Buch lesen: «Питерский ветер. Стихи»

Schriftart:

В них ручеек и лучик солнца
Ненадмогильных эпитафий
В них я, который остается
Не только в глянце фотографий

ISBN 978-5-4483-6147-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Облако
(маленькая поэма)

Вступление

Я подвожу черту. Еще одна прошла
Туманной тенью, серым капюшоном.
Разбередив любви сгоревший шлак,
Гляжу ей вслед устало, изумленно.

Как много сказано! Но вереница слов,
Сплетаясь в оскудевшие понятья,
Не сможет сбросить скрывший лик покров,
А станет, как ее второе платье.

Прощай, любимая… я в зеркало гляжу.
Сличаясь с фотографией былою,
Черты похожие, как будто, нахожу,
Но испарились свежесть с чистотою.

Чего-то нет в глазах и складка губ не та,
Не та усмешка… вот и все, пожалуй!
Увы, взрослею, исподволь года
Уж притупили молодости жало.

Осталось мало, разве только, сны,
Они, как прежде, сладостны и зыбки,
Уносят в мир забвенья и весны,
В мир вечной юности, фантастики, улыбки.

Когда полет, когда цветут цветы,
Когда тоска и грезы – воедино
Встречаешь в небе облачко мечты,
С любовью женщины и с обликом Богини

Когда же подступала темнота,
То мне судьба насмешливо твердила,
Что иногда я должен к ней взлетать
Хотя б во сне… и, видно убедила.

Сон

Я засыпаю. Снова этот сон.
Как в дни прошедшие, дни облака и сини.
Передо мной махина, серый тон,
Чужая тайна, вертикаль, пустыня.

Я знаю, этот дом – больной рассказ,
Забвенье мира, забытье кургана,
Какая-то безбрежная тоска
В фасаде студенистого тумана.

О, не обманешь, чувствуя весну
И облачко, что прячет где-то тело
Моей Богини, плечи развернув,
Взлетаю в воздух, медленно, несмело.

И поднимаюсь вверх, вдоль мрачных стен,
Рассматривая серый студень дома,
Любую трещинку по ходу разглядев,
Отметив сырость каждого излома.

Когда ж он кончится?! Вот окна начались,
Я в них гляжу и еле разбираю
Движенье занавесок… или риз —
Наверно сны чужие пролетаю.

Чужие сны, их трудно разобрать,
Они мне чужды, странно их обличье —
Здесь нету чувств, нет зла и нет добра —
Одни лишь формы, спорны, фантастичны…

Как будто лет мильоны пронеслись,
Как будто снов промчалась вереница,
Но вот уж вижу каменный карниз,
Над крышей зависаю, словно птица.

И утопаю в солнечных лучах!
Немного ошалев от моря света,
Вдруг ощутил могучих сил рычаг
И понял, что оставлена планета.

И осмотрев с волненьем горизонт —
Увидел, надо мною разметало
Из тонких паутин сплетенный зонт,
Перечертивший небо, как попало.

Мне не пробиться через их заслон,
Они тонки – но прочны и упруги,
Я понимаю: даже сладкий сон
Не приближает к сказочной подруге.

И я лечу под зонтом паутин,
Чуть-чуть грущу, но, солнцем опьяненный,
Все забываю: милая, прости
Забвение любви неразделенной.

Пещера-дом

Я просыпаюсь. Разомкнув глаза,
Чиркнув по потолкам – во сне ль, спросонья,
Вдруг вижу, словно бездну лет назад
Обитель в духе эры Кроманьена.

Свод закоптило пламя очага,
Наскальные рисунки среди мрака,
Устав во сне преследовать врага
Проснулась прирученная собака.

Тихонечко плечо освободив,
Чтоб милая не чувствовала это,
Нагое тело шкурами прикрыв,
Шагаю к выходу, где брезжит луч рассвета.

Чуть волосы колышет ветерком,
Лица касается рассветная прохлада,
Аврора обласкала горный склон,
Оставив краску утренней помады.

