Жизнь длиною в жизнь

Алексей с командиром крейсера ушли в его каюту.

– Действительно, Алексей Петрович, идея не плохая. Нам бы прищучить их флагман, считай, полдела сделано. А если на собственных минах подорвешься, чего делать-то будешь?

– Не должен я подорваться. Мины эти я ставил сам и знаю, где каждая лежит. И осадка у меня маленькая. Не достану я до них. Магнитные мины на меня не среагируют, масса не та, они минимум на линкор заряжены, чего им под моим днищем взрываться. Ну, а если подорвусь, все под Богом ходим, то и потеря не велика, семь человек команды и пароходишко старенький, новый, после победы сделаете. А удастся мой план, то и дело большое сделаем.

– Погоды-то стоят отменные. Видать далеко, на сто миль вперед. Коль заметят они тебя, не уйдешь, расстреляют из пушек. Жалко мне тебя Алеша.

– И тут не волнуйтесь Павел Сергеевич. Вы, что думаете, я зря всю зиму проболтался в доке, пока мой корабль ремонтировали. Пушку-то я не зря убрал, я замаскируюсь под рыболовецкое судно, мачту поставлю и парус не большой. Кливером управлять легко, буду лавировать возле минных полей и немцев ждать, так и горючее сэкономлю. В общем, я все уже продумал, как кораблю полную маскировку дать. Эх, жаль, радио у меня нет, так бы перед атакой упредил бы вас.

– Да, плохо мы еще оснащены, с азбукой Морзе воевать сложнее. Вот, что Алеша, добро ты от меня получил, считай и адмирал согласен. И я кое-чего придумал. Начнется бой, ты сразу в огонь не лезь. Выжидай. Наша и их эскадры будут вести перестрелку из главных калибров, и лавировать в море, как настанет удобный момент, я со своим крейсером выйду вперед, как бы, вызывая, их флагман на дуэль, адмирала отправлю на другой крейсер, они примут ее, тут и к гадалке ходить не надо. У них орудийной мощи больше, подумают, что легкая прогулка предстоит им, вот тут Алеша, ты со своим планом и вступишь в бой. Жми на всех парах, или, как там у тебя, на всех дизелях, проведешь торпедную атаку и уходи к нашим, они тебя прикроют огнем, я распоряжусь об этом. Только попади в немецкий крейсер, не дай пропасть моему кораблю. Я за себя не боюсь, пожил уже. Адмиралом мне не быть никогда, не кланялся я начальству и командиром крейсера заслуженно стал. Выше капитана первого ранга я все одно не стану, так на пенсию и уйду, если ты сгинуть не дашь. Я за команду беспокоюсь. Две с половиной тысячи живых русских душ, вот им не дай пропасть. Попадешь в цель, вот тогда-то я с ним и разберусь по полной программе, мои пушкари промаху не дадут. Все, иди на свой корабль, подойди к плавбазе и запасись чем надо, адмирал распорядится. Вечером, когда темнеть начнет, уходи в море. Ни кому, ни чего говорить не надо. Среди русских моряков предателей нет, но, как говорится, береженого, Бог бережет. Оставим наш план, пока, тайной. Все, свободен лейтенант.

Они крепко пожали друг другу руки, и Алексей покинул крейсер. На свой корабль, он вернулся в хорошем распоряжении духа.

– Так боцман, свистать всех наверх, задание перед командой излагать буду.

Небольшая команда корабля быстро собралась на юте.

– Вот, что мои дорогие ребята, я вам сказать хочу. Перед нашим кораблем командованием поставлена боевая задача, и мы ее выполним, чего нам бы это не стоило. Вводную дам на месте, когда прибудем. Теперь же, отправляемся к плавбазе. Сдать все мины, они нам не пригодятся на этот раз, оставить только две торпеды, пойдем налегке, баки заполнить соляром до отказа. В двадцать ноль, ноль уходим от эскадры.

К месту ожидания немецкой эскадры они шли на малых оборотах, торопиться было не куда. На рассвете подошли к минным полям. Алексей команду собрал в кубрике, в нем было тесно, но, зато можно было всем присесть.

Вот, что ребята, теперь я вам изложу план действий. Минный матрос Иванов.

Молодой парень вскочил с места.

– Я Ваше благородие.

