Buch lesen: «Край дня Риты», Seite 3

– Не надо, мэм! – Продавец почти плакал. – У нас сегодня скидки и двадцати долларов более чем достаточно…

– Тогда я заплачу три доллара карточкой.

– Спасибо мэм, – он смотрел на меня глазами собаки, которая не понимает по какой причине её сейчас будет бить человек, – двадцати долларов достаточно! Мне надо на полчаса закрыть магазин…

– Все понятно. Я вам не нравлюсь как покупатель! А если я ещё хочу купить… мяса…

– Мэм…

Я очнулась. В ушах вдруг зазвенело. Я услышала шум с улицы и то, как капает вода в мойку за прилавком.

– Да, спасибо… Извините.

Я повернулась на каблуках и аккуратно обойдя лужу наблеванного итальянской мамашей, вышла из лавки. Прозвенел колокольчик и на меня опять обрушилось беспамятство.

Очнулась я у двери, в которую вместо ключа тыкала свертком мяса. Очевидно я делала это достаточно долго, бумага свертка уже порвалась и светлая дверь вокруг металлической личины замка блестела от мясного сока. “Хорошо, что это была кошерная говядина”, – подумала я и положила сверток на пол у двери, поставила на него сумку и порывшись нашла в ней ключ.

Заходя в дверь я наступила на мясо, который раз за день едва не грохнулась, подвернув ногу. После того как я уже захлопнула дверь мне пришло в голову, что соседи удивятся и им не очень понравиться кусок мяса в растрепанной бумаге под моей дверью. Особенно если они выйдут со своей аккуратно одетой девочкой.

Я открыла дверь, подцепила мятый кусок говядины и не раздеваясь поковыляла на кухню. Сначала я хотела кинуть истерзанный сверток в мусор. Вдруг мне в голову пришла странная мысль. Ведь это тот самый кусок, за которым я послала Фила и я просто обязана его съесть. Сил уже не было и я сунула его в холодильник, решив что сделаю это завтра утром.

Я доковыляла до кровати, цепляя по дороге распахнутым пальто всякие мелочи и опрокидывая их на пол. В спальне, не раздеваясь я прилегла на кровать, запахнула поплотнее полы пальто и провалилась в сон. Последняя мысль была до предела глупая: “Как хорошо, что мне не надо никому звонить и предупреждать, что завтра не приду на работу. Я сама себе хозяйка…”.

Ночью, уже перед рассветом, я на секунду очнулась от того, что безумно замерзла. С трудом натянула на себя одеяло и опять провалилась в яму сна.

Рита, 7

Утро. На мне пижама. Как и когда я смогла снять пальто? И переодеться.

Тишина. Фила нет, будильника нет. Нет ничего.

Есть только кусок говядины в истерзанном бумажном пакете с отпечатком моего ботинка… Я повернулась к окну и сквозь полуприкрытые веки увидела силуэт стоящего у окна Фила.

И тотчас возопили грёбанные Бивес, Батхед… и Шер. Господи!

Среди моих покупательниц было много полусумасшедших домохозяек, покупавших у меня косметику исключительно для того, чтобы после был повод ходить и рассказывать о невероятных случаях и совпадениях, которые приключались с ними два-три раза в неделю. Я поборола свое отвращение к ним только тогда, когда поняла, что это всего лишь желание чтобы к ним кто-нибудь прислушался и пожалел. Все они были вдовы и это сумасшествие случилось с ними после того, как они потеряли мужей.

Я натянула на голову одеяло, зажала уши подушкой и пыталась себя уговорить, что это всего лишь продолжение сна. И Шер, и силуэт Фила у окна. Я больше всего испугалась сойти с ума. Как выключают свет. Щёлк!! И тьма безумия.

Ну не мучай меня, Господи! Я же вчера сама расколошматила этот дурацкий будильник! Его нет!!! Чернота и тишина – это самое главное, что мне сейчас нужно! Боже, Боже, Боже… Если мы договоримся, Господи, ты будешь самым добрым и хорошим богом на свете! Я беззвучно завыла, вцепилась в подушку зубами и крепко, до боли, закрыла глаза.

Надо собраться и отогнать от себя это безумное видение. Я не хочу и не стану превращаться в ещё одну сумасшедшую распространительницу косметики.

Бивес и Батхед затихли. Я аккуратно стянула одеяло с головы.

