Одиночка в толпе «часов пик», или Я иду убивать

Text
0
Kritiken
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Одиночка в толпе «часов пик», или Я иду убивать
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

© Александр Черенов, 2020

ISBN 978-5-0051-6470-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Если «шёл на дело» – то на правое,

Пусть порой и с «левой» стороны.

Неизвестный автор.

Глава первая

Я – дурак, и это так. И так это не от избытка самокритики. И не для рифмы. И не оттого, что мозгов не хватает: их, увы – даже слишком. Поэтому дурак я – не безнадёжный: принципиальный. Имеющий принципы: что может быть хуже?! Чин «безнадёжного» даёт хотя бы надежду. На бытие, какое-никакое. А принципиальный дурак не только имеет принципы: он ещё и идёт на принцип, как «на ны». Он лезет на стену, он стучится в запертую дверь. Одним словом – в двух словах: «прёт буром». «Вызывает огонь на себя». Напрашивается на неприятности – и обретает просимое.

Всё это – я. И всё это – потому, что у меня неправильный взгляд на вещи. Чему нас учит жизнь насчёт правильного взгляда? Вот именно: правильный взгляд – это, когда не смотришь и не видишь! В точном соответствии с установкой «ничего не вижу». А, если ещё и «ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу» – так это и вовсе залог долголетия. Потому, что ты никого не тронешь – и тебя никто не тронет… может быть… если повезёт… тебе.

Но хотя бы есть шанс! А у дурака неравнодушного и шанса нет: я ведь ещё и неравнодушный дурак! Был бы равнодушный – не был бы дурак. А, если бы и был – то безвредный, никому не мешающий. Прежде всего – самому себе. Как итог: я обречён. Обречён на верность приоритету не личного здоровья, но общественного. И в какой форме: посредством ущерба для здоровья отдельных личностей! Если, конечно, этих ущербных – и без моего ущерба – можно считать личностями. И обречён я не только на верность, но и на служение. А это уже «обязывает и налагает». Одними декларациями от принципов не отделаться. Надо доказывать их – и себя – на практике. И практиковать надо не на манекенах, а на живых носителях зла. Такая, вот, беда приключилась со мной. И всё ещё приключается. А всего-то и нужно: пройти мимо! Хотя бы: не присосеживаться личными претензиями к общественным, пусть и не желая того!

Увы… Борьба за правое дело – посредством «хождения на дело» – тяжкий труд. Гуманно ли то, что я делаю? Ну, это – как посмотреть. Вот тут уже нужен угол зрения. В общепринятом смысле, гуманизм – это принцип мировоззрения, в основе которого лежит убеждение в безграничных возможностях человека к совершенствованию, требование свободы и защиты достоинства личности, идея о праве человека на счастье и о том, что удовлетворение его потребностей должно быть конечной целью общества. Текст – не мой: от какого-то словаря. Но мысли наши с бескорыстным, надеюсь, автором – в унисон.

Так, вот: если подойти к этому принципу под углом зрения «хозяев жизни», то гуманизм – это исключительное право новоявленных «пупов земли». Они не приемлют ни ограничений, ни даже призывов к умеренности в духе установки на «разумный эгоизм». «Моё – это моё, а твоё – это тоже моё!». Дело Хлодвига живёт и побеждает! Пусть даже побеждает здравый смысл и самою человечность.

Но есть и другая точка зрения: о приоритете общественных интересов над личными. В своём «творчестве» я скатился именно к ней. Неумышленно, конечно, по неосторожности. И не хотел: так получилось. Но – если объективно, вне моего «несчастного случая»: она «имеет право на равные права» с конкуренткой. Больше того: сегодня права этой точки – преимущественные. Вольно или невольно, я и сам делаю их такими, отдавая преимущество им.