– Не надо вставать, слушайте меня сидя, я вас для этого и в кубрик пригласил. Тебе особое задание. Не зря же ты у нас художник. Накрыть торпедные аппараты брезентом, а на брезенте лодки нарисуй. Делай, что хочешь, но со стороны, глядя в бинокль, немцы должны видеть лодку, а не торпедный аппарат. Пластырем заклеить название корабля и надпись сделать другую. «Быстрый» не подходит. Нужно рыбацкое название.

– Какое изволите название, Ваше благородие, написать.

– Ну, тюлька или краб, не подойдет, а вот салака, в самый раз. Быстрая рыбешка. Возьми себе двух помощников и ступай, выполняй задание.

– Все будет исполнено по высшему разряду. Мы как у Айвазовского все сделаем.

– Теперь боцман и тебе работа есть. Ты все время спрашивал, зачем я пушку с корабля снял и на ее место устройство для мачты соорудил, вот пришло время и понять, зачем я это сделал. Пусть твои орлы из трюма достанут мачту и установят ее. Поставьте растяжки из тросов и натяните парус. Где парус лежит, ты знаешь. Жаль, маленький кливер у нас будет, я его с одной яхты снял, которая рядом с доком пришвартована была, но нам скорость не нужна, а только дрейф и маневр. Когда установите мачту, Андреевский флаг спустить, не надо нам раньше времени высовываться. Все, всем по рабочим местам.

Команда взялась за работу. Трудились все дружно и к вечеру управились. Торпедные аппараты были замаскированы. Трудно было понять с близкого расстояния, чего нарисовал матрос, но он клятвенно побожился, что в бинокль будет видна лодка. На двух бортах появилась новая надпись «Салака». Матросы и шутку придумали на эту тему. Мачту установили и растянули ее тросами. Тросы были хорошо натянуты и звенели как струны у гитары. Течением и ветром корабль отнесло в сторону, и Алексей попробовал парус. Дул не сильный боковой ветерок и корабль галсами пошел к месту ожидания эскадры. Так они патрулировали двое суток, вахта сменялась каждые четыре часа, все их взоры были устремлены в море с ожиданием дымов эскадры. Через сутки, ближе к обеду, Алексей в бинокль увидел ожидаемые дымы. Через некоторое время показалась и немецкая эскадра. Впереди шли два минных тральщика, затем линкор и легкие крейсера, потом появились и броненосцы. Почти в самом конце этой огромной армады, которая растянулась на многие мили, шел немецкий флагман. Сразу же бросалось в глаза, что немцы хорошо не знают фарватер и боятся минных полей. Корабль Алексея был замечен, это он понял, когда на него вышел один из линкоров. Алексей под парусом стал уходить в минные поля, но потом к нему пришла замечательная идея. Он матросов заставил танцевать на палубе. Минут пять страха и танцев, и линкор повернул на прежний курс. Видимо, «Салака» с его пьяными матросами, его не заинтересовала. Беда миновала их. Алексей направил свой корабль параллельным курсом с эскадрой. Когда они прошли минные поля, он включил дизель и ушел подальше от немецких кораблей. Вторую встречу с ним они бы ему уже не простили. Утром он был далеко от противника, только видел небольшое количество дымов от кораблей эскадры. Теперь оставалось ждать сражения. Через двое суток, на рассвете началась канонада. Сначала раскаты были не очень частыми, видимо пристреливались, потом, чаще и чаще, пока не послышался сплошной гул от взрывов снарядов. Время Алексея наступило. Он вышел из засады. На него не обращали внимания, скорее всего они его не замечали. Наш флагман вышел из-за линкора и всем огнем своих батарей накрыл немецкий легкий крейсер, тот накренился и начал погружаться в море. Наперерез нашему кораблю пошел немецкий броненосец. Действительно, корабль красавец, огромная махина. С его палубы прогремел залп, снаряды легли, не долетев до нашего корабля. Алексей прекрасно понял, наш флагман берут на «вилку». Следующий залп, скорее всего, ляжет за кораблем, но, а третий…, тут Алексей и не хотел предполагать. Алексей был за штурвалом.

– Полный ход, сказал он в переговорную трубу. Самый полный ребята. Выжмите все, что вы можете из этого мотора, завтра он нам может и не понадобиться.

Боцман находился возле Алексея.

