Buch lesen: «Гулява болотная», Seite 3

Ульяна: – Мне страшно потому, что иногда начинаю думать об этом. Но ведь я люблю Лёшу!

Адатмыра: – Нет, не любишь. Ты просто его жалеешь. За что? За то, что он такой непутёвый и ленивый, живущий, как вирус, за чужой счёт. При этом отпетый негодяй. Таких субъектов тоже ведь жалеют.

Вера Петровна: – Не болтай вздора, Адатмыра! Не такой уж он и плохой. Мне на дни рожденья всегда цветы дарит.

Адатмыра: – Немного выкраивает из тех денег, которые ты ему выделяешь в день по два раза, Петровна. Или я не права?

Ульяна: – Да, правда. Вера Петровна всегда даёт деньги Лёше. Но ничего же в этом плохого нет. Если есть возможность, то можно и помочь.

Адатмыра: – Можно и нужно помочь голодному и раздетому, а не тунеядцу, который забирает у тебя всё, с наглой ухмылкой на роже. Тебе-то ведь, Вера Петровна, и на улицу не выйти. Нечего одеть. Одни лохмотья. Правда, на продукты питания денег пока хватает. Там, где они поедят, и ты прокормишься.

Вера Петровна: – В чём-то ты права, странная женщина Адатмыра. Но не во всём.

Ульяна: – Может быть, мне не слушать то, о чём вы говорите. Я, наверное, домой пойду.

Адатмыра: – Сиди, отдыхай и слушай, Ульяна! Думай, Ульяна! Тебе полезно знать о том, что бывает на белом свете. Во всём я права. Правда, сейчас в каждом четвёртом доме такое происходит. На разных уровнях, но такой вот страшный процесс идёт.

Вера Петровна: – Очень трудно мне стало жить! Очень. Но разве я виновата в том, что случилось?

Адатмыра: – Конечно, Петровна. Ты виновата и во многом. Тебе с молодых лет казалось, что ты всем повелеваешь, всем руководишь. Но они верёвки крутили, именно, из тебя. Не только я о твоей дочери говорю и о внуке, о других, так сказать, людях тоже.

Появляются, пьяные вдрызг, Лёша и Екатерина Семёновна. Смеются, весёлые и счастливые.

Екатерина Семёновна: – Мы чай к вам не придём пить! Я с сыночком, Лёшей, беседую. Мы славно разговариваем о его будущем… счастье. А вы все… сволочи!

Лёша: – А тут, мама, всё нормально. Обе мои невесты с бабулей сидят. Куда они от меня денутся!

Екатерина Семёновна: – Никуда не денутся! Никуда, Лёшенька.

Уходят на кухню.

Вера Петровна: – И вот так очень часто. Да ещё компании какие-то приходят частенько. Как я устала!

Ульяна: – А вы, Вера Петровна, разменяйте вашу трёхкомнатную квартиру на две однокомнатные.

Пусть Екатерина Семёновна живёт отдельно.

Вера Петровна: – Какой смысл? Они не оставят меня в покое. Им деньги всегда нужны. Да и над кем-то им же надо издеваться. Но мне обоих, непутёвых, внука и дочь, жалко. Многие добрые люди их давно уже послали… подальше. А проходимцы всегда рядом с ними. Ведь им на дармовщинку можно выпить, закусить и денег немного отгрести (Адатмыре). Ты не договорила. Так в чём моя-то вина?

Ульяна: – Как только твоя Катя вышла замуж, и появился на свет ваш… Лёшенька, ты совершенно, Петровна, забыла о том, что у тебя есть муж. Ты начала заботится о семье своей дочери, а он… остался сначала с… рыбной ловлей на озере, а потом завёл себе приятелей-алкашей. Зарабатывали вы оба по тем временам хорошо. Потому их молодая семья ни в чём не нуждалась.

Вера Петровна (обиженно): – А как же иначе-то, Адатмыра? Мы ведь люди, а не какие-нибудь болотные существа.

Адатмыра: – Лучше уж быть болотными существами, Петровна, чем такими людьми.