Мир утра, свежесть, неба чистота,
И где-то высоко – штришок несмелый
Ночных видений. Облачко, мечта,
В лучах восхода сказочно алело…

Я загрустил, я вспомнил прошлый сон,
Что обманул ночные ожиданья.
Ввысь уходил бездонный небосклон —
Бессмысленна надежда на свиданье.

Себе сказал я: – издали гляди,
С близи женой увидишь, не невестой,
Придет желанье легкого пути,
Земная отвоюет в сердце место.

Ты в ней разочаруешься, глупец,
Лишь приведешь ее в свои трущобы
Забрось подальше таинства венец —
Да не коснется грусть твоей особы!

Ах, если б быть моложе и глупей,
Тогда словам рассудка не внимая,
Я б праздно не раздумывал о ней,
А просто утонул в ее тумане.

Пусть лучше закружится голова,
Пускай туман ласкает нежно руки,
Пускай текут пьянящие слова:
– Забудь печаль, не думай о разлуке…

Забылся я, а облачка наряд
Менял цвета: уж солнце поднималось,
Померкла эфемерная заря
И в ветерке истома зарождалась

А облачко ушло за горизонт
И я не видел, как оно пропало,
Излив себя печальною слезой
На серые безжизненные скалы.

И не пророс среди камней цветок,
Политый освежающею влагой,
И не родился ручейка поток,
Наполненный весельем и отвагой.
……………………………………
– Эй ты, мечтатель, завтракать иди —
Вдруг слышу голос милой из пещеры,
И я бреду ко входу, по пути
Ворча насчет ее дурной манеры.

А впрочем, нет пещеры никакой,
Есть кухня, стол и газовая плитка,
И женщина, которая женой
Себя уже считает по ошибке.

Их было много, так же как и ты,
Они меня по-своему любили,
Но каждая душителем мечты
Однажды становилась, как учили.
……………………………………..
А где-то проплывают облака,
Но нету, нету здесь моей Богини…
Среди камней не высмотришь цветка,
В полночной мгле глаза не видят сини.

1976 г.

Баллада о шуме

Двери хлопают! Двери хлопают!
По паркету ноги топают.
Барабанной перепонке не дождаться тишины —
Децибелы на пределе, жалить уши рождены.

Децибелы обалдели, разлетались над землей,
Залетают в наши двери,
В наши уши и постели,
Словно провод оголенный, нервы стиснули рукой!
Не пора ли на покой?
Хорошо бы над рекой
Погрустить под шепот листьев
Слушать птичьи гам и свисты…

Нервы как напряжены,
Словно выстрелить должны —
Не дождаться тишины.

А соседи обивают пенопластом потолок,
Двери – с кожаной подушкой,
В уши вставили беруши,
Сердце – в каменный мешок.
Ловко сделали, канальи, обманули целый свет —
Шума – вроде бы как нет.

Говорят, что децибелы
Иссушают наше тело,
Укорачивают жизнь…
Словно инсульт и инфаркт,
Превышенье ПДК…

Вашу печень клещи сжали?
Это в стенку застучали!
(Хорошо, что я не псих,
Вот тогда б они узнали,
Каково мне слушать их!)

Ну-ка песню заведу – фортепьянную беду,
Но в ответ в другой квартире
Тоже музыку включили,
Подлецы…

Дом становится вверх дном,
Словно маленький Содом,
Ох уж этот моветон!
Поделом…

1976 г.

О знании и заблуждении

Я не знал, что такое музыка леса,
И не знал, что такое неба лазурь…
Был когда-то я счастлив.
А счастлив сейчас ли?
Мне хотелось попробовать с чашки глазурь,
Был в те дни я не прочь прикурить от заката
И не знал, что роса есть продукт конденсата.

Как манили поляны росяной крупы!
Думал: – бедные люди – настолько глупы!
Для чего им алмазов искристые грани?
Разве хуже росинки с лучами играют?
Только к полдню их кто-то всегда собирает
Почему-то с травинок они исчезают.

Просто стать богачом – лишь проснуться пораньше
И собрать этот жемчуг с зеленых травинок —
Хоть шкатулку игристых алмазных росинок,
И украсить одежду в волшебные брызги,
Нанизать их на нитку в подарок любимой,
Иль с балкона кидать, чтобы люди ловили.