– Вот, что дорогой мой боцман. Вы мне не нужны на мостике. Давай дорогой, иди в машинное отделение и сделай все, что бы наш корабль ни плыл, а летел по волнам.

Боцман спустился в трюм. Тем временем на море шел бой. Третий залп накрыл наш флагман, несколько снарядов попало в цель. На помощь к нашему броненосцу вышел линкор, он здорово поставил заградительные дымы и закрыл собой флагман. Досталось линкору сильно, он накренился и загорелся. Алексей все это видел и шел к своей цели. Он знал, что ему делать и четко отдавал команды.

– Торпедной прислуге, снять брезенты с аппаратов. Торпеды товсь. Целиться в середину броненосца.

Корабль Алексея шел на полном ходу, приближаясь к броненосцу. Уже можно было пускать торпеды, но прозвучала сначала другая команда.

– Поднять Андреевский флаг.

Немцы поздно спохватились, когда одно из орудий стало разворачиваться в сторону «Быстрого». Прозвучала команда.

– Торпеды пли.

Когда Алексей увидел, по характерной дорожке, что торпеды пошли на цель, он резко развернул свой корабль вправо, это и спасло корабль от прямого попадания снаряда, пущенного с броненосца. Сначала прозвучал грохот, потом корабль накрыло волной. Было такое впечатление, что судно ушло под воду, но через несколько секунд корабль подбросило в воздух, над водой, словно щепку. Алексей выскочил из рубки, что бы помочь матросу не упасть за борт, тот держался обеими руками за леер, а тело его было над водой. В момент, когда он вытащил матроса на палубу, прозвучало два взрыва. Скорее всего, один, но очень долгий. Это, торпеды, пущенные Алексеем, точно поразили цель. Алексей оглянулся и его сердце затрепетало. Потом он услышал звон лопнувшей гитарной струны, это порвался трос, который удерживал мачту. Обрывок троса прошелся по животу Алексея. Китель был разрезан словно бритвой, на уровне живота и, что-то теплое и мягкое оказалось в руках Алексея. Алексей впервые увидел кишечник человека. Боль он не чувствовал. Сел на палубу и спиной прислонился к рулевой рубке. Боцман, когда поднялся на палубу, в такой позе застал Алексея и кинулся помогать ему.

– Отставить боцман. Держать курс на наш подбитый линкор. Надо спасать команду. Линкор сейчас затонет.

– А как же вы Алексей Петрович, вас срочно в лазарет доставить надо.

– Выполнять мои приказания. А в лазарет мне уже не надо. Пусть меня ребята перевяжут, может поживу еще немного.

Боцман взял курс на линкор, он почти весь ушел под воду. На воде плавало множество моряков. Алексея перевязали, и живот стянули рубахами. Теперь ему стало немного легче, но подняться он, все равно не мог. Так сидя на палубе и отдавал приказания.

– Всех матросов и офицеров поднять на борт.

А тем временем бой продолжался. Немецкий броненосец стал набирать воду. Торпеды легли ниже ватерлинии и броневой защиты. С каждой минутой ход его замедлялся. Вся русская эскадра обрушила на него свою огневую мощь. Бой продолжался до ночи. Потери немцев были ужасающими. Они потеряли восемь кораблей, против двух наших. Немецкий флагман, все же остался на плаву, но был серьезно искорежен и покалечен. Его прикрыли все корабли немецкой эскадры и начали отход, беспорядочно, отстреливаясь. По русской эскадре был отдан приказ немецкие корабли не преследовать. Да и не чем было преследовать. Досталось всем боевым кораблям. Когда «Быстрый» подходил в плавбазе, Алексей был еще жив. Его корабль был битком набит матросами с погибшего линкора. Алексея на руках матросы подняли на плавбазу, когда к нему подошел врач, он открыл глаза, но так и ничего и не сказал. Все сняли бескозырки. Сначала плавбаза подала длинный гудок и приспустила Андреевский флаг, затем в темноте раздались протяжные гудки русской эскадры. Утром тело Алексея доставили на флагманский корабль. Его переодели в парадный мундир. На его груди была Георгиевская лента. Если бы бои продолжались, Алексея захоронили бы по морскому обычаю, отдав его тело морю, но эскадра пошла домой. Сражение было выиграно, теперь немцы не сунуться к нашим балтийским границам. Через два дня наши корабли зашли на рейд Кронштадта. Флагман стал на рейд первым. На его капитанском мостике находились адмирал и командир корабля.

