Buch lesen: «4 | Последнее»

Александр Левинтов

Schriftart:

Редактор Ирина Михайлова

Дизайнер обложки Роман Максишко

Издатель Максим Осовский

ISBN 978-5-0053-1991-3 (т. 4)

ISBN 978-5-0053-1985-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Александр Левинтов

Предисловие

В 2008 году вышел второй сборник стихов, «До и после». Вышел, потому что я остался очень недоволен первым, «Вокруг пустоты» – вокруг пустоты было пустовато, содержательно пустовато, очень мало меня самого. Второй сборник также не исчерпал ничего. Раздосадованный на себя, я стал копить на последнюю попытку.

И вот прошло шесть лет.

Эти шесть поэтических лет и составляют основу сборника «Последнее». Не знаю, сколько мне осталось еще жить и буду ли я еще писать стихи (старческие стихи – в этом есть что-то противоестественное), но если это произойдет, это будет «Fünf nach zwӧlf» – «Пять минут после двенадцати».

Сборник называется «Последнее» ещё и потому, что здесь собраны последние уцелевшие крохи моих архивов. Теперь сусеки и закрома пусты, и больше за душой ничего нет.

Заканчивается сборник несколькими либретто, написанными по заказу филадельфийского композитора Давида Финко. Я очень надеюсь, что он еще жив, но больше от него заказов не поступает уже несколько лет.

Наконец, «Последнее» оправдывается тем, что последняя тема – хмельная. Вино – единственное моё спасение от подступающей и непрерывной боли. Это – радость, что на короткий миг мучительные боли отступают и стихают…

Все последние годы мне помогает сохранять и оформлять написанное, ценность которого для меня, строго говоря, весьма сомнительна, мой брат Михаил. Я искренне благодарен ему за помощь и всю эту, нудную для меня, работу. Его воз гораздо тяжелее моего, потому что скучнее.

Хмельная поэзия

Конечно же, это – далеко не всё: многое разбросано по разным текстам, а основная масса вообще потеряна и даже не было попыток нажать save, но данная тема – заметное направление моих поэтических переживаний, и я решил собрать «хмельные» стихи в небольшой сборник. Это, надеюсь, никогда не будет дописано до конца и так и останется незаконченным, как останется недопитым вино в моём последнем бокале. Вот, что из этого вышло.

На станции Le Chatelard-Frontiere (Швейцария)

Я сижу под ливнем.
Белое вино.
Ничего не видно.
Я сижу давно.
Всюду заграница,
Всюду несвое.
Может, это снится,
Или жизнь поет.
Мне легко и чисто —
И не жаль, что жил.
Годы мчатся быстро,
Как под ветром пыль.
Сильно пахнут флоксы,
Облака бегут.
Утром будут росы.
Буду ли я тут?
Мох свисает с елей —
Видно, постарел.
Воды камни мелют.
В небе гром от стрел.
В Альпах все спокойно:
Грозы и вино.
Под дождем убойным
Я сижу давно.

Июль 2008

Совиньон в грозу

темно и страшно
и с неба хляби
сижу в домашнем
грозой расслаблен
а в небе пляшут
под гром стихии
здесь вам не наши
пишу стихи и
в стакане мокром
моя отрада
мы не просохнем
с такой отравой
мир существует
без доказательств
неоспоримо
за счет ругательств
пусть эта туча
пройдет – накатим
любовный случай
пройдет – тем паче
блестит в стакане
слеза Аллаха
нас не заманит
судьба монаха
и пусть последний
над нами грянет —
перекрестимся
как будто в Кане
на свадьбе пары
из Галилеи
заполним тару
вино лелея
что сам Спаситель
своей рукою
чудес не тратя
смешал с водою

Июль 2008

Холмы Божоле

Холмы Божоле —
Мне тепло от заката,
Поникшее солнце
В кудрявой листве,
Игривые гроздья
В кустах винограда
И плети лаванды
В минорной мольбе.
Покрыты носы
И дома терракотой,
На небе – небесно,
Земля – на земле,
И в мире – истома,
Раздумья, зевота,
И прошлые дали
Мерещатся мне.

Мне мнится ручьев
Голубое журчанье
И ветреный посвист
Сосновых ветвей,
Гремящий ущельем
Коротенький поезд,
И трав разноцветных
В лугах колыбель.

Мне мнятся огни
Развеселой долины,
Отели, шале,
Лабиринт Шамони.
Сквозь тонкую дымку
Хмельного стакана
Я вижу отныне
И призрак Монблана
В ночной вышине,
В серебристом отливе.

