Buch lesen: «221b. Холмс и инопланетянин. Рассказы»

Редактор Наталья Константиновна Мартэн

© Александр Мирошник, 2021

ISBN 978-5-0050-0050-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ХОЛМС И ИНОПЛАНЕТЯНИН

Когда случаются продолжительные командировки, моя супруга сопровождает меня. Это традиция нашей семьи. В городе, где мы жили неделю, жена обнаружила магазин гобеленов. В итоге, из поездки мы привезли гобелен размером примерно метр на метр. Хозяйка магазина рассказала, что покупает товар в Санкт-Петербурге, а туда гобелены привозят из Франции. В основном, это копии картин художников, которые современное компьютерное оборудование позволяет вышивать на ткани с высоким качеством. Но если картины Моне, Климта и других мастеров нам были знакомы, то кто нарисовал именно это полотно, мы не знали, и в магазине тоже не знали. Это, собственно, и подтолкнуло меня к вопросу:

– А что можно сказать о художнике по его картине? Если художник известен, то читаем его биографию. А если нет, то расскажет ли картина нам о неизвестном человеке?

Но сначала о самой картине. На ней изображены крупным планом четыре простые, деревянные полки со старинными книгами. Моя супруга выросла в интеллигентной семье, где была большая библиотека и картина пробуждала воспоминания, создавала ощущение уюта. Поэтому, собственно, она её и купила.

По приезду домой гобелен, вставленный в раму, украсил стену комнаты. Разглядывая его, я решил, что тут можно применить дедуктивный метод Шерлока Холмса. Помнится, Холмс производил ошеломляющее впечатление на слушателей, когда излагал выводы, опуская цепь рассуждений. Потом он растолковывал Ватсону, как пришёл к этим выводам, и читатель вместе с доктором восхищался остротой ума и логикой сыщика. Ватсона рядом не было, но многократные просмотры популярного сериала сделали его присутствие почти осязаемым.

Холмс! Что Вы думаете о человеке, написавшем эту картину?

– Послушайте Ватсон, я вижу, что картина Вам дорога. Вы хотите знать подробности о жизни этого человека? А не боитесь разочарования и горечи от этой истории?

– Ну что Вы, Холмс! Я ведь даже не знаю кто он. Уж точно не мой родственник!

– Скорее всего, так. Я тоже не знаю его имени, но боюсь, что впечатление тепла и уюта, которое производит картина, померкнут при её пристальном изучении. И это чувство уже не вернёшь.

– Вы преувеличиваете Холмс. Что бы Вы там не рассказали – это всего лишь ваши предположения.

– Как знать Ватсон, как знать. Предположения становятся убеждениями, если их доказать. Причём, не только моими, но и Вашими. А убеждения меняют отношение к реальности. Но так как Вы настаиваете, то извольте…

Художник родился в состоятельной семье во Франции, но не в Париже. Отец был образованным человеком, и у них была большая библиотека с энциклопедией и справочными изданиями. Возможно, семейным бизнесом было виноградарство и виноделие. Молодой человек не стал продолжателем бизнеса. Он увлекался большим теннисом, был членом престижного клуба и даже получил приз за участие в соревнованиях. Потом уехал в Париж, где изучал живопись. Ему нравился Пикассо, но сам рисовал в классической манере. Когда родители умерли, дом и обстановка были проданы за долги. С собой он забрал несколько книг из библиотеки – сколько смог унести. Материальное благополучие юноши рухнуло. Пришлось поселиться в мансарде в узенькой комнате. Над дверью на двух деревянных полках поместил своё богатство. За неимением места на стенах комнаты памятные фото приколол за книгами канцелярскими кнопками. Потом он заболел и уже не мог выходить на улицу. Денег не было. Хозяин помещения согласился принять в оплату картину большого размера, которую можно повесить внизу, в кафе, для уюта. Художник, сидя на кровати, нарисовал свои две полки с книгами, из которых он сделал четыре, повторив книги со сдвигом вправо для придания больших размеров картине. Грустная история, Ватсон. Грустная история. Вот, пожалуй, и всё, что смогла мне рассказать картина об этом человеке.