Ты ведь по всяким курортам и домам отдыха ездила со своей дочкой, зятем и внуком, который с малолетства понял, что он центр всей вселенной. Ты так ему внушила. А муж твой был представлен сам себе. Плохо закончил. Водка сгубила. Добрый, но слабовольный человек. Тоже ведь поил и кормил всех своих многочисленных друзей и незнакомых субъектов.

Ульяна молчит, опустив голову вниз. Помешивает ложечкой чай.

Вера Петровна: – Ты много знаешь, Адамытра. Ты, видно, американский шпион.

Адатмыра: – Ах. Петровна, ну зачем шпионам ваши жизненные проблемы? Их интересует совсем другое. Да и похожих семей на вашу очень много во всех странах мира.

Вера Петровна: – Всё верно. Есть ведь случаи и похлеще моего.

Адатмыра: – Потом твоя дочь, Екатерина Семёновна, начала вести, самый настоящий, развратный образ жизни, как говориться, при живом муже. Тот, человек трусоватый, не очень положительный, просто сбежал… в другой город. Быстро обзавёлся новой семьёй. А муж твой, Петровна, трагически погиб… по пьяной лавочке. Кто его убил и как, никто даже не стал интересоваться. А надо было и ему просто тоже оставить этот ад. Он тоже понял, что здесь самый главный Лёшенька и, понятно, его мамочка.

Вера Петровна: – Тебе легко судить со стороны, Адамытра. А вот проживи ты мою жизнь и не соверши ошибки.

Адатмыра (обнимает за плечи Веру Петровну): – Поверь мне, я никого из вас не сужу. Не моё дело судить и давать оценки. На то есть Господь. Но я прожила не одну жизнь… Не скажу, что свято, но старалась не причинять никому вреда.

Ульяна: – Так что же происходит? Как же быть?

Адатмыра: – Жить пока на этой Земле. Пока ты кому-то нужна и смысл есть в твоём существовании, то и жизнь будет продолжаться.

Ульяна: – А вы-то кто, Адатмыра? Неужели вы ничего не помните о себе?

Адатмыра: – Всё помню, Ульяна. Но информация обо мне – не для детских ушей. Хотя ты уже и не ребёнок, но и пока… не женщина.

Вера Петровна: – Ты говоришь загадками, Адатмыра. Но ведь я пока нужна и Лёше, и Кате, значит, ещё поживу…

Адатмыра: – Давай, Вера Петровна, оставим наш самый главный разговор на завтра.

Вера Петровна: – Завтра так завтра. Впрочем, мы успеем ещё наговориться. Я начинаю понимать, что моему Лешёньке нужна, именно, такая жена, как ты. Сделаем тебе документы, устроишься на мельзавод… грузчицей. Лёшу сообща заставим работать. Насчёт моей дочери великого психолога не могу ничего сказать. С тех пор, как от неё сбежал последний любовник, она, вообще, озверела и обнаглела. Порой такое мне говорит, что…

Адатмыра: – Что говорит?

Вера Петровна: – Говорит: «Когда ты подохнешь?». Но я понимаю, тут нервный срыв. Она меня любит… по-своему.

Ульяна: – А мне кажется, что Екатерина Семёновна, любит только себя. Алёша ей тоже до фонаря (Адатмыре). Я понимаю, что ему нужна серьёзная жена и уже в возрасте. Вы уж, Адатмытра, постарайтесь понять и простить все его проступки, гулянки, увлечения…

Адатмыра: – Вы обе наивны, значит, ещё не потеряны для Бога.

Вера Петровна (удивлённо): – Ты что, Адатмыра, передумала выходить замуж за моего Лешёнку? Но почему? Не такой уж он и плохой.

Адатмыра: – Святых людей, да и других безгрешных существ, не бывает. Он не плохой, он просто… мерзкий. Но не моё это дело.

Вера Петровна: – Больно уж строга ты, тётенька!

Ульяна (и радостно, и удивлённо): – Так вы, Адатмыра, не будете женой Лёши? Но ведь он впечатлительный, ранимый… Он такого не переживёт.