И мир мой покоен,
И небо открыто,
И стихли все боли,
И смерти не будет —
Я пью за здоровье
Холмов Божоле.

Июль 2008

Повод

И все потонуло в потоках и хлябях,
зависли над лесом плакучие пряди,
охвачены дрожью осенней пейзажи,
прося у стихии смиренно пощады.

И мир закружится в своих листопадах:
мне снова не спится. В безлунных парадах
мои привиденья беззвучной толпою
сомкнут хоровод над седой головою.

Теряются краски, желанья, надежды.
срываются маски, листва и одежды,
и ветер гоняет впотьмах пустоту,
и дождь обнажает вещей наготу.

А где-то – веселье, теплынь, беззаботность,
А где-то – гуляки, рванье, обормоты…
Опущен на дно серой тучи навечно,
Я горькую пью под дождем бесконечным.

Сентябрь 2008

Анакреон

Притихло море
далеко за горизонтом,
а на агоре
меж мной и Ксенофонтом
опять беседа
ни о чем, но вскоре
шмыгнула Леда.
Захлебнувшись в споре,
мы разругались
о ее прическе,
молчали дали,
так устав от сноски
на их просторы
и вмещенье дряни.
Прошли дозоры,
на доспехах глянец.
«Давай не будем» —
я сказал устало —
«сегодня будень,
ведь и мы – солдаты».
«Пошли в таверну» —
согласился сразу
приятель верный,
без сучка и сглазу.
Мы взяли больше,
чем того хотели,
и наши рожи
вмиг запотели.
«Ну, по последней» —
я сказал собрату:
«оно полезней,
коль выпить сразу».
И так, надравшись
до седьмого поту,
слегка обнявшись,
мы взяли ноту.
Кругом античность
и все такое,
а мы, напившись,
несем дурное.
Над нами боги
(не удивляться!)
уносят ноги:
чтоб не мараться.
И мы не знаем,
что будет время,
когда как знамя
потащут бремя
похмелья, пьянства
и безобразий —
вот окаянство,
скажи, Евхазий.
Я, впрочем, спутал
тебя с другими,
видать, заснули
они с бутылью.
Где Ксенофонт мой
и третий, лишний?
что звался Ноем —
пойдем, поищем?
иль лучше к девам,
Пока стоячи,
пошли налево,
к чертям собачьим?!
Победокурим —
быть может, завтра
мы все протухнем.
а вот и кварта:
давайте, друже,
нальем по первой!
Быть пьяным мужем,
лишь кружке верным
– вот это доблесть
и это слава!
а то, что проседь,
забудь, шалава!

Октябрь 2008

Бабье лето

Это пряно, это пьяно, бесшабашно.
И безбашенно гуляет хмель по ветру
Листопад – гуляка вечный нараспашку:
Ни вопросов, ни забот и ни ответов.

Я плыву по спелым листьям как по шпалам,
Потеряв года, и совесть, и усталость.
Я сегодня разойдусь – в большом и малом,
Раскаленный, как металла побежалость.

И поется, пьется – горько и неистово,
И свободно, и живешь слегка поэтом,
И приходит молодость исызнова —
Я наотмашь прошиваю бабье лето

Октябрь 2008

Миндальное шампанское

В холодной трезвости бокала
– всю горечь страсти и ночей:
я помню: сбросив покрывала,
ты бросилась в постель: «налей!»

И мы безумствовали… розы
шелками падали на пол,
нам не хватало слов и прозы,
вдали от суеты и зол.

В мутящей горечи напитка,
как в водопаде: всё потом.
и сердце – раскаленным слитком
пылало жертвенным огнем.

И вот опять: я вновь вливаю
холодный яд, сухой миндаль.
твоя улыбка где-то с краю,
и в синеве тумана даль.

Январь 2009

Зимняя пьянка

У снегопада
свои привычки
одна отрада —
снимать кавычки
с любой отравы
в руках отмычка,
а проще – штопор
нальем, ей богу,
немного шпротов
нам на подмогу
мети, поземка,
пока звереем,
наполним емкость
на страх евреям
а вот и сало
«привет из Крыма»
и чтоб немало
и лить не мимо
а хорошо бы
в пургу такую
немного воблы
под взвесь пивную
живем однако
совсем неплохо
почти Монако
для наших лохов
мне врач районный
ногою топал
марш похоронный
«уймись, пропойца,
ведь скоро сдохнешь»,
но я же горец,
рожден под Сходней…
да, «три семерки»
почти задаром,
а помнишь тёрки
над «солнцедаром»?
вот было время:
теперь – в проране,
и пьем, не меря
ногтем стаканы…
стихия стихла
и не закрыто
слетал бы мигом,
пока накрыто

март 2009

Перенедопитие

Утром проснусь,
Кофе опять желудёвый,
После вчерашнего – жуть,
И хер – такой хреновый.