– Холмс, но как? … Я вижу то же самое, ну насчёт того, что полок с книгами у художника было только две понятно, но где Вы взяли остальные детали?

– Нет ничего проще, дорогой друг. Посмотрите, что стоит на полках! Это старые тома французской энциклопедии в дорогих переплётах и несколько дешёвых современных книжек. Справочные издания посвящены виноделию. Скорее всего, они принадлежали отцу, что видно из того, как книги дороги молодому человеку – он их не продал. А вот и он сам на фото. В руке теннисная ракетка, на другой полке теннисный мяч и приз современного клуба, популярного у богатой молодёжи. Ну не мог он сам заниматься винодельческим бизнесом, не мог, а вот хорошо жить за папин счёт – мог. А почему жил не в Париже, да потому, что вот туристический справочник по городу – зачем он парижанину? Дешёвое издание. Конечно, молодой человек приобрёл его потом, когда с последними пожитками приехал в столицу. Про то, что он пробовал себя как художник, говорит брошюрка о Пикассо, эскизы пейзажей, приколотые кнопками за книгами и кисточки в стакане. Вот, собственно, и все факты. Остальное – мои догадки. Однако, о крайней нужде свидетельствует сильный контраст между дорогими старыми и дешёвыми новыми вещами и эти две грубые полки, которые художник нарисовал как четыре.

– Действительно все просто – после того как Вы объяснили, Холмс.

Глядя на гобелен и воображая приведённый диалог, я вспомнил события, случившиеся со мной в далёком детстве. Нет, не вспомнил – увидел. Тот мальчик думал, говорил и чувствовал совсем не так как я сегодня. Для меня он инопланетянин на планете, где и сейчас 1956 год. Ему шесть лет. Родители впервые привезли его к дедушке и бабушке на лето. У них был свой дом в Алма-Ате. Там мальчик выживал в непривычном и непонятном мире. Вокруг тревога. Единственный способ ориентироваться – запоминать как можно больше информации. Что пригодится – неизвестно. Зато потом, когда возникнет реальная угроза, можно из памяти достать то, что нужно. Конечно, многих детей, когда они не понимали ситуации, охватывал страх, и тогда они громко плакали, надеясь на то, что, вот, придёт добрый взрослый человек, успокоит и решит проблему. Но этот мальчик был так устроен, что думал и решал проблемы сам.

В воскресный день дедушка поехал с внуком на трамвае через весь город в «Парк культуры и отдыха». Он намеревался погулять с внуком и посетить зоопарк. Приехали. В парке много людей. Дорога проходила мимо озера, где проводились соревнования моделей кораблей. Громко чихали бензиновые моторчики, корабли были очень красивыми. Особенно, длинный серый военный корабль с маленькими пушками. На это стоило посмотреть! Корабли плыли от берега до середины озера, разворачивались вокруг буйка и возвращались. Время остановилось. Мальчик ничего не видел кроме кораблей. Он протискался среди детей к самой кромке воды и замер в восторге. Когда приплыл последний корабль, толпа стала расходиться. А где дедушка? Быстрая паника и беспорядочный поиск сменились оцепенением от сознания случившегося – он остался один!

Мальчику и в голову не пришло плакать или просить помощи у взрослых. Конечно, он тогда ещё не читал детективов и не видел кино, но дедуктивный метод работал сам по себе. Нужно идти домой. Дом там, откуда приехал трамвай. Трамвай у выхода из парка… вперёд!

Люди идут к озеру, следовательно, идти нужно в другую сторону. Вышел из парка. Площадь, автобусы, а трамвая нет. Значит, не та дорога. Вернулся с людьми к озеру. Снова пошёл против потока. А вот с этого места виден выход из парка, где нет трамвая, но люди ещё идут и с другой стороны. Вперёд, именно туда. Шёл долго, наконец, показался другой выход из парка. В отдалении прозвучал звонок трамвая. Туда! Вот и остановка.

