Время есть

Глава 1

– Я только сгоняю на рынок. Мама просила отнести картошку домой.

Света ослабила объятия и немного отстранилась. Она смотрела в глаза, а может, ещё глубже.

– Время есть. Мы никуда не торопимся. Я подожду. Сколько потребуется, буду ждать тебя.

Никита опустил глаза, но вид по-детски пухлых, как называли друзья-одноклассники, «целовательных» губ подруги смутил ещё больше. Он отчаянно ткнулся в щёку девушки своими сухими губами и трусливо кинулся на выход. Только у двери Никита осмелился оценить реакцию Светланы. Оглянулся и понял: бежал напрасно. Подруга стояла неподвижно.

«Эх, нужно было…», – смелость вернулась, но исключительно в фантазиях.

– Я вернусь скоро.

– Надеюсь, – тихо прозвучало в ответ.

Всё время, пока Никита спускался по лестнице, шёл через двор, а потом нёсся по улице до рынка, внутренний голос просил, уговаривал, канючил, требовал: «Вернись».

«Ага, вернись, – отвечал опыт. – тут за опоздание получишь по полной, а если не прийти, то вообще…».

Что «вообще» Никита не знал, но не смел ослушаться мать.

На рынке Олеся Фёдоровна, отчитав сына за опоздание, дала команду сначала завезти картошку тёте Гале в кафе на пляж.

– Выгрузишь, и она даст мешок сахара. Скоро варенье нужно будет готовить на зиму. Это недолго, – пресекла мама попытки возмутиться. – Нагуляешься ещё. Лето впереди.

– Какое лето, мам?! Меня Света ждёт…

– Светка? Подождёт! – твёрдо заявила женщина, показывая на мешки, ожидавшие погрузки.

До пляжа старой «Победой» дяди Степана, мужа маминой сестры тёти Гали, добрались быстро. Но там вышла заминка. Сахар ещё не подвезли, и мероприятие затягивалось.

– Иди искупайся, – увидев расстройство Никиты, предложила тётка. – Я кликну, как привезут.

Купаться не хотелось. В мыслях были только девичьи глаза и, конечно, губы.

«Эх, – ещё раз смело подумал Никита, – А можно же было… А так и поцелуем это не назвать. Даже дружеским».

Но всё же Никита спустился на пляж и сел на крайний топчан в дальнем от моря ряду. А потом и прилёг, положив руки под голову. Нежно-белые облака, как на картинках в учебнике по природоведению, принимали самые разные формы, напоминающие то щенка, то парусник, то женский силуэт.

– Оплачиваем топчаны, не стесняемся, – вернул в реальность громкий голос.

Голос принадлежал Любке Тырбе. Она наклонилась над лежащим парнем, пытаясь сделать строгое лицо. Но из-за смеха у неё это не вышло. Одноклассница летом часто подменяла свою маму, заведующую платными топчанами на пляже. Анна Аркадьевна, мама Любы, женщина одинокая и очень эффектная не только для своих неполных сорока лет, но и вообще, вынуждена была часто отлучаться с рабочего места для, как она называла, «налаживания личной жизни».

Девушка склонила лицо очень низко, и Никита невольно опустил глаза. В таком положении грудь Любы, удивительно белая в контрасте с сильным загаром остального тела, открылась полностью.

– Пойдём купаться.

Люба распрямилась, вроде даже не заметив нескромный взгляд парня, и потянулась вверх переплетёнными над головой руками. В такой позе её фигура была просто идеальна. Несколько взрослых мужчин-отдыхающих с разной степенью откровенности рассматривали точёные формы девушки. Никита тоже залюбовался и не мог отвести глаз от загоревшего дочерна живота. Загар заканчивался чуть выше края очень нескромных плавок. Люба стояла очень близко, и Никита хорошо рассмотрел выгоревшие, золотистые, волосинки на её тёмном животе. Чуть ниже на фоне белой кожи их уже не было видно.

«Интересно, а там у неё тоже волосы светлые?», – неожиданно промелькнула фривольная мысль, но испугавшись, что Люба поймёт, о чём он думает, Никита поднялся.