– Ты уже сам командуй Павел Сергеевич, а я тихо постою возле тебя, сказал адмирал. Это твой офицер погиб, ты его воспитал, тебе и честь выпала, хотя и скорбная. Надо все сделать честь, по чести.

– Будет исполнено.

Командир начал отдавать приказы.

– Поднять сигнальные флаги, вернулись с победой.

За всем этим наблюдала огромная толпа людей собравшихся на причалах Кронштадта. Среди этих людей была и Софья с Серафимой.

– Снять с петель дверь из моей каюты, продолжал командовать командир. Положить на неё тело Лейтенанта Волкова.

Все было исполнено в миг. Тело Алексея водрузили на дверь от командирской каюты и на руках офицеры корабля понесли тело на нос крейсера, там было приготовлено место для тела, возле главного корабельного калибра.

– Приспустить Андреевский флаг.

Этот приказ выполнили все корабли эскадры. Зрители на причале были в недоумении. Так провожают в последний путь командующего эскадрой, но его золотые пагоны были видны на мостике крейсера. Ни кто не мог понять кто погиб на эскадре. Два буксира медленно подошли к флагману и стали его подтягивать к стенке. Софья увидела, что корабль Алексея стал приближаться к берегу, она обрадовалась, скоро она увидит своего мужа живым и невредимым. Она не успела на любиться с ним, всего одна ночь вдвоем, но теперь, он наверняка, получит отпуск, и они смогут наверстать упущенное время. С крейсера спустили концы и их намертво прикрепили к кнехтам причала, потом и «Быстрый» стал у стенки. Нашёлся рядом и всезнающий человек.

– Не понятно, какое имеет право минный катер стать впереди крейсера, сказал он.

Эти слова врезались в душу Софье. Она глазами искала Алексея, но он, почему-то не появлялся на мостике. Подали трап к крейсеру. На всю бухту громко прозвучало, это командир продолжал отдавать команды.

– Офицером и матросам взять на караул. Спустить тело лейтенанта Волкова на стенку. Оркестр! Прощание славянки.

Зазвучал марш.

– Головные уборы долой.

Когда тело Алексея спускали офицеры по трапу, Софья все поняла, наверняка, она и не слышала, кому отдают эти почести, она поняла, что так могут провожать, только, ее мужа. Она еще хотела увидеть его на мостике «Быстрого», но раз там Алексея не оказалось, значит, это его выносят с крейсера. Предчувствия ее не обманули. Тело Алексея приняла его команда, сразу же, когда оно оказалось на берегу. Процессия двинулась к офицерской церкви. Софья потеряла сознание. Если бы не Серафима, Софью бы, просто, затоптали. Софья пришла в себя, когда ее усадили на стул в церкви, рядом с телом мужа. Хоронил Алексея весь военно-морской Петербург, а это добрая половина петербуржцев. Тело Алексея везли на орудийном лафете, а Софью на стуле несли, сменяя друг друга, матросы с погибшего линкора. Вряд ли Алексей остался жив, после такой травмы, но он отдал свой последний приказ, сначала спасти всех моряков затонувшего корабля, а, уж потом, спасать его жизнь. Все спасенные моряки знали об этом. Федор с Серафимой шли рядом. Серафима плакала, а вот Софья не проронила ни одной слезы. Ее глаза были огромные, красные и сухие. Возле могилы она подошла к гробу, поцеловала Алексея в губы, лоб, затем взяла его руку в свои ладони и поцеловала руку. Тело Алексея предали земле. Софья не слышала ни прощальных речей не музыки Шопена. Она смотрела в сторону моря и думала.

– Я горда за мужа и очень горда за себя. Я правильный сделала выбор в жизни. Если бы время вернуть назад, я бы точно такой сделала выбор. Только Алексей, мой Алеша, другого мне мужа и не надо.

Так ушел из жизни еще один человек долга. Русский столбовой дворянин, офицер и Георгиевский кавалер. Он выполнил главную привилегию русского дворянина, он первым пошел и умер за свою Родину. Слава русскому дворянству.