Как сладкий сон, я вижу обратную перспективу! Эх, рассматривать бы мне свою личность не через призму общества! Не связываться бы с ним даже посредством благодеяний, ибо у всех у них – один выход: «боком». И всегда – благодетелю. Лучше – так: «моё – это моё, а ваше – это ваше!». В смысле «ваших проблем». И не надо меня грузить вопросом о соотношении личности и общества! Согласен: даже «там, у йих», сегодня уже «наелись» былым приоритетом. Понимание того, что общественное превыше личного, теперь – всеобщее. То есть, личности надо потесниться. А, если она не хочет – то и потеснить. И даже притеснить. И это тоже – в русле всеобщего понимания, хотя бы и под ритуальные заклинания о правах человека.

Так, что мне есть, на кого и на что ссылаться. В том случае, если в этом возникнет необходимость. Я – не о суде человеческом и даже не о Суде Божьем: о суде души своей. Пока с этим делом – порядок: мы «с товарищем» достигли взаимопонимания. А, если я за что и осуждаю себя – то исключительно за отсутствие равнодушия. Спасительного и благотворного равнодушия. Эликсира жизни и гаранта душевного покоя.

Отсюда – и мой угол зрения на вопрос: нужно ли мне, личности, поступаться личным ради общества? И не только поступаться, но и заступаться за того, кто снабжает меня одними проблемами? Не проще ли включить защитный рефлекс: «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу»?! И не связывался бы я, как личность, с обществом, кабы не другие «личности». К сожалению, я и сам – другая личность. Не среднестатистическая. Общественник по несчастью.

Только я не сам дошёл до жизни такой: довели. Довели «до ручки» – под белы ручки. Кто? Странный вопрос: «личности», конечно! Чем именно? Делами своими, начиная с лозунга «Больше социализма!» – и кончая лозунгом «Да здравствует капитализм!»! Только напрасно они рассчитывали встретить в моём лице агнца – хоть Божьего, хоть для заклания.

Говорю об этом не без сожаления, исходя чёрной завистью к «тварям дрожащим», ибо сам я – из тех, кто «право имею». «Рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести» – это не про меня. «Товарищи господа» ошиблись адресом – а я ошибся реакцией. Потому что объяснил им, что «здесь вам – не тут». Доходчиво объяснил. Чтобы не только дошло до них, но и чтобы они «дошли» – с моей помощью. И уже не «до ручки»: сразу «до точки». До последней «точки». До финишной черты.

Извечный русский вопрос: «кто виноват?». Буду честен: оба – но каждый по-своему. Я виноват тем, что отреагировал. Они – тем, что спровоцировали реакцию. Они приватизировали моё право на достойную жизнь, а я пошёл ещё дальше: приватизировал их самих. Я приватизировал их тела и здешние жизни – а их душами и «жизнями тамошними» займутся, надеюсь, другие товарищи. И, надеюсь – не из ведомства Господа Нашего.

Конечно, в выборе объектов работы я не ограничился и не ограничиваюсь только «сильными мира сего» из вчерашних фарцовщиков. Благодаря их деятельности и самому факту их существования я не остался и долго ещё не останусь без работы и клиентуры. Потому что «порвалась связь времён». Новые времена беспрестанно «выдают на-гора» новый «продукт». Наглядный пример верности закона единства и борьбы противоположностей: не было бы счастья – да несчастье помогло. Понимать это можно – и нужно – двояко. В том числе, как счастье для других – и несчастье для меня. Несчастье для человека, обделённого равнодушием. «Продукт» новых времён и есть сфера приложения моих усилий. В духе нового времени – или, что вернее, безвременья, я – приватизатор жизней. Избранных жизней «избранных». Они «избрали» себя – а я «избрал» их. Потому что они не оставили мне выбора. Именно мне – не Васе-Пете.

Почему это случилось и продолжает случаться? Если не восходить к временам, описанным Энгельсом в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства», скажу так: «я не могу иначе». Можно – и во всех временн`ых формах: «не смог, не могу, не cмогу». Не сам не смог: «товарищи» пособили. Те самые, которые – «господа». Ну, а им пособили те, кто теперь соответствуют лозунгу «кто был никем – тот станет всем!» «в режиме обратной перемотки». Те, кто стал «никем».