Трамваи тогда были почти наполовину сделаны из дерева – оконные рамы, двери. Там обязательно сидел кондуктор, который поворачивал пшикающий воздухом кран – открывал, закрывал двери и продавал билеты. Ступеньки высокие, на них, конечно, можно забраться, но как получить билет. С родителями мальчик жил в маленьком горняцком городе. Ему ещё не приходилось что-то покупать самому, но он понимал, что для этого нужно. Люди давали кондуктору монетки и получали билеты. У него не было монет, следовательно, билет недоступен. Мальчик не знал, что для детей проезд бесплатный. Он думал, что если у него не будет билета, то кондуктор отдаст его милиционеру. А вот это было ужасно стыдно и совершенно невозможно…, трамвай закрыл двери, звякнул и уехал.

Мальчик пошёл по тротуару в сторону, куда уехал трамвай. В ту пору в районе парка была частная одноэтажная застройка. Высоких заборов не было. Обычный штакетник отделял палисадник перед домом от тротуара. Стоял солнечный летний день. Мирно журчала вода в арыках. Только мальчику было холодно. Все его существо замёрзло внутри, но снаружи он был спокоен. Шёл деловито. Только бы никто не догадался, что он потерялся! Только бы не узнал! Почему-то он очень боялся этого.

Одну за другой переходил узкие улицы. Транспорта не было. Но вот пошли многоэтажные дома. Первая широкая улица, по которой едут машины. Остановился, стал наблюдать. Когда другие люди начали переходить дорогу, пошёл и он. Так научился переходить дороги.

Другая беда, очень хотел пить. Как хорошо, что на планете того времени были водоразборные колонки. В центре города водопровод уже подводили к домам. Колонками не пользовались, но их ещё и не убрали. Чтобы из носика колонки пошла вода, нужно было нажать на тугой рычаг вверху. Колонка была довольно большая, в рост мальчика. Нажать на рычаг получалось, только если схватиться за него двумя руками и повиснуть. Вода шла, но как же её пить? Правда, потом удавалось поймать ртом несколько последних капель. Проходивший мужчина подошёл, нажал на рычаг и сказал:

– Пей пацан.

Напился, подставляя ладошки под тугую струю. Облил коленки и сандалии. Хотел сказать:

– Спасибо, дядя,

но мужчина уже ушёл.

Дошёл до большой площади. Трамвайные пути шли прямо через неё. Пришлось обходить далеко, мимо дома с колоннами. Мальчик не знал названий улиц, а их он пересёк 54. Не знал, сколько прошло времени. Только солнце стало не таким жарким и тени стали длинными. Час проходил за часом, а мальчик всё шёл с застывшим на лице спокойным и деловым выражением.

Конечно, к тому времени дедушка и бабушка уже написали заявление в милицию. Все постовые в городе получили описание потерявшегося ребёнка.

Бабушка была дома – она плакала, а дедушка каждые полчаса ходил в милицию. Там ему говорили:

– Ищем. Пока результатов нет.

Родителям решили до ночи не звонить.

Мальчик подошёл к длинной парковой зоне, которая тянулась вдоль территории машиностроительного завода. Это место он уже узнал, так как гулял тут с дедушкой раньше. Холодный ком в душе начал таять. Он продолжал идти вдоль трамвайного пути, но уже улыбался. К тому времени было пройдено пятнадцать километров маленькими шагами. Примерно 40 тысяч шагов. И вот, наконец, он увидел поворот на свою улицу. До свидания, трамвай! Вперёд, вперёд, к дому!

Странно, калитка была распахнута, дверь тоже. Мальчик на веранде вымыл руки, пошёл на кухню и сел к столу. Дедушка в спальне утешал бабушку и снова собирался идти в милицию. Услышали шум в доме. Выбежали из спальни. За столом сидел внук и показывал ладошки:

– Бабушка, я хочу кушать, руки чистые!

Холмс! Ну почему Вы решаете проблемы, а у меня это не выходит?

Дорогой друг, Вы сами ответили на этот вопрос. Проблемы я решаю сам, а Вы рассчитываете на мою помощь.

