Buch lesen: «Россия – Украина: забытые и искаженные страницы истории»

Памяти всех убитых и сожжённых героев и мучеников, 1025-летию принятия Христианства на Руси, 70-летию Великой Победы над фашизмом, 200-летию великого украинского и русского гуманиста Т. Г. Шевченко – знаковым событиям горькой и славной истории многострадальных славянских народов, с твёрдой верой в нерушимую дружбу России и Украины, а также всем моим детям и внукам – настоящим и будущим, посвящается эта книга.

От автора

События последних лет, происходящие в современном мире, в первую очередь – отношения между Россией и Украиной, не могут не волновать современного человека, независимо от национальности, вероисповедания и места проживания.

Как никогда, актуальны сегодня слова призыва Рассела – Эйнштейна, который был составлен Бертраном Расселом в июле 1955 года и подписан Эйнштейном за несколько дней до смерти. Этот призыв указывает на опасность, которую представляет для человечества фашизм и термоядерное оружие. В нём, в частности, говорится: “Мы можем, если захотим, пойти по пути счастья, знания и разума. Неужели всему этому мы предпочтём смерть, потому что мы не можем забыть наших ссор? Мы обращаемся как люди к людям: помните, что вы относитесь к человеческому роду, и забудьте всё остальное. Если вы сможете сделать это, вам открыт путь к новому счастью; если не сможете, вам грозит опасность всеобщего уничтожения” (Цит. по: Полинг Лайнус. Не бывать войне! – М.: ИИЛ, 1960. – C.180–181).

Сегодня, в преддверии весьма вероятного перерастания “холодной” российско-украинской (при активном участии США и Западной Европы) войны в (не дай Бог!) “горячую”, и приближающегося 30-летия планетарной Чернобыльской катастрофы (по твёрдому мнению автора, взрыва ядерного реактора с выбросом в биосферу Земли миллиардов кюри), эти слова абсолютно точно отображают ситуацию растущего на планете риска возрождения фашизма и ядерного риска. Об этом, в частности, говорится, в недавно написанной и изданной автором книге “Жизнь под знаком ядерного риска” (М.: “Пик”, 2010).

С небывалой остротой для современного социума встаёт сегодня вопрос: способен ли Homo Sapiens осмысливать трагические уроки прошлого во имя спасения жизней своих детей и внуков? Это невозможно, если самым серьёзным образом не анализировать эти уроки, начиная с Крещения Киевской Руси святым князем Владимиром в 988 году. Именно об этом свидетельствуют нынешние украинские события. Именно об этом пытался написать автор настоящего труда: украинский еврей, родившийся в России, прах родителей, сестры и родственников которого покоится в украинской земле, ветеран атомной отрасли, лауреат Международной премии “Звезда Чернобыля” за 2012 год, член Российского Союза писателей, ликвидатор Чернобыльской катастрофы в 1986–1987 гг. Не являясь профессионалом-историком, автор книги, будучи убеждённым сторонником нерушимой российско-украинской дружбы, пишет о том, о чём, по его твёрдому мнению, молчать сегодня недопустимо.

Автор с сыновней любовью вспоминает своих покойных родителей: Ивана Евдокимовича и Бетю Абрамовну Глущенко, больших знатоков украинской истории и культуры, твёрдых сторонников нерушимой дружбы народов Украины и России, огромная библиотека которых явилась основой для написания настоящей книги.

Автор очень признателен старейшему депутату Совета Федерации РФ, бывшему Председателю Совета министров СССР и премьер-министру РФ Николаю Ивановичу Рыжкову за сделанные им замечания по структуре рукописи книги.

Наиболее важные замечания с авторскими комментариями приводятся по ходу изложения текста книги.

Следуя стилю своего духовного и литературного наставника Александра Исаевича Солженицына, явившегося инициатором написания его чернобыльской тетралогии “Красно-Жёлтое Колесо”, автор посчитал целесообразным сократить первую часть своей книги до сжатого изложения основных фактов русско-украинской истории. Такой стиль принят А.И. Солженицыным при написании его фундаментального романа-эпопеи “Красное Колесо”. Автору он кажется правильным, и в тексте своей книги он неоднократно ссылается на соответствующие разделы “Красного Колеса”. Исходный текст сокращён в большей или меньшей степени, в зависимости от степени его важности для книги в целом.