Адатмыра: – Всё он переживёт. Он человечек продуманный. Ищет выходы там, где можно, где они имеются. А если что-то не получается, ваш Лёша быстро переключается на другое, возможное, полезное для него. Найдёт он молодую и распутную дуру, такую же, как сам, и станут они, сообща, сгребать денежки со своих бабушек, дедушек, родителей. Мне известно, как всё будет.

Ульяна: – А как же я? Ведь мы с Лёшей давно знакомы.

Адатмыра: – Ульяна, не хитри! Он тебе давно уже не нужен. Тебе с ним интересно общаться, как с Чудо Юдой, не больше. Ты его не любишь, и давно уже собираешься забыть дорогу до этого и его дома.

Вера Петровна: – Неужели, Ульяна, это правда?

Ульяна (опускает глаза вниз): – Правда. Мы с Алёшей только друзья. У нас ничего не было… У него с другими девушками всякое случается, но не со мной…

Вера Петровна: – Чего же ты почти год нам всем голову морочишь? Мы-то, в крайнем случае, надеялись на тебя.

Ульяна: – Я тоже надеялась… на себя. Но теперь окончательно поняла, что я не достойна внимания Лёшеньки. Он такой… замечательный, а я – самая обычная.

Адатмыра: – Благородный ответ. Ты, Ульяна, тоже не так проста. С хитринкой.

Перед ними внезапно появляются Лёша и Екатерина Семёновна. Держат друг друга за руки. Торжественно и с хитринкой глядят на сидящих за столиком.

Екатерина Семёновна: – Перед вами выступает самый лучший в мире дуэт: Лёшенька и его мама. Песня про танкистов! Аплодисменты, пожалуйста!

Сидящие за столиком сдержано, но, ради приличия, им хлопают.

Лёша: – Жидкие аплодисменты. Но мы, всё равно, споём!

Лёша и Екатерина Семёновна держат друг друга за руки, поют:

– Дело было на полянке,

На войне, среди равнин.

Завели мы свои танки

И помчались на Берлин.

Материли нас фашисты

По-немецки, в душу мать,

Потому что мы – танкисты

И не любим унывать.

Их пьяные голоса дрожат, но они стараются. Слушатели чувствуют себя неуютно. Но у поющих даже слёзы блестят в глазах.

Продолжают петь:

– В бункере ногами топал

Гитлер, чокнутый балбес.

Он блицкригом всю Европу

Насмешил, потом исчез.

Пусть снаряд летит со свистом

Прямо Гебельсу в кровать,

Потому что мы – танкисты

И не любим унывать.

Лёша: – Стоп, мама! (Вере Петровне). Ты же знаешь, бабуля, как я уважаю танкистов. Броневой ударный батальон! Броня крепка, и танки наши быстры! Но это уже из других, замечательных песен. Я люблю танкистов, бабуля!

Вера Петровна: – Знаю, Лёша, что ты их очень любишь! Я тебя, здорового быка, от армии отмазала! Теперь жалею, что так неразумно поступила.

Лёша: – Причём здесь это, бабушка? Танкистов я, всё равно, уважаю и глубоко… понимаю, как фотохудожник.

Екатерина Семёновна: – Мама, ребёнок, поёт, для тебя старается, а ты всякие гадости говоришь.

Вера Петровна: – Молчу. Пойте! Это про армию просто к слову пришлось.

Екатерина Семёновна: – Назло вам мы с Лёшей допоём! Вы нам рты не заткнёте!

Ульяна: – Мы слушаем, и с большим удовольствием.

Лёша: – А куда вы денетесь?

Адамыра: – Божественное пение!

Екатерина Семёновна и Лёша продолжают петь:

– Никаких врагам отмазок!

Не страшит нас их шантаж.

От тупых заморских сказок

Дикари впадают в раж.

Как всегда, они речисты,

Но раздавим вражью рать,

Потому что мы – танкисты

И не любим унывать.

Заканчивают петь. Кланяются. Но чуть не падают, едва держатся на ногах.

Им хлопают, как могут, как желают.