На фиг тогда вставал?
Смотреть на себя уныло.
Жить еще не устал,
Но помирать – постыло.

Где-то остался рассол —
С него пронесет как надо.
Всё: добриваюсь, пошёл
Это не жизнь, а досада

Видеть всех вас разом —
С души воротит, однако,
Еду в маршрутке раком
До подземельного мрака

В глазах от вчерашнего сыпью,
Всё: дальше не шагу —
Если сейчас не выпью,
То тут же умру и лягу

Где-то там на работе
Кому я такой нужен?
На этой высокой ноте
Я просыпаюсь в луже

И снова тепло, как в маме,
Тихо и хрен, что видно,
Может, отмыться в бане?
Жизнь, вот, прошла – обидно…

Май 2009

Гроза позднего августа

с дальнего наветренного юга,
где пираты славные ночуют,
зародившись в адове тайфуна,
к нам пришла нахмуренная туча

и закрыла небо темнотою,
подгоревшая с насыщенного пода,
наковальню изготовив к бою,
нагоняя страху на природу

ветры зашумели, задрожали,
я – к стакану с терпким совиньоном…
мир исчез: и близости и дали,
с неба – пулемётные патроны

и дышать – так чисто и свободно,
и гремит разгневанное небо,
ливень – торопливою походкой,
я – вино закусываю хлебом.

пусть гремит над нами неустанно —
мы в могилах в тишине замолкнем,
а пока – божественно и странно:
мир в огнях и грохотанье мокнет.

мне кричать или летать охота,
рука плещет совиньон в избытке
будто исповедует кого-то
на электро-громодальной пытке

мне теперь безумно и пропойно,
снова юность, снова без оглядки,
снова с миром – брудершафт и войны,
и сухим, до полного, зарядка

август 2009

Октоберфест

Под грохот кружек,
в родном кружале,
мы пьём, не тужим.
В чуть сизом зале
плывут цитаты
и междометья,
по пять на брата
за многолетье.

Пусть темень ночи,
дневная серость
нас не морочат.
Хмельная спелость
пивов баварских
октоберфеста
и девок сладких
под вальсик-престо.

Шумит пивная,
горланя песни,
почти у рая
и круг наш тесен.
Тяжёлой думой
себя не муча,
чего ж не плюнуть
в работы кучу.

Октябрь 2009

Pinot Gridgio

седой как пепел,
и сушит нёбо,
прозрачен, светел,
как листья клёнов.
мой серебристый,
неприхотливый,
теки, неиствуй!
под бледной ивой
стихи слагаю,
хмельной от песен.
в сединах мая
под сыр как плесень
мы размышляем
о том, что было,
слагаем шлягер.
паникадило
в пьянящем храме
клубами мыслей
висит над нами
как воля вышней
и смелой силы…
мой Pinot Gridgio
приятель милый…

январь 2010

Ночь-1

Сладость боли, сладость грусти,
Слабость мыслей о прошедшем:
Вот глоток, который впустит
Вихрь иллюзий сумасшедших

Мне в ночном вине покойно —
Одиноко и свободно,
Где-то в Палестине знойной
Пастухи сидят при родах.

О высоком и великом
Растянулись на пол-мира,
как прическа Береники
Мысли старого сатира

Неба нет и горизонта —
Запертый в ночной квартире,
Я сижу перед иконой
В бесконечном тихом мире.

Ночь-2

Сладость боли, сладость грусти,
Слабость мыслей о прошедшем:
Вот глоток, который впустит
Вихрь иллюзий сумасшедших

Мне в ночном вине покойно —
Одиноко и свободно,
Пахнет кьянти летним зноем,
Виноградом беспородным.

О высоком и великом
Растянулись на пол-мира,
как прическа Береники
Мысли старого сатира

Неба нет и горизонта —
Запертый в ночной квартире,
Неспеша веду ремонты
Самого себя и мира.

Утомленные невзгоды,
Боли, годы и желанья —
Всё проходит, лишь свобода
Утром снится на прощанье.