А. И. Глущенко

Вводная историческая часть

1. Возникновение Киевской Руси и её крещение

Следуя своему неизменному принципу, реализованному в семи предыдущих книгах: быть, по возможности, нейтральным и опираться на заслуживающие доверия факты и документы, автор предпочитает начать свою книгу с весьма авторитетного для современной Украины источника – книги известного украинского историка М.С. Грушевского, бывшего, к тому же, в начале ХХ века авторитетным членом всеукраинской Директории, а также профессором в Львовском университете. Она написана на украинском языке и называется “Iлюстрована Iсторiя Украiни” (Киiв-Львiв, 1913). Поскольку автор слабо владеет украинским языком, он приносит извинения (будущим) читателям своей книги за возможные неточности в процессе перевода с украинского на русский язык. Наиболее любознательным читателям, желающим уяснить смысл термина “русско-украинское двуединство”, автор рекомендует обратиться к его же книге “К истории русского двуединства: от Александра I до Владимира Путина (1812–2012 гг.) – духовно-нравственные аспекты” (Дятьково, 2013). Неизменная позиция автора состоит в том, что украинская и русская история теснейшим образом переплетены друг с другом на протяжении многих веков. Именно это утверждение и составляет основу книги, предлагаемой вниманию читателя.

Итак, выдержка из первой части книги М.С. Грушевского “История Украины” (авт. пер. с укр.): “До основания украинской державы” (С.9 и далее):

“1. Про историю и предисторическую жизнь. История самим словом своим означает “разведывание, сказание, повествование” (от греческого корня “сказ”, как наше “сказать, сказание”), а применялось оно ко всему для сказания про минувшее своего края и народа. Такие сказания сначала держались устной памятью. Поскольку память людская не держит хорошо событий дольше, чем два-три поколения, а дальше начинает мешать, если её сказание намеренно не переведено в какую-либо форму, например, в песню или в стихи, предназначенные для запоминания. На более надёжный грунт встали те сказания, которые могли опереться на давнишние записи о прошедших делах, особенно, если эти записи делались их участниками, теми, которые сами эти события переживали. С помощью таких давних записей и сказаний стало возможным передавать память о событиях через долгий ряд поколений неизменённой и чистой. Старшие исторические работы служили основой для позднейших; новые историки, перенимая от старших, добавляли к ним сказания о делах позднейших, и если бы не было перерывов и пропусков в этой работе, то история шла и развивалась бы непрерывной цепью, рассказывая обо всех временах полно и подробно. Однако на деле это никогда не обходилось без пропусков и перерывов. Часто пропадали и старые записи, и старые исторические сказания, да и у разных народов по-разному начиналась и письменность, и переписывание сказаний о событиях, и поэтому не у всех народов история одинаково давняя и одинаково полная.

В наших краях письменность начала распространяться перед 1000-м годом от Рождества Христова, когда начало распространяться Христианство. С того времени могли уже быть разные записи, а потом в этих записках ещё и использованы сказания про давнишнюю жизнь в наших краях; однако события с X века (с 900–1000 годов) больше описаны по памяти…”

Отдав дань уважения выдающемуся украинскому историку и общественно-политическому деятелю, перейдём к краткому изложению мнений наиболее авторитетных историков разных времён (по российским изданиям).

Из фундаментального труда известного русского и украинского историка Н.И. Костомарова “Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей” (Репринтное воспроизведение издания 1873–1888 гг., осуществлённого в 7 выпусках). “Первый отдел: Господство Дома Св. Владимира. Вып. 1: X – XIV столетия” (СПб., 1873. – С.1)”:

“Князь Владимир Святой.

…С достоверностью можно сказать, что, подобно всем северным европейским народам, – перешли к нам как понятия юридические и государственные, так и начала умственной и литературной деятельности. Принятие христианства было переворотом, и русский только с христианством получил действительные и прочные основы для дальнейшей выработки гражданской и государственной жизни, основ, без которых собственно для народа нет истории. С давних времён восточная половина нынешней Европейской России была населена народами племени чудского и тюркского, а в западной половине, кроме народов литовского и чудского племени, примыкавших своими поселениями к литовскому побережью, жили славяне под разными местными названиями, держась берегов рек: Западной Двины, Волхова, Днепра, Припяти, Сожи, Горыни, Стыри, Случи, Буга, Днестра, Сулы, Десны, Оки с их притоками. Они жили небольшими общинами, которые имели своё средоточие в городах – укреплённых пунктах защиты, народных собраний и управления. Никаких установлений, связующих между собой племена, не было. Признаков государственной жизни мы не замечаем. Славянорусские племена управлялись своими князьками, вели между собою мелкие войны и не в состоянии были охранять себя взаимно и общими силами против иноплеменников, а потому часто были покоряемы…

…Такой варварский склад общественной жизни изменяется с принятием христианской религии, с которою из Византии – самой образованной в те времена державы – перешли к нам как понятия юридические и государственные, так и начала умственной и литературной деятельности. Принятие христианства было переворотом, обновившим и оживотворившим Русь и указавшим ей историческую дорогу (выделено мной – А. Г.).