Эти «никто» – зло не меньшее, чем те, «кто стали всем». Ведь они дают жить тем, «другим». И, ладно бы, «давали жизни»: дают жить! Одним фактом своего бытия дают! И не только жить, но и творить – исключительно в значении «натворить», «вытворять»! То есть, всё – по линии зла. Ибо сам акт существования тех, кто «стал всем», есть зло! Потому что живут они не только за счёт «дающих», но и за мой счёт! А ведь я не вызывался спонсором! Вот и выходит: «проделавшие обратный путь» – пособники зла и сами зло. А со злом надо бороться: это нам ещё народные сказки завещали. И не только русские – но и всех остальных народов мира. Вот я и борюсь – в меру сил и возможностей.

Я не сразу пришёл к выбору и «встал на путь». Долгое время я «отсутствовал в наличии»: делал вид, что «покурить вышел». В точном соответствии с законом естественного отбора: «не высовывайся из норы!»

«Не будь заметен – и тебя не заметят!» А там, глядишь, и отбудешь как-нибудь «свой номер». Тот самый – «шестнадцатый». Главное – всегда оказываться в нужном месте и в нужное время. То есть, нигде и никогда. «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу». Незнание – сила, мимикрия – дар! А, если ещё обладать мозгами, шансы на бытие увеличиваются многократно. И неважно, что это – бытие таракана запечного. «Jedem – das seine!»: «Каждому – своё!». «С сильным не борись, с богатым не судись!» – гласит народная мудрость. Гласит потому, что на себе испробовала.

Но я не собирался ни судиться, ни бороться. Я даже не собирался ни с кем связываться. И я не хотел становиться «на путь»: меня вытолкнули на него. Не жизнь: проявления её новоявленных хозяев! Они – проявления вместе с хозяевами – совершили две ошибки. Первая: они вытолкнули меня. Вытолкнули человека неравнодушного. Того, который по природе своей не может «почитать господ своих достойными всякой чести»! Вторая: они «ошиблись адресом», полагая, что наставили меня на путь истинный: на путь «раба, под игом находящегося». Они и представить не могли, что «мы пойдём другим путём»!

В итоге, вынужденный к рассуждению, я рассудил так: «Если большевики экспроприировали экспроприаторов, то почему не оттолкнуться от их примера, и не оптимизировать оптимизаторов?! Разве защита себя не есть первая обязанность человека? Разве противление злу не есть добро? Так зачем усложнять решение проблемы?! Ведь кратчайшее расстояние между двумя точками есть прямая! Отсюда: к добру тоже надо стремиться наикратчайшим путём: через устранение зла… посредством устранения его носителей! Даром, что ли, говорится, что всё гениальное – просто!»

 

Став «простым гением», я «оттолкнулся» – и вот теперь произвожу «зачистку рядов». После такого «запева» у кого из порядочных людей повернётся язык назвать меня серийным убийцей? Ни у кого не повернётся! А, если у кого-то и повернётся, тот этот «кто-то» – сам непорядочный! Потому что я – не серийный убийца. И не маньяк. Заодно – и не мститель, не «чистильщик», и не революционер. Это же – элементарно: зря я, что ли, надрывался с прологом?! Я – такой, потому что «достали». Лично меня! «Не вынесла душа поэта». Ну, где-то «моё», конечно, совпало с «нашим». Объективно: благо всех – выше блага отдельных… «хозяев жизни».

Увы: не всегда удаётся «придерживаться линии». По линии реагирования на внешние раздражители. На вызовы себе лично. Виной тому – обострённое чувство справедливости. Несправедливо ведь, когда живут и благоденствуют несправедливые! Всегда – за чужой счёт, даже если расчётные и прочие счета – их собственные. Поэтому я – «немножко Дубровский» и «немножко Робин Гуд». Только, в отличие от них, я – сам по себе. Без флагов и лозунгов. Без «вспомогательного» ресурса «в лице группы товарищей». Без нужды в паблисити. Такой, вот: один в поле воин. «Волк-одиночка» – но не «санитар природы». Я не «подписывался» и не нанимался. И я не запрограммирован на улучшение породы. Ну, вот, не ставлю я глобальных целей – ни перед собой, ни перед массой, ни перед объектами работы. Я не размахиваю флагом, не лезу на трибуну и не рвусь к микрофону. Я никого не призываю и не поднимаю в духе «Вставай, страна огромная!». И действую я не «от имени и по поручению» – пусть и во благо тех, без чьих полномочий я вполне обхожусь.