Январь 2010

Ван Гог

Ван Гог, абсент
И кипарисины,
В плену общественных оков,
В бреду курчавом облаков
Любви исток и поиск истины
Среди жующих едоков.

Ван Гог, Винсент,
Под Арлем брошенный,
Дождем разбавленный абсент,
Иллюзий искреннее крошево.
Над виноградниками высится
Светило в тысячу ампер

Абсент, Ван Гог,
Цветы дальтоника
Табак, кабак, угрюмый бог,
И беспощадная буколика,
Хромой на все копыта, мишурный,
Париж больной и вечно вычурный,
Безухий странный человек.

февраль 2010

Последняя партизанская

Дружище, не спеши,
ты был лихой повеса,
неважно, кто придёт —
нас всё равно повесят,
давай же по одной,
в помин твоей души.

Наплюй на всё, приятель,
не предавайся грусти
неважно, что придёт —
нас всё равно не пустят,
нам больше не нальёт
ни чёрт и ни создатель

Такие брат, дела:
повырывают перья;
неважно, что нас ждёт —
нам всё равно не верят,
мы кончим под дождём —
так карта нам легла.

Февраль 2010

Фадо (Судьба)

На перекрёстке судьбы,
В свете ночных фонарей,
Брось якоря и мольбы,
Тихо в стакан свой налей
Мягкой отравы вина
И окунись в волшебство
До забытья и до дна
Громкого пенья фадо.
Вспомни все страсти свои,
Вспомни веселье и грусть,
Пусть под простые стихи
Дышит уставшая грудь.
И позабудь, что прошло,
Не вспоминай никогда
Памяти подлой назло
Перечеркни все года.
Гаснут в ночи фонари,
Вехами жизни – столбы,
Пой, не молчи, говори,
На перекрестке судьбы.

Март 2010

Ленинградский бутербродик

Четвертушка яйца, а под ним – маргарин,
А под ними – черняшка укромно,
Сверху килечка чистая скромно.
50 только грамм, расторопная Зин
Ни прольёт, ни обманет трудягу.
Принял, выдохнул и зажевал,
И на воздух, настоянный как сеновал,
Беломорину взяв для оттягу.
Кружка пива, как мартовский кот по утру,
Растекается жалобным мявом.
Труту окурок в асфальт говнодавом:
Эта жизнь мне дана по нутру.
Как «Аврора» мечта – по дворцам и чинам:
Всех пустить под откос и на воздух,
Распоясанный вытертый кожух,
Сел в трамвай. Эту жизнь никому не отдам.

Июнь 2010

Вагон-ресторан

Слегка покачивает пустоту
безлюдный ресторан-экспресс,
и прикрывает срамоту
вечно-зеленый русский лес.
Селёдка, водка, благодать,
окрошка, боже сохрани,
ни зги, темно, ядрёна мать,
чужие сны, не наши дни.
И мыслей томных рай-поток
бежит за ржавою луной,
ночной официант-пророк
затягивает в мир иной.
И всё спокойно, всё путём,
пусть на неведомым всегда,
сгорает прошлое огнём,
и жизнь – навечно и дотла.

Июнь 2010

В конце

наедине с собой
дорогой никуда
всему и всем – отбой
и к дьяволу года
немного вискаря
маслина на зубок
в исходе декабря
у всех седой висок
и впереди – ничто
и позади – нигде
закатных граммов сто
кругами по воде
не смерть увы страшна
а муки до неё
на всем моя вина
и жизнь горит огнём
налей еще налей
пусть ангелы трубят
остатки моих дней
на донышке лежат
и сколько ни крути
всему один конец
в неведомом пути
неведомый венец