Этот переворот совершён Владимиром, получившим название Святого, человеком великим по своему времени. К сожалению, жизнь его нам мало известна в подробностях, и летописи, сообщающие его историю, передают немало таких черт, в достоверности которых можно скорее сомневаться, чем принимать их на веру. Откидывая в сторону всё, что может подвергаться сомнению, мы ограничимся короткими сведениями, которые, при всей своей скудости, всё-таки достаточно показывают чрезвычайную важность значения Владимира в русской истории.

В 988 году Владимир принял христианство… Достоверно только то, что Владимир крестился и в то же время вступил в брак с греческою царевною Анною, сестрой императоров Василия и Константина. Крещение его по всем вероятиям происходило в Корсуне, или Херсонесе, греческом городе на юго-западном берегу Крыма; и оттуда Владимир привёз в Киев первых духовных и необходимые принадлежности для христианского богослужения. В Киеве он крестил своих сыновей и народ. Жители без явного противодействия крестились в Днепре, отчасти потому, что в самом Киеве уже значительно распространено было христианство, и христиане не составляли там незначительного меньшинства, а более всего оттого, что у русских язычников не было жреческого сословия, которое бы разъяснило народу преступность такого переворота с языческой точки зрения и возбуждало бы толпу к сопротивлению. Владимир деятельно занимался распространением веры, крестил народ по землям, подвластным ему, строил церкви, назначал духовных. В самом Киеве он построил церковь Св. Василия и церковь Богородицы, так называемую “Десятинную”, названную так оттого, что князь назначил на содержание этой церкви и духовенства её десятую часть княжеских доходов. Для прочного укрепления новопринятой веры Владимир вознамерился распространить книжное просвещение, и с этой целью в Киеве и в других городах приказал отбирать у значительных домохозяев детей и отдавать их в обучение грамоте. Таким образом, на Руси, в каких-нибудь лет двадцать, возросло число людей, по уровню своих понятий и по кругозору своих сведений, далеко шагнувших вперёд от того состояния, в каком находились их родители; эти люди стали не только основателями христианского общества на Руси, но также проводниками переходившей вместе с религией образованности, борцами за начала государственные и гражданские. Эта одна черта уже показывает во Владимире истинно великого человека: он вполне понял самый верный путь к прочному водворению начал новой жизни, которые хотел привить своему полудикому народу; и проводил своё намерение, несмотря на встречаемые затруднения…»

У автора книги возникает вопрос: что означало празднование “Дня Независимости Украины” в конце августа 2014 года на главной улице Киева – Крещатике после сноса памятнику В.И. Ленину, отмены празднования Дня Победы – 9 мая и разгрома “победоносной украинской армии” ополченцами Юго-Востока Украины? Крещатик – это Крещенский путь к Всевышнему или путь к Дьяволу, обагрённый кровью и страданиями?

Древнему государству недоставало той духовно-нравственной основы, которую, как справедливо пишет выдающийся русский и украинский историк XIX века Н.И. Костомаров, могло дать только “…принятие христианской религии, с которою из Византии – самой образованной в те времена державы – перешли к нам как понятия юридические и государственные, так и начала умственной и литературной деятельности. Принятие христианства было переворотом, обновившим и оживотворившим Русь и указавшим ей историческую дорогу…” Этот переворот совершил святой князь Владимир Киевский в 988 г. в г. Херсонесе. С этого времени начинается, как считает, в частности, и автор настоящей книги, история славянских народов, имеющих один общий исторический корень – Киевскую Русь.

2. Первые триста лет Киевской Руси (с начала XI до конца XIII века)

Принятие христианства и крещение народа, произошедшие в конце X века, – важнейшие исторические события, обусловившие огромные последствия для Киевской Руси, не только, как отмечено выше Н.И. Костомаровым, юридические и государственные, но и, безусловно, духовно-нравственные.