ЛЮБИТЬ НЕЛЬЗЯ УБИТЬ

Любимое время у человека не лето, не зима, а отпуск. Мы с женой планировали его заранее, как правило, за несколько тысяч километров от дома. В тот раз решили побывать в Лионе, во Франции. Собственно, там мы уже были раньше, супруга неоднократно, а я один раз, несколько лет назад. Однако, это был особый случай.

Дело в том, что мне нравилось читать собрания сочинений французских прозаиков XIX века. Прекрасная библиотека досталась в наследство от родителей. В шестидесятые годы они подписывались на приложения к журналу «Огонёк» и получали книги по подписке. Собрания сочинений я читал от первой страницы первого тома до последней страницы последнего тома, включая биографию автора, его письма, комментарии к тексту и другие приложения. Именно так получал максимальное удовольствие. Пока читал, хорошо узнавал автора, он становился близким другом, общение с которым приятно скрашивало досуг.

Тот год для меня был годом Проспера Мериме. В одном из томов, при описании посещения автором Лиона, содержались сведения о необычной картине кисти Рубенса. Мы с женой решили посмотреть эту картину. По опыту знаю, что когда есть определённая цель, то путешествие становится вдвойне интересней.

Итак, скоростной поезд ТЖВ доставил нас из Парижа в Лион на знакомый вокзал Перраш. Остановились рядом в гостинице «Кампаниль» и на другой день пошли искать музей. Он оказался расположенным на площади, восточную сторону которой занимал фасад мэрии города, а сам музей разместился на северной стороне в старом здании бывшего монастыря. Картину Рубенса сразу увидели на втором этаже в большом зале. Это было огромное полотно, закруглённое сверху, размером примерно 3 на 4 метра, и оно занимало весь простенок. С двух сторон находились проходы в следующий зал. Картина оказалась точно такой, как её описал Мериме 170 лет назад. Захотелось узнать её историю, но на стойке информации у входа сказали, что сведений об этой картине у них нет. Не было репродукций или другой информации и среди литературы в коммерческом отделе.

Ну да ладно, – подумал я – потом прочитаю в Интернете.

Так и сделал после возвращения из отпуска. Выяснилось, что музей имеет подробный сайт на многих языках мира, даже на саха, который содержит перечень всех картин Рубенса, представленных в экспозиции, а вот именно эта картина в перечне отсутствует. Направил запрос в музей по электронной почте, но ответа не получил, и история стала попахивать детективом.

Через пару лет мы с женой решили встретить Новый год в Вене. Время поджимало, а где находится консульство Австрии в нашем городе, узнать не могли. Поэтому решили взять шенгенскую визу привычным способом во французском консульстве, а уже из Франции махнуть в Вену. И вот, самолёт «Эйр-Франс» благополучно доставил нас из Амстердама в Лионский аэропорт «Сент-Экзюпери». На этот раз остановились в «Гранд отель Меркур Шато Перраш», в том же районе и снова отправились в музей. Картина на месте, а вот информация, по-прежнему, глухо заблокирована.

Впоследствии я думал об этом, специально читал литературу о жизни и творчестве Рубенса и, кажется, нашёл ответ на вопрос – как так случилось, что огромная картина великого художника уже, как минимум, 170 лет висит в музее, а сведений о ней нет?

Думаю, это дело понравилось бы моему любимому герою Шерлоку Холмсу.

– Да, это интересное дело, Ватсон.

– Вы о чем, Холмс? Вряд ли о книге, которая лежит перед вами. Уж больно она старая на вид и, к тому же, на французском языке. Кстати, я не знал, что вы читаете французские романы в оригинале!

– В выводах из своих наблюдений, дорогой друг, Вы сделали две ошибки. Во-первых, как Вам известно, моя бабушка француженка и, поэтому, французский язык в нашей семье был вторым после английского, а для меня в детстве, так, пожалуй, и первым. Во-вторых, даже англичанин, по-моему, может понять, что заголовок этой книги «Карне де вуаяж» означает «Путевой дневник», а не название романа. Книгу привезли из посольства Франции вместе вон с тем письмом, которое лежит на столе по правую руку от Вас. Можете его прочесть, оно написано по-английски.