– Жарко. Пойду в кафе посижу, – пробурчал он немного охрипшим голосом.

– Можешь в каморке побыть, пока я искупаюсь. Там прохладно.

Люба пошла в сторону моря и – тут уж без вариантов – парень смотрел на её попу, практически неприкрытую слишком откровенным бикини, только входившим в моду этим летом. Отойдя на несколько шагов, девушка повернулась, и Никита увидел, как тонкие губы девушки изогнулись в циничной ухмылке, а серо-зелёные глаза говорили: «Кто бы сомневался».

– Никуда не уходи, – крикнула Люба, – Остаёшься на хозяйстве.

Каморка была встроена в стену, которой заканчивался пляж. И там действительно оказалось прохладно. Грязное окно и старая выцветшая занавеска на двери создавали полумрак. Никита прилёг на топчан. Шум моря, крики чаек и гул голосов отдыхающих действовали умиротворяюще. Не отпускал взгляд Светы. И её губы.

«Что она имела в виду, говоря: “Я буду ждать тебя”? – думал Никита. – И почему я не решился поцеловать по-настоящему? Она же не шелохнулась, когда я неловко чмокнул в щёку. Скорей бы привезли этот чёртов сахар».

Мысли, звуки, полумрак убаюкивали.

Открыв глаза, Никита не понял, где находится. Он даже не сразу осознал – проснулся ли на самом деле. Дверь в каморку была закрыта, а на фоне плохо пропускающего свет окна виделись расплывчатые, как во сне, очертания женской фигуры. Никите часто снились раздевающиеся женщины, но что у них под снятой одеждой, ни в одном сне разглядеть не удавалось. Вот и сейчас – девушка сняла светлый лифчик и выкрутила его, но на месте снятого предмета оказался другой ещё светлее.

«Зачем носить два лифчика?» – подумал Никита, а может, ему приснилась эта мысль.

С плавками произошло то же самое.

«Почему девушки в моих снах никогда не раздеваются догола?» – продолжил рассуждать Никита перед тем, как осознал – это не сон.

Девушка сделала шаг в сторону, и пришло понимание: её зовут Люба и на ней не другой купальник. На ней вообще ничего нет, а за купальник Никита принял очень белую незагоревшую кожу.

Люба осматривала себя в небольшое зеркало над столом и стряхивала с тела песок. Никита громко сглотнул обильную слюну и испугался, что может быть услышан. Люба стала вытирать голову, не замечая присутствия постороннего. Закончив, она бросила полотенце на топчан.

Никита ойкнул от неожиданности, и только теперь Люба поняла, что не одна в помещении.

– Кто здесь? – спросила она, отступив к окну, и в каморке стало совсем темно.

– А кого ты на хозяйстве оставила? – наконец обрёл дар речи невольный наблюдатель.

– Фу, ты.

Люба обмоталась полотенцем и, взяв со спинки стула трусики, быстро надела их.

«А лифчика на ней нет», – отметил про себя Никита.

– Я думала, ты ушёл. Тётя Галя так кричала: «Никита, сахар привезли», весь пляж слышал.

Люба села на топчан рядом.

– А ты, оказывается, пристроился здесь втихаря за мной подсматривать.

Никита не видел, но не сомневался – девушка ехидно улыбается.

– Ничего я не подглядывал…

– А что делал? – перебила Люба. – Лежал с закрытыми глазами пока я тут голая расхаживала?

– Я спал, – почти не соврал Никита.

– Мы можем проверить, – хихикнула девушка, и её рука опустилась на шорты парня. – И это называется, ничего не видел? – Уже в голос засмеялась она.

«Убери руку!», – мозг дал команду строго произнести эту фразу, но первый же звук короткой фразы застрял в горле, потому что девичья ладонь теперь юркнула под шорты.

– Я думала парни огурцы в трусы суют для солидности, а нет… не огурец, – уже с хрипотцой прошептала Люба.

«Надо идти, – говорил, нет, даже кричал, внутренний голос, – Света ждёт».

Но Люба уже сбросила полотенце и толкнула в бок.

– Подвинься. Холодно.