Нужно ли сегодня доказывать, что история братских славянских народов изначально была их единой историей – историей Киевской Руси, которой, по крайней мере первые триста лет, правили одни и те же князья, что никаких мифических “укров” не было? По крайней мере, ни один из серьёзных историков о них и не упоминает. Оказывается, нужно, если всмотреться и вслушаться в то, что сегодня происходит, пусть даже через призму пресловутой “москальской пропаганды”, из-за отношения к которой стали врагами даже близкие родственники. Однако вернёмся к трудам серьёзных исследователей – историков.

Из книги архиепископа Белорусского Георгия Кониского “История Русов или Малой России” (М.: Университетская типография, 1846. – С.2):

“…Историки сопредельных с Славянами народов, Птоломей, Геродот, Страбон, Диодор и другие, приписывая Славянам древность самую отдалённую, за 1610 лет до Рождества Христова известную, говорят, что они, ведя с соседями беспрестанные войны и преследуя переходивших их землю иноплеменных народов, зашли и переселили колонии свои за реку Дунай до моря Адриатического в Иллирии и от гор Карпатских до реки Одра; а на западных берегах Балтийского моря оселили всю Померанию, их наречием так названную. Но дают сии историки Славянским племенам различные названия, судя по образу их жизни и виду народному, например, Восточных Славян называли Скифами или Скиттами по кочевой жизни и по частому переселению с места на место; Полуденных – Сарматами по острым ящуриным глазам с прижмуркою; и Русами или Русняками по волосам; Северных приморских Варягами называли по хищничеству и по засадам, ожидающим прохожих; а в средине от тех живущих по родоначальникам их, потомкам Афетовым, называли: по Князю Русу, Роксоланами и Россами, а по Князю Мосоху, кочевавшему при реке Москве и давшему ей сие название, Москвитами и Мосхами: от чего впоследствии и Царство их получило название Московского и наконец Российского…”

Возвращаясь к трудам выдающегося украинского историка, профессора М.С. Грушевского, воспользуемся его известной книгой “Очерки истории Киевской земли” (от смерти Ярослава до конца XIV столетия) (Киев: Типография Императорского университета Св. Владимира, 1891. – Гл. 2. Киевская земля до смерти Мстислава В. (1054–1132). – С.57 и далее (издано на русском языке):

“Половина XI века представляет поворотный пункт в истории Руси. Русские волости, собранные почти целиком в руках Ярослава Владимировича, снова распались со смертью его, разделённые между сыновьями. Явление это не представляет чего-нибудь нового само по себе: то же было при сыновьях Владимира, Святослава и, вероятно, ещё раньше, но на этот раз оно оказало существенное влияние на политический строй русских племён. После этого, несмотря на попытки многих потомков Ярослава, русские волости уже никогда, в продолжение долгого ряда веков, не могли быть снова собраны воедино, как то бывало раньше. С одной стороны, препятствовала размножение князей и христианская гуманность, удерживавшая их от таких резких объединительных средств, какие практиковались раньше, с другой стороны – попытки объединительной политики парализовались стремлением самих племён к самобытному существованию, так как предшествовавшая эпоха, хотя придала известное единство племенам, создала известную связь между ними, но нисколько не стёрла их племенных различий, не заглушила влечения к особности. Теперь размножение княжеского дома доставило отдельным племенам возможность без большого труда, без разрыва с установившимся политическим строем, достигнуть обособления: стоило только обзавестись отдельным князем, отдельною династией из дома Ярослава. И по мере того, как князья мельчали и ослабевали и в своих столкновениях должны были всё более опираться на земство, это последнее имело возможность приобрести или, точнее, возвратить себе снова более или менее широкое влияние и участие в политической жизни своей земли. Так создался новый, так называемый удельно-вечевой строй, составляющий отличительную особенность времени, следующего за смертью Ярослава, от предшествующего.