После прочтения Ватсон отложил письмо в сторону.

– Очень рад Холмс, что министерству культуры Франции понадобились Ваши консультации по вопросам живописи. Не знал, что Вы такой большой эксперт в этой области. Впрочем, помню, что в Баскервиль-холе Вы без труда отличили портрет кисти Неллера от портрета кисти Рейнольдса.

– Не преувеличивайте мои скромные способности, дорогой друг, я мало что смыслю в колористике и композиции. Тут речь идёт о сюжете картины, точнее, о его криминальных аспектах. Меня просили высказать своё мнение по вопросу – Стоит ли выставлять на всеобщее обозрение одну из картин Рубенса, или лучше её хранить в запасниках для узких специалистов?

Сначала мне предложили сообщить своё мнение в краткой записке, на что я ответил, что для этого потребуется поездка во Францию и месяц времени. Человек из посольства, с которым я разговаривал, удивился и спросил:

– А если бы Вас попросили изложить свои мысли устно и без всяких ограничений, сколько времени заняла бы подготовка?

Мой ответ:

– Да хотя бы прямо сейчас! Понимаете, краткая записка – это документ, основанный на большой предварительной работе. Именно такое мнение специалиста имеет цену и накладывает на него ответственность. А рассуждения, типа «с одной стороны… но с другой стороны…» бессмысленны и безответственны. В посольстве согласились с моими доводами и вот, дорогой друг, нам оплачивают командировку во Францию.

Надеюсь, Вы можете составить мне компанию, ведь я специально настоял на том, что мне нужен помощник. Если не можете, то, всё равно, поезжайте. Кстати, эта книга не путеводитель, а издание официального отчёта Проспера Мериме, написанное полвека назад для министерства культуры. Так как, едем? Ваша медицинская практика допускает длительное отсутствие?

– Думаю Холмс, что это возможно, только мне потребуется несколько дней, чтобы навестить пациентов и договориться с другими врачами о замене.

– Отлично, значит, через неделю едем в Лион. Это почти юг Франции. Иногда Лион называют кулинарной столицей страны, так что наше путешествие, надеюсь, будет приятным во всех отношениях.

Уже наступил сентябрь, но в тот день Ла-Манш был относительно спокойным. Свежий ветер дул со стороны Северного моря. Стоя у перил на прогулочной палубе, Холмс наблюдал за альбатросами и слушал воспоминания Ватсона о Восточной кампании, в которой тот принимал участие как военный врач.

Ватсон приводил примеры, когда люди с риском для жизни спасали товарищей. Что ими двигало? Они ведь толком даже не знали людей, за спасение которых готовы были отдать свою жизнь. Действовать приходилось быстро, без взвешивания рисков, на уровне инстинкта – надо спасать и всё! Конечно, попадались трусы, но их, как правило, первыми доставали пули противника или даже от выстрела в спину. Подводя итог, Ватсон сказал:

– Я так думаю, Холмс, что в основе поведения человека в момент опасности лежит подсознательное стремление к сохранению своей личности. Причём, не столько тела, как души. Ведь если человек бросит людей в беде, то его личность разрушится, и жить ему потом будет хуже, чем умереть.

– Глубокая мысль, дорогой друг, – заметил Холмс, – кстати, думаю, что она имеет прямое отношение к цели нашей поездки.

Из Кале друзья на поезде прибыли в Париж, где не стали задерживаться. На Северном вокзале взяли экипаж и через центр города отправились на Лионский вокзал. Удобно разместились в вагоне первого класса, пообедали и, уже когда за окном поплыли поля Бургундии, продолжили разговор.