Мокрые руки девушки обняли. Ладошки были горячими и в песке. Это возбуждало и обезоруживало. Никита и не заметил, как его футболка, а затем и шорты оказались на пыльном полу.

«Как же так, – мелькнула мысль, когда Люба сильно прижалась голым телом, – я же видел – она надевала трусы».

Но на Любе, как и на Никите, ничего не было. А следом не стало и мыслей. Весь мир сжался до размеров сначала каморки с закрытой дверью и грязными окнами, а потом и до топчана, где два молодых тела неистово стремились друг к другу. И не было в этом мире силы, способной остановить их.

В себя Никита пришёл от ощущения прохлады. Он открыл глаза и увидел Любу, стоящую в дверях. В ярком лунном свете очертания обнажённой фигуры казались нереальными.

Девушка почувствовала взгляд и обернулась. Волосы при повороте головы взметнулись и на мгновение засияли, отражая лучи ночного светила.

– Айда голяком купаться. Мы здесь одни, – крикнула Люба и понеслась к воде.

Никита вышел из каморки и сначала побрёл, а потом и побежал следом, столь завораживающей была картина: бегущая к морю обнажённая девушка на фоне лунной дорожки. Люба с разбега плюхнулась в воду и поднятые брызги заискрились роем маленьких светлячков.

– Смотри, смотри, – радостно закричала Люба, – у меня кожа светится.

И в этот момент Никиту охватила печаль. Она была столь велика, что её не вмещало сознание юноши. Да что там сознание? Печаль была больше ночного пляжа, чёрного бескрайнего моря, бездонного тёмного неба, освещённого полной луной и далёкими звёздами.

И пронзила мысль: «Почему здесь не Света?».

И от этого вся дальнейшая жизнь стала казаться уже бессмысленной. А ещё пустой и бесцельной.

Люба вышла из воды, и светящиеся капли стекали по её коже. Она прижалась к Никите. Он не ответил на объятия. Девушка провела рукой по плавкам юноши и по-своему истолковала его состояние:

– Совсем сил не осталось? Ничего, это поправимо.

Глава 2

Никита подъехал к любимому ресторану на служебном «электросипеде», как называли новое чудо техники в фирме по доставке товаров. Каждый раз, когда маршруты проходили поблизости, он старался пообедать именно здесь. Цены, конечно, кусались, но отказать себе в таком излишестве было сложно. Сегодня же маршруты не имели значения. Выполнение первого же заказа испортило настроение, и лучшего места для его поправки Никита не знал.

Закрепив цепью своё транспортное средство у входа рядом с припаркованной жёлтой «Теслой», Никита спрятал курьерский плащ в ранец. В таком виде уже было приемлемо посетить любимое место.

– Никто не хочет возвращаться в прошлое. Никто, – спокойно тоном учителя, вынужденного много раз повторять знакомый текст, говорил мужчина, сидевший за соседним столом.

Никита изучал меню в ожидании официанта, и без того прекрасно зная, что закажет, и невольно прислушался к дискуссии. Говоривший сидел лицом к Никите. Он был в белом костюме, а на спинке соседнего кресла висел зонт в белом чехле, весьма похожий на трость с замысловатой ручкой. Его слова адресовались женщине. Лица собеседницы не было видно, но сомнений в её привлекательности почему-то не возникало. Будто желая подтвердить ожидания стороннего наблюдателя, она повернулась и приподняла руку. Официант появился немедленно, и Никита очень пожалел о проворности обслуги. Но мгновения, когда стало видно лицо незнакомки, оказалось достаточно, чтобы оценить её внешность, впечатлиться идеальным профилем и по-детски пухлыми губами.

«Как у Светы», – подумал Никита.

Очень давно именно на этом месте располагалось непрезентабельное кафе с таким же названием – «Время есть», где они случайно встретились со Светой. Никита тогда не мог оторвать глаз от пухлых губ бывшей подруги, которые он так и не поцеловал, и знал – уже никогда не поцелует. А Света не поднимала глаз. Руки её складывали и раскладывали бумажную салфетку, которая приобретала различные формы. Никита ничего не желал так страстно, как этой встречи. Но и боялся её также сильно. Страх пересилил радость и раздавил Никиту.