Серафима переехала к Софье и несколько дней ухаживала за ней. Жизнь продолжается и после смерти любимого человека. Софья оставалась грустной, но постепенно начала есть понемногу, начала и разговаривать с Серафимой. Федор ждал удобного момента, когда отдать письмо, написанное Алексеем перед его походом. В скором времени он это и сделал. Софья вскрыла конверт.

– Дорогая моя и любимая Софьюшка. Если ты читаешь это письмо, значит я погиб, иначе Федор не отдал бы тебе его. Очень многое хочется тебе передать, но в письме этого не сделаешь. Я очень любил тебя. Ты моё счастье и моя жизнь. Прости меня, что так вышло, но ты сама избрала этот путь, выйдя замуж за офицера флота российского. Всю свою короткую жизнь я готовил себя для службы Отечеству, так меня научили мои родители. Но хватит обо мне, меня не вернешь. Ты очень красивая женщина. Молодая и здоровая. Прошу тебя, не надо хоронить себя заживо. Будет достойный человек, выходи за него замуж. Рожай детей. Родине еще понадобятся достойные люди. Обнимаю тебя, родная моя. Мы встретимся, там, на небесах и Господь даст нам еще долго быть вместе. Больше нет времени. Мне надо уходить в море. Прощай. Твой Алексей.

Вот тут, наконец, у Софьи потекли слезы. Она не рыдала, просто, огромные капли падали из ее глаз на пол. Она обняла Серафиму, и они долго сидели обнявшись. Федор не мог смотреть на это зрелище, да, и чем он мог помочь Софье, слова ей были не нужны, он уехал к себе в экипаж.

Для гардемарин жизнь шла своим чередом. Учеба, учеба, учеба и коротенькие дни увольнительных. Ни чего интересного, не считая того, что страна двигалась к краху. Локомотив краха и разрухи набирал скорость. Двигался он без остановок. Зачем останавливаться, кто мешает движению, тот попадал под жернова железных колес поезда. Одна смерть, это трагедия, смерть миллионов, это уже статистика, так выразился впоследствии вождь всех времен и народов.

X

Прошло совсем немного времени, после смерти Алексея Волкова, а было такое впечатление, что прошла вечность. Петроград бурлил. На площадях шли митинги. Сотни всевозможных партий и объединений раздавали листовки. Каждая партия считала, что она главная в России. Больше всего в этом преуспевали анархисты и конституционные демократы, которые именовали себя кадетами. Социал революционеры и меньшевики вели себя приличнее, но и они на каждом углу кричали свои лозунги. Большевики несколько по притихли. В нормальные учреждения их не принимали, и они заняли помещение Смольного института. Как-то забыла Россия про институт благородных девиц. Девочек большевики побоялись выгнать на улицу, и им было оставлено небольшое жизненное пространство, где они могли спать и учиться.

Гардемарины были вне политики. Старшему классу Федора вскоре предстояла поездка на Дальний Восток, где гардемарины должны были уйти в девятимесячное плавание, чтобы получить плавательный ценз, потом меньше года учебы, экзамены и офицерские погоны. С утра до вечера были занятия, свободного времени, практически не было. Лишь по воскресеньям Федор мог навещать Серафиму и своих родных. На фронте ни кто воевать не хотел, армия разваливалась, а если правильно сказать, армия полностью разложилась. Керенский делал судорожные попытки, хоть как-то возродить армию, но у него, ни чего не получалось. Последняя его попытка была, это создать женский батальон под командованием Марии Бочкаревой. Частично, его затея удалась. Батальон был создан и отправлен на фронт. Женский батальон сражался геройски, неся значительные потери. Но это было все временно, как и сам Керенский со своим правительством. От него отвернулось практически все офицерство. Кто был за временное правительство, понять было невозможно, оно доживало свои последние часы. В один из сентябрьских дней начальника военно-морского училища вызвали к Керенскому. Керенский лично вручил ему приказ арестовать предводителя большевиков Льва Троцкого и его заместителя Владимира Ульянова-Ленина. Вы шокированы? Да, да, именно так и был написан приказ. До седьмого ноября тысяча девятьсот семнадцатого года руководителем большевиков был Лев Троцкий. Остальное все, это мифы Сталина о Ленине. Гардемарины, пожалуй, это единственное воинское подразделение, которое еще было верно Временному правительству. Начальнику училища не очень хотелось втягивать курсантов в политику. Он приказал построить гардемарин на плацу и выступил перед ними.