– У этого дела, Ватсон, главным является моральный аспект. Как детектив-консультант я на практике не всегда следовал букве закона. Так не должен поступать Лестрейд или другой профессиональный полицейский. А вот мне доводилось иногда отпускать преступника, конечно, если преступление не имело трагических последствий, и личность человека внушала доверие. Считаю, что иногда отпустить человека – это то же самое, что его спасти. Вы же помните, как одна дама из «лучших» побуждений выкрала у мужа служебный документ и передала его шантажисту. Только по случайному стечению обстоятельств нам удалось вернуть документ на место и предотвратить катастрофу. А теперь, представьте, что было бы, если бы я, руководствуясь буквой закона, передал дело в полицию. Да этот муж умер бы от горя, а его жена зачахла в тюрьме. Пришлось стать укрывателем преступника. Зато теперь они счастливы и, думаю, урок хорошо усвоен.

Утром, уже в гостинице, друзья сидели за завтраком или «маленьким обедом», как говорят французы. Ватсон высказал удивление, что персонал гостиницы не говорит по-английски. На что Холмс ответил:

– Удивляться тут нечему. Столетняя война прочно заложила у французов неприятие англичан и наоборот. Даже в галерее Мадам Тюссо, единственная восковая фигура, которая доступна для осмотра без билета, это Наполеон. Вы, наверное, обратили внимание, что он стоит у входа в кассовый зал и скорбно смотрит на макет битвы при Ватерлоо.

Кроме того, французский язык очень музыкальный, и это находит отражение в восприятии других языков. На французское ухо английский язык действует так же, как на ваше ухо скрип гвоздя по стеклу. Поэтому, если хотите расположить человека к себе, то говорите по-французски. А когда не знаете, как что-то сказать, спросите у меня. Подскажу потихоньку. Только не называйте официанта «гарсон». Вообще-то, это слово означает «мальчик» и кого-нибудь может обидеть. Советую попробовать мягкий козий сыр. Это вкусно.

После завтрака Ватсон выразил желание сразу идти в музей, но Холмс возразил, что спешить не следует, так как это повредит главной цели поездки – понять, какое впечатление производит картина на посетителей.

– В запросе министерства речь идёт о тех людях, которые видят её впервые. Поэтому, по возможности, самим надо стать такими, вжиться в образ, для чего лучше сначала познакомиться с историческими местами города, прочувствовать его особенности, поговорить с горожанами. Это ведь уникальный город. Пожалуй, он единственный в мире, где не было разрушительных событий вроде осад, пожаров, наводнений или неуёмной страсти властей к перестройкам как в Париже, например. Поэтому и римские сооружения, и средневековые дома сохранились очень хорошо. Расслабьтесь, дорогой друг, нас не преследует Мориарти.

Три дня друзья неспешно бродили по римскому форуму, средневековым улочкам и набережной Роны. В кафе беседовали с горожанами. Собственно, беседовал Холмс, а Ватсон обычно сидел, греясь на солнышке, дегустировал какой-нибудь деликатес и наслаждался покоем. Холмса особенно интересовало отношение собеседников к преступлениям, о которых сообщалось в газетах. Мнения о преступниках разнились от «Стрелять их надо без разбора» до «Не суди да не судим будешь». Наиболее содержательной стала беседа с профессором Лярошем, преподававшим историю в Университете.

На замечание Холмса о том, что лионская тюрьма является самой большой в стране, месье Лярош разразился целой речью. Он сказал, что город основан на заре нашей эры отставными римскими солдатами, которые заработали пенсии и хотели прожить остаток жизни в покое. За полтора тысячелетия люди мало изменились, потому и тюрьма большая. Использование труда рабов плавно перешло в эксплуатацию людей аристократами-латифундистами, сделавшими свободных подданных короля своими вассалами. Контроль над душами всегда был у церкви, но когда на смену разным Богам пришёл единый христианский Бог, то лик его был суровым! Орден иезуитов «К вящей славе Божьей!» оправдывал присвоение церковью собственности. Пылали костры инквизиции. Что делать, если голод и неурожай – сжечь ведьму! Просто и быстро. Посланники Папы бойко торговали индульгенциями. Плати и покупай отпущение грехов: за 5 реалов прощается убийство обычного человека, за 10 – убийство родителей, самый тяжкий грех тянул на 15 реалов – убийство священника. Гугеноты уходили в Швейцарию к протестантам. Паства приходов редела с каждым днём… На такой ноте беседа с месье Ларошем прервалась, так как он спешил в Университет на лекцию.