июнь 2010

Вот и ливень

Вот и ливень – холодные струи,
мир грохочет, вскипает, смеётся,
где-то спряталось знойное солнце,
ветер кроны курчавит и крутит,
я вдыхаю заряженный воздух,
совиньон в запотевшем стакане,
я, наверно, и крепкое мог бы
в этой душной тропической бане.
по душе полощет душем
черти в небе и по лужам
лейся, мокни, упивайся,
отдыхай и расслабляйся:
Христа распяли —
гроза настала,
лило отменно,
но всё же мало;
и мир Потопа,
хмельные волны,
тонущий ропот,
смиренья полный,
я наливаю —
что остаётся?
асфальт отдраен,
но дождь вернётся:
под этим ливнем,
когда не знаем,
в чем укоризна
небес и Бога,
ворчащих в тучах,
еще немного
темней и круче —
настань, мгновенье!
вернись, эпоха!
прошли томленья
времен Еноха:
вот это шпарит,
вот это брызги!
какие страсти,
плевки и визги!
даёшь свободу
от чахлой астмы
не надо броду —
довольно кармы
я торжествую —
вино глотками
нещадно дую
как ветер знамя
и нет сомнений —
мы будем живы
считая пеньем
души прорывы,
а где-то радуг
резерв смиренный,
безумствуй, Свáрог,
мужик нетленный,
косой ли, трезвый,
ты понимаешь,
в стакан отменный
ты наливаешь:
я пью за счастье
быть в этом мире
пусть он нескладен,
важны не стили,
а эта буча
в душе и в небе,
и тучи круча;
куражась в стебе,
мы не уходим
и мы – в разгаре,
мгновенья вроде
и вновь – в угаре.

Август 2010

Херес

Небосвод высок и перист,
Дышит зноем летний Кадис,
Выпей, друг-товарищ, херес —
Креативный светлый кладезь.

Терракотовые краски,
С ароматом и горчиной,
Херес с нас срывает маски,
Полуправды и личины

В долголетнем «олорозо»
Горечь терпкая и мята
Как дорога де ла Росса
На Голгофу от Пилата.

Этот ритм Андалусиѝ,
Эти тонкие намёки,
Эти ночи в тёмно-синем,
Эти песни, эти строки

Херес дарит нам небрежно,
Пей, ликуй и наслаждайся!
Болеро, миндаль, таверна:
Сам бери и отдавайся…

Август 2010

Водка в деревне

скушно в деревне —
нешто водяру
вместо обедни
кушать на пару
под сыроежки
или картошку,
смиряя нежность
чуть понарошку
и рассуждая
о прочих и мире,
делах в их Китае
или в Кашмире
одно всё и то же
и ежедневно:
спитые рожи
от водовки блéдны
и так – годами
в любой погоде,
к такой-то маме
и к папе вроде,
в стакане – смыслы,
в бутылке – совесть,
на горке Лысой
вся наша кόрысть,
в деревне скушно,
смурнό и тошно,
и водку кушать
совсем несложно.

Август 2010

Французское шампанское

Вдова Клико, Дон Периньон,
все остальные – самозванцы;
ловите счастье – ваши шансы
хранит заветный бутыльон.
Под поцелуй и сухофрукты,
Под синий сыр, туман во взгляде
Мы пьём в кафе лазурной бухты
На фоне чистой водной глади
И ум туманится мечтами,
И жизнь опять – легка и внятна,
Мы шлём восторги милой даме,
И брызги оставляют пятна
На наших грёзах и мечтаньях,
Салфетках белых и манжетах,
На наших солнечных катаньях,
На жизни, нами же воспетой.

Август 2010

В пивной

Пиво. Шальными глотками
горечь вливаю в себя,
пенного зелья цунами
тушат остатки огня…
дружеские разговоры,
горы костей, шелухи,
брызги от струй за забором,
пьяных стихий чепуха…
здесь утихает усталость
от суеты и от дел,
кружка – простейшая малость
службой натруженных тел…
пиво – релакс и отрада,
будней законный исход,
«выпил – и что ещё надо?» —
чешет в затылке народ…
шайбы, голы или сплетни,
скромный мужской выпендрёж,
как и всегда, как намедни —
зрелость, старьё, молодёжь…
жизнь протекает под пиво,
под анекдоты и трёп,
годы летят шаловливо,
пиво смывает с нас пот…

сентябрь 2010

Прогул

соблюдая чинно учебный устав,
взамен отменённых лекций,
очень довольный, ничуть не устав,
прикупив креветок и специй,

я сижу в окруженьи холодных пив,
в комфортной близости от унитаза,
наслаждаюсь, того и другого испив,
избегая кривого домашнего сглаза

бабье лето щекочет простором полей,
опустевших от нош урожая,
я себе подаю команды «налей!»
как Адам неженатого Рая

тихо ветер листает страницы моих
незаконченных писем и песен,
я кайфую с природой: у нас на двоих
есть, что пить – этот мир нам не тесен

отдыхает душа, ни по ком не скорбя,
отдыхает и грешное тело,
гаснет солнце вдали, будто угли огня,
и покойную зόрю пропело

Отдыхай, может быть, навсегда отдыхай —
Твои годы давно уж пропеты,
Отзвенел твой далёкий, как нé бывший май,
И кончается старость поэта.