А еще я хотел ранним солнечным утром
Снять со стенки побольше солнечных зайцев,
Чтоб они засверкали меж стиснутых пальцев,
А зимою их выпустить в сумрак квартиры,
Чтобы летним веселием дом осветили,
Чтобы лампы со злости стекло закоптили.

Но сейчас-то я знаю – меня не обманешь,
Что росинки есть водных паров осажденье,
Их игра – есть лишь солнца лучей преломленье,
Знаю – неба лазурь – от земной атмосферы,
А вообще-то наш космос – чернее, чем сажа —
Это все нам в учебнике физики скажут.

Был когда-то я счастлив, а счастлив сейчас ли,
Оттого, что я знаю про эти законы?
Видно счастье – не в знанье, оно – в заблужденье,
И в умение видеть сказки рожденье
В каждом солнечном зайчике, в каждой травинке,
Видеть феи улыбку в дрожащей снежинке.

1976 г.

Полдень за городом

Был сумрачный полдень, и мы не ловили
Меж клочьями туч проступающей сини,
Хоть очень хотелось.
Мы что-то друг в друге с мученьем искали
И просто молчали…
Потом говорили —
А надо ли было?
Во мне просыпалось неясное что-то,
Оно вырастало
В сознание нежности к этому телу,
В сознание тяги…
Над нами березы печально склонялись…
И не было в мире ни войн, ни насилья,
И матери плачь над умершим ребенком
Услышать мы были бессильны,
Ведь было другое – оно заслоняло жестокости мира.
Стон ожиданья…
Но лучше ли знанье
Послушного тела
Неясности наших с тобой отношений?

1977 г.

Слияние с природой

Заря занималась…
И утро рождалось в тумане смятенья,
В тумане сближенья, зачатья, рожденья —
А я не приму никакого решенья!
Я стану природой…

Прости мне, природа, за это вторженье,
Мы вместе разучим твое назначенье —
Оно – в превращенье
И в вечном движенье,
В мерцании звезд,
И земном тяготенье.
И я не приму никакого решенья,
Я просто сольюсь с непрерывным круженьем.
Сольюсь с мотыльком…
Я его не спрошу, для чего он рожден,
Хоть мал и незначен – он просто прекрасен,
Прекрасен в раскраске, в дрожащем круженье,
И в этом, лишь в этом его назначенье!
Оно – в красоте, хоть живет он неделю…
Но странное дело:
Личинка-урод проживает годами,
Чтоб выкинуть радугу крылышек в небо
На срок столь короткий!

Я буду природой,
Я буду травинкой – одной, а не лугом!
Они друг без друга
Настолько ничтожны,
Но вместе рождают зеленое море,
И в каждом живет назначенье природы.
Сольюсь с биоритмом!
Сегодня мне можно,
Ведь я – единица, как эта травинка
Чего-то большого.

1977

Первой жене

Любимая!
Я рисую ресницы,
Я рисую слезы.
Они упали на холст
И оставили след росы,
Пролитой не обо мне…
Они не высохнут.
Любимая!
Где ты была раньше,
Зачем позволила мне целовать чужие губы,
Говорить ненужные слова.
Любимая…
Почему разрешила
Разливать мою любовь по чашечкам,
Как кофе,
И подслащивать его сахарком,
Чтобы не чувствовать горечи…
Любимая…
Ко мне из прошлого летят черные совы
И царапают сердце крыльями…
Любимая…
Расставь силки!
Не сможешь?
Перепиши мелко исписанный лист моего прошлого
Голубой акварелью!
Не сможешь?
Черное все равно проступит
Сквозь лазурь…
Любимая…
Заполни чистый лист моего будущего солнечными лучами!
Сможешь?
Любимая!
Я полон сил!
Я полон плодородной земли,
Мое я наполнилось смыслом
Радугой стало коромысло…
Любимая…
Я не рожден для славы,
Я хочу счастья!
Любимая…
Почему слово «любовь» пишется с мягким знаком?
Разве оно сентиментально?
Почему нет ни одной удвоенной буквы?
Разве они одиноки?
Любимая!
Придумай новое слово,
Измени правила орфографии,
Ладно?
Любимая…
Почему поэты так любят это слово:
ЛЮБИМАЯ!