Новые условия политической жизни произвели особенно большие перемены в положении Киевской земли. Раньше Киев представлял центр, около которого объединялись русские земли; киевский князь обладал большим могуществом и авторитетом, земство было оттеснено совершенно на второй план его дружиною. Теперь же, по мере размножения княжеского рода, владения киевских князей уменьшаются, постепенно падает их могущество и влияние; при отсутствии определённого порядка преемства на столе это даёт возможность другим князьям также предъявлять претензии на Киев, так как последний далеко выдавался среди других городов своим богатством и славою и представлял поэтому завидную добычу. Начинается бесконечная, упорная борьба за киевский стол, который беспрестанно переходит из рук в руки, и ни одна княжеская ветвь не может на нём осесться. Киевское население, вызванное к политической деятельности этой тревожной жизнью, напрасно старалось прекратить неурядицу, поставить в зависимость от себя преемство князей на столе и закрепить последний за излюбленной династией. Соперничество князей продолжалось, втягивало Киевскую землю в бесконечные войны, влекло за собою опустошение её, жестокие разорения самого Киева, наконец – давало кочевникам широкую возможность грабить землю, то в виде врагов, то в виде княжьих союзников, и результатом всего этого было совершенное ослабление и захудание Киевской земли…” (Не кажется ли Вам, уважаемый читатель, что просто в глаза бьёт поразительное сходство между событиями тысячелетней давности и тем, что сегодня происходит в стольном граде Киеве? – А. Г.).

“…Разорение Киева войсками Андрея в 1169 г. обрывает это напряжённое, беспокойное время.

Третий период обнимает перипетии постепенного упадка и захудания Киева. За первым разорением последовали новые погромы и разорения, более или менее губительные. Киев видимо отходит на второй план, значение политического центра в Южной Руси приобретает Галич, а на северо-востоке ещё раньше возвышается Владимир. Борьба за Киев как res nullius, по старой памяти ведётся, но она лишена прежней энергии, интенсивности, имеет какой-то монотонный характер. Дробление Киевской волости между князьями становится уже обычным явлением. Политическая деятельность земства ослабевает: оно как бы уходит в себя, отчаявшись в возможности осуществить свои стремления. Возобновляются половецкие опустошения, и борьба с ними не имеет прежнего успеха. Монгольским нашествием оканчивается это время, и начинается новый период в истории Киевщины, период чрезвычайно тёмный, но, можно догадываться, весьма знаменательный в истории народной жизни.

Конечно, указанные грани, как это обыкновенно бывает, лишь более или менее приблизительно совпадают с действительными стадиями развития и упадка Киевской земли и не могут охватить собою всех многоразличных и трудно уловимых изменений в жизни её. Однако для более удобного обозрения истории Киевщины я воспользуюсь ими и разделю дальнейшее изложение на три отдела: от смерти Ярослава до смерти Мстислава Владимировича, от княжения Ярополка до разорения Киева в 1169 г. и от этого последнего до нашествия монголов.

…Ярослав Владимирович скончался в феврале 1054 г., распределив свои волости между сыновьями; завещание, которое влагает в уста его летописец, указывает владения последних и определяет их взаимные отношения, но при этом перечисляются только главные столы, о других же волостях умалчивается, и мы, с помощью других летописных известий, только до некоторой степени можем восполнить этот пробел. Старший сын Ярослава, Изяслав, по этому завещанию получает Киевскую волость, в состав которой впервые вошла теперь и Древлянская земля, составлявшая отдельную волость при сыновьях Святослава и Владимира. Ещё раньше, при жизни Ярослава, когда последний раздавал волости сыновьям в управление, Изяслав получил землю дреговичей, затем, когда скончался старший его брат Владимир (в 1052 г.), сидевший в Новгороде, Изяслав был переведён на этот стол, но сохранил за собой и Дреговичскую волость; так заставляют думать упоминания летописей: они говорят, что в момент смерти отца Изяслав княжил в Турове, а находился в Новгороде; по смерти отца за ним, кроме Киева, остались и Новгород, и Туров. Другие Ярославичи получили: Святослав – Черниговскую волость, Всеволод – Переяславскую, Игорь – Волынь, Вячеслав – Смоленск; полагают, что, кроме того, Святослав получил ещё Муром и Тмутаракань, а Всеволод – землю Ростово-Суздальскую. Следует упомянуть ещё об одном предположении; в большинстве списков летописи имя Игоря опущено в завещании Ярослава; это дало повод Карамзину высказать мнение, что Волынь принадлежала изначально к волости Изяслава и была отдана братьями Игорю как частный удел киевский. Но это предположение не может быть принято: нельзя удовлетворительно объяснить, почему бы Игорь, уже взрослый в момент смерти отца, не получил от него самостоятельной волости”.