Сколько раз потом, прокручивая в памяти это событие, он отчаивался, не находя ответа на вопросы: «Почему? Почему? Почему?».

Почему не объяснил ей, как всё было?

Почему не сказал, что никого в жизни не любил, кроме неё, и уже никогда не полюбит?

Почему не…

«А что бы я ей предложил? – отвечал сам себе молодой человек, – И как бы тогда я поступил с Шурой?».

– Не могу с тобой согласиться, – прервал размышления Никиты красивый, низкого тембра, женской голос. – Вот, допустим, некто совершил неправильный выбор. И осознал это. Разве он не захочет вернуться в прошлое и исправить свою ошибку?

Никита вспомнил тот выбор, который уничтожил его жизнь. Он, молодой и очень способный к наукам парень, забросил всё. Можно сказать, променял своё будущее на короткую, пусть и яркую, радость телесной близости. Почему внутренний голос молчал, а не кричал:

«ТЕБЯ ЖДЁТ СВЕТА?!»

Тогда на пляже и потом.

А что было потом? После яркой близости в каморке и ночного купания Никита оказался в вакууме. Это стало понятно позже. А тогда весь мир для него заключался в красивой бывшей однокласснице. Вернее, не в ней, а в её молодом сумасшедше притягательном и, главное, доступном теле. Никита даже забыл глаза Светы, вспоминая которые, он на короткое время выходил из морока первого сексуального плена. Но очередная близость испепеляла любые мысли.

И никого не было рядом. Мама периодически навещала, заносила фрукты и овощи и с тоской смотрела на сына. Люба ни на секунду не оставляла их наедине и ворчала, мол, не в нищую семью сын ушёл. Но принесённое принимала и прятала в холодильник. Даже свою маму, Анну Аркадьевну, Люба отправила к бабушке, чтобы вообще никто не мешал им.

Однажды утром, когда Никита ещё спал, а Любе нужно было на рынок, она увидела в окно идущую через двор Свету. Та явно направлялась к ним. Люба быстро разделась полностью, накинула Никитину сорочку, открыла дверь, как только в неё постучали.

Свету смутил вид подруги, и она, отводя глаза, попросила:

– Мне бы с Никитой поговорить. Он собирается в университет поступать, как мы планировали?

Хозяйка открыла дверь шире, полы сорочки разлетелись в стороны, демонстрируя наготу.

– Свет, ты понимаешь, что ты не вовремя. – Люба дождалась, пока гостья посмотрит в глаза. – Ну, как ты думаешь, мужчина выберет это пользовать, – она показала на своё тело, – или над книжками корпеть?

Соперница смутилась ещё больше и попросила только передать, что она заходила.

– Конечно, передам. Если время будет, – заверила Люба.

Лето пролетело, и, только увидев начавшие желтеть листья клёна во дворе, Никита осознал: совместной учёбы в вузе не будет, и вряд ли уже когда-то вообще появится в его жизни университет, о котором он мечтал. Не будет в его жизни Светы, по словам Любы, уехавшей в Москву.

– Даже привет передать не просила, – рассказывала Люба о придуманной случайной встрече с одноклассницей на рынке.

А однажды утром Никита услышал, как Люба с Анной Аркадьевной разговаривают на кухне.

– Может, его на рынок пристроить? – предложила Люба.

– Я тебя умоляю, – возражала Анна Аркадьевна. – Из него продавец, как из меня балерина. Да и бабья́ на рынке видела сколько? Уведут, и глазом моргнуть не успеешь. Лучше его плавать отправим. Сначала каботаж, а потом, может, и в загранку попасть. Попросишь Гошу…

– Мама, – раздражённо перебила дочь. – У тебя, вон, сколько любовников из плавсостава…

– А меня никто не хочет спросить? – перебил обсуждение своего будущего Никита, выйдя на кухню в одних трусах.

– Я хочу, – отозвалась Анна Аркадьевна. – Хочу спросить: ты собираешься семью обеспечивать или будешь у нас на шее сидеть? Я свою дочечку не в наймы отдала…

– Мама, прекрати, – вступилась Люба. – Мы сами разберёмся.