– Господа гардемарины, поступил приказ Временного правительства арестовать руководителей большевиков. Я не хочу вам приказывать. Если есть добровольцы, то сделайте шаг вперед.

Многие гардемарины уже насмотрелись на пьяных матросов с красными бантами на кителе. Весь класс Федора одновременно сделал шаг вперед.

– В оружейной комнате получите винтовки и боезапас, продолжал командир училища. Через полчаса построение. Пойдем в Смольный

Смольный ни кто не охранял, гардемарины с легкостью справились бы с этой задачей. Несколько гардов ушли в кубрик, среди них были и Федор с Георгием, они долго спорили друг с другом, но приняли решение. Петр Мамонтов кортиком заколет Троцкого по пути в Зимний дворец. Они еще не знали, что командир училища только что получил новый приказ, отменяющий предыдущий. Керенский со своим окружением испугались ареста Троцкого и Ленина. В эти минуты они думали не о России, а о собственных шкурах. Вот так, в течение этого дня мальчишки – гардемарины могли решить судьбу России, но им не дали этого сделать. Из восьми гардемарин, которые совещались в классе, пятеро будут зверски замучены и расстреляны в застенках ЧК, а Петр Мамонтов будет повешен. Когда гардемарины повторно выстроились на плацу, командир училища, просто, приказал всем разойтись и сдать оружие, без объяснения причин, ему, попросту, было стыдно смотреть курсантам в глаза. После этого гардемарины посчитали себя свободными от присяги Временному правительству. Так Керенский лишился последнего мужского воинского подразделения. Теперь у Временного правительства оставался женский батальон второго набора. Около сотни не обученных военному делу женщин, переодетых в мужскую военную униформу. Занятия в училище практически прекратились и все ждали отъезда на Дальний Восток. Георгий жил у Федора в доме, и все свое время проводил с Дарьей. Теперь и он понял, как пахнет любовь, о чем ему говорил Федор. У Георгия горели глаза, но он не знал, что ему делать дальше. В этот день Федор надолго задержался у Серафимы и пришел за полночь, Георгий не ложился спать и ждал друга, ему нужен был совет. Федор тихонько открыл дверь в их комнату, думал, что друг его спит и как только зашел, Георгий тут же спросил его.

– Федор, что мне делать, я влюблен в Дарью. Я почувствовал запах любви, это прекраснейший аромат. У меня сердце из груди выскакивает. Я не знаю, что мне делать.

– Я тебя понимаю Зобс, сам влюблен. А вопрос твой решить легко. Обратись за этим к моей матушке. Завтра с утра прямо и начни. Только после завтрака, я тебя прошу, мало ли как матушка отреагирует на это. Хотя, если честно, она против этого не будет. Ты князь, какую же еще можно желать партию для Дарьи. Трудность одна, Дарья простая крестьянка. Мой отец не успел удочерить ее, не кому прошение теперь подавать. Николай отрекся от престола, а другого царя нет. Ложись спать. Утро вечера мудренее.

У Георгия утром кусок не лез в горло, он только чаю выпил и стал ждать окончания завтрака. Дарья, как чувствовала, что-то. Сама не своя ушла в свою комнату. Николай Федорович наскоро позавтракал и уехал на службу в госпиталь. Федор тихонько куда-то исчез. Вот тут и настало время Георгия.

– Елизавета Стефановна, я хочу поговорить с вами.

– Георгий, а вечером нельзя это сделать? У меня дел по дому много, а Дарья чего-то плохо себя чувствует.

– Я Вас надолго не задержу, а до вечера я не дотерплю.

– Что-то вы Георгий загадками говорить стали, хотя, я и догадываюсь, о чем вы хотите со мной побеседовать. Идемте ко мне в комнату.

Через несколько минут у них состоялся серьезный разговор.

– Елизавета Стефановна, я люблю Дарью и прошу у вас ее руки. Скоро я уеду на Дальний Восток с вашим сыном, через год вернусь офицером. Я хочу, что бы Дарья стала моей женой, когда я приеду.