Из “Истории государства Российского” Н.М. Карамзина (М.: “Наука”, 1989. – Т.1, Гл.4. Великий князь Изяслав, названный в крещении Димитрием. 1054–1077. – С.44):

“Древняя Россия погребла с Ярославом своё могущество и благоденствие. Основанная, возвеличенная Единовластием, она утратила силу, блеск и гражданское счастие, будучи снова раздробленною на малые области. Владимир исправил ошибку Святослава, Ярослав Владимирову: наследники их не могли воспользоваться сим примером, не умели соединить частей в целое, и Государство, шагнув, так сказать, в один век от колыбели своей до величия, слабело и разрушалось более трёхсот лет. Историк чужеземный не мог бы с удовольствием писать о сих временах, скудных делами славы и богатых ничтожными распрями многочисленных Властителей, коих тени, обагрённые кровию бедных подданных, мелькают перед его глазами в сумраке веков отдалённых. Но Россия нам отечество: её судьба и в славе, и в уничижении равно для нас достопамятна (выделено мною – А. Г.). Мы хотим обозреть весь путь Государства Российского от начала до нынешней степени оного. Увидим толпу Князей недостойных и слабых; но среди их увидим и Героев добродетели, сильных мышцею и душою. В тёмной картине междоусобия, неустройств, бедствий, являются также яркие черты ума народного, свойства нравов, драгоценные своею древностию. Одним словом, История предков всегда любопытна для того, кто достоин иметь отечество (выделено мной – А. Г.)”.

Даже из вышеприведённых отрывков трудов выдающегося украинского историка М.С. Грушевского и выдающегося русского историка Н.М. Карамзина очевидно, что ситуацию в княжеской верхушке Киевской Руси после смерти Владимира и его сына Ярослава (XI век) они оценивают приблизительно одинаково – как борьбу за власть и деньги между княжескими наследниками. А что пишут об этом периоде другие российские историки? Подчеркнём ещё раз, что ни о каких “украх”, которыми в качестве предков так любят щеголять сейчас в Киеве, никто из серьёзных исследователей-историков даже не упоминает. Из цитированного выше труда Н.И. Костомарова:

“…Ярослав более всего оставил по себе память в русской истории своими делами внутреннего устроения. Недаром, во время борьбы со Святополком, киевляне называли его “хоромцем”, охотником строить. Он действительно имел страсть к сооружениям. В 1037 году напали на Киев печенеги. Ярослав был в Новгороде и поспешил на юг с варягами и новгородцами. Печенеги огромною силою подступили к Киеву и были разбиты наголову… В память этого события создана была Ярославом церковь Св. Софии в Киеве на том месте, где происходила самая жестокая сеча с печенегами…

…Время Ярослава ознаменовалось распространением христианской религии по всем русским землям… В суздальской земле в 1024 году сам Ярослав боролся против язычества… Христианство сильнее стало распространяться в этой земле между Мерею. Всего глубже пустила свои корни новая вера в Киеве, и потому там строились один за другим монастыри. Умножение епископских кафедр потребовало установления главной кафедры над всеми, или митрополии. Ярослав положил начало русской митрополии вместе с основанием Св. Софии… Киевский князь, как видно, имел намерение освятить в глазах народа свой княжеский род и с этою целью, вскоре по утверждении своём в Киеве, перенёс тело Глеба и положил рядом с телом Бориса в Вышгороде: с этих пор они начали привлекать к себе народ на поклонение; говорили, что тела их были нетленны, и у гроба их совершались исцеления… Ярослав скончался 20 февраля 1054 года на руках у любимого сына Всеволода и погребён в церкви Св. Софии в мраморной гробнице, уцелевшей до сих пор”.

Из приведённых выше цитат из трудов наиболее выдающихся и авторитетных учёных-историков разных эпох, как до революции 1917 года, так и после нее, прямо следует, по крайней мере один важнейший вывод – начиная, по меньшей мере, с принятия христианства киевским князем Св. Владимиром в 988 году история братских славянских народов абсолютно неразделима и нерасторжима. Она нашла своё историческое воплощение в едином древнеславянском государстве – Киевской Руси!

И как бы ни пытались современные “изыскатели” никому неведомых “укров” вкупе с их западными покровителями переписывать историю “незалежной” Украины, все это не более чем попытки с негодными средствами.