– Разберутся они. Как же, – ворчала женщина, когда дочь попросту выталкивала её из квартиры.

И разобрались. Лёгкими капризами, мелкими обидами, пылкими ласками, о которых Никита и не представлял раньше, добилась Люба своего. И уже в сентябре Никита матросом пошёл в первый рейс. Возвращался он в приподнятом настроении. Родной город встретил летним теплом и разноцветьем ранней осени. К этому добавлялось осознание собственной взрослости – он получил первую зарплату и нёс домой удивительной сладости арбуз.

По плану, их судно прибывало только на следующий день, но, отработав быстро на разгрузке-погрузке, они сэкономили сутки. И предчувствие приятного сюрприза Любе было ещё одним поводом для хорошего настроения. Тихонько открыв замок входной двери, Никита уже рисовал в воображении радостно удивлённые глаза своей девушки и всё, что за этим последует, тоже представил.

Между глав

В своих воспоминаниях Никита был далеко и во времени и в пространстве, а странные вызвавшие его интерес мужчина и женщина продолжили только им понятный диалог.

– Ты же понимаешь, Надежда, что как не могут, живущие в двухмерном пространстве представить табуретку, имея возможность созерцать только четыре кружочка, расположенных по вершинам квадрата, так и обычному человеку невозможно представить, такое многомерное явление, как время, имея возможность наблюдать только его проекцию в трёхмерном пространстве.

– Тогда, что уже говорить про душу, – откликнулась женщина.

– Давай душу оставим на следующий раз. А сейчас я ещё раз хочу тебе показать, что твоё утверждение о возможности исправлять ошибки в прошлом есть утопия. Ты же видишь, что он не то, только не смог исправить свои ошибки, но даже категорически отверг такую возможность.

– Я не согласна, Александр, с такой интерпретацией результата. – Вполне спокойно ответила Надежда, – Столь тонкий намёк на возможности, которые простому человеку кажутся фантастическими, за эксперимент засчитать не могу.

Глава 3

Но Люба не спала. Войдя на кухню, откуда раздавались непонятные звуки, Никита увидел странную картину: на полу возле газовой плиты посреди разбросанной одежды происходило нечто несуразное. Сначала увиденное даже рассмешило: голый бледный мужской зад дёргался между задранных загорелых женских ног. На одной болтался очень смешной Любин тапок в виде утёнка.

Понимание ситуации ударило молнией, и дальнейшее Никита уже помнил эпизодически, только редкими кадрами, которые, как при фотовспышке, вырвала память из всего происходящего.

Любкин удивлённый взгляд из-за чужого плеча…

Хриплый мужской голос: «Сдрисни, дай кончить» …

Собственный крик: «Вы охренели?!».

Потом злобные чёрные глаза и кулак, летящий в челюсть…

Никита рефлекторно поставил блок, а когда мужчина схватил со стола нож, резко боднул того лбом между источавших ненависть глаз. Затем, не дав сопернику опомниться, со всей силы приложился по мерзкой физиономии незнакомца сковородой, которую схватил с газовой плиты. По полу разбросало недоеденную яичницу-глазунью. Взгляд врага медленно терял концентрацию. И уже бесчувственное тело рухнуло на пол. Любка грязно материлась, выбираясь из-под упавшего.

– Ты, что наделал, придурок? – злобно прошипела она, с опаской поглядывая на тяжёлый предмет в руке мужа. – Знаешь, кого ты вырубил? Это Гоша Сыч. Он полгорода держит.

Когда сковорода оказалась на плите, Любка осмелела. Она стояла голая, в одном тапке. На коленке другой ноги болтались трусы. Никита расхохотался. И не мог остановиться, пока не почувствовал, как «благоверная» трясёт его за плечи.

– Приди в себя, дебил. Когда Гоша оклемается, тебе конец. Сычу пришить человека, что высморкаться. – Увидев, наконец, осмысленный взгляд Никиты, она продолжила уже по-деловому: – Ты сейчас очень надолго исчезнешь, так, чтобы никто не знал, где ты. Учти, у него везде свои люди: и в ментовке, и на вокзалах. Поэтому только на попутках. И о-о-очень далеко.