А всё – потому, что я – не… (перечень см. выше). Ну, вот, нет у меня такой нужды – и нет таких генов. И такой я – не от природы: от жизни такой. Прежде – в прежней жизни – я таким не был. Потому что прежде не было такой жизни. В прошлой жизни я «был никем», кто «станет всем». В этой – проделал «обратный путь». «Совершил маневр в другую сторону». Не своей волей, конечно. Только волеизъявление – палка о двух концах. Сам того не ведая и не желая того, его источник этой же волей переориентировал меня «на другую систему ценностей». Ту, в которой самой большой является жизнь человека. Конкретного человека. С одним только «но»: в плане её отъёма у него. Исключительно в целях сохранения жизней всех остальных.

Я уже слышу вопрос: «По какому праву?! Кто тебе его дал?!» Вопрос был бы законным, если бы не беззаконие, позвавшее меня на трудовую вахту. Беззаконие новых «хозяев», пусть даже и возведённое в степень закона. Именно оно породило моё беззаконие – по закону следствия и причины. Как аукнется – так и откликнется! Но моё беззаконие – это всего лишь естественная реакция на узаконенное беззаконие. Под такой набор я имел законное право заявить о своих правах на права! И я их заявил.

Как заявил? Да, очень просто: сам взял! По примеру киношного Абдуллы, которому Аллах сказал: «Если ты сильный и храбрый – пойди и возьми сам!». Ничего не скажу за силу и храбрость – но я «пошёл и взял»! Так, что, никто мне ничего не давал, потому что я и «не выходил с ходатайством»! «В борьбе обретёшь ты право своё!» – «постановили» эсеры. Я лишь усовершенствовал лозунг – и обрёл право ещё до борьбы. Впрок – чтобы потом не отвлекаться.

Что же – до вопроса насчёт права… Ну, того, которого «по какому». Так, ведь: «тварь ли я дрожащая – или право имею?!» Да и суд мой – честный, быстрый, доступный по форме. Без продажных судей, адвокатов, чиновников. Я работаю точно и точечно, быстро и безжалостно. Как хирург. Да я и есть хирург: удаляю злокачественные опухоли… из жизни и общества.

Почему так случилось? Нет, даже не так: почему я такой случился? Наверно, потому, что без дураков скучно было бы жить. Без дураков с принципами, разумеется. Мы, такие, мешаем устояться тому, чему не должно устояться. Это не приносит нам дивидендов – но это наша судьба. Как тот горб – у верблюда. Я ведь уже говорил: «я не могу иначе». Смог бы – было бы иначе: элементарно!

Да, и потом: «кто, если не я?!» Нет, я не лезу на пьедестал

с развёрнутой грудью. Это – к теме высокопарности. Увы, всё – гораздо проще: если не я – то никто. Никто не рвётся в радетели справедливости. По крайней мере, никто не радеет о ней на деле. То есть, делами. Конкретными делами. Благие намерения – не в счёт: что ими выстелено, известно давно.

Я не питаю благих намерений, и не подвожу под свои действия научной базы. Я просто действую. Я воздаю по заслугам, не дожидаясь Суда гипотетически Более Высокой Инстанции. Потому что – дождись её: всюду – проволочки и формализм!

Вместо этой бодяги, которая даже не гарантирована, я уже сегодня спокойно, по-деловому «зачищаю объект». «Зачищаю» не по договору, а по велению сердца: «я не могу иначе». У меня нет плановых заданий, но у меня есть план. Нет, не план по валу и не «мечта-идея», как сказал один товарищ. Я не строю коммунизм в отдельно взятом дворе. Таких планов у меня нет. Мой план прост: «выхожу один я на дорогу». Но выхожу не с бухты-барахты – по плану.