– Дарья не моя дочь и я не решаю эти вопросы. Но если вас интересует мое мнение, то я категорически против этого брака. Теперь не перебивайте меня и выслушайте мои доводы до конца. В этом году, моя воспитанница, должна была поступить в дворянский пансион, на это было подано прошение на Высочайшее имя, и был получен положительный ответ от ее Императорского Высочества Марии Федоровны. После окончания пансиона, Дарья получила бы нашу фамилию. Если бы Николай Федорович успел бы удочерить Дарью, жаль мы не сделали этого раньше, но кто знал, что Николай отречется от престола, наша семья далека от политики, я бы с радостью удовлетворила бы ваше предложение. Дарья приняла бы вашу фамилию и титул. Её приданное не хуже чем у графини. Когда Дарье исполнилось шестнадцать лет, мой муж отписал ей имение в Тамбовской губернии в шестьсот десятин со всеми строениями. Дарья об этом не знает, незачем баловать девчонку. Вы князь, а князю не престало жениться на дворовой девке, простите за резкость. Я столбовая дворянка и знаю наши законы. Вы еще не стали офицером, но уже стараетесь погубить свою карьеру. Ни один офицер дворянин не подаст вам руки, хотя вы и прекрасный человек. Вас не примут в обществе, и вы покинете службу. Хотя времена и изменились. Возможно, вам и удастся вернуть расположение офицеров. Тут многое и от вас будет зависеть. Выслушав меня, вы согласитесь, что я права, но все равно будете просить руки Дарьи, я вижу, как у вас горят глаза. Вы влюблены. Дарья красивая и образованная девушка, и я вас прекрасно понимаю. Но это еще не все. Если бы ваш отец был в Петербурге, простите в Петрограде, ни как не могу привыкнуть к новому названию города, то я бы хотела лично услышать его мнение по этому браку, но он с вашей матерью в Париже, как я знаю. Мне нужно письменное подтверждение, что ваши родители не против этого брака. Невеста с хорошим приданным, но крестьянка. Но и это еще не все. Вы Дарье говорили о своем предложении?

– Что Вы, Елизавета Стефановна, без вашего позволения я бы не посмел этого сделать. Я глубоко уважаю вашу семью. Федор мне ближе, чем брат. А за Дарью вы не беспокойтесь, я ее на руках всю жизнь носить буду и в обиду не дам.

– В это верю, вижу, как у тебя глаза горят. Да и девка хороша, прелесть, да и только. Ни когда не могла подумать, что Дарья станет такой красавицей.

– И за родителей моих не беспокойтесь. Будет и письменное разрешение. Родители поймут меня и одобрят мой выбор, я в этом не сомневаюсь. Даю слово.

– И этому верю я. Теперь не мешало и у Дарьи спросить. Может она будет против.

Георгий сильно покраснел. Он, как-то и не подумал об этом. А вдруг Дарья откажет ему. Он маленького роста, нос крючком, да еще и с кривыми ногами, как кавалерист. Если бы Георгий мог, то он бы сбежал стремглав из комнаты, но жребий был брошен.

– Вот и славно Георгий, сейчас Дарью и спросим. Подожди меня немного, я за Дарьей схожу.

Георгий был сам не свой, когда в комнату зашли две женщины.

– Вот, Дарья, князь Георгий Иванович твоей руки просит. Я не знаю, что ему ответить. Тут от тебя и его родителей все зависит. Говоришь, да, через год свадьба будет, как раз тебе семнадцать исполнится.

– Мне можно задать вопрос вам Елизавета Стефановна?

– Конечно милая моя, ты же мне как дочь.

– А почему вы сказали, что все зависит от меня и от родителей Георгия?

– Тут все просто Дашуля. Тебе жить с мужем, а не мне. Тебе и выбирать. А родителей Георгия вспомнила не зря. Он князь, а ты крестьянка. Без их благословления я согласия не дам.

– Тогда, можно я подумаю, пока родители Георгия Ивановича будут давать ответ.

– Ты вправе поступать, как желаешь. И вот еще моя любимая Дарья, что я тебе скажу и скажу это при князе. Если ты хочешь выйти замуж за Георгия из-за его титула, то не делай этого. С сегодняшнего дня ты помещица Дарья Никифоровна Афанасьева. Тебе принадлежит огромное поместье в Тамбовской губернии. Ты очень богатая невеста на выданье. Жаль, только, не успела получить нашу фамилию.