Говоря это, девушка рылась в карманах брюк вырубленного гостя. Наконец по-хозяйски достала бумажник и вынула из него пачку зелёных купюр. Разделила примерно пополам и протянула одну часть Никите, а вторую спрятала за газовой плитой. Никита никак не мог сконцентрироваться на происходящем и стоял, пытаясь осмыслить услышанное.

– Быстро. Как только он очухается, тебя будут искать все бандюганы города.

Люба подошла близко, сунула деньги в карман куртки и внимательно посмотрела в глаза.

«Неужели она хочет, чтобы я её поцеловал?» – брезгливо подумал Никита.

Но у Любы была иная просьба.

– Бей. Сильно и в глаз. Я скажу, что ты меня вырубил и я ничего не помню. – Увидев нерешительность, она добавила: – Ты же не хочешь, чтобы меня пришили? Ну, давай! Я изменила у тебя на глазах! Ты же видел, как другой мужик совал в меня свой член.

Когда девушка поняла бесполезность уговоров, она схватила сковороду и с размаху ударила себя в лицо. Потом легла рядом с неподвижным телом своего любовника – криминального авторитета. Пролежав несколько секунд с закрытыми глазами и, не услышав звука входной двери, посмотрела на застывшего на месте Никиту.

– Жить хочешь – сматывай.

Таков был смысл сказанного, переданный в форме, далёкой от литературных норм. Мат в устах Светы возымел действие и, подхватив чемодан и сетку с арбузом («Не оставлять же этой б…»), Никита оказался на улице. Не раздумывая, он заскочил в стоящий на остановке трамвай.

– Приобретаем билеты, – прокричала почти на ухо толстая кондукторша.

– Возьмите лучше арбуз, – предложил Никита.

Женщина, смерив парня взглядом, глазами показала на своё место и оторвала билет. Избавившись от тяжести, Никита стал рассуждать. Слова и поведение его девушки, которую он по глупости считал своей женой, говорили о серьёзности ситуации.

– Морячок, ты выходишь? – спросил за спиной чей-то голос.

Никита кивнул, соглашаясь, и вышел на следующей остановке. Он стоял с чемоданом на краю тротуара, совершенно не представляя, что ему делать. Рядом взвизгнули тормоза, и из окошка »Жигулей» выглянула круглая физиономия частника с нарисованной улыбкой.

– На вокзал, моряк? – спросил водитель, показав глазами на чемодан. – А что по деньгам? – поинтересовался он, когда потенциальный клиент согласно кивнул.

Никита неопределённо пожал плечами.

– Я Костя, – протянул руку немедленно выскочивший из авто мужчина и, подхватив чемодан, устроил его в багажник.

– Из рейса? – имея в виду морскую форму, продолжил разговор Костя, когда машина уже тронулась. – Из загранки, небось?

Приняв молчание за согласие, спросил с надеждой:

– А чё хмурый такой? Может, на поезд опоздал?

Никита не хотел обманывать ожидание или просто надеялся, что тот замолчит, опять кивнул, соглашаясь.

– Класс! – обрадовался Костя и немедленно поправился. – В смысле, сочувствую. Это же московский? Четвертная – и мы догоняем твой поезд на Узловой. Все просят полтинник, но соглашаются на тридцатку. А мне по дороге, поэтому считай, тебе повезло – всего четвертак.

«Очень повезло», – подумал Никита, не представлял своих дальнейших действий, и опять кивнул утвердительно.

Настроение у Кости стало ещё лучше, и всю дорогу он уже не умолкал, перебирая темы от «все бабы стервы и беды у мужиков только от них» до «гаишники козлы, но шурин Колян классный мужик, хоть и гаишник».

В конце поездки Никита уже знал всё про Костю, его родственников, соседей, друзей, коллег и всех, с кем тот был знаком или кого просто подвозил. Недалеко от станции Узловой приветливый частный извозчик остановил машину и предложил рассчитаться

– Ты парень правильный, но клиенты разные бывают. Поэтому у меня принцип, – пояснил он.