Фил, как обычно, сидел на кровати, допивал утренний коктейль таблеток и смотрел в сторону окна. Я прикрыла глаза рукой, досчитала до десяти и открыла глаза. Фил опять стоял у окна. Может, опознание в полицейском морге действительно было сном?

“Новый день”, – сказал Фил. Это произвело на меня впечатление, как стакана виски, который я когда-то случайно опрокинула в колледже, на вечеринке. В голове что-то загорелось, взорвалось, кровь бросилась к затылку, сердце бешено застучало и у меня закололо в глазах.

Фил, 8

Рита сидела на кровати и как-то странно на меня смотрела. Проснувшись она обычно сонная, мягкая, а тут мне показалось, что передо мной застывший восковый манекен. Безжизненный, с идеальной кожей и зафиксированными лаком ресницами. Это бы было действительно так, если бы не всклокоченная после сна грива волос. Хотя именно копна волос придавала этой восковой фигуре черты гениальности вылепившего её мастера.

– Десять утра. Ты будешь завтракать? – Я задал вопрос механически, только потому, что я хотел хоть как-то разрядить непонятное для меня молчание. Её ладони были засунуты в подмышки, как будто он страшно замерзла. Глаза блестели, как при лихорадке и наполнены какой-то непонятной мне болью. Захотелось её согреть, уложить, укутать одеялом, дать аспирина. Я протянул руку, чтобы потрогать не горячий ли у неё лоб. Но Рита как-то слишком быстро отшатнулась от моей руки, ещё плотнее прижала ладони к телу и напрягла шею, прижав подбородок к ключицам. Это выглядело неестественно, как судорога перед каким-то припадком в котором мышцы у больного напрягаются так, что он сам может сломать себе руку или ногу. Я протянул руку снова. Она оттолкнулась ногами от пола и отлетела почти к середине кровати.

– Плохой сон? – Я постарался произнести это как можно беспечнее и на секунду передо мной мелькнуло детское воспоминание о последнем посещении тети Лизи в онкологическом отделении. Пока тётя была ещё в сознании, навещая её все родственники старались преувеличенно бодро делать вид, что чудо исцеления – это вопрос дня-двух. Максимум недели. А мы все здесь помогаем ей мило коротать время до его неизбежного прихода в её больничную палату.

– Может тебе принести кофе и тосты в постель? Или ты хочешь булочки с маслом и с джемом?

– М… – Рита произнесла это так невнятно, что-то вроде “Может быть”.

– Прости, я не расслышал. Тебе булочки с маслом или с джемом?

– Мя-со… В холодильнике… Посмотри, я вчера принесла мясо…

Рита, 9

– Если ты так хочешь, – Фил растерянно пожал плечами и пошлёпал тапками на кухню.

Как только он скрылся за дверью спальни, я откинулась и наконец-то полной грудью вдохнула воздух и беззвучно заплакала. Из кухни донесся стук поставленного на плиту чайника. Фил, от чего-то, не любил ни электрических чайников, ни кофемашин. А потом его голос:

– Рита! В холодильнике нет мяса! Ты сунула его в морозилку?! Рита-а-а-а! И в морозилке нет мяса! – Голос Фила приближался, а я так и не успела принять ни одной из его таблеток.

Когда он появился на пороге, я панически пыталась найти предлог, чтобы отправить его на кухню ещё раз. И попытаться принять его чертовы таблетки от депрессии. Сразу штук тридцать, или сорок. Чтобы наверняка избавиться от этого наваждения.

– Рита, там нет ни каких отбивных. Может, ты что-то напутала?

– Я ни-че-го не на-пу-та-ла!!! – Я уже не могла себя контролировать. Ярость разливалась во мне как раскаленное масло. – Если ты идиот, и не можешь найти на нижней полке холодильника пары отбивных, завернутых в мятую полосатую бумагу, то нам не стоит больше жить вместе! Или ты успел выбросить в мусорное ведро два прекрасных куска мяса, которые мне подарили в лавке на… на… стрит! Идиот! Я не хочу жрать твои тосты! Пить кофе сорта превратившегося ещё в девяносто восьмом в помои для “Армии спасения”! И джем, который хоть и называется “Как у мамы”, но в нем столько консервантов, что твоя гребаная мама точно работает на заводе по производству химического оружия! И, блядь, натяхивает со своих сальных и вонючих волос радиоактивной грязи в банку!!!