Да, далеко от политики была мать Федора, через три недели Дарья Никифоровна из помещицы, опять превратится в простую крестьянку Дарью Афанасьеву, а все поместья в России национализируют. Прямо как в сказке А. С. Пушкина, о золотой рыбке, но с более трагическим итогом, потому, что это происходило не в сказке, а в жизни.

Дарья обняла Елизавету Стефановну и продолжила.

– Я благодарна вам и вашей семье. Скорее моей семье. Вы мне родные. А про поместье, простите, но я все знала давно. Не хотела выдавать своих братьев Льва, Бориса и Федора. Они мне на шестнадцатилетние все это сообщили по большому секрету каждый в отдельности. Так, что простите их. И то, что я уже не простая крестьянка, я давно знаю и мужа я выберу себе, только по любви и с вашего благословения. Я благодарная дочь и поступлю, как вы скажете.

– Другого ответа я от тебя Даша и не ожидала. Хотела сделать тебе приятный сюрприз, жаль не получилось. Вот так полагайся на мужчин. А все говорят, что женщины болтливы.

– Не надо злиться на сыновей, они, просто любят меня. Я это прекрасно знаю.

– Это и я знаю, так воспитала их. Значит так князь. От меня и Николая Федоровича получите благословление после разрешения на ваш брак от ваших родителей и, естественно, после согласия самой Дарьи. Вы удовлетворены ответом?

Георгий понял, что Дарья лукавит и она согласна, теперь осталось за малым, получить ответ от родителей. Такое письмо он давно написал, но ответа все не было.

– Я полностью удовлетворен ответом, теперь не буду вам мешать.

Георгий удалился, а две женщины продолжили разговор.

– Даша, а ты уверена, что влюблена в Георгия. По глазам-то я видела, что ты согласна. Ты же совсем не видела жизнь. Ты нигде, практически не бывала. Может, встретишь другого мужчину и влюбишься. Трудна женская доля, поверь мне, я через многое прошла. Вон мой муж, взял и влюбился в балерину, как я страдала. Я люблю своего мужа и не хотела ему мешать. Он сам в семью вернулся. Я не жалуюсь на жизнь, я о тебе думаю. Может рано тебе замуж? Успеешь еще. Хотя Георгий прекрасный человек, Федор не будет дружить с плохим человеком, я это точно знаю.

– Да, я знаю о Георгии все. Федор дорожит его дружбой. Может вы и правы, я действительно не знаю жизни. Но мне хорошо, когда Георгий рядом. У меня целый год есть впереди, вот я и подумаю с вами хорошенько.

На том женщины и остановились. Каждая занялась своим делом.

XI

Тем временем, Федор был занят Серафимой. Ох, молодость, молодость. Политика Федора совершенно не интересовала, он хотел скорее получить свои офицерские погоны, жениться на Серафиме и служить Родине. Семья, дети, служба, ни о каком другом счастье он и не мечтал. Но все ближе и ближе приближался роковой день октября, но гардемарины ждали не революцию, а день отъезда на Дальний восток, всем очень хотелось быстрее уйти в море. Любовь, любовью, а море зовет. Как обычно, все наступает внезапно, или кажется, что все наступает внезапно. Никто из гардемарин и не знал, какого труда все это стоило, что бы в столь трудное время их могли отправить на Дальний Восток. И дело тут не в деньгах, каждый из гардемарин мог сам оплатить свой проезд до Владивостока. Попросту, до них и их судеб руки не доходили, столько забот было в Империи. Война с Германией, отречение царя от престола, бездействие временного правительства, а главное разброд в обществе, до полного развала государства. Нашлись люди в Российской Империи, которые думали на много лет вперед о судьбе России и гардемарины старших классов были отправлены на Дальний Восток. Приказ был подписан двадцать пятого, утром. Всем гардемаринам старших классов убыть во Владивосток двадцать шестого октября тысяча девятьсот семнадцатого года в девятнадцать десять, с перрона Николаевской железной дороги. Времени на сборы дали всего сутки. Молодым людям собираться долго не надо, а вот провожающим нужно больше времени. Отец Федора, практически не ночевал дома, потоки раненых прекратились, ибо армия перестала воевать, а вот завшивленных больных поток не уменьшался, а наоборот многократно увеличился. Тиф наступал, и нужно было предупредить эпидемию.