несколько студентов 4-го курса, а также Володя Кельмачев, в прошлом году уже были здесь на практике – вот они то и увидели прежних коллег.

Это были бичи («бывший интеллигентный человек»)². В начале лета бичи толпами стоят около геологических экспедиций и просятся на работу. Многие из них несколько полевых сезонов работали у геологов и, как правило, успевали зарекомендовать себя с лучшей стороны: как профессиональные таежники и мастера на все руки.

Все бичи получали неплохие деньги за полевой сезон, но к сожалению, в Хабаровске быстро их лишались, пускаясь во все тяжкие. Основной бич – пьянство. У всех или почти всех них имеются родственники «на материке», то есть западнее Хабаровска. Все мечтают о том, что, получив деньги «за поле», немедленно уедут домой, к семье, родственникам и т. д. Но годами не могут вырваться из этого порочного пьянства после «поля» и пропивают все до нитки. Порой зимуют в теплотрассах, обустраивая там себе жилье. Мы наблюдали, как из люка теплотрассы вылезли два полузадрипанных человека, вытащили рюкзаки и поспешили к геологическому управлению. Начальники геологических партий знают их почти всех и принимают на работу тех, кто хорошо проявил себя в прошедших сезонах.

В «поле», как правило, сухой закон. Бичи это терпят. Хотя при удобном случае могут сварить бражку, зачифирить или напиться еще какой-либо дряни. Но от работы никогда не увиливают, вкалывают на совесть.

В этот же день, 30 мая, мы съездили на аэровокзал за своими вещами и завалились спать, не забыв поесть. Часов пять спали, проснулись – снова поели. Поиграли в теннис, написали письма и где-то в два часа ночи попытались уснуть. Ребята пошли слушать по радио Одессу. Там «Черноморец» должен был встречаться с одной из команд высшей лиги. В Одессе было восемь часов вечера.

31 мая. Спали до часу дня. Сказывалась разница во времени: ночью спать не хочется, а под утро засыпаешь. Днем сходили в краеведческий музей. Кое-что узнали об истории Хабаровского края и его сегодняшней жизни, о природе и богатстве. Чучела птиц и животных дают представление о животном мире края. В музее есть экспозиция о партизанской деятельности во времена Гражданской войны.

Я вспомнил рассказы отца, который в 1921—1923 годах партизанил в этих краях в отряде Шевченко. Он рассказывал, как 20-летним парнем воевал с японцами и белогвардейцами, как участвовал в боях за Волочаевку и Хабаровск, как видел Сергея Лазо. Рассказывал об Амуре и огромных сомах в нем. Правда, к большому сожалению, я до обидного мало его об этом расспрашивал. А сам он не очень-то охотно стремился вспоминать. Может быть, когда-нибудь я и опишу его немногочисленные воспоминания об этом лихом времени…

Вечером сходили в кино «Журавушка», затем теннис и сон.

1 и 2 июня. Дни прошли однообразно. Долго спали, играли в пинг-понг, ходили в кино. Немного поработали в камералке экспедиции, разбирая образцы горных пород. Ждем рейса самолета на Удское.

3 июня. В лаборатории сообщили приятную весть. Прибыл Э. Л. Школьник.

Эмиль Львович Школьник – выпускник нашего Одесского университета. Благодаря ему мы и попали на эту практику. Он постоянно поддерживал связь с факультетом и, в частности, с Львом Ивановичем Пазюком – руководителем нашей практики, отличным преподавателем, петрографом и доцентом ОГУ. Когда-то Школьник учился у Льва Ивановича.

В последующие годы наш однокашник Володя Кельмачев поддерживал с Эмилем Львовичем дружеские отношения в Хабаровске, а затем в Москве, куда Школьник перебрался в 70-е годы.

Доктор геолого-минералогических наук Э. Л. Школьник скончался в Москве в 2016 году. Кельмачев тогда снова перебрался в Хабаровск из Одессы. По его просьбе я отвозил вдове Эмиля Львовича венок и передавал соболезнования по поводу его кончины.