А по плану у меня – «ни дня без подвига». «Громыхаю»? Ладно, «снизим планку»: «ни дня без добрых дел». Конечно, и по поводу «ни дня» – тоже небольшой перехлёст. Эмоциональный. Доброе дело – не обязаловка. А то чего стоят мои слова об отсутствии плановых заданий?! Доброе дело – это, пардон за высокий штиль, полёт души! Это – порыв! Ну, помните: «души прекрасные порывы», которые надо «посвятить» этой… как её… Отчизне.

Вот и мой порыв – из той же «авоськи». Я, конечно, специально не «посвящаю», но думаю, что они – мои порывы – на пользу и во благо. Кому? Отчизне, разумеется! Ведь, если я не ищу личных выгод – значит, их получателем является другой! И, если я оптимизирую «негодяя общественного значения», то «получателем дивидендов» может быть только общество! Я, хоть и не «санитар природы по определению» – но тоже санирую! Тоже оздоровляю! Способствую, даже не ставя перед собой такой цели! Как не революционер и «немножко Дон-Кихот», я всего лишь – неравнодушный человек. Но всем бы – такое неравнодушие! Как бы мы зажили – путь и м`еньшие числом, но б`ольшие качеством!

Но, увы: мы, такие – живые ископаемые. А я – так вообще один. Один в этом муравейнике. Один в толпе «часов пик». Романтична лишь форма – не содержание. И в мире, полном людей, можно быть не просто штучным: одиноким. Но я – не «одинокий монах, бредущий в дождь под дырявым зонтом». Конфуцию я предпочитаю Ибн-Сину:

«Я один, но неверным меня не считайте,

Ибо истинной веры я первый пример».

Это – куда оптимистичней и ближе к образу. Я, такой – один, но разве я один, такой?! Иисус, Магомет, Будда, Люцифер – все мы родня… по линии одиночества! А ещё все мы – коллеги, хоть и разного призыва, но одного призвания! Наше амплуа: работа с коллективом. «Всё – во имя человека, всё – во благо человека!». Каждый из нас нашёл себя в работе с другими! Все мы боремся и воплощаем. Боремся за счастье человечества, воплощаем в жизнь идеалы. Каждый – по-своему. Я, например – по линии оптимизации негодяев и их питательной среды.

Вот, и получается: мал золотник, да дорог! Нескромно, но это я – о себе. О том, кто мал числом, но велик трудами. Хотя трудов – делать, не переделать! Ибо мои труды – производные от трудов демократии. Она сделала своё чёрное дело: отняла у массы последние мозги, и без того не избыточные массой. За отсутствием мозгов «пипл» зажил брюхом. Мне он не помощник. Больше того: иногда он сам – объект работы. Потому что с отсутствующими мозгами – «на другой стороне». И не важно, что он этого не понимает. Для меня не важно. Я – не просветитель: я – «терминатор». «Финишёр» человеческих экземпляров. И если «пипл» стоит на пути моих представлений о добре и зле, я устраняю препятствие. Для меня он и его антипод: «сильные мира сего» – две стороны одной медали, имя которой «Зло».

Ещё чуть-чуть «надорву тельняшку»: неравнодушие во мне оттого, что я – не демократ. «Демократия» хороша только в книжке – и только как понятие. В жизни она оторвана от корней, и существует отдельно, сама по себе. Как абстракция, ставшая на практике своей противоположностью. Как антипод заявленному реноме. Вот, говорят: «демократическое государство». Как это может быть, если демократия – власть народа, а государство – аппарат для подавления большинства в интересах меньшинства?! Получается: власть народа – как власть над народом! Оригинально – но только формата «чёрное белое»!

А ведь народ – это не те, кто сверху! Не те, кто «над»! Народ – это я! И он! И они! Значит, и власть – мы: я, он, они! Точнее – ветви власти! Мы – ветви власти, а не продажные депутаты, чинуши и бандиты в милицейской форме! А, если и они – «ветви», то другой власти. Не народной: «демократической». Сухие ветви. А сухие ветви безжалостно обрезают – это вам скажет любой садовник!