А получив оплату, попросил клиента на выход.

– Тебе здесь пешочком три квартала, а мне светиться на станции нельзя: менты и местные бомбилы не любят посторонних.

И тон у Кости изменился: из своего парня он превратился в неприятного типа, с которым лучше не общаться. Последние события выключили эмоциональную оценку событий, и Никиту даже не возмутило поведение таксиста. И это, нужно заметить, было правильно – на станции местная братва уже искала по просьбе Гоши Сыча морячка по имени Никита.

А Никита в это время сидел на остановке автобуса, которым хотел добраться до железнодорожной станции, даже не представляя свои дальнейшие действия. Всё так навалилось…Только несколько часов назад он пребывал в радостном предвкушении встречи со своей женщиной, а сейчас не имел понятия о том, как жить дальше.

«Нужно позвонить Любе. Может она прояснит…», – думал Никита, но его мысли оборвал удивлённо-заинтересованный взгляд девушки, проходившей по другой стороне улицы.

Это заставило вспомнить: на нём всё ещё была морская роба. На судне не переоделся – торопился обрадовать любимую. А дома оказалось не до этого. Вот все и обращаются к нему – «морячок».

Никита посмотрел по сторонам и увидел вход во двор. Подходящее место переодеться: закрытые металлические ворота с распахнутой настежь калиткой. Никита прошёл, положил чемодан и наклонился достать вещи.

– Не видели здесь морячка молоденького, – насторожил Никиту вопрос.

Сквозь щель он увидел, как мужчина из чёрного внедорожника спрашивал подошедшую к остановке женщину. Ответа Никита не расслышал, но преследователи поехали дальше. Только теперь оцепенение последних часов прошло, уступив место страху. Никита быстро сменил морскую робу на джинсы и новую цветастую сорочку, купленную у старшего механика. Затем проходными дворами вышел на другую улицу и направился в ту сторону, откуда раздавались звуки депо, в надежде сговориться с проводниками уехать без билета. Страх подгонял, и Никита побежал. Чемодан не давал разогнаться. В этой ситуации очень неожиданно с ним поравнялся знакомый внедорожник. Водитель опустил стекло и спросил:

– Куда бежим?

– На работу, – ответил Никита, подумав, что железнодорожник – это однозначно не моряк.

– Машинист, что ли?

– Помощник…

– Слышь, помощник, а ты морячка не встречал сегодня?

– У нас в депо только железнодорожники, – решил играть роль до конца Никита.

Пассажиры внедорожника моментально потеряли интерес и понеслись продолжать поиск. А сам морячок заторопился к железнодорожным путям в надежде найти возможность оказаться как можно дальше от места, где его разыскивают. Но старания успехом не увенчались. На этой станции пассажирские поезда, если и встречались, то лишь те, что ремонтировались или находились на длительном отстое. А основная часть составов были грузовыми.

Поплутав между вагонов, Никита уже отчаялся не только уехать, но даже просто встретить живого человека, как услышал громкие голоса с другой стороны состава. С надеждой поговорить хоть с кем-то, он проскочил под вагоном и оказался недалеко от шумной компании. Его не заметили: парни стояли спиной, громко переговаривались и смеялись. Обрадовавшись, Никита подошёл поближе и увидел источник их веселья – худенькая школьница, почти плача повторяла:

– Ну, мальчики… Ну, мальчики…

Те, в ответ хватали её за разные места, сопровождая это хохотом и комментариями.

– Нету здесь мальчиков, если, что. Сейчас сама убедишься, – сказал один из весёлой компании, и все мерзко загоготали.

– Вика, – громко крикнул Никита первое, пришедшее на ум имя. – Ты где пропадаешь? Вон отец тебя ищет.

Неожиданный окрик заставил парней повернуться, а затем посмотреть в сторону, куда показывал Никита, говоря про отца. Этим моментом воспользовалась девочка и резво юркнула под вагон. Нападавшие сначала никого не увидели, а затем поняли, что их обманули. Понимание это стремительно превратилось в гнев.