Не кажется ли Вам, уважаемый читатель, что существует определённое сходство между тем, что происходило в Киеве 1000 лет назад, и тем, что происходит сегодня на Юго-Востоке Украине и в том же Киеве, с той разницей, что тогда не было ни украинского фашизма, именуемого “бандеровщиной”, ни растущих последствий ядерной катастрофы в Чернобыле. Всех нормальных людей потрясли известия из Одессы в начале мая 2014 года о сожжении заживо 48 жителей Одессы (полагаю, что гораздо больше) только за то, что они выступали против самозваной киевской власти и за “федерализацию”, т. е. абсолютно законное право регионам самим решать свою судьбу.

Из трёхтомного труда русско-украинского историка Н.И. Костомарова “Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей” (СПб., 1873. – Т.1, отдел первый “Господство дома Св. Владимира. Вып. 1. X – XIV столетия. Раздел 3. Преподобный Феодосий Печерский. – С.23):

“…Понятия об отречении от мира, об удручении плоти, отшельничестве и монастырском житии пришли к нам, конечно, разом с крещением. Хотя во времена Владимира в старинных списках летописи не говорится о монастырях, но это, конечно, от того, что христианство только что водворялось; однако, вероятно, что тогда уже появились начатки монашеского житья. О временах Ярослава существует положительное известие, что в его княжение начались монастыри и умножились черноризцы: этот князь любил духовных и в особенности монахов; при нём в Киеве явилось несколько монастырей; но первые начатки, по недостатку людей, сильных волею, оказались слабыми. Истинными утвердителями монастырского житья были: Антоний, а более всего Феодосий, основатели Печерского монастыря. Обычай выкапывать пещеры и поселяться в них, в видах спасения, возник в Египте и существовал на всём Востоке. Вместе с религиозными преданиями зашли к нам и повествования об угодивших Богу пещерниках; явились подражатели. Первый, начавший копать пещеру близ Киева, был Иларион, священник в селе Берестове, получивший потом сан митрополита. В покинутой им пещере поселился молодой Антоний, родом из Любеча, который ходил на Афонскую гору и получил там монашеское пострижение. По возвращении в отечество он не был доволен жизнью в монастырях, построенных в Киеве, поселился в пещере, изнурял себя воздержанием, вкушал только хлеб и воду, и то через день. Скоро, однако, слава его разнеслась по Киеву, и благочестивые люди приносили ему потребное для жизни. Пример его подействовал на какого-то священника, по имени Никон: он пристал к Антонию и стал с ним жить в пещере. За ним явился к нему третий сподвижник: это был Феодосий.

Нам осталось житие этого святого. Оно, несомненно, старое, так как известно по рукописям XII века и, как значится в нём, написано Нестором, печерским летописцем. По этому житию, Феодосий был уроженец города Василёва (ныне г. Васильков. По-видимому, не случайно именно в этом городе в 1825 г. руководители Южного тайного общества декабристов С.И. Муравьёв-Апостол и М.П. Бестужев-Рюмин написали свой “Православный Катехизис” и подняли Черниговский полк на борьбу с царской властью, за что и были повешены в Петропавловской крепости в июле 1826 г. – А. Г.). Он лишился отца в тринадцатилетнем возрасте и остался под властью матери, женщины сурового нрава и упрямой. С детства заметна была в нём молчаливость и задумчивость; он удалялся от детских игр; религия стала привлекать к себе эту сосредоточенную натуру: благочестивое чувство рано пробудилось в нём и овладело всем его бытиём. Первое, чем выразилось оно, было стремление к простоте; ему противны казались внешние отличия, которые давало ему перед низшими его общественное положение; он не терпел блестящих одежд, надевал на себя такое же платье, какое было на рабах, и вместе с ними ходил на работу. Мать сердилась на это и даже била своего сына. Какие-то странствующие богомольцы пленили его рассказами об Иерусалиме, о местах, где жил, учил и страдал Спаситель, и Феодосий тайно ушёл с ними… Он слыхал, что в Киеве есть монастыри и туда направил путь, чтобы там постричься. Путь был не короткий; дороги Феодосий не знал; к счастью, он встретил купеческий обоз, шедший с товарами в Киев, и не теряя его из виду, шёл за ним следом, останавливаясь тогда, когда обоз останавливался, и снова продолжал путешествие, когда обоз снимался с места. Так добрался он до Киева. Но киевские монастыри ещё менее оказались удовлетворительными для Феодосия, чем для Антония. Юноша был беден; нигде в монастырях не хотели принять его. Он услыхал об Антонии, отправился к нему и просил принять к себе.