Полагаю, что для первого раза я достаточно осветил себя, хотя и не люблю «светиться». Ведь для «работника ножа и топора» день – ночь. Но «для закрепления пройденного» – ещё раз: я – не «санитар» и не мститель. Я просто не могу сдержаться. Не могу пройти мимо. Вот и сейчас я вышел «не смочь» и «не пройти мимо»…

Глава вторая

…Я вижу его из окна своей квартиры. Его – это наглого хозяина наглого «лексуса». Авто делит надвое пешеходную дорожку. Их с хозяином не смущают мамаши с колясками, старушки с клюками и дети с собачками. Нет, его, может, и смутило бы – да хозяин не позволяет. Вот его ничего не смущает: он – хозяин жизни. Как минимум, заявляет себя таким. Я вижу его не первый день – и не первый день он разгоняет своим «автомонстром» пешеходов – «нарушителей ПДД на пешеходных дорожках». Несколько человек, пытавшихся заступиться за статус пешеходной дорожки, получили немедленный отлуп: были отлуплены.

Таким образом, вопрос перевоспитания уже не стоит – ни передо мной, ни перед «объектом работы». Это уже не поддаётся лечению терапевтическими средствами: здесь нужна «хирургия». Радикальная «хирургия». Своими бесчестными делами «этот» честно заслужил чин «клиента». А, «значит, нам – туда дорога!», как сказал один товарищ.

Я спокойно одеваюсь и выхожу из дома. До встречи мне осталась пара минут, не больше. Ему – тоже. Но, в отличие от меня – не только до встречи: всего. До «двенадцатого удара».

– Здравствуйте.

Я предельно вежлив. Меня не смущает даже то, что я удостаиваюсь лишь четверти полноценного взгляда. Текста, разумеется, и ждать не следует: не дождусь. Я, если и дождусь – то не того, на который рассчитывает среднестатистический гражданин в ответ на своё приветствие.

– Скажите, пожалуйста, Вы разве не видели знак «Проезд запрещён»?

Парадокс – но перед «въездом» на пешеходную дорожку действительно повесили «кирпич»! Как будто и без того неясно, что пешеходная дорожка – это не продолжение шоссе! Что по ней ходят пешеходы, а не автомобили! Как минимум, должны ходить!

«Хозяин жизни» слегка меняется в лице. Но исключительно для того, чтобы следующим в очереди на перемену был я.

– Что ты сказал?!

От «вельможного «ты» меня не спасают даже очки в золотой оправе с фиолетовыми стёклами. Хозяин – и джипа, и жизни – приоткрывает дверцу. Он явно намерен преподать мне «урок жизни». Не исключено, что – последний в ней. В жизни, то есть. Комплекция позволяет ему не только надеяться, но и рассчитывать на это: мужик на голову выше меня и на полкуба толще.

Но он ошибается – как в намерениях, так и в расчётах. Исключительно в своих. Потому что «дача урока» – это моя роль. Пусть даже после этого урока жизнь ему уже не потребуется. Он, конечно, не против ещё пожить – но я уже оппонирую его желанию. Не «от имени и по поручению»: «ради жизни на Земле!». Меня не смущает установка на отъём жизни ради жизни. Потому что лучше он уже не станет. Потому что лучше станет уже всем нам – без него. И хотя я действую от себя и за себя, я уверен, что моё субъективное желание совпадает с объективными потребностями общества. А, значит, я не преступаю: радею!

– Ну, ты…

Я тут же узнаю «всё о себе». Узнаю посредством «дайджеста» с использованием местных идиоматических выражений. На второе явно «подаются» кулаки, «оборудованные» монтировкой. «Товарищ» всё уже понял – и решил «срочно исправиться». Посредством «исправления меня».

Я разжимаю ладонь. Быстро разжимаю: становиться в позу героя нет времени. Глаз «хозяина» съезжает на то, что у меня – в руке. В следующее мгновение его мордастая физиономия расплывается в улыбке. Ему смешно: у меня в руке – маленький складной нож. Это против его-то монтировки и морды, которой убоится и монтировка?!