Утром друзья отправились в музей, и Холмс предъявил письмо французского посольства. Без лишних формальностей служитель провёл их в комнату, где висела картина. На табличке, прикреплённой к стене справа от полотна, было написано «Пауль Рубенс. Святые спасают Землю от Иисуса Христа».

На планете Земля стояло тёплое лето 1973 года. Молодой человек, аспирант политехнического института второго года обучения спешил, так как заказанное время для работы на компьютере приближалось. Обычно он шёл до учебного корпуса пешком, однако на этот раз решил проехать две остановки на автобусе. Городские автобусы в то время были такой конструкции, что водители отделялись от пассажиров глухой перегородкой со стеклом и небольшим раздвижным окошком вверху. Из салона нельзя было попасть к месту водителя. Это замечание существенно для повествования. День выдался жаркий. Народу в автобусе было много. Пришлось стоять, прижимая к себе портфель. Улица поднималась на холм, следующая остановка располагалась в верхней точке, после которой дорога шла под уклон. Автобус остановился, двери открылись. Молодой человек начал протискиваться ближе к переднему выходу, так как уже на следующей остановке нужно было выходить. Автобус плавно двинулся с места.

Внезапно, в салоне закричала женщина:

– А где же водитель? Никого нет за рулём!

Возле перегородки водителя началась паника, причины которой остальным пассажирам в первый момент были непонятны. Выглядело всё так, будто произошла ссора и поэтому люди кричали и толкались. Те, кто были поближе к передней двери, стали выскакивать на тротуар и отбегать в сторону. Прямо перед молодым человеком вскочил с кресла мужчина и выпрыгнул из автобуса.

Одного взгляда в стекло перегородки было достаточно, чтобы оценить опасность ситуации. Дорога шла вниз с поворотом влево. Левая сторона улицы была ограждена высоким забором, за которым шла стройка, и те, кто выезжал навстречу из-за поворота, не видели участок дороги перед собой. Водитель автобуса, перед тем как уйти, развернул колеса в сторону от остановки, поэтому машина двигалась по направлению к встречной полосе. При таком раскладе, столкновение с транспортом, выезжающим из-за поворота, было неизбежным.

Молодой человек бросил портфель на сидение и тоже выпрыгнул в открытую дверь. Он обежал автобус спереди и оказался возле двери в кабину водителя. Хотя автобус ещё не успел разогнаться, приходилось бежать рядом. Дверь располагалась высоко, и дёрганье за ручку позволило открыть её только с третьей попытки. Повиснув на открытой двери, чтобы сравнять скорость, с трудом, попал ногой в специальную углублённую в корпус подножку. Когда это получилось, то лёг на кресло водителя животом, так как сесть вправо, имея опорой одну правую ногу, было невозможно. Кое-как забрался на кресло и сразу стал смотреть вниз, на педали. Их было три. Нажал на одну. Двигатель громко зарычал. Подумал:

– Газ!

Нажал на другую педаль и машина, сильно дёрнувшись, встала. Облегчённо вздохнул и только теперь посмотрел в переднее стекло. Автобус стоял посередине дороги в нижней части спуска перед поворотом. Прямо в лицо из-за забора выскакивали машины. Водители, внезапно увидев перед собой автобус, нажимали на газ, на сигнал и с рёвом и гудками пролетали мимо. На всякий случай, отвернул колеса вправо, однако ногой продолжал давить на спасительную педаль тормоза. Подумал:

– Где-то должен быть ручник.

Ничего похожего сначала не нашёл, но потом увидел небольшую рукоятку слева, перед дверью. Повернул её и услышал звук пневматики

– Пш… шик.

Решил потихоньку ослабить нажим на педаль. Машина стояла, значит это был и в самом деле ручной тормоз. Осмотрел рукоятку и заметил, что на ней имелся подпружиненный фиксатор, который, по идее, должен был позволить повернуть ручку только после того, как на него нажмёшь. Однако, пружинка потерялась, фиксатор сломался и, по-видимому, когда водитель выбирался из кабины, то одеждой задел эту рукоятку и случилось то, что случилось.