Парни были примерно его ровесниками. Никита оценил: каждому в отдельности он бы навалял без особых проблем. Первый разряд по самбо обеспечивал такую уверенность. С тремя противниками расклад уже оказывался явно не в его пользу. К тому же один юркнул под вагон, чтобы зайти сзади. Можно, конечно, и убежать, но тогда пришлось бы бросить чемодан. А это не входило в планы.

Когда же с трёх сторон стали приближаться разгневанные местные, и в руке одного оказался нож, Никита осознал: напрасно пожалел чемодан. Всё равно его заберут как трофей. Появилась злость на себя за неправильное решение. Значит, нужно, чтобы хоть один очень пожалел об этой встрече. Мозг стал работать быстро.

«Сокращаем численное превосходство», – мелькнула мысль, и Никита кинул чемодан прямо в руки стоящему напротив.

Тот рефлекторно поймал брошенный в него предмет и на несколько секунд перестал представлять опасность. Теперь прыжок в сторону невооружённого, захват и бросок через бедро. Ещё на пару мгновений, пока первый не разберётся с чемоданом, обеспечено численное равновесие, и можно попытаться обезоружить длинного с ножом. Если сблизиться очень быстро, то при таком захвате, нож у противника не представляет опасности. Но длинный это понял и перехватил оружие для удара снизу. Пришлось отступить, и в этот момент удар доской в темечко вырубил Никиту. Он упал, но очень быстро пришёл в себя. Однако, лёжа на земле, сопротивляться стало намного сложней. Оставалось защищать жизненно важные органы, как советовал тренер на такой случай.

«Убьют или только покалечат?», – мелькнула мысль, но кисть автоматически захватила полную горсть гравия с песком.

Гравий полетел в лицо склонившемуся. Но ещё один удар по голове доской вырубил Никиту.

Как бы развивались события далее неизвестно, но именно в этот момент в рефрижераторной секции, стоящей на соседнем пути, недавно проснувшийся рефмеханик Павел Гмыря, решил пройтись до дежурного по депо, разузнать, когда отправят их состав. Уже вторые сутки ему приходилось «гонять» дизель для охлаждения вагонов, гружённых фруктами. Сейчас, открыв дверь, Гмыря увидел, как несколько парней избивали лежащего.

– Пацаны, – крикнул зычным басом Павел, – лежачего не бьют.

Парни, которым это адресовалось, отвлеклись на обращение. Кураж драки лишил их возможности трезво оценивать реальность. Иначе они бы подумали, стоит ли ввязываться в конфликт с мужиком богатырского вида. А сейчас, просто оставив лежащего Никиту, пошли на, как они считали, новую жертву.

– Ребята, не связывайтесь с дядей Пашей, – мирно попросил компанию рефмеханик. – Дядя Паша может и отшлёпать за плохое поведение.

Длинный достал нож.

– А не пойдёт ли дядя Паша на…

Не успел он закончить фразу, как его кисть сжали тиски. Этот мужик, который должен был испугаться одного вида холодного оружия, неуловимым движением перехватил руку и сжал с такой силой, что нападавший взвыл от боли, а нож упал на землю.

– Ножик детям не игрушка, – нравоучительно сказал дядя Паша, а перед этим, взяв за шиворот и за ремень главаря, отбросил на приличное расстояние.

Когда же он поднял оставленный трофей, от бравой компании и след простыл.

– Ты как? – спросил Гмыря спасённого.

– Вроде жив, – ответил тот.

– Пойдём на секцию. Приведём тебя в порядок.

Секцией, как оказалось, называлась сцепка из пяти вагонов, где четыре предназначались для груза, требующего специальных условий перевозки, и один посередине – для обеспечения этих условий и пребывания персонала. Так коротко дядя Паша объяснил суть своей работы.

На секции оказалось довольно уютно. А может, просто Никита впервые за сегодняшний день почувствовал себя в безопасности. Гмыря обработал раны и напоил горячим чаем. От попавшего в пустой желудок кипятка и печенья даже закружилась голова, напомнив, что сегодня Никита ещё не завтракал.

– Ну, а теперь рассказывай боец, как ты попал в этот переплёт? – предлагая своеобразную компенсацию за гостеприимство, спросил дядя Паша.