 

Он быстро замахивается на меня – и не для того, чтобы попугать. Не для того, чтобы отогнать меня, как назойливую муху: парень явно предпочитает словам дело. Такое дело, которое он привык доводить до конца. До конца таких, как я. Поэтому «мухе» суждено быть не отогнанной, а прихлопнутой.

Но он опять допускает ошибку. Уже вторую за столь короткое время. Я не так беззащитен, как ему хотелось бы. И ещё я не собираюсь исполнять отведённую мне роль: либо удариться в бега, либо удариться о бордюр после нанесённого мне удара. И в дискуссию я вступать не собираюсь: вечная ошибка нашего брата-интеллигента.

Вместо этого я нажимаю одну маленькую кнопочку – и из маленькой ручки маленького, якобы складного ножичка, как молния, вылетает маленькое, всего несколько сантиметров, лезвие. Именно так: вылетает, как пуля из ствола пистолета. И поскольку я целюсь в глаз «хозяину», то «значит, нам – туда дорога»!

Обмен ролями произведён: мой несостоявшийся «убивец» состоялся как жертва. «Получив в глаз», он возвращается на место водителя. Но уже – спиной и поперёк. И в оптимизированном виде: одного глаза у него точно нет. Маленькое лезвие бьёт со страшной силой. Их обоих – и лезвия, и его силы – хватает на то, чтобы отработать не только глаз, но и мозг. «Вид сзади» мне недоступен – но я не сомневаюсь в том, что несколько миллиметров лезвия «оживляют пейзаж». И я не догадываюсь, а знаю: испытывал на металлических и деревянных предметах. Так сказать, «проводил испытания на стенде».

Но второй глаз успевает даже удивиться. Это замечание – не к вопросу патологии: всего лишь «протокол осмотра места происшествия». На какой-то момент я даже задумываюсь над тем, а не поспешил ли я

с выводами. Ну, в плане «окончательного решения вопроса». Ведь человек, способный удивляться – ещё не конченый человек! Но уже в следующий момент мы с сомнениями оставляем друг друга. Во-первых, удивление визави – специфическое: лишь тому, что он оказался на моём месте. Ведь это я должен был сейчас оживлять – или омертвлять – пейзаж своим «присутствием-отсутствием». Во-вторых, ещё не конченый человек был уже… конченым человеком. Точнее: приконченным. Лично мной. Да и как человек он кончился задолго до своего конца. А, может – и вовсе не начинался. А раз так – то так тому и быть! В смысле: не быть. Ему. А, если и быть – то лишь бывшим!

Я оглядываюсь. Не по-шпионски – не до кино. Я заметно нервничаю. Не оттого, что совершил акт оптимизации: ситуация и не притязает на статус «и мальчики кровавые в глазах». Нервничаю я по другой причине: наша улочка – совсем не тихая. Потому что не улочка, а центральная улица. Но мне везёт: как по заказу, улица отрабатывает улочкой. По линии живых душ: ни одной в поле зрения. Надеюсь, что и я – «вне поля». Это ненадолго – но мне хватит, чтобы «выйти из боя без потерь». Везёт. Хотя, почему это «везёт»? Почему обязательно должно быть наоборот? Ведь «наоборот» – и так мой ежедневный «модус вивенди».

На всякий случай я кошу глазами. Вкруговую и во все стороны. Никого. Наверно, бывает и так – потому, что есть. Но, «однако» – пора: шанс «засветиться» готов предоставить себя в любой момент. И – не в моё распоряжение. Поэтому я недолго думаю. Уже в момент отхода меня навещает мысль: а не дать ли знать? Не нарисовать ли кровью «жертвы нападения неизвестных» знак «кирпич» на лобовом стекле? Ну, чтобы поняли – и задумались?

Но в следующий момент на эту мысль «наезжает» другая: а что, если они поймут больше того, чем мне хотелось бы? То есть, возьмут – и догадаются о том, что это – дело рук местного товарища? Простая логика: какое дело «транзитному пассажиру» до «чужого негодяя» и его «негодяйства»? На «транзитника» есть свои негодяи! Значит, «не вынесла душа поэта… по месту жительства его»?! Вот, и получится: вместо того, чтобы обуять страхом потенциальных нарушителей, я обуяю им себя, дав след «товарищам из областного управления»! Конечно, очень хочется вразумить их – но лучше, всё же, вразумить себя.