Нажал на сигнал, однако в общей какофонии сам его почти не услышал. За спиной, в салоне ругалась женщина, а другая ей объясняла, что за рулём сидит не водитель, а другой человек, и ругать его нечего. Оборачиваться не стал. Просто сидел и ждал, когда же объявится незадачливый шофёр. Сначала думал на него напуститься, но потом как-то перегорело. Наконец дверь приоткрылась, и коренастый небритый мужик появился внизу. Правой рукой он держал бумажный пакет и бутылку лимонада.

– Чё тут делаешь? – мрачно спросил водитель.

– Ты лучше посмотри, где машина стоит. Тормоз чинить надо. Сейчас обойду машину, а ты не уезжай, пока не сяду. Я в салоне портфель оставил.

Молодой человек обежал машину и вошёл в переднюю дверь. В лицо его никто не узнал. Он взял портфель. Дверь закрылась, и машина тронулась. Женщины через окошко ругали водителя, тот молча вёл машину, не оборачиваясь и, как-то даже, втянув голову.

На остановке молодой человек вышел и с минуту стоял, глядя в след удаляющемуся автобусу.

Огромная картина вставлена в массивную раму. В верхней части полотна, как и подобает небожителю, на облаке Иисус Христос разгневанно потрясает молниями. По правую его руку Дева Мария в голубой одежде пытается увещевать сына, слева и выше Бог Отец спокойно смотрит на происходящее. Внизу много людей, неправедная жизнь которых, собственно, и вызвала гнев Иисуса.

В правом нижнем углу изображена Земля, очень похожая на школьный глобус, повёрнутый к зрителям Средиземным морем с прорисованным сапогом Италии. Возле глобуса изображены две фигуры святых, одетые в длинные бурые плащи. Полами плащей Святые прикрывают Землю, а свободные руки повернули ладонями вниз, также пытаясь прикрыть её от молний. Они не молят Бога, их лица суровы, рты сомкнуты, взгляды обращены вверх. Фигуры как-бы говорят зрителю:

– Нет, мы не дадим уничтожить Землю!

Холмс и Ватсон присели на мягкие диванчики, поставленные напротив картины, и долго сидели, молча глядя на полотно. Служитель ушёл, в зале не было других посетителей. Тишина, музейный запах старых картин и пыли удивительным образом создавали атмосферу раздумий, когда становилось очевидным, что «слово изречённое – есть ложь».

На другой день Ватсон отправился посмотреть мастерскую жаккардовых тканей, а Холмс снова вернулся в музей. Они так и не обсудили картину. Только через неделю, уже в Лондоне, на Бейкер-стрит, устроившись в креслах у камина, Холмс начал разговор о поездке.

– Благодарю Вас, дорогой друг, за то, что до сих пор не говорили со мной о посещении музея. Мне нужно было спокойно подумать, прежде чем прийти к определённым выводам. Признаться, меня очень интересует ваше впечатление от картины Рубенса.

– Холмс, я видел то же, что и Вы. Аллегорию. Фигура Иисуса Христа очень мало общего имеет с обычным изображением в соборах. Она похожа на Зевса из греческой мифологии. Для Рубенса эта фигура была олицетворением сил природы. Люди, которые изображены внизу, все прекрасны. Среди них нет образов злодеев, а ведь, по идее, именно их преступления разгневали Бога. Поэтому, вероятно, Рубенс изобразил вообще не Иисуса, а образ слепых сил природы в мужском обличии. Мы не видим блестящих от гнева глаз, так как лицо повёрнуто вниз. Везувий засыпал раскалённым пеплом Помпею и Геркуланум, наводнения, землетрясения, ураганы, штормы унесли тысячи человеческих жизней, не разбирая, кто праведник, кто грешник. Другой вопрос, почему именно так Рубенс назвал своё полотно? Думаю, что всё дело в реформации церкви, которая происходила в тот период.