сентябрь 2010

Последний глоток

В глухую темень
из сновидений
в дурном недуге
с вином как с другом
и лишь под утро
покой и мутно
встает с рассветом
судьбой отмечен
свинцом налитый
мой кайф испитый
и день – как в дрёме
арканом пойман
арканом боли
капканом доли
я погружаюсь
в кошмар и каюсь
дороги нету —
совсем отпетый
и со святыми
для нас чужими
ты мне пропой
за упокой

осень 2010

Самогон

Свет вечерний тихо льётся из окон:
вся деревня смирно варит самогон,
от стеклянной тары – тонкий перезвон,
в каждом аппарате – смачный самогон,
до икоты-рвоты пьянство, крик да стон
веселит и дурит в стельку самогон,
наш народ неистов, крут, неугомон,
правит им не воля – только самогон,
с перегаром в споре первый перегон,
по деревне нашей бродит самогон

осень 2010

Шерри

Андалусѝя: даже зимой
солнце и ветер, соли и зной,
мне одиноко и горько с тобой,
прекрасное фино

песни на ветер, строки впустую,
я в одиночестве слова ночую,
мягко стекают рифмами струи
винà из-под флёра

где-то молитвы вкрадчивый шелест,
спит утомленный безделием Херес,
я продвигаюсь ощупью через
волны волшебного яда

в гордых аккордах пьяного шторма
всё открывается, всё мне возможно,
строится стройный неистовый космос
в бокале холодного шерри

март 2012

Чуть отставая от мелодии (на мелодию «Мекки-Мессер»)

на пожарке нынче пьянка,
веселится весь Тироль:
души пьяных наизнанку,
каждый сам себе король,
оркестранты до упаду
хлещут пиво и поют,
значит, так тому и надо —
всей компании «салют!»
в гетрах, в шортах – это ж праздник,
в шляпах горных егерей,
каждый – баловник-проказник
и друг с другом неразлей
«эй, подруга, наливай ка!»
от колбасок пыл и пар,
на пожарной таратайке
с милкой тешится гусар

август 2012

Муллер из Аоста Вале

строго, с мускатной нотой,
и чтоб пот на холодном стекле,
где-нибудь над Аостой,
в утренней зыбкой мгле,
вино пьется на слух,
под звон тонких бокалов,
лучше всего – двух,
главное – чтоб не мало,
тут же – глоток капуччино:
жизнь удалась на славу,
артишок подойдет по чину
и лучок на шпажонке по праву,
я сочиняю стих
вином, входящим в глотку,
ветер ещё не стих
в мозгах от вчерашней водки,
ровно текут мечты
проснуться когда-нибудь трезвым,
сегодня с судьбою на ты,
поскольку познанья древо
тебе теперь не указ,
и лучше питаться фигой,
висящей в метре как раз
от винопитного мига,
муллер прозрачен и сух,
словно слова пророка,
в нем – необъятный дух,
спокойный и чистый без срока,
утро уходит в тень,
плавится жар над дорогой:
так проходит мой день,
которых осталось немного…

июль 2012

Ночная гроза

со Средиземного
черною тучею
в молниях, громах,
судьбой неминучею,
я на пороге,
блаженно-расслабленный,
не выпускаю
стакан охлажденного,
если от вспышки
сгорю – то-то радости,
что не в мучениях,
быстро и весело,
только б глоток
перед этим увесистей,
счастье, вот счастье —
гроза среди полночи!
хлещут по травам,
по мне водопадами
струи прохладные;
бутылку последнюю
я допиваю в слезах,
с благодарностью
Богу, пославшему
это забвение

август 2012

Пивная коммунистическая ностальгия

мы надрывали пузыри
бесхозным «колосом ячменным»,
а вот теперь – лишь козырни! —
сосём баварское отменно
за что страдали, мужики?!
кровь проливали старики?!
и жёны костерили нас
из-под Жванецкого «Авас»?!
сначала – рачья шелуха,
а с нею – воблы чешуя,
потом – креветок чепуха,
а после – просто ни хуя;
за что же пострадали мы,
России верные сыны,
явь поменявшие на сны,
пусть и не звери, но скоты?
и пиво мощною рекой
зовет нас немощных на бой
за ЭКГ и геморрой,
за мрамор тяжкий над собой;
и есть, что вспомнить сквозь склероз:
про миллионы алых роз,
про опустевшую казну
и про пропитую страну…

октябрь 2012