Адатмыра: – А вы, оказывается, оба, и мама, и сынок, патриоты своей родины!

Лёша: – А как же! Только так! Как ты ещё хотела, Адатмыра?

Екатерина Семёновна: – А ты что, в сомневалась в нашем патриотизме, зелёная квакушка?

Адатмыра: – Сомневалась и сомневаюсь. Не того поля ягодки.

Екатерина Семёновна: – А вы все знаете, кто?

Ульяна: – Кто мы?

Екатерина Семёновна: – Вы – японские самураи!

Вера Петровна: – Почему, Катя, мы самураи?

Екатерина Семёновна: – Потому, что мы так решили с Лёшей.

Лёша: – А мы танкисты, которые… на полянке.

Екатерина Семёновна: – Пойдём, сыночек! Выпьем ещё за наших… танкистов!

Лёша: – Пойдём! Танкистов я уважаю.

Уходят, довольные и радостные.

Вера Петровна: – Вот так я и живу, Адатмыра. Концерты почти каждый день. После всего этого, как же я оставлю моих Лёшу и Катю. Надо мне терпеть их скверные характеры и жить, помогать им. Я отдам им всё. А тут ещё и Ульяна начинает капризничать, обман какой-то затевать.

Ульяна: – Я никого не обманывала. Просто недавно разобралась в себе. Да и некогда мне замуж выходить. Сейчас работа. Пока в киоске работаю и учусь заочно в педагогическом университете. Года через три… Тогда уж можно и семьёй обзавестись.

Вера Петровна: – Я считала, что у Лёшеньки есть всё. А вот, получается, что у него ничего нет. Поэтому я отдам ему последнее.

Адатмыра: – Всё ты уже отдала, что могла, бабушка. Больше ничего не осталось. Главное, что душу на них свою положила, а вот они этого не поняли, не оценили. Такой вот… генотип у мамы и сыночка. Но повторяю, я их не сужу. Если Господь создал их такими, значит, так надо. Это испытание тебе, Петровна. Кто не изведал страдания, тот не оценит радости и счастья. Не поймёт их и даже, может быть, оттолкнёт от себя.

Появляется абсолютно пьяный Лёша. Садиться за столик, едва не опрокидывает его.

Лёша: – Там уже не интересно. Мама кому-то по мобильному телефону названивает. Ха-ха! Называет всех сволочами. Но кое-кого, правда, «мой дружочек». Её дела… психологические.

Адатмыра: – Может быть, твоя мама, Лёша, всё-таки, не профессиональный психолог, а неизлечимый психопат.

Лёша: – Вообще-то, в таком предположении что-то есть. Она, честно говоря, очень нервная, а бывает и злая.

Вера Петровна: – Ты, внучек, опять нажрался, как свинья. Когда на работу будешь устраиваться, Лёша?

Лёша: – Опять ты, бабуля, мою свободу ущемляешь! Не очень хорошо. Про работу потом! А я сейчас – фотохудожник.

Ульяна: – Без фотоаппарата.

Лёша: – Так вот, я и хочу… У меня чуть-чуть осталось. Бабуля, надо мне, всего-то, девять тысяч рублей на фотокамеру. Ту ведь, которая была, мы по случаю радостного дня, пропили. Я уже говорил. Продал по-дешёвке. Пили за мою зелёноволосую русалку!

Адатмыра: – Не стоило пить, Лёха, за всяких зеленоволосых. А если завтра встретишь даму с голубой задницей, что тогда? Сопьёшься и падёшь… смертью храбрых.

Ульяна: – А что разве такие женщины бывают?

Вера Петровна: – Ах, Уля, чего только не бывает на белом свете!

Адатмыра: – Иди, Лёха спать! Не мазоль нормальным людям глаза.

Лёша: – Я нормальный и не… пьяный. У меня просто высокая электромагнитная чувствительность.

Вера Петровна: – Дорого же мне обходится, твоя… электрическая чувствительность. Почти каждый день наэлектролизованный. Всё без толку. Машину тебе купила, так она в гараже стоит, а ведь должна ездить.