– Рита…

– Заткнись! Я сама пойду и проверю, где этот долбаный кусок мяса! И перед тем, как его приготовить, отобью его об твою вонючую рожу! Может это не сделает его мягче, но есть его я буду с большим удовольствием, чем просто кусок мяса принесенный… миссис.. мисс Коллинз. А пока, вот! – Я метнулась к прикроватной тумбочке, схватила будильник, по пути опрокинув стакан из которого Фил запивает свои чертовы таблетки, и с размаху швырнула его в окно.

Будильник пробил стекло, осколки со звоном посыпалось на улицу. Я уже не боялась Фила. У меня была цель, как можно быстрее попасть на кухню, найти замызганный сверток с говядиной и убедиться, что я не схожу с ума.

Я рванула на кухню так, как не бегала в школе, на уроках физкультуры, когда ещё хотела доказать, что я самая быстрая девочка в классе на которую, а не на Бэкки Милвилл, с её салонной прической и скобками на зубах, стоит обращать внимание мальчикам.

Я первая добежала до холодильника. Фил остановился в одном шаге, готовый схватить меня. Я почти оторвала дверцу, рванув её на себя двумя руками.

На нижней стеклянной полке мяса не было, Как не было никаких следов, который должны были остаться от подтекающего, истерзанного пакета. Я грохнулась на колени так, что услышала их стук об пол, но не почувствовала боли от удара о кафель. Как слепая я наощупь зашарила по нижней полке двумя руками, пытаясь найти хоть малейшую каплю, малейший потек, который говорил бы о пропавшем куске мяса. Фил опасливо склонился надо мной.

– Рита…

Я стала вышвыривать с полок банки, коробки и бутылки, которые там стояли с незапамятных времён. Молоко смешивалось с соком, хрустнула упаковка с высохшим зеленым салатом, растекались разбитые о пол яйца… Я уже была уверена в том, что мяса нет, но с мстительным удовольствием продолжила опустошила холодильник на пол. Ниже колен моя пижама промокла от соусов и прилипла к ногами. Я чуть отодвинулась и распахнула морозильный шкаф. На пол полетели какие-то заиндевевшие пакеты, брикет мороженого, старая пицца. Все то, что я так давно собиралась выкинуть, но так и не собралась.

– Говори, гад, куда ты дел мое мясо!? Ты спустил его в измельчитель для мусора!? Сейчас проверим! – Фил робко попытался меня остановить. Но я ловко проскочила под его рукой, метнулась к мойке, распахнула её и стала двумя руками выламывать измельчитель. Мне пришлось упереться ногами в цоколь шкафа и рвать трубу что есть сил. Наконец мне удалось вырвать какую-то железяку. Я вскочила на ноги с желанием ударь ей Фила. Но подскользнулась и рухнула в продукты выброшенные на пол. Я барахталась в них, резала руки и колени об осколки стекла и постепенно затихала.

Фил стол надо мной на корточках. Одной рукой он пытался неловко прижать мои бьющиеся руки и ноги, а другой – гладил меня по испачканной майонезом и желе голове.

Фил поднял меня, грязную и изрезанную. На руках отнес в спальню. Я уже не плакала, а тихо, без слез, выла, как когда-то выла собака моей бабушки которой случайно перебили дверью позвоночник.

Фил положил меня на кровать, прикрыл одеялом, контролируя и придерживая левой рукой. Он аккуратно поднял мою голову, подложил и подоткнул под неё подушку. Потянулся всем телом к своей тумбочке. В руке у него была маленькая бутылка с водой и пластиковый пузырек с таблетками.

– Рита, выпей таблетку, – он поднес её к моим губам, – не надо, не выплевывай, тебе станет легче.

Он гладил меня по голове, я всхлипнула и маленькая пилюлька предательски проскочила мне на корень языка. Фил быстро поднес к губам открытую бутылку с водой.

Он сидел со мной до тех пор, пока по всему моему телу не разлилась расслабляющая розовая истома.

– Не уходи никуда, я сейчас принесу губку и пластырь – ты сильно порезалась. Он ушел, а я, покачиваясь на мягких волнах, поплыла куда-то в сторону большого разбитого окна.

Кажется, я заснула.

Фил, 10

Рита затихла. Ещё пара минут и она опуститься в это странное, туманное забытьё, в которое я нырял при помощи этих замечательных таблеток, когда мне становилось уж совсем муторно и тошно. Что-то с ней случилось, но почему? Она вчера пришла домой абсолютно спокойная и даже веселая.