1977г.

Огненное скерцо

В мои глаза ударил солнца луч,
И я взглянул на циферблат часов.
Какое утро! Сколько раз я мимо шел,
В свои раздумья углубясь,
Не замечая солнечную вязь.
Хоть сам и был сияньем освещен,
Не замечал его прикосновенья.

Я был готов дать клятву, что теперь
Как можно чаще стану просыпаться,
Чтоб приоткрыть на время в сказку дверь,
Хоть знал, что груз заботы серых дней
Мне не позволит от подушки оторваться.

Что я увидел? Где-то вдалеке,
Как раз напротив моего окна
Стоял домина, серый неприглядный,
Дитя стандарта, короб заурядный,
Беда эпохи типовых проектов,
Предельно чуждых творчеству поэтов.

И вдруг, О, чудо! Из его окна
Ударил солнечный поток огромной силы,
Как будто солнце попросту взбесило,
Что разменялось, разбросав лучи,
Так равномерно, так однообразно,
Что люди перестали их ценить.

Как будто вся энергия титана
Вместилась в этом солнечном таране,
В стремительном движении меча…
Но это был лишь рикошет луча
И отраженье солнечного диска.

А люди спали около окна,
И знал я, не видали никогда,
Как из квартиры их светил прожектор яркий,
И светлым восхитительным подарком
На миг окрасил комнату мою.

Но время шло, и гаснуть стал пожар.
Как угли брошенного полночью костра
Уж озарились утренней игрою другие окна…
Сказка стала меркнуть,
Разлив себя по многим очагам…
Я недвижим был, все еще дыша
Прошедшею минутой, словно ждал
Продленья чуда огненного скерцо.

1977 г.

Юг или север

Скажи, что ты любишь?
Ландыш или магнолию,
Величаво-огромную,
Чей запах сгущает воздух.
(Правда, можно погибнуть,
С букетом ночуя в комнате)
А ландыш – что он —
Цветок лечебный,
Знавший бисер росинок,
Майская к травам начинка.
Скажи, что ты любишь?
Северный край озерный
В обрамленье болот
И камней ледниковых
Или Черное море,
Льда не знавшее,
Баловень солнца и зноя.
Разве можно сравнить кипарис
С горбатой карельской березой?
Скажи, что ты любишь…

1977г.

Визит поэта к своему второму я

Вечер, моросит промозглый дождик…
Осень, осень,
Уж асфальт забыл тепло и ласку солнца,
Травы мокнут, травы утопают
В запоздалой бесполезной влаге…

Дом уснул.
Я вглядываюсь в окна,
Узнаю квадрат моей квартиры.
Не горит.
Печальная картина,
Фон его темней, чем серость дома.
Что случилось?
Света нету, что ли?
Или пусто в доме, никого?
Или там мое второе я
Спит осенним и тяжелым сном?
О, тогда дела мои плохи…

Я звоню… молчанье… вновь звоню,
Вновь трезвоню в колокол души.
Тишина, наверно все же спит…
Нет, чуть слышны сонные шаги…
Открывает:
– А, пришел, двойник!
Что ж, зайди,
Но только не поможет!
Мне ночной некстати разговор,
Даже твой суровый приговор
Сладкий сон мой вряд ли потревожит.
Лучше сам засни спокойным крепким сном,
Стал тяжел я нынче на подъем.

Я молчу.
И что могу сказать
Сонному, медлительному я…
Грустно, что люблю его, люблю,
Хоть гораздо чаще ненавижу
От бессилья и от слабости своей.
Он – мой враг – милее всех друзей!
Ждать? Но сколько, ведь проходят годы,
Я ж стою, у моря жду погоды…

Погоди ж, я сон твой растревожу,
Ты еще попляшешь у меня…
Но пока что спит второе я.

1977 г.