Лёша: – Я потом другую куплю, эта мне не нравится.

Ульяна: – Лешенька, тебе обязательно надо отдохнуть!

Лёша: – Замолчи ты, Уля! Надоела, блин! Я сам знаю, что мне делать (Адатмыре). А ты не возражай мне, Ада… Ада… одним словом, Мымра! Я сейчас пойду спать, чтобы через пятнадцать минут ко мне прилегла! Возражений не терплю! (Вере Петровне). Ну, как насчёт бабок, бабуля?

Вера Петровна: – Конечно, дам, Алёша. Завтра проснёшься и получишь свои девять тысяч. Да ещё немного выделю, чтобы тебе здоровье поправить. Куда же от тебя денешься?

Лёша: – Всё правильно. Я поплыл спать.

С трудом встаёт на ноги. Покачиваясь, уходит.

Адатмыра: – Представьте себе, и мне жалко вашего непутёвого и зарвавшегося человечка. Но как есть, так и есть. Какой-то балбес внушил ему, что он особенный и все ему должны и обязаны… особенно, родная бабушка.

Вера Петровна: – Вот именно. Как мне не пожалеть его и Катерину? А этот самый балбес, конечно же, я. Разбаловала их и трудолюбию не научила.

Появляется Екатерина Семёновна. Падает перед столиком с трудом встаёт. Садится в стороне от журнального столика.

Екатерина Семёновна: – Ну, что, невесты, дружочки мои, разобрались, кому из вас становиться Лёшиной супругой? Решайте, а то ведь у Лёшеньки желающих много. За ним столько тёлок гоняется.

Вера Петровна: – Иди-ка спать, психолог, язви твою мать! Безобразно выглядишь.

Екатерина Семёновна: – Чего ты тут мне указываешь, мамаша? Задолбала уже всех своим старческим маразмом.

Адатмыра: – Иди, пьянь, спать, пока в глаз не получила!

Екатерина Семёновна: – Поговори мне ещё, болотная ящерица! (встаёт на ноги и тут же падает, с трудом поднимается). Завтра я с тобой разберусь! Впрочем, ладно, живи, сволочь. Я Лёшу огорчать не хочу. Он – мой сын! Самый лучший в мире!

Вера Петровна: – После моей смерти, он тебя выпотрошит, а потом, куда-нибуль, на свалку отвезёт. С тобой он церемониться не станет. Ведь Лёша знает, что он тебе – по барабану.

Екатерина Семёновна: – Да? Ну и пусть! Завтра разберёмся. А ты, маманя, всё равно, скоро подохнешь!

Вера Петровна (с грустью): – Иди уж! Конечно, подохну. Успокойся.

Екатерина Семёновна уходит, едва волоча ноги.

Ульяна: – Я такого от Екатерины Семёновны не ожидала.

Вера Петровна: – Хватит врать, Ульяна! А то ты никогда таких пакостных слов от неё не слышала. Хоть бы один раз ты за меня заступилась.

Ульяна: – Как же я могу это сделать, Вера Петровна. Я ведь даже не знаю, как себя здесь вести.

Адатмыра: – Ульяна права. Сегодня она за тебя, Петровна, заступится, а завтра ты же её и обвинишь. Ты ведь в рабстве полном у своей дочери и внука.

Вера Петровна: – Наверное, так и есть. А что я могу поделать?

Ульяна (поднимается с места): – Уже поздно. Пойду домой.

Адатмыра (тоже встаёт на ноги): – Подожди, Ульяна! Пойдём вместе.

Вера Петровна: – Вы обе меня оставляете. Одну. Если не считать их, моих дорогих родственников, то я совсем одна.

Ульяна: – Я утром забегу, узнать, что и как.

Адатмыра: – Я тоже приду, Петровна. Так что, спи, и не думай ни о чём плохом.

Вера Петровна: – А ты-то где ночевать будешь, Адатмыра? Опять на болоте? Оставайся со мной. Я себе на раскладушке постелю. Есть тут у меня два одеяла в шкафу. Правда, рваненькие. Но какая разница? Мы с тобой люди привычные.