По полу из кухни тянулись наши грязные следы. Надо бы прибраться, но как оставить её одну? В ванной я перетряхнул шкафчик над умывальником, нашел перекись водорода, пластырь, губку и свой несессер с бритвенными принадлежностями. Но на кухню все таки пришлось пойти, за глубокой фарфоровой миской, которую подарила мама Риты. Чайник свистел и плевался кипятком. Я выключил газ, вылил вскипевшую воду в миску, подобрал с пола пластиковую бутылку с водой, не раздавленную Ритой, сунул её в подмышку. С дымящейся паром миской на разделочной доске я пошел в спальню.

Рита дремала. Я поставил горячую воду у кровати. Из зияющего отверстия, пробитого будильником, с спальню текла струя холодного зимнего ветра и сдувала пар с миски. Воздух комнате был холодный, пах свежими выхлопными газами и неизвестно откуда приблудившимся угольным дымком. Я открыл бутылку и разбавил кипяток. Вывалил на тумбочку прихваченное мной из ванной, а сам пошел посмотреть, нельзя ли заткнуть пробоину диванной подушкой.

У окна я не удержался и глянул вниз. На нашей улочке прибавилось следов. Мир продолжал меняться. Прямо под окнами валялся выброшенный Ритой будильник, у арки выхода из тупичка прибавилось окурков. В пару старому “Олдсмобилю” появился припаркованный в пятидесяти метрах «Кадиллак» 70-х, с разбитым задним фонарем и помятым багажником. Невесть каким ветром занесенный реквизит, который сделал наш квартал похожим на декорацию к “Французскому связному”, перенесенному в Нью-Йорк и приправленному свежим снегом. Подушка от дивана никак не хотела твердо стоять у разбитого окна. Я вспомнил, что у меня в кабинете есть скотч. Я прислушался. Ни звука. Рита дремала и я на цыпочках сбегал к себе и принес большой серебристый рулон липкой ленты. По дороге я подобрал телефонную трубку, быстро нашел в телефонном справочнике стекольщика и попросил менеджера срочно прислать рабочего.

Со скотчем дело пошло на лад и дуть от окна стало заметно меньше. Я уперся руками в подушку – стекло предательски треснуло, Рита зашевелилась. Я обернулся.

– Чтобы не дуло. На улице снег. Я вызвал стекольщика, они обещали приехать сегодня и замерить стекло, а пока нам придется немного померзнуть. Давай я тебя помою и заклею раны.

Я пошел к ней, намочил в миске губку, откинул одеяло с ног и начал ее протирать, смазывая раны перекисью и заклеивая их пластырем. Пару раз губка цеплялась за торчащий из раны кусочек стекла, я брал из своих бритвенных принадлежностей пинцет и доставал из раны маленькие острые осколки. Рита во время этих процедур дергалась и кусала распухшую нижнюю губу. Дольше всего пришлось повозиться с осколком попавшим в пятку. Я даже немного подрезал слегка огрубевшую кожу опасной бритвой, а Рита – закусила подушку зубами. Наконец всё было закончено, порезы и раны на коленях, пятке, ладонях и локотях были продезинфицированны и слегка кровоточили под пластырем.

– Дай лосьон. У меня на столике, – Рита указала пальцем в сторону своей ванной, – в зеленой бутылочке. И принеси новое постельное бельё.

Я посмотрел на жену, в расширенных зрачках которой плавали серые облачка транквилизатора. Там я увидел что-то странное, потустороннее и испугался. Я отвёл взгляд, но отчего-то мне снова захотелось посмотреть ей в глаза, но уже глубже и дольше.

– Да, сейчас, – я быстро собрал все, что у меня было на тумбочке. Сунул в карман бутылочку с транквилизатором, упаковки антидепрессантов и свои бритвенные принадлежности.

– Ты чего? – Вдруг улыбнулась Рита распухшими и обкусанными губами.

– На всякий случай.

– Брось, я уже в порядке. Дай ещё одну таблеточку, хочу поспать.

– Обещали прислать стекольщика…

– Я помню. Меня это не смутит. Достань ширму.

Я вытащил ширму, поставил её прикрыв кровать от окна, вытряхнул из бутылочки ещё одну таблетку и положил её Рите на язык.

– Как в колледже… – пробормотала любимая, натянула окровавленное одеяло до подбородка и прикрыла глаза.