И я так и делаю: немедленно, хоть и медленно, обращаюсь в прохожего. Одно дело сделано – и теперь мне предстоит заняться другим: осмыслить содеянное. Нет, лучше, так: «сделанное»! И есть, что осмыслить: первое дело. Не хочу вспоминать солдата, который оплакивает свою первую жертву – но даже солдат не может остаться равнодушным! Даже солдат, которому «по штату положено»! Что уже говорить за нас, гражданских?

Я иду домой и предаюсь размышлениям. Нет, я не «возлагаю венки на могилку». «Безвременно павший» пал даже не вовремя, а с явным опозданием. По заслугам ему давно бы уже прорастать червями: какая-никакая польза. Поэтому мысли мои – «на другую сторону»: «что делать?» Не в смысле «бежать – или остаться?». Напротив: вопрос – глобальный. Как у Чернышевского в романе. Я сделал первый шаг – нужно ли делать следующий? Ведь первый шаг был из категории «души прекрасные порывы». Переходить ли мне в другую категорию – вот вопрос! Ставить ли работу с клиентом на поток – или ограничиться тем, что называется «по ситуации»? А, может, ограничиться уже сделанным добром?

Для начала следует разобраться с ощущениями. Что они такое: удовлетворение? Страх? Упадок? Душевный подъём? Пожалуй – всего понемногу. Но «коренной» – подъём: остальные – «пристяжные». Мне хорошо. И не оттого, что пока не поймали: оттого, что одним негодяем стало меньше. Оттого, что я сделал доброе дело. Я не знаю реквизитов нарушителя ПДД, но знаю, что он заслужил свою участь. Участь моего клиента.

Проходит минут десять – и вот, первый прохожий. Теперь можно: я уже «отошёл на заранее подготовленные рубежи». «Первый» ведёт себя «в соответствии с инструкцией»: «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу». Он боязливо косит глазами на «натюрморт», оглядывается по сторонам – и «даёт ходу»! Правильно делает. Всё правильно: и косит, и оглядывается, и даёт. Потому что, не дай, Бог, заметят… что он заметил. Ведь потом «вовлекут и охватят». «Вовлекут» посредством волочения, а «охватят» со всех сторон. И не только руками. «На безрыбье» у нас очень даже просто из понятых угодить в свидетели, чтобы транзитом оттуда – в подозреваемые и обвиняемые.

Но дураков не сеют и не жнут. На десять умных всегда найдётся один д… «другой». Находится и сейчас. Этот «одиннадцатый» – ну, десять умных плюс он – лезет в машину, на американский манер тычет пальцами в сонную артерию клиента, и поднимает тревогу. Проще говоря: хай. Сбегается несколько человек (значительно больше разбегается – и во все стороны). Группа из трёх дураков – все умные уже рассредоточились – домогается полиции, и ей это удаётся. Насколько я разбираюсь в мимике, полиция фиксирует лишь то, что ей нечего зафиксировать. Кроме «тела в ассортименте». Дураков «вовлекают и охватывают», но по глупости они этого ещё не понимают. Понимание к ним придёт чуть позже – вместе с «группой товарищей» с подручными средствами. Уже там – «в отделе».

А сейчас их переполняет чувство гордости от сознания исполненного долга. Вскоре их переполнят другие чувства – и, как минимум, двое из этих общественников уже никогда не поддадутся «зову сердца». Избыток чувств восполнит недостаток мозгов – и все вместе они произведут на свет мысль: «Не лезь, куда не просят! А и просят – не лезь!»

В этот день я больше не вижу постоянных «гаражевладельцев» на нашей пешеходной дорожке. Возможно, их отвращает свежее пятно на асфальте. Даже не одно пятно, а несколько: клиент протёк всеми отверстиями, как естественными, так и дополнительно устроенными мной.