Его долго ждали, как ждут любого начальника экспедиции. К 18:00 узнали, что прибыл. Затем нам выдали аванс 10 рублей, из которых половину я вернул в качестве долга. После этого отправились восвояси на временное место жительства – в общежитие геологического управления. Сыграли несколько партий в пинг-понг. А к концу вечера узнали, что летим в Николаевск-на-Амуре. Заказали такси на ночь и легли немного отдохнуть. Кажется, на сей раз должны улететь. Даже билеты на руки даны. Только бы небеса не подвели, а то они к вечеру снова хмуриться начали, вот-вот расплачутся.

4 июня. Проснулся по будильнику в два часа ночи. Быстро собираемся и ждем звонка из таксопарка. Такси приходит вовремя. Вначале едет наша комната, а через пять минут приходит вторая машина. На улицах Хабаровска тихо. Улицы освещены слабо, лишь Луна да звезды освещают наш путь к аэропорту.

Быстро получив громоздкие рюкзаки, располагаемся на втором этаже аэропорта отдельной кучкой. Пассажиров в зале много. Типичная атмосфера ожидания. Кто дремлет, кто делает вид, что читает, кто играет в карты и т. д. Мы предпочли коротать время в буфете, за бутылкой ряженки. Кое-кто, правда, попробовал и более крепкий напиток.

Подошло время посадки. Вес наших мешочков немного превышал максимально допустимый по лимиту. Пришлось доплатить за излишки.

Рассвет встретили уже в воздухе. Внизу долгое время был виден Амур со своей широкой долиной, узкими многочисленными протоками, меандрами и старицами. Затем обстановка изменилась. Ближе к Николаевску местность более гористая. На невысоких склонах еще лежит снег.

В Николаевске температура около 10 градусов – пришлось надеть теплые ботинки. Одесскую обувь спрятали в рюкзаки. Поели в ресторане при аэровокзале (если так можно назвать домик около взлетной полосы). Сравнительно быстро нам дали самолет до Удского – полевой базы нашей экспедиции.

Борт двукрылый с железными креслами для сидения. Лететь на нем было интересно. Правда, во все щели проникал не очень приятный ветерок, пришлось немного померзнуть. Ребята в основном дремали. Сказывалось, что ночь почти не спали.

Самым интересным в этом перелете был вид над Становым Хребтом. Все горы в снегу – весна здесь только-только начинается.

Удское нас встретило сильным ветром и облаками пыли. Это сравнительно маленький таежный поселок. Дома все рубленые, расположены без какой-либо ориентировки. На так называемых улицах много битого стекла, мусора, выкорчеванных корней и т. д. Кое-где сохранился тротуар.

Поселок экспедиции существует с 1963 года. Здесь есть столовая, пекарня, клуб, несколько домов под общежития, склады, канцелярия, магазин и жилые дома.

В паре километрах от поселка экспедиции, на реке Уде (отсюда и название – Удское), живет коренное население – якуты и эвенки. Это более или менее приличный населенный пункт. Чем-то напоминает башкирскую деревню на Южном Урале. Основное занятие жителей – рыболовство, охота. Сажают также картофель для общества, вроде бы как совхоз.

Этот день был самым насыщенным со дня отъезда из Одессы. Главный геолог экспедиции, Эйриш (имя не помню), нарушил все наши планы. Два человека, как он сообщил, должны ехать в партию по поискам и разведке золота в Майский район (река Мая). Некоторые начали возмущаться, мы тянули спички. В конце концов Веня Зюльцле и Миша Вознюк согласились добровольно. Правда, как-то неудобно было перед ними. Эйриш обещал хорошую охоту, рыбалку и красивые места. Но все-таки надежды на Шантарские острова покачнулись.

Получили спальники и комнату на краю села. Перенесли рюкзаки и пошли обедать в столовую. Столовая маленькая, но уютная. Готовят хорошо. Цены высокие, но кушать-то надо! После обеда сходили с Вовиком в поселок якутов на почту, заодно посмотреть жилье аборигенов.

На обратном пути встретили наших ребят, которые навострили лыжи на рыбалку. Я пошел с ними. Отошли мы от поселка километра на два. Лес здесь, как говорится, обжитой, но все равно тайгой попахивает. Ребята закинули блесну в Уду. Саша Никифоров (студент с предыдущего курса, парень-симпатяга, поет, играет на гитаре, сочиняет песни и стихи) сразу же зацепил ее за что-то.

Еле-еле вытащили блесну с помощью длинной жердины. Все остальные попытки поймать хоть какую-нибудь рыбину окончились неудачно. Несолоно хлебавши, но все-таки довольные, возвращаемся в поселок. Подремав часа два, пошли в столовую, а затем в кино. Санька угостил нас соленой кетой и балычком, которым его попотчевали местные старожилы. Спалось нам в эту ночь очень крепко…

5 июня. Проспали до обеда. Затем каждый делал то, что ему заблагорассудится. Ближе к вечеру Миша В. не выдержал и достал из «н.з.» литр первача одесского производства. Пошли мы за родничок и посидели на природе полтора-два часа. Обнаруженные на пригорке прошлогодние ягоды брусники сразу же пошли в пищу как подножный корм.

Вечером сидели у наших девчонок. Играли в чешского дурака с Лидой и Гелей, пили кофе. Я слишком злоупотребил гостеприимством по части выпитого кофе… Почти всю ночь не спал. Другой раз наука – пей кофе в меру.

6 июня. День отличный. Ветра почти нет. Небо чистое. Солнце сильно припекает. На сей раз умылись у родничка и около часа позагорали на пригорке, собирая бруснику. К вечеру погода захандрила. Но мы получили маленький авансик. В «низ» (в магазин) бежали галопом. Пять рыл подняли оглушительный топот на тротуаре. И куда топали, зачем? За водкой. Причина уважительная: не работает столовая, да и аванс…

Днем долго ждали, когда же заставят работать, но так и не дождались – рабочий день окончен. Можно отдохнуть.

Ужин приготовили девчонки. Поужинали неплохо. Геля раздобыла гитару. Пропели все одесские песни, попили кофе. Вспомнили кое-что старое из песен. Все остались довольны. Слушали рассказ старого бича, который напросился послушать наши песни. Рассказал, что его семью в 1929 году раскулачили, ему тогда было пятнадцать лет. Попал в банду. Поймали, судили, приговорили к расстрелу, но затем заменили ссылкой на Колыму. Он уже тридцать два года на Колыме, кем только не работал. Видно, что очень больной: все время кашляет, хрипит, но курить не бросает и чифир пьет постоянно. На вид ему далеко за семьдесят, а на самом деле пятьдесят четыре или пятьдесят пять лет. Перебивается случайными заработками в геологических партиях.

7 июня. Суббота. Утром с Вовиком К. пошли на склад получить все необходимое для Шантарской партии. Но, собственно, можно было и не ходить. Полдня простояли на складе, наглотались пыли и вернулись назад. Борта в этот день не намечалось, день вылета на острова в очередной раз откладывается. Расписали пульку с ребятами. Пришлось мне показать белое горлышко одесской «Столичной», а Майклу (Кылымник) – «шипучую» (так как мы проигрались). Ну и пошло.

Саня Никифоров нашел где-то пару якуточек, которые работают в местной медсанчасти. У одной маленькая дочка. Мы сами сварили импровизированный ужин и пошли в больницу «лечиться». «Полечились» так, что утром головушка была «вава». Мы с Никифоровым засиделись допоздна. Но я где-то часа в три ушел, так как лучше спать в спальном мешке, чем на больничном топчане.

Одна из якуток после «огненной воды» все пыталась исполнить модную тогда песню «Мине потяму-то кажися, потяму-то кажися, что между мною и тобой нитячка завяжися…».

8 июня. Льет дождь. Поднял меня возбужденный Никифоров: пришел из больницы, и чувствовалось, что он «выспался». Сон наш продолжался до часу дня. На улице страшный холод и дождь. Умылся в роднике, стало полегче. На вечер взяли продуктов. В комнате постоянно топится печка. По пути из столовой снова заглянули в поликлинику за посудой. Почерпнули от молодой симпатичной якутяночки определенные знания в медицине – в основном о промывании желудка.

Парни над нами похохатывают, подкалывают. Заставляют идти колоть дрова к местной девушке – зубному врачу, которой якобы кто-то из нас сильно пожал руку и теперь она не может рубить дрова. В общем поиздевались над нашими приключениями.

От вчерашних одесских запасов осталась бутылка «Столичной», которую мы и уговорили за ужином из гречневой каши с тушенкой.

На этом мои хронометрические записи на сегодня окончены. Спать…

9 июня. Проснулись, взглянули в окно. Ура! Настала зима. Оказывается, дождь, начавшийся вчера, перешел к утру в снег. Правда, с утра стало сильно припекать солнце, и снег должен вот-вот растаять. Мы с Вовиком по-быстрому оделись и на снег – фотографироваться.

В дальнейшем оказалось, что пленка в моем фотоаппарате порвалась еще в Хабаровске, а я фотографировал и фотографировал, думая, что все в порядке. Так что многие кадры так и не появились отпечатанными.

Умывались на природе у родника. Я даже по пояс разделся (форс морозу не боится). Толик Матвеев нас тоже увековечил на своей фотопленке.

К вечеру весь снег сошел. Можно было загорать. Нам даже обещали вылет на острова… Но вновь отбой.

28 мая 1969 г. Одесский аэропорт. Проводы геологов на практику.

Студенты ОГУ на базу Удской экспедиции:

Матвеев Анатолий, Никифоров Александр, Пертая Нина,

Штырляев Александр, Вознюк Михаил.

Вертолет доставил груз и почту.

10 июня. День начался, как всегда, с ожидания. С утра пошли в контору, но все по-прежнему. Настроение неважное – побаливает горло и голова (позагорал, называется). Затеяли с Вовиком проявку и печатание пленок. Достали допотопный фотоувеличитель и печатали в больнице до двенадцати часов (по старой дружбе). Получилось очень неважно. Только зря время потратили на поиски увеличителя и оборудования. Да и запасы фотохимикатов, которые мы с собой из Одессы прихватили, тоже понапрасну использовали.

Прошла информация, что летим, но оказалось, что вертолет на ремонте. Снова ждем. А мы уже спальники и рюкзаки упаковали. До обеда убивали время за картами, а затем всей компанией двинули на реку Уду ловить рыбу. Рыбы не поймали, но отдохнули хорошо. Мы с Юрой зашли довольно далеко вверх по реке, но наши жалкие попытки найти хариуса остались безуспешными.

Часов в пять надвинулись тучки, закапал дождь. Едва мы подошли к поселку, как хлынул настоящий ливень с громом и молниями. Пришлось около часа пережидать в магазине. Вовик К. рискнул побежать домой, но промок до нитки. После дождя снова установилась солнечная погода. Дышалось легко и приятно. Воздух был пропитан хвоей и озоном. Просто хотелось лечь на землю и хватать ртом этот воздух. Но мы все-таки пошли дальше. Нас ждал ужин в столовой, который мы глотали не с таким удовольствием, как воздух после грозы.

11 июня. Снова напрасно упаковывали вещи. Отбой. Я уже второй день лечусь от простуды чаем, поэтому утром не завтракаю. Вечером поиграли в волейбол и вспомнили старую игру «об стенку» и в «чику». Это когда монетами бьешь о стенку, надеясь попасть в монету, которую до тебя отбил партнер. Если между монетами можешь достать пальцами (большим и мизинцем), то забираешь обе.

ЛЕТИМ НА ОСТРОВ ФЕКЛИСТОВА

12 июня. Проснулся рано. После завтрака мы загрузили АТЛ (тягач на гусеницах). На сей раз, кажется, летим. Быстренько собрались. Затем дождались вертолета Ми-4, загрузились и… вот мы летим на остров Феклистова!

Все получилось в спешке, даже толком не успели попрощаться с парнями. В общем, из Удского мы вылетели первыми из студентов. Отсчет экспедиции пошел с одиннадцати часов местного времени.

Видимость с вертолета отличная. Фотографировать можно сколько угодно. Но у меня снова история с фотоаппаратом. В Чумикане (это первая посадка перед островами) попробовал исправить его – безрезультатно. Вся надежда на Володино фоторужье.

Через два часа приземлились на острове. Здесь уже находился самолет, вылетевший позднее нас (на острове была оборудована посадочная полоса для двукрылых самолетов). Мы быстро выгрузили вещи и геологическое снаряжение, и оба лайнера отчалили на материк.

Впечатления изумительные. Описать все сразу невозможно. Далее постараюсь более коротко фиксировать увиденное.

Лагерь здесь уже оборудован – семь палаток. За полмесяца до начала геологических изысканий сюда завезли рабочих и необходимые вещи для оборудования лагеря. Нас сразу же угостили котлетами из медвежатины, накормили и показали палатку, в которой нам предстояло жить более трех месяцев. Занялись благоустройством своего жилища. Сделали нары, навес перед входом в палатку. Печка была уже установлена заранее. Получили спальники, сапоги болотные, телогрейки. День незаметно закончился. Спалось на новом месте отлично. Воздух превосходный.

13 июня. Позавтракав очень плотно (в партии была штатная повариха), пошли с Вовиком знакомиться с островом. Взяли у Альберта карабин. Вовик был со своим фоторужьем, да еще имелся мой фотоаппарат.

Пошли по лайде³ – так называют здесь узкую полоску пляжа, которая обнажается во время отлива, а в прилив почти полностью заливается морем. До того, как попасть на лайду, нам пришлось искать брод через речку Лисью. Я был в болотных сапогах, а вот Вовик промок.

Охотское море забито льдами, которые издают характерный грозный шум. Чувствуется, какая силища здесь ворочается. Некоторые льдины обваливаются и с сильным всплеском рушатся в воду. В промоинах между льдинами плавает множество уток и топорков. На лайде также изобилие останцев льда и снега. Песок здесь грубозернистый, неотсортированный, черного и серого цветов. Вообще, обломочный материал не очень окатанный. Лишь на самом урезе воды много гальки различных размеров. Метрах в двухстах от моря на травянистых террасах растет дикий лук, который почти не отличается от домашнего и вполне пригоден в пищу.

Прошли мы по лайде на северо-запад километра полтора и повернули назад. Нужно было возвратиться к обеду. Много фотографировали. Взяли несколько морских сувенирчиков (стеклянные губки, засохшие ветки водорослей и т. п.), принесли себе в палатку. Когда подошли к посадочной полосе, то, как по заказу, послышался шум мотора самолета. Садиться было опасно, так как начинался прилив. С моря в долину реки, как в трубу, втягивался молочно-белый туман. Флаг на посадочной полосе был едва виден. Но все-таки после трех кругов над полосой самолет приземлился. Чувствуется, что летчик очень опытный – наверное, не первый раз в этих краях.

Прилетел Саня Кондратьев (далее просто Кондрат) со взрывчаткой. Мы как раз вовремя подошли и помогли разгрузить ящики с аммонитом. Самолет быстренько поспешил взлететь. Пришли в лагерь, пообедали, и я задремал в палатке около топившейся печки. А Вовик еще ходил с мелкашкой⁴ за утками, но безрезультатно.

Я наточил свой нож-штык – презент Геннадия Самойлова из поселка Тирлян Башкирской АССР. Этот немецкий штык был найден в металлоломе, который везли на Белорецкий металлургический комбинат на переплавку. Мы в детстве постоянно лазили по вагонам с металлоломом, проходившим по узкоколейке через поселок. И пока они стояли на нашей станции, мы тщательно обследовали весь груз. В основном там были остатки военной техники, которую подбирали на полях сражений после Великой Отечественной войны. Среди трофеев особенно ценились медные трубки, которые мы использовали для изготовления «поджигов» – самодельных пугачей, которые заряжали серой от спичек. Один конец трубки сплющивали и загибали. Сбоку, около сгиба, пропиливали отверстие для поджигания заряда. Трубка монтировалась на деревянное ложе в виде пистолета. Вот с таким вооружением можно было даже ходить на охоту за куликами.

Нож, о котором идет речь, был найден среди этого металлолома еще в 50-х годах, а затем каким-то образом попал к Геннадию Самойлову. Геннадий в поселке славился как неплохой охотник и рыболов, любитель дальних походов по Уральским горам. Он дружил с моим младшим братом Володей. Узнав, что я собираюсь на Шантарские острова, Гена передал этот штык-нож в Одессу. И вот теперь он постоянно сопровождает меня в маршрутах по острову.

Когда я точил нож, в палатку вошел Борис Алчаков – рабочий. Это был симпатичный осетин лет тридцати, коренастый, с великолепной мускулатурой горнорабочего и атлета. Впоследствии мы с ним сдружились, а Володя Кельмачев многие годы поддерживал с ним отношения в Хабаровске.

Сейчас, когда я переписываю эти дневниковые строки, уже известно, что Борис трагически погиб где-то в Хабаровске. Он так и не попал в свою любимую Осетию, куда стремился после очередного полевого сезона.

Борис попросил посмотреть нож. Похвалил. Показал свой самодельный, искусно изготовленный кинжал. А потом и говорит: «Ребята, вы на нас не обижайтесь. Мы тут у вас по рюкзакам немножко пошарили, пока вы гуляли на море». Я удивленно на него посмотрел и уже хотел возмутиться, но он дружелюбно похлопал меня по плечу, еще раз извинился и говорит: «Понимаешь, мы уже почти месяц на острове. Все алкогольные запасы наши давно иссякли. А вы только прилетели. Знаем, что все студенты используют после бритья одеколон. Вот мы его у вас и реквизировали⁵. Если хотите, мы вам можем заплатить». Но, конечно, ни о какой оплате речи быть не могло.

Потом до конца «поля» после бриться мы освежались ледяной водой из родника. Я его спросил: «А как же сухой закон?». Он засмеялся и только махнул рукой: «Мы же не в ущерб работе „одеколонимся“». На этом инцидент был исчерпан. Начальнику партии мы об этом, естественно, не сообщили.

Вот так закончился первый наш день на острове Феклистова.

14 июня. Суббота. С утра затеяли строить баню. День был очень туманным, видимость плохая. По рации сообщили, что мне пришел денежный перевод. Зачем мне здесь деньги?

Нам с Вовиком поручили обеспечивать строителей бани мхом. Работали ребята легко, с шутками, с огоньком. Дело свое знают. В перерывах мы бегали на топкие ключи с мелкашкой за утками, но безрезультатно.

К вечеру у бани было уже шесть венцов из лиственницы. Бревен больше не было, и рабочий день закончился. Вовик с мотористом отправились снова на охоту за утками, а я побежал одалживать ружье у рабочего Коли (фамилию не запомнил). Взял одностволку 16-го калибра, семь патронов и пошел вслед за ушедшими охотниками. На островке посредине ручья испытал ружье и выстрелил по двум крохалям, взлетевшим с воды. Промазал.

Туман. Видимость не более тридцати метров. Перешел топкие ручьи, стал нагонять Володю, который шел по ту сторону ручья. Идти было трудновато, ноги сильно вязли в месиве из мелкой щебенки, глины, ила и еще бог знает чего. Около аэродрома встретил мужа нашей поварихи, с ним была собака по кличке Черный. Пройдя еще метров сто, увидел Васю Лихтина – рабочего. Он подкрадывался к уткам, держа мелкашку наизготовку. Но промазал.

Я пошел вверх по течению реки Лисьей навстречу двум Вовам. Вдруг слышу два подряд выстрела. Я присел и стал ждать. Сразу же послышался свист крыльев, и метрах в пятидесяти от меня пролетели семь уток. Я прицелился, жму на курок, но выстрела нет. Что такое? Посмотрел, а курок-то был не взведен. Вот горе-охотник!.. Утки ушли уже метров на семьдесят. Выстрелил им вслед, не достал. И тут смотрю – еще две летят. Пока лихорадочно заменял патрон, утки благополучно пролетели низко надо мной. Затем вижу – еще одна летит. Но тут уж я имел возможность прицелиться и выстрелил на корпус вперед. Утка скрылась в тумане.

Вдруг слышу – Черный залаял на воду. Смотрю, а утка ныряет около того берега. То есть, я в нее попал, но подранил. Собака не хочет лезть в воду, да и утка надолго ныряет. Зарядил я еще один патрон, дождался, пока птица в очередной раз вынырнет, и выстрелил – уже спокойно, по подранку. Утка затихла. Течение медленно понесло ее к морю. Я забежал метров на сто ниже по течению, проклиная при этом Черного, который не хотел плыть за уткой. Охотничек называется! Поднял повыше голенища болотных сапог и пробрался до середины реки. К счастью, утку несло прямо на меня. Она еще слабо подергивалась. После того как я схватил утку, Черный наконец-то решился переплыть речку. Тут подошли оба Володи. Добычи у них не было – выстрелы оказались неудачными.

Втроем мы пошли к лайде. Я гордо нес в руке первую добычу на острове. Пусть она небольшая, но все-таки первая утка…

Туман сгущался. Море грозно дышало где-то близко. Огромные глыбы льда и плотного снега, принесенные приливом, хаотично размешались по всему пляжу. Вода в море была чистая, как слеза. А около глыб льда отдавала приятной синевой, иногда с зеленым оттенком.

Дойдя до складов со взрывчатыми веществами, мы повернули на базу. Время было уже позднее. Утки больше не показывались. Володя-моторист пообещал завтра исправить лодочный мотор и выйти поутру в море попугать уток. Придя в лагерь, мы отдали добытую утку поварихе Марии. Попили чаю и пошли спать. Договорились с Вовиком встать в четыре часа утра и сбегать проверить уток на нескольких маленьких озерах недалеко от лагеря.

15 июня. Воскресенье. Встали в пятом часу – подниматься не хотелось, в палатке было холодно. Но охотничья страсть вытряхнула нас из спальников. Взяв ружья, мы побежали к озерам. В лагере стояла тишина, лишь молодые собаки гавкнули пару раз для страховки.

Было как раз время прилива. Ручьи наполнились водой. Там, где вчера их можно было спокойно перешагнуть, сейчас стало невозможно перейти даже в болотниках. Туман по-прежнему стоял густой и белый, как сметана. С моря дул холодный ветер с мелкой изморосью. Руки на таком ветре немного замерзали. Но когда быстро идешь, никакой мороз не чувствуется. Тем более что нас манило к себе каждое озерцо. По нашим представлениям там обязательно должны были быть утки. Действительно, в одной протоке спокойно плавал большой крохаль. Мы присели.

До утки было метров сто. Через минуту прилетела еще одна и села рядом с первой. Они ничего не подозревали и мирно плескались в маленькой протоке. Из дробовика не достать – далеко, поэтому Володя собрался стрелять из мелкашки. Только он прицелился, как вдруг из-за наших спин выбежал Пират, серая собака из нашего лагеря. Повиливая хвостом, он устремился к уткам. Подбежав к воде, он остановился, а утки, заметив собаку, с кряканьем поднялись и полетели по направлению к морю. Пират вначале кинулся вслед за ними, но потом, видимо, поняв всю бессмысленность этой попытки, остановился, преданно глядя на нас. Но наше отношение к нему в данный момент было отнюдь не миролюбивое. После того как Вовик запустил в песика увесистым камешком, бедная собака поспешила удалиться в лагерь. Она и не подозревала, какие проклятья сыпались в ее адрес. Но делать нечего, нужно искать